Кабинет

Журналы

Журнал №7 2023

Содержание

ВЯЧЕСЛАВ КУПРИЯНОВ — Райские птицы поэзии, стихи
РОМАН СЕНЧИН — Проводы, рассказ
ДМИТРИЙ ВОДЕННИКОВ — Непосильного неба ручная кладь, стихи
НАДЯ АЛЕКСЕЕВА —Полунощница, роман. Вступительное слово Ольги Славниковой
ЕЛИЗАВЕТА ЕВСТИГНЕЕВА — Не стреляйте в белые стихи, стихи
ГЛЕБ ГАРАНИН — Шутки и шибболеты, рассказ
ДЕНИС ТКАЧУК — Молчи со мной, стихи
АНТОНИНА МАЛЫШЕВА — Дом кукушки, рассказ
АНДРЕЙ БАРАНОВ — Вот теперь ничего, стихи
ГЕОРГИЙ ПАНКРАТОВ — Улитка, рассказ
ФЕЛИКС ЧЕЧИК — Трамвай у западной стены, стихи
ДМИТРИЙ ДАНИЛОВ — Пустые поезда 2022 года.Серия поездок.
ЕВГЕНИЙ СОЛОНОВИЧ — Успокоительное средство, стихи

ФИЛОСОФИЯ. ИСТОРИЯ. ПОЛИТИКА


ОПЫТЫ

ПАВЕЛ ГЛУШАКОВ — Лютня Баха. Из записной книжки

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ


Владимир Губайловский. Смысл соли (Александр Иличевский. Из судового журнала)
Лев Симкин. Из жизни праведника (Инна Герасимова. Марш жизни)


БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ЛИСТКИ

Периодика (составитель Андрей Василевский)

Анонс


ИЗ ЛЕТОПИСИ «НОВОГО МИРА»

Июль

30 лет назад — в № 7 за 1993 год напечатана повесть Виктора Пелевина «Желтая стрела».

75 лет назад — в №№ 7, 8, 9 за 1948 год напечатан роман Василия Ажаева «Далеко от Москвы».

90 лет назад — в № 7-8 за 1933 год напечатан фрагмент книги Андрея Белого «Начало века».



СТИХИ

Вячеслав Куприянов «Райские птицы поэзии»

Рай – это, конечно, гармония, точнее, её бесконечный, драматический поиск. Стихи в подборке ищут эту гармонию почти «на ощупь», вовлекая в свой поиск читателя: верлибры сменяются силлаботоникой, «поток сознания» – как некое хаотическое начало – стремится к устойчивой, звучащей основе. Трагедия, очевидно, в том, что это музыкальное изначально было разлито в природе и абсолютизировано в Боге, меж тем как «уютный человек» издавна и постепенно превращается в некоего хищника, – ибо изнутри человека «так удобно нападать на человека». Финальный аккорд «песен райских птиц» – страшный суд, «конец хорошей истории» человечества, – который оно же, увы, неуклонно и приближает.

Звезда звучит кантиленой,
И атом в природе игрун.
Гармония правит вселенной
Согласно теории струн.
А здесь, где шумят океаны,
Где солнца на небе печать,
Как струны, натянуты страны,
Мешая друг другу звучать.


Дмитрий Воденников «Непосильного неба ручная кладь»

Примечательно и отрадно, что после более чем двадцатилетнего перерыва новые стихи этого автора снова появились на страницах «Нового мира». Их, вероятно, можно назвать небольшой поэмой о рождении Человека внутри человека, Поэта – внутри поэта, и, в конце концов – о мучительном рождении Слова из стихотворения. Впрочем, человек – животное первобытное, нечто перепончатое, непонятное, разговаривающее с отражениями и воспоминаниями, «человек не прямоходящий, не человек умелый»...

И все же парадоксальное «в конце будет Слово» сообщает нам о надежде: человек становится «словесноротым», «питающимся звуком»: «…вы, как рыбак, в море ночное, // уходите за стихами и возвращаетесь с полным неводом серебряных, бьющихся и шипящих слов».

Если это правда, то роды кошки похожи на текст:
стихотворенья-котята тоже рождаются непонятно откуда – в пузыре, головой вперёд.
Надо разорвать этот пузырь зубами, вылизать свой стишок, чтоб он начал дышать,
перекусить пуповину, съесть послед или так называемое «детское место».
Потом новорождённый котёнок-стишок должен найти твой живот
(он думает, что там стихотворное молоко),
присосаться к родинке и начать пить твою кровь.
Оказывается (как мило), «это стимулирует следующее рождение».

Ы-ы-ы – говорит человек, когда ему больно.
Э-э-э – говорит человек, когда чего-то не понимает.
Ю-у-у – говорит человек, когда умирает.
Я-а-а – говорит человек, пока растворяется в облаках.

В конце будет Слово.


Елизавета Евстигнеева «Не стреляйте в белые стихи»

Первая публикация молодой поэтессы, студентки Литературного института в «Новом мире». Небольшие верлибры, порой в несколько строк или даже в одну строчку, – напоминающие мимолётные эскизы или кинокадры, – объединены размышлениями о времени. Драгоценные обрывки воспоминаний, портреты, запечатлённые мгновения: скоротечные, тревожные, яркие.

проснись рано
детство раздели с другом
молодость отдай врагу
старость съешь сам
прибери за собой
и снова встань на рассвете


Денис Ткачук «Молчи со мной»
Из цикла «Местное время»

«Ветер веткой стучит в стекло, // превращает город в поэзию». В поэзии Дениса Ткачука и правда растворён город – громкий, звучащий, звонкий. Его монотонный, агрессивный звук может притушить только мучительное желание тишины: «Что бы вам такое рассказать, чтобы ничего не рассказывать». Эта тишина нужна лирическому герою как воздух или спасательный круг, чтобы однажды, погрузившись в воспоминания и наблюдения, – вдруг «обнаружить // свою музыку // в голове».

За городом проснись и промолчи:
послушай через стёкла поздним утром,
как солнце лепит гроздья алычи
и яблоки целует перламутром,

попробуй строить тихие мосты
от берега жилого до иного,
учиться быть землёю, словно ты
был сделан из неназванного слова,

а вечером под звёздный недолет
прошепчешь в небо главное желанье
и осознаешь, как безбожно врет
твой голос в пересушенной гортани.


Андрей Баранов «Вот теперь ничего»

Новые стихи Андрея Баранова (ранее он печатался под псевдонимом Глеб Бардодым), как и в случае с Дмитрием Воденниковым, появляются на страницах «Нового мира» после долгого перерыва. Удивительно осязаемые, болевые, атмосферные стихи. Перед нами тот самый случай, когда бытовые мелочи не просто дополняют и аранжируют текст, но сами по себе становятся поэзией и перетекают из настоящего, ощутимого времени – с его до слез знакомыми реалиями взросления – в вечность.

Каждое утро падалицы ведро.
А начиналось так: ничего, одно,
молодо-зелено, яблочко-торопыжка!.
Сукровка ягод в тарелке, веранда, книжка.

Падают глухо и коротко: только вздох…
Сердце у них забирает в полёте Бог.
И частота паденья уже такая,
что засыпаешь «…семьдесят пять…» считая.

Розовым, алым, янтарным весь сад залит! –
это верхушка, яблочный Спас, зенит.
Дальше – лишь убыль: двадцать, двенадцать, восемь…
Всех заберёт ранняя-поздняя осень.

Серое небо. Голый слепой рассвет.
В пятнах коричневых сморщенный старый дед.
Северный ветер в артрозных скрипит деревьях…
Не приведи одному зимовать в деревне!
Яблочный бог услышит, тронет чело,
тёплым таким подышит…
Вот теперь ничего.


Феликс Чечик «Трамвай у западной стены»

В подборке собраны стихи о России: узнаваемые образы, ранящие слова и пронзительная (пронзающая) правда. «Нищая Россия», где «страшных лет» – на каждый век и на каждого поэта – ох, как немало. Читая, слышишь в себе отголоски то Блока и Мандельштама, то Есенина, а то и – русской народной песни: удалой и разухабистой, тонко-заунывной, саднящей. Россия умеет надрывать сердце, особенно самой себе и тем, кто с ней давно сросся.

В Париже ковидом болея,
В Берлине листьями шурша:
«Россия, Лета, Лорелея»
поёт бессмертная душа.

Ей петь не надоело это,
как Шпрее чёрная вода:
безумие, Россия, Лета
и Лорелея навсегда.

Берёза, тополь, клён, осина
в тиши тиргартенских аллей.
И бесконечная Россия,
и невозможность Лорелей.

И воронья ночная свара
сегодняшнего ВЧК,
где Переделкино, где Лара,
где сношенных два башмачка.

Когда прощанье и прощенье
вновь не рифмуются, пока
течёт река невозвращенья
и отражает облака.


Евгений Солонович «Успокоительное средство»

Стихотворения выдающегося переводчика с итальянского Евгения Солоновича – кажется, открыто наследуют испытанной классической атмосфере не только «золотого» века, но даже и более ранних поэтических эпох. Меж тем сквозь стройную мелодику строк и почти домашние, философские размышления – то тут, то там – проскакивает озорное, современное и почти хулиганское. Но это – в сторону. Июльская подборка разменявшего десятый десяток автора напоминает доверительные письма неведомому другу о повседневном и важном (а мелочей, как известно, не бывает). Этот «неведомый друг», конечно же, отзывчивый и благодарный читатель. И наш поэт щедро готов поделиться с ним тем самым «успокоительным средством», – которое ещё позволяет нащупывать и обретать гармонию в поэзии, в мире, внутри себя самого.

Этот март…
Но закапает с крыш,
и лыжню голубую, глядишь,
зачеркнет набухающий лед,
а потом этот лед поплывет
не спеша по теченью Оки,
а потом по теченью реки,
у которой притоком Ока,
далеко-далеко,
а пока
в стылом небе плывут облака,
а пока
на крутом берегу
мы лежим в раскаленном снегу
в этой санной и сонной глуши,
и вокруг – ни души.
Не дыши!

Ты расплавишь дыханием лед,
и немедленно все поплывет
в никуда по теченью Оки,
а потом по теченью реки,
у которой притоком Ока…

В стылом небе плывут облака.

                                         

ПРОЗА

Роман Сенчин «Проводы»
Рассказ

Война всегда отбирает самое дорогое: отца у детей, любимого мужа у женщины. К этому невозможно подготовиться, это всегда – вдруг. И вот мужчина, защитник семьи, уже наполовину в другом измерении, точно растворяется. А что делать женщине? Готовить проводы, изо всех сил позволять себе эту «бабскую» радость – заботиться, хозяйничать, суетиться по дому. Что делать женщине? Убеждать себя, что это всего лишь командировка. Считать ложки и тарелки, думать про пододеяльники, тёплые носки и необходимые в дороге мелочи. Следить, чтобы не дрожали голос и руки. Почти уговорить на дезертирство. И всё же отпустить – за грань их маленького мирного пространства – в неизвестное нечто, которое пусть окажется и правда всего лишь скоротечной «вахтой».

…русский человек сам родину создавал. Нет у русского как таковой изначальной родины, он из какой-то крохотной точки шагнул и пошёл. И не от хорошей жизни вот так шёл и шёл – лупили его, шкуру сдирали в Москве, в Новгороде, в Рязани, и он уходил. Без всего, с мешком семян на спине. Это потом государство придумало, что сначала казаки шли, купцы. Нет, простые люди. Духоборы, старообрядцы, толстовцы, некрасовцы разные, да и просто, кто жить хотел, землю пахать, детей рожать.


Надя Алексеева «Полунощница»
Роман

Дебютный роман Нади Алексеевой – выпускницы Creative Writing School – со вступительным словом её педагога Ольги Славниковой. (Окончание публикации в следующем номере.) Сердце романа – удивительный Валаам, пронизавший собой несколько эпох и уже, кажется, дышащий вечностью. На его фоне – несколько трудников – как водится, очень разных, прибывших на Валаам каждый со своей трещиной в душе и жизни.

Минуя красивое белое здание с зелёной крышей, где обитали монахи, старуха провела их ближе к воде, в низкий домик. Дорогой говорила, что вот раньше были чудотворные образа, пока при Советах всё не растащили. Теперь пишут красиво, но святые беспомощные. Она сама деревенская, из Видлицы. Её пра-прадед видел, как из стены, за левым клиросом, отделяясь от живописного образа, выходил Николай.

Засыпая, Павел посмотрел на Валаамскую. Ну, я приехал, что дальше? Он сейчас и вспомнить не мог, как, зачем, спустя тридцать лет после того, как родители разбились на «Победе», ему захотелось восстановить машину. А сколько он искал тот самый, дымчатый оттенок, который помнил? Теперь вот баба Зоя снится. Ладно бы ругалась: не так похоронил или не попрощался. Но она появляется над серой водой и говорит про остров Валаам. Она далеко, только название и слышно. Павел подходит ближе, ближе, а вода вокруг замерзает, каменеет, он в ледяном колодце, на дне, а наверху мелькают тени.


Глеб Гаранин «Шутки и шибболеты»

У каждого периода жизни есть свои отличительные знаки, «маячки». Свои образы, ассоциации, воспоминания. Вот они несутся качельками из настоящего в прошлое, а из прошлого – еще раньше, в самое детское детство, а потом опять – сюда, ближе к тебе взрослому (хотя взрослый ли ты на самом деле?). Никогда не рано и никогда не поздно чувствовать и запоминать этот мир до самых мелочей (а их, как известно, не бывает). И всегда рядом с тобой окажутся друзья – их немного, совсем горстка, но они – примета каждого отрезка твоей жизни, примета самой жизни, её лучи – а может, и твои тоже?

Они встали у окна, закрыли левые глаза и посмотрели на солнце через стекла.
- О, видишь? – Погода. – Оранжевое – это луна?
- Нет, оранжевое – это солнце, а…
- А.
- …а черное, сверху, - это луна, она…
- Ага.
- …закрывает солнце. Видишь, такой получается горизонтальный серп.
- Вижу, вижу! Как луна в Египте.
- Да!
Небо через стекло – черное, исчезла вся фактура, а солнце оказалось таким маленьким. Все, что она видела, через стеклышко, было картинкой, а когда затмение кончилось и они выбросили осколки, квартира преобразилась, на какие-то минуты стало видно настоящее, из чего состоит то, что попадет в память, пока не окаменеет.


Антонина Малышева «Дом кукушки»
Рассказ

Маленький рассказ о детских мечтах и о том, что после себя оставляет Время и что оно всё-таки сохраняет. У каждого из нас наверняка найдётся воспоминание из совсем «зелёных» лет о каком-нибудь загадочном месте, облечённым в детские легенды. Проходишь мимо – и трепетно, и волнующе: наверняка что-то там о тебе знают, всю твою жизнь, всё твоё прошлое и будущее – пусть даже это «невидимая» кукушка, которая, конечно же, на самом деле божество. А когда Время разрушает фантазии, благодаришь его, что оно хоть что-то оставляет на память, хоть бы и «оранжевую дужку от тёмных очков» - крохотный, но по-солнечному яркий привет из сказочного детства.

…А кукушка – невидимка: есть только ее голос, она знает, сколько мне лет жить осталось. Я считаю, и все выходит 24 – но, может, она предрекает не смерть, а перемены: в обозначенный год, например, выйду замуж.

Кукушка обещает, что мы станем ужасно взрослыми. А мы тогда построим сами себе по даче. Вечерами мы чертим планы будущих участков. Собирая малину на вареники, мы обсуждаем проекты в мельчайших подробностях. На наших дачах будут и качели, и бассейны, и раскидистые сады, и даже прозрачно-деревянный дворец кукушки поблекнет перед их величием.


Георгий Панкратов «Улитка»
Рассказ

Когда тебе шесть, ты можешь всё – зажигать прикосновением лампочки, приманивать к ладони монетки, упавшие в воду… И пусть это не вполне чудо, скорее – умелый фокус, но для тебя тогдашнего это самое что ни на есть чудо, какая-то тайна бытия, истина, ведомая тебе самому. Что с тобой станется через тридцать лет? О чем будут все твои сожаления, все надежды? Только о том, чтобы снова уметь эти крохотные чудеса, снова понимать себя и мир, быть с ним единым целым. Цепляться, точно крохотная улитка на остром листе, чтобы не упасть, не утонуть, во что бы то ни стало. Может быть, всё в этом мире неслучайно? Может быть, тебе действительно подадут ободряющий знак – ожидаешь ты его или нет.

Будто впившись в лист всем существом своим, сросшись с ним, на самом краю, на самом остром кончике она будет мотыляться во все стороны, каждый миг готовая сорваться, полететь в траву, под ноги мне, на мостик, в воду. Но удержится, не упадет. Я простою так долго, наблюдая. И лишь потом зажжется во мне, как та лампочка:
«Держаться. Держаться изо всех сил. Чтобы не сбросило. Цепляться. Когда все силы природы, силы судьбы, жизни – стремятся избавиться, отшвырнуть далеко-далеко. Держаться. Вот единственный доступный шанс. Единственная моя сила».


Дмитрий Данилов «Пустые поезда 2022 года»
Серия поездок

Очерки о впечатлениях от железнодорожных поездок по небольшим маршрутам: Бологое – Осташков, Псков – Дно, Адлер – Сухум – Адлер, Подольск – Нахабино – Курский вокзал, Владимир – Тумская, Кисловодск – Тихорецкая, Москва – Савелово – Углич – Савелово – Москва, Москва – Иваново – Кинешма – Иваново – Москва. Интересно, что впечатления автора – не столько от мест, сколько именно от поездок, поездов, попутчиков, станций: все они разные, все живые, со своими особенностями и приметами. (Другой мотив — болезнь и смерть матери рассказчика.) Все и всё – Россия.

Наступило блаженное состояние, ради которого (в том числе) стоит ездить на вот таких поездах по вот таким малодеятельным железным дорогам. Состояние, когда тебе на какое-то время становится все равно. Когда так называемая «реальная жизнь» ослабляет свою мертвую хватку, когда тебе становятся безразличными «новости» и «события», когда ты понимаешь, что «все ничего» и что все заботы не стоят чрезмерных забот.

И еще понимаешь, что вот в этих местах, которые ты сейчас проезжаешь, никогда ничего не изменится. Что бы ни случилось в так называемом «Большом мире», здесь, на станции Карамышево, на платформе 626 километр, на станции Вешки все всегда будет так, как сейчас, не изменится и не произойдет ничего. И понимание этого простого и одновременно чудесного факта «наполняет наши сердца неизъяснимым блаженством», если воспользоваться словами мудреца Пелевина-старшего.


ФИЛОСОФИЯ. ИСТОРИЯ. ПОЛИТИКА

Вадим Полонский «“Модерная классичность”, или Русская литература в диалоге с миром»

О месте русской литературы в международной культуре – месте очень значимом и довольно уникальном, как и подобает подлинному феномену. При этом внимание акцентируется не просто на русской литературе, а на её культурном диалоге с миром. Директор ИМЛИ Вадим Полонский рассказывает об особенностях этого диалога на примере «Писем русского путешественника» Николая Михайловича Карамзина.

До Карамзина путешествующий за границу россиянин – это либо тот, кто послан Петром и его наследниками учиться наукам и ремёслам, либо осторожный дипломат; либо ветреный щёголь, просаживающий в злачных углах Пале-Рояля нажитые с российских имений капиталы; либо «стародум» вроде Фонвизина, окидывающий западные «псевдокрасоты» отстранённым скептическим взором. <…> И именно Карамзину предстояло решить очень важную культурную задачу: дать собственно литературную транскрипцию тому типу личности, что играет своими ролевыми масками, подчиняя их единой доминанте, глубинной цели. Цель же эта – запечатлеть свою идентичность как носителя новой русской культуры через познавательное освоение иного – зарубежного – опыта, через самоопределение по отношению к нему.


ОПЫТЫ

Павел Глушаков «Лютня Баха»
Из записной книжки

Избранные фрагменты из записной книжки постоянного автора «Нового мира» Павла Глушакова. Заметки касаются не только искусства и литературы, но и «мелочей жизни», на которые человек редко обращает внимание: состояния природы (причем Глушаков видит окружающий мир очень поэтичным, одухотворённым, живым), «зацепивших» случаев, впечатлений от людей, оговорок, интересных заголовков и так далее.

Чайник, повёрнутый носиком к зеркалу, был похож на смот+рящего в своё отражение слона, горделиво поднявшего хобот, но сзади это вылитый поросёнок с носиком-ручкой.

После знойного дня на закате чуть ощутимо подул ветер и коснулся лица, как будто незрячий человек.

Литературовед иногда тянет попробовать свои силы в литературе. Это как после долгих исследований ихтиолог превращается в рыбу.

Неспешная речка – тихая лирика. Пришла женщина полоскать белье – эстрадное представление.

Ночью играет лютня Баха. Бах на лютне играет в ночи. Ночь играет на лютне Баха.


ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

Андрей Ранчин «От мистерии к балагану: “Шествие” и “Представление” Иосифа Бродского»

Ценителям творчества Бродского давно ведомо, что его поэзия подчёркнуто монологична. Автор статьи же обращает внимание читателя на два «бродских» поэтических шедевра, которые выбиваются из концепции монолога – это «Представление» и «Шествие». «Изюминка» обоих произведений – многоголосица, обилие персонажей и в связи с их разнообразием – разноформатная стилистика речи – словом, постмодернизм во всей его красе. Андрей Ранчин подробно рассматривает значение и происхождение образов поэм, созданных в ключе карнавальной эстетики с элементами фарса, балагана, средневековых мистерий, а также темы, которые затрагивает Бродский в «Представлении» и «Шествии» сквозь театрализованную поэтику этих текстов.


РЕЦЕНЗИИ. ОБЗОРЫ

Владимир Губайловский «Смысл соли»
Рецензия на книгу Александра Иличевского «Из судового журнала»

Новый сборник Александра Иличевского состоит из небольших рассказов и поэм, по форме постоянно переплетающихся, так что поэзия становится прозой, а проза – поэзией. Отдельное внимание в рецензии посвящено рассказу «Сорок шесть», занимающему центральное место в книге и, по сути, объясняющему концепцию всего сборника. Размышление о соли – тоже центральное. «Вы – соль земли», – говорит Христос. «Соли много. Это слеза – первый оптический инструмент. Это пот пустыни. Это лёд и снег. Это горький раствор каспийской и черноморской воды. Или Тихого океана в Сан-Франциско.
Соли мало. Её не хватает этому миру. У него начинаются судороги. Соль надо рассыпать».

Соль – это и поэзия, конечно, как откровение миру. «Я думаю, лирическая поэзия, эпическая поэзия – они сходятся устами». Поэтому и не отличить в этой книге поэзию от прозы – может быть, и правильно.

По словам Владимира Губайловского, «вся книга – это фиксация движения, описание точек пространства, которые останавливают непрерывный поток и фиксируют его в наборе букв. Поэт двигается по океану пространства-времени, по Иудейской пустыне. По небу – где катится камень».

А может быть, поэт и есть тот самый небесный камень, rolling stone?


Лев Симкин «Из жизни праведника»
Рецензия на книгу Инны Герасимовой «Марш жизни. О Николае Киселёве и спасённых им евреях»

Книга о подвиге партизана Николая Киселёва, который стал широко известен именно благодаря Инне Герасимовой, некогда директору Музея истории и культуры евреев Беларуси. В 1942 году он сумел вывести из тыла вермахта за линию фронта более двухсот еврейских семей из Долгиновского гетто, преодолев 700 километров! Если бы не исследования Герасимовой и обнаруженные ей официальные документы, люди вряд ли поверили бы, что такое в принципе возможно. Даже когда Николаю Киселёву было присвоено звание «Праведника народов мира», многие усомнились в его подвиге. В своей книге Инна Герасимова рассказывает не только о событиях сороковых годов, но и о своём исследовательском пути, о собственном подвиге – стремлении доказать достоверность деяний Киселёва – и вот, получилось наконец. Как сказал Павел Полян, «в этой книге исключительно всё, кроме разве что желания горстки беззащитных людей, на которых объявлена смертельная охота, выжить вопреки всему».


Книжная полка Александра Маркова

В июле о книгах рассказывает читателям постоянный автор «Нового мира» Александр Марков. Это: труд Петара Боянича «Провокация: воззвание и право на переворот», книга Анониу Браж Тейшера «Философия саудаде» об эстетизации тоски, «сплина» и одиночества в культуре – в особенности русской, ведь «русская тоска» - это своего рода «изюминка» нашей литературы, Франц Фанон «Чёрная кожа, белые маски» о зле колониализма, Макс Фридлендер «От Ван Эйка до Брейгеля: Этюды по истории нидерландской живописи», Ленарт Шкоф «Сёстры Антигоны: О матрице любви» о женщине, её самостоятельности, её призванию дарить жизнь и любовь, О. А. Шор «Мнемология» – философия и богословие памяти и забвения, О. А. Штайн (Братина) «Введение в философию образа».


БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ЛИСТКИ

КНИГИ

В июльском номере аннотируются книга Алексея Алёхина «Варенье из падалицы», представляющая собой фрагменты из записных книжек поэта; сборник эссе, статей и очерков Станислава Минакова «Вино с печалью пополам», основная тема которых – русская поэзия, её особенности и судьба; Собрание сочинений в двух томах Александра Сопровского.


ПЕРИОДИКА

Главный редактор «Нового мира» Андрей Василевский обозревает всякие интересные материалы современных СМИ, в числе которых – «Юность», «Пироскаф», «Формаслов», «Знамя», «Нож», «Иностранная литература», «Коммерсант Weekend», «Год литературы», «Горький», «Prosodia», «Звезда», «Лиterraтура», «VATNIKSTAN», «Семь искусств», «Урал», «Новая Юность», «НГ Ex Libris», «Учительская газета», «ПИР».

Например:

Владислав Отрошенко. «На свете есть много других, вполне безопасных досугов, кроме литературы». Беседу ведет Шевкет Кешфидинов. – «Урал», Екатеринбург, 2023, № 4.

«Интервью – это травма для скрытного существа, которое сидит в писателе. Литература проистекает из глубинного „я”, которому вредно, как и лохнесскому чудовищу, всплывать на поверхность. Вредно быть рассмотренным, сфотографированным, изученным. Интервью предполагает зондирование или эхолотирование этого глубинного писательского существа, у которого хорошо получается только одно – писать. Саморефлексия, самоосмысление, прояснение собственной писательской природы (неизбежные спутники интервью) оказывают негативное воздействие на пишущее существо и требуют впоследствии самолечения, которое состоит в забвении всего наговоренного в интервью, в возвращении к спасительному невежеству относительно самого себя. После каждого интервью необходимо время, чтоб знание о себе снова оказалось укрыто, как поется в песне про Штирлица, „большими снегами”».


SUMMARY

*

This issue publishes a short story by Roman Senchin «A Farewell», a novel by Nadya Alekseeva «Midnight Prayer», a short story by Gleb Garanin «Jokes and Shibboleths», also a short story by Antonina Malysheva «A Coocoo’s House» and a short story by Georgy Pankratov «A Snail». Also a documentary prose by Dmitry Danilov «Empty Trains of a Year 2022. Travel Serial».

A poetry section of this issue is composed of new poems by Vyatcheslav Kupriyanov, Dmitry Vodennikov, Elizaveta Evstigneeva, Denis Tkachuk, Andrey Baranov, Feliks Chechik and Evgeny Solonovitch.

Section offerings are following:

Philosophy. History. Politic: Vadim Polonsky, «’Modernistic Classicism’ or Russian Literature in Dialogue with the World». On the history of Russian literature during the second half of XIX century — Europe discovered Russian Literature on the background of the acute politic conflict — the Crimean war.

Essays: Pavel Glushakov, «Bach’s Lute. From the Notebook». A collection of short novels, dedicated to the intercourse of life and literature.

Literature studies: Andrey Ranchin. «From Misteria to Farce: ‘A Parade’ and ‘A Performance’ by Josef Brodsky». On the early Brodsky’s poem «A Parade» as a prototype of «A Performance» which is untypical for Brodsky’s poetry of 80-th.

Вход в личный кабинет

Забыли пароль? | Регистрация