* * *
бледнели сны как звёзды тухли
и ветер доносил с земли
тепло и дух коричный кухни
там мама с бабушкой пекли
зиял проём что космос бездный
и леденил цементный пол
мазут и ветошь да железо
что в гараже отец нашёл
и я в противоречье этом
не долго колебался нет
меж тьмой холодной с тёплым светом
я выбрал свет
но что ж я в окна как собака
там сын там свет там полон зал
а я из холода и мрака
и не нашёл а потерял
* * *
Каждое утро падалицы ведро.
А начиналось так: ничего, одно,
молодо-зелено, яблочко-торопыжка!..
Сукровка ягод в тарелке, веранда, книжка.
Падают глухо и коротко: только вздох...
Сердце у них забирает в полёте Бог.
И частота паденья уже такая,
что засыпаешь «...семьдесят пять...» считая.
Розовым, алым, янтарным весь сад залит! —
это верхушка, яблочный Спас, зенит.
Дальше — лишь убыль: двадцать, двенадцать, восемь...
Всех заберёт ранняя-поздняя осень.
Серое небо. Голый слепой рассвет.
В пятнах коричневых сморщенный старый дед.
Северный ветер в артрозных скрипит деревьях...
Не приведи одному зимовать в деревне!
Яблочный бог услышит, тронет чело,
тёплым таким подышит...
Вот теперь ничего.
Селигер
за двести вёрст от Новой Риги
водой стоялой воздух сыр
и вдоль дорог грибы и рыба
и никогда творог и сыр
и долги к городку подъезды
вода вода одна вода
и редко-редко гром небесный
асфальт нормальный никогда
вот наше съёмное жилище
в элитке местной у воды
где в драках в баках чайки ищут
остатки городской еды
а мы ни слова молвя
кличет
как будто кто-то нас опять
идём с тобой на старый Кличен
на мыс меж сосен умирать
шумит в верхах шуршит осока
стоит не тронется вода
и всё пустынно и высоко
а мы не здесь и никогда
* * *
Липы старые картузами
мне качают свысока.
Долетают клочья музыки
из-за прудика с катка —
словно ветром разрываемый
дым по небу с нашей ТЭЦ.
Всё почти как раньше: правильно.
Баня. Пятница. Отец.
Веник мокрый, тропка вьюжная...
У кафе названье — «Южное»,
папе — пиво, мне — «Дюшес».
И молчим в окно синюшное:
Пруд. Сугробы. Дальше лес...
Пузырьки во мне щекочутся,
лимонад нейдёт в живот.
Тут сидеть хоть вечность хочется
и молчать... Но мама ждёт.
Я ползу вперёд по тропочке,
ветер в морду... хорошо!
Оборачиваюсь — опачки!
Нету папы, весь ушёл...
На катке сверкают праздники,
в небе рвётся апельсин...
Всё почти как раньше: правильно.
Баня. Пятница. И сын.
* * *
Когда разъедутся курортники
из крымских и кубанских ницц
и скинут местные намордники
с забронзовевших грубых лиц,
и алкоголики-тушканчики
сползутся из кают на ют,
рукой дрожащей по стаканчикам
лекарства скупо разольют,
и вечер долог в телеящике,
и ветер северный — держись!..
Так наступает настоящая,
ненарисованная жизнь.
* * *
лёжа в постели нетёплой
слушать прибой о мостки
здесь как в европе не топят
два одеяла носки
ходят обои от ветра
волнами до потолка
так и не спишь до рассвета
прячешься от сквозняка
здесь пандемию с потопом
пережидать хорошо
это почти что европа
коста дель крымо, Орджо
* * *
У ёжика дача большая:
полтыщи шажков хоть куда.
Всю ночь колобродит и шарит,
чтоб малым ежатам еда...
Есть дача у мышек и змеек,
и каждый порядочный жук,
конечно же, дачу имеет!
Тем более — чёрный паук.
А я у них угол снимаю.
Скоблю и метлою машу,
как проклятый, с самого мая!..
Ну, типа живу и пишу.
Акаций тяну сухожилья,
они ль из меня?.. — не понять.
А осенью съеду...
И живность
займёт свою площадь опять.
* * *
На пляже пацаны играют в мяч,
в закате их фигурки гнутся, скачут.
И музыка печальная, хоть плачь,
мадерой местной заливает скатерть...
И запахи тандури, масала,
и ветерка песчаные иголки.
Смеркается... и вечер как зола:
сереет быстро, остывает долго...
Не знает пара в пьяном медляке,
что музыке — конец. И по руке
струятся и покусывают змейки...
Как будто в парке где-то на Оке
все замело дорожки и скамейки —
столов не видно. Я по грудь в песке...
Последняя лампадка догорает —
и ночь кругом!.. И всё на волоске!
И только слышно очень вдалеке,
как просят пас и в темноте играют.
* * *
Крестины или свадьба на три дня,
иль на плечах качается ладья,
обтянутая ситцем цвета мака, —
братья и сёстры, тётки и дядья,
мой ближний круг — плясал, и пел, и плакал.
То помочи[1], то радуница, то
без повода — костёр, рыбалка, дачи!..
Круг поредел, как старое пальто
от моли...
Не сыграть уже в лото,
и не сыскать кто б мог по травке мячик...
Нас пять, четыре... Было шестью шесть.
И дырьями ползёт под пястью шерсть.
* * *
Я родился в короткие дни
и в недобрые долгие ночи.
Куцых ёлок хворали огни
в окнах булочных, винных, молочных...
Как подранки крича, поезда
уползали в нейтральные воды,
и плыла ледяная звезда
над заснеженным чёрным заводом.
И дремали ослы и волы
под сугробами в Ленинском парке,
и в прихожей шептались волхвы,
оставляя следы и подарки.
Где они?..
Расступились моря
и сомкнулись. И окна погасли.
И звезда потерялась моя
шестернёй в отработанном масле.
[1] Помочи — безвозмездная помощь селян или родственников в работах (постройка дома, бани, вспашка огорода). При этом, как правило, тот, кому оказывают помочи, кормит-поит всех участников процесса.