Анонс

Анонс майского (№ 5) номера журнала «Новый мир»

ПРОЗА

Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева. Предисловие П. Алешковского, подготовка текста О. Ровновой (начало, окончание в следующем номере)

Сегодняшнее продолжение сюжета, начинавшегося при царе Алексее Михайловиче и накопившего опыт русского старообрядчества; из первых рук - житие старообрядца Данилы Зайцева, писанное им самим про кочевую жизнь его общины в ХХ веке на Алтае, в Приморье, в Китае, Аргентине, Боливии, Уругвае, США; своеобразное продолжение «Жития протопопа Аввакума» (журнальная публикация представляет только часть этой большой книги): «К русской грамоте и славянской духовной мы мало учились. Евдокея и Степан учились у деда Тимофея Корниловича, а мы у маминой сестре по матери – моя крёстная мать, у неё учились. Я по-русски научился коя-как писать и читать, а по-славянски прошёл только азбучкю. Крёстна мало нас поучила, но и то слава Богу. Наши старообрядцы набрали тракторов, инструменту. Земли стало не хватать, пошли по арендам, брали группами землю неровену, ровняли и сеяли помидоры, заработки были хороши. Но тятя не захватывал, на ето не смотрел. США на свой счёт». «Слухи прошли, что в США хороши порядки, хороши заработки и власти порядошны – засобирались в США. А тут в Чили настала коммуна и в Аргентине стал президент Хуан Доминго Перон в 1973 году. Наши все напугались, и разом все в США. Тятя уже списывался с дедом Мануйлом, он его приглашал, но тятя всё тянул, мама всё молилась Богу и просила: "Ежлив к лучшему, то открой дорогу, а нет – закрой дорогу нам и нашему родству"».

Георгий Давыдов. Жабья лавица. Рассказ

Давыдов продолжает свое художественное исследование феномена русской интеллигенции в СССР; в новом рассказе -  40-50-е годы, Ленинград, Псков, круг историков, художников, книжников; в центре повествования фигура архитектора-реставратора, умевшего оградить пространство своей внутренней свободы от власть имущих и самого духа советских времен. У героя этого рассказа есть реальный прототип: псковский архитектор-реставратор Юрий Павлович Спегальский (1909 – 1969).

Михаил Дурненков. Вне системы. Пьеса

Основные персонажи пьесы широко известны: К. Станиславский, В. Немирович-Данченко, Л. Сулержицкий, М. Горький, А. Чехов, М. Чехов, А. Дункан, М. Андреева и другие, а также сельская учительница, просвещенные крестьяне, извозчик и т. д. – новым для читателя может оказаться развернутый в пьесе сюжет и вопрос, который сюжетом этим формулируется: что происходило с театром МХАТ под руководством Станиславского, и кем Станиславский останется в истории – создателем великого театра, великим актером и режиссером? Или же - его злым гением? Или тем и другим одновременно? Текст пьесы выстроен из реальных высказываний реальных людей в их письмах, выступлениях, воспоминаниях; плюс цитаты из тогдашних газет, служебной (в том числе и кремлевской) переписки и т. д. Пьеса была написана к 150-летию Станиславского, театральная премьера ее состоялась в январе этого года в МХТ.

Сергей Жадан. Герои, апостолы, женщины и города. Рассказ. Перевод с украинского Андрея Пустогарова

Лирическая, а точнее, лирико-философская (поскольку пишет художник) проза, представляющая собой фрагмент развернутого инвентаризационного списка того, чем крепимся мы к жизни; построена как трехчастное музыкальное произведение, в первой части которого слагаемые "героя", в отличие от "апостолов" живущего реальной и им же самим активно преображаемой жизнью; во второй части - "женщины", точнее, женщина, которая возит с собой кроссовки для утренних пробежек, и рассказы которой повествователь слушает в ночных гостиничных номерах с разбросанной по полу ее одеждой; в третьей части - города, которые не просто среда обитания, но - наша кожа, способ нашего существования, и потому необходимы мужество и сила поддерживать регулярные контакты со своим городом. Авторская рефлексия по поводу стилистики: "Большинство историй, стихотворений и баллад заполнены чужими вещами, странными предметами повседневного обихода, о которых часто забываешь, но которые, встретив, неизбежно узнаешь. Поэзия – это и есть большой каталог вещей, без которых жизнь персонажей, быт главных героев кажутся неудобными и неправдоподобными".

СТИХИ

Подборки стихотворений Евгения Рейна «Жизнь  в  промежутке», Владимира Салимона «Глядя  в небо», Алексея Пурина «Стихи с эпиграфами»,

Санджара Янышева - Из «Новой книги обращений». Предисловие Владимира Губайловского -

«Эти произведения Санджара Янышева трудно поддаются жанровому определению. Если это поэзия, то поэзия в особом агрегатном состоянии, расплавленная до прозы. Если это проза, то еще не ставшая прозой, не забывшая своего поэтического первородства. Это работа на перекрестье» 

«Каждый год – что-то новое.

Невиданный урожай яблок.

Обнаруженное в глубине сада около вечно запертой калитки тутовое дерево.

Новая тропинка между холмами.

Дырка в мочке (пересёк экватор? родил третьего сына?).

Любовь, не ждущая выхода.

Мысль, не требующая завершения.

Поцелуй в колено.

Прикосновение ступни к позвоночнику.

Очередной трофей для фарфорового зверинца.

Покупка роликовых коньков.

Соблазн прозы.

Кусочек сахара от Резы Мир-Карими.

Смерть.

Каждый год – нечто новое.

(«А ты что видишь?») 

ФИЛОСОФИЯ. ИСТОРИЯ. ПОЛИТИКА

Юрий Каграманов. Земли надежды. Христианство в современном мире

Автор предлагает расстаться с привычным нам представлением, что сегодняшней землей христиан является Европа. Как раз в Европе число прихожан сокращается, но вот неожиданное явление, свидетелем которого мы являемся: христианским континентом становится сегодня Африка – количество христиан там уже превысило количество мусульман, и разрыв этот стремительно увеличивается; ну а вслед за Африкой христианство начинает завоевывать Китай (там, по некоторым подсчетам, уже около 130 миллионов исповедующих христианство в разных конфессиях); что же касается других стран Юго-восточной Азии, то в Южной Корее, например, христиане составляют 28% всего населения, буддисты –23%. Содержанию этих процессов и посвящена статья Каграманова -  «С некоторых пор только европейские народы, наследующие друг другу в возглавлении мирового движения, считались «историческими», а все остальные оставались в ранге «неисторических». Но как писал о. Сергий Булгаков, «историческими» делает народы религиозный жар (даже независимо от того, какую веру они исповедуют). Сегодня это народы «трех А» – Азии, Африки и Америки, в первую очередь Латинской. Пока что в мире происходит грандиозная перемена декораций. Осветители подыскивают нужный свет. Какие пьесы будут разыгрываться на этой сцене, остается только гадать».

ИЗ НАСЛЕДИЯ

Антоний, митрополит Сурожский. О насилии. Перевод с английского, предисловие и примечания Е. Ю. Садовниковой и Е. Л. Майданович

«… Это совсем не то, что обычно понимается под фразой «Царство Небесное силою берется», которая приводит в недоумение тех, кто пользуется только одним переводом Евангелия и строит свое богословие на тексте одного переводчика или группы переводчиков. Мне захотелось сказать об этой стороне насилия, потому что нам чрезвычайно важно сознавать: жизнь – не плавный переход от одного состояния к более высокому, от одной ситуации к другой. Мы живем не просто в тварном мире, но в мире падшем, трагедия которого – обезбоженность. Мы живем в мире, который, утратив Бога, как бы потерял ключ к тайне гармонии…»; «Мы все в плену, наша задача – разорвать цепи, сбросить оковы, вырваться на свободу, но для этого одних благих намерений недостаточно: не обойтись без борьбы, не обойтись без конфликта».

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

Кирилл Кобрин.  Лидия Гинзбург: прорыв блокадного круга

Кобрин, которого мы больше знаем по его культурологической, отчасти игровой эссеистике и прозе, выступает как автор историко-философского эссе, написанного с соблюдением законов этого жанра – «Речь пойдет об анализе – анализе текстов Лидии Гинзбург, посвященных блокаде и опубликованных при ее жизни, об анализе сознания, стоявшего за этими текстами. Особенность такого анализа заключается в том, что его объектом станет не только «сознание блокадного человека Лидии Гинзбург», но и анализ этого сознания, сделанный самой Гинзбург. Таким образом, «блокадное сознание» рассматривается как нечто отдельное и особое, ставшее объектом как внешней рефлексии, так и авторефлексии, которая совершалась во время блокады и долгие годы после нее. Только в этом смысле мы можем здесь говорить об «истории» – как об «истории сознания». Не следует забывать, что сам тип сознания Лидии Гинзбург жестко детерминирован исторически и поколенчески; это тип сознания «человека 20-х годов» в его, быть может, самом окончательном, логически доведенным до конца и максимально отрефлексированном проявлении».

ОПЫТЫ

Григорий Кружков.  «Н» и «Б» сидели на трубе. Два эссе с компаративистским уклоном

К авторскому определению характера предлагаемых текстов следует добавить их жанр - «медленное чтение с комментариями», «чтение» профессионального переводчика и поэта; названия эссе и их содержание: «Об одном «отверженном» стихотворении Одена» (Бродский, Оден и Йейтс); «О том, как Набоков Мандельштама защитил (Набоков, Мандельштам и Лоуэлл)».

РЕЦЕНЗИИ. ОБЗОРЫ

Кирилл Корчагин. Глыбы пространства и времени – о книгах: Наталья Горбаневская. Мой Милош. М., «Новое издательство», 2012; Тумас Транстрёмер. Стихи и проза. Перевод со шведского А. Афиногеновой, А. Прокопьева. М., «ОГИ», 2012;

Анна Голубкова. Непримиримость и свобода – о книге: Всеволод Некрасов. Стихи. 1956-1983. Составление, сопроводительный текст М. А. Сухотина, Г. В. Зыковой, Е. Н. Пенской. Вологда, 2012, 592 стр. («Библиотека Московского концептуализма Германа Титова»).

Книжная полка Владимира Губайловского

Представлены:

Яаакко Хинтикка. О Витгенштейне. Перевод с английского В. В. Целищева, под редакцией В. А. Суровцева. Людвиг Витгенштейн. Из «лекций» и «заметок». Перевод с английского и немецкого В. А. Суровцева и В. А. Ладова. Составление и редакция В. А. Суровцева. М., «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2012, 272 стр.

Пенни Лекутер, Джей Берресон. Пуговицы Наполеона: семнадцать молекул, которые изменили мир. Перевод с английского Т. Мосоловой. М., «Астрель: CORPUS», 2013, 448 cтр.

Джессика Снайдер Сакс. Микробы хорошие и плохие. Перевод с английского Петра Петрова. М., «АCT: CORPUS», 2013, 496 стр.

Уэллс Спенсер. Генетическая одиссея человека. Перевод с английского Светланы Ковальчук. М., «Альбина нон-фикшн», 2013, 276 стр.

Иен Стюарт. Истина и красота. Всемирная история симметрии. Перевод с английского Алексея Семихатова. М., «Астрель: CORPUS», 2010, 461 стр.

Вилейанур Рамачандран. Мозг рассказывает. Что делает нас людьми. Перевод с английского Елены Чепель. М., «Карьера Пресс», 2012, 422 стр.

Клейтон Кристенсен, Джеймс Оллворт, Карен Диллон. Стратегия жизни. Перевод с английского Екатерины Виноградовой. М., «Альпина Паблишер», 2013, 242 стр.

Александр Иличевский. Город заката. Травелог. М., « Астрель», 2012, 350 стр.

Андрей Волос. Возвращение в Панджруд. М., «ОГИ», 2013, 640 стр.

Михаил Горелик. Байки про Даньку. М. – Бостон, 2011, 258 стр.

Кинообозрение Натальи Сиривли

Варежки на резинках

«Среди бесчисленных деталей в картинах Германа-старшего есть несколько, переходящих из фильма в фильм, обозначающих его мир как единый, глубоко интимный, сделанный «из вещества того же, что и сны». Мир, где художник разбирается со своими демонами или же Даймоном, – как угодно. Иные такие детали сразу бросаются в глаза, как, к примеру, бесчисленные духовые оркестры. Другие спрятаны, как метки на белье, как маркер таинственного, нерасчленимого сгустка детских ощущений/эмоций/воспоминаний, из которого и растет германовская кинематографическая вселенная. Что-то вроде вкуса бисквитного печенья у Пруста. Варежки на веревках, привязанные к поясу или пришитые к рукавам – тут и защищенность, и вечная, унизительная немного детскость; зависимость от больших (кто-то пришил, позаботился) и рассеянная беспечность (можно не бояться, что потеряешь, и будут ругать), – то ощущение единства с собой-маленьким, непридуманным, настоящим, что служит камертоном при настройке всего гигантского фильмического оркестра.

Надеты при этом варежки могут быть на кого угодно…»

Детское чтение с Павлом Крючковым

Фрида и Фридл (часть 2)

  Продолжение статьи, опубликованной в мартовском номере и посвященной Фриде Вигдоровой и ее роману "Девочки", для которой, как пишет здесь автор, увы, не нашлось жизнеописателя, и - о Фридл Дикер, посмертная судьба которой сложилась более удачно: автор рассказывает о вышедшем недавно романе Елены Макаровой «Фридл» как об  "уникальной – и удавшейся! – попытке, с помощью искусства художественной прозы, – полнокровно и объемно встретиться, наконец, со своим Главным героем (до того жившем в воображении) – так, чтобы уже больше никогда не расставаться" - "Среди многочисленных документально-художественных трудов историка и педагога Елены Макаровой об искусствотерапии нет, кажется, ни одной книги, где бы она раз за разом не упоминала, не рассказывала о своей будущей художественной Героине: австрийской художнице и педагоге Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Фридл проводила занятия с детьми в концлагере Терезин с 1943 по 1944 год, пока её не отправили оттуда в Освенцим. Сегодня её имя всемирно известно."

Библиографические листки. Книги (составитель С. Костырко). Периодика (составители А. Василевский, П. Крючков).