Виолетта Гудкова. Михаил Булгаков, возмутитель спокойствия. Несоветский писатель советского времени. М., «Новое литературное обозрение», 2025. 696 стр.
«Книга Виолетты Гудковой — это попытка проследить историю рецепции булгаковских текстов в России от раннего этапа его творческой карьеры и до первых десятилетий XXI века. <...> Виолетта Гудкова — историк театра, литературовед, текстолог, ведущий научный сотрудник отдела театра Государственного института искусствознания, автор вышедших в „НЛО” книг „Юрий Олеша и Вс. Мейерхольд в работе над спектаклем ‘Список благодеяний’”, „Забытые пьесы”, „Театральная секция ГАХН” и „Рождение советских сюжетов”» — из Аннотации.
Из авторского обращения К читателю:
«Стоит предупредить о том, что, несмотря на стремление пишущего оставаться в рамках академического анализа, субъективизм повествования, проявляющийся и в структуре работы, и в отборе событий, фактов, оценок и проч., — нескрываем. К тому же фигура автора временами раздваивается: на театрального либо литературного критика — и исследователя. Было бы странным и неестественным, даже фальшивым пытаться делать вид, что „меня тут не стояло” в 1970 — 1980-е годы, время идеологических драк за наследие писателя, за то, чтобы оно наконец встретилось с читателем — пусть и не тем, для которого все создавалось в 1920 — 1930-е годы. Десятки статей, написанных и опубликованных автором, так или иначе включены в повествование. И в книге приходится выступать и как свидетелю, очевидцу, активному участнику событий, и как историку литературы и театра, стремящемуся „держать дистанцию” в размышлениях о творчестве писателя».
«Два русла гуманитарного знания, литературоведение и театральная критика, могут взаимодействовать, объясняя творческие открытия автора, подталкивая сцену к новому пониманию человека в мире. Но этого не происходит. Часть режиссеров и исследователей будто живут в разных исторических временах. А театральные работы, кажется, вовсе освобождены от булгаковских текстов и смыслов».
«Надо сказать и об особенностях комментирования. Ранее комментатор, знаток, эксперт делился знанием, принадлежащим ему одному, посвящая обычного, не слишком осведомленного об историко-культурном контексте читателя в детали, скрытые в художественном произведении, рассказывая неизвестные тому факты, и тем самым углублял прочтение текста. В годы, когда собственно историческое знание было запретным, полузапретным, частично запретным, комментарии прочитывались с неменьшим интересом, нежели само произведение (как это происходило в годы перестройки, когда публикаторский бум, приведший к широкому читателю десятки запрещенных сочинений 1920 — 1930-х и более поздних лет, потребовал прояснения исторического фона). За последние десятилетия в работе комментаторов произошли принципиальные изменения — по разным причинам. <...> Ясность задачи начала уходить. <...> Сегодня, кажется, резко сменился адресат книг. Трудно угадать (предположить), что именно в новом тексте окажется ему неизвестным либо непонятным».
Евлалия Казанович. Записки о виденном и слышанном. Подготовка текста, предисловие и комментарии А. В. Вострикова. М., «Новое литературное обозрение», 2025. 816 стр.
«Евлалия Павловна Казанович (1885 — 1942) стояла у истоков Пушкинского Дома, в котором с 1911 года занималась каталогизацией материалов, исполняла обязанности библиотекаря, помощника хранителя книжных собраний, а затем и научного сотрудника. В публикуемых дневниках, которые охватывают период с 1912 по 1923 год, Казанович уделяет много внимания не только Пушкинскому Дому, но и Петербургским высшим женским (Бестужевским) курсам, которые окончила в 1913 году. Она пишет об известных писателях и литературоведах, с которыми ей довелось познакомиться и общаться (А. А. Блок, Ф. К. Сологуб, Н. А. Котляревский, И. А. Шляпкин, Б. Л. Модзалевский и многие другие) и знаменитых художниках А. Е. Яковлеве и В. И. Шухаеве» — это из Аннотации.
А вот что пишет об этой книге историк Андрей Тесля («Заметки читателя. XXVIII» — «Русская истина», 2025, 25 апреля <https://politconservatism.ru>):
«Пожалуй, сразу нужно сказать, что Евлалия Казанович (1885 — 1942) не была человеком яркого и оригинального ума, да и литературному ее дарованию отведены были границы весьма умеренные. При этом у нее было характерное сочетание писательских амбиций, больших надежд, которые она — будучи человеком умным и остро боящимся неудачи — не выносила вовне, чтобы избежать поражения. Дневник стал ее даже не главным, а практически единственным литературным проектом — с понятными и прямо называемыми ориентирами, в виде дневников Башкирцевой и Дьяконовой».
«Это еще и дневник несчастного человека, чья нескладывающаяся жизнь становится для него все более явственной. В начале дневника она, хоть уже и достаточно возрастная, еще слушательница ВЖК, с несколькими подругами, тенью матримониальных планов и развилками будущей судьбы, где разные дороги кажутся вполне открытыми: жизнь еще только начинается, ничто не окончательно. Двенадцать лет спустя все уже сложилось, срослось в глухое несчастье — одинокая, на пороге сорокалетия, занимающаяся библиотекой Пушкинского дома, составляющая справки и карточки, переживающая вновь и вновь повторяющиеся ссоры с Модзалевским, ведущая с ним „принципиальную” борьбу и записывающая теперь в дневник свои сны. Дальше будет сложная жизнь гуманитария 1920 — 1930-х, Казанович выпустит небольшую книгу о Тютчеве (1926), соберет и отредактирует альманах „Урания” (1928), подготовит, в частности, собрание стихотворений Каролины Павловой для большой серии „Библиотеки поэта” (1939) — но это все остается уже за пределами дневника, он завершится в тот момент, когда жизнь, при всей своей внешней переменчивости, станет понятной во внутреннем содержании, когда ее динамика будет сообщаться лишь извне, как реакция на происходящее. Умрет Евлалия Казанович в первую блокадную зиму — а дневник каким-то чудом переживет ее, поступив в архив в 1945».
«Как можно догадаться из ранее сказанного — этот дневник трудно назвать захватывающим чтением, но, продвигаясь сквозь него, довольно скоро наступает понимание, насколько это интересный материал».
Михаил Павловец. Неоавангард в русскоязычной поэзии: вторая половина XX — начало XXI века. М., Издательство НИУ ВШЭ, 2025. 536 стр.
«Монография посвящена изучению истории генезиса и развития во второй половине ХХ — начале XXI века художественной системы позднего, послевоенного авангарда — неоавангарда. Эта система рассматривается в ее преемственной связи с историческим авангардом 1900-х — 1930-х годов, в сложных отношениях отталкивания и притяжения как с типологически родственными ей художественными явлениями мирового искусства (прежде всего словесного — с различными течениями и группами западного неоавангарда), так и с синхронными им явлениями искусства отечественного, главным образом неподцензурного. Особое внимание уделяется проективным аспектам творчества неоавангардистов, их стремлению к взаимодействию поэзии не только со смежными видами искусств (живописью, музыкой, перформансом), но и с наукой, к использованию современных технических изобретений (например, возможностей кибернетики)» — из Аннотации.
Среди подробных, пестрящих именами Благодарностей: «Книга писалась без научного консультанта де-юре, но де-факто им был Юрий Борисович Орлицкий: именно он не только натолкнул меня на ее непосредственную тему (когда вовлек меня в регулярную работу Сапгировских чтений, а затем в подготовку к публикации произведений ленинградского неофутуриста Александра Кондратова), но и первым прочитал завершенный вчерне текст и исчертил рукопись критическими пометками и рекомендациями».
И несколько цитат из Введения:
«Известны слова Бориса Пастернака из его статьи „Несколько положений”: „Символист, акмеист, футурист? Что за убийственный жаргон? Ясно, что это — наука, которая классифицирует воздушные шары по тому признаку, где и как располагаются в них дыры, мешающие им летать”. Однако у науки своя логика — и ярлыки литературных течений и групп нужны исследователям, прежде всего для того чтобы размежевывать исследовательское поле, выявлять общность контекстов, влияний и контактов у подчас довольно далеко отстоящих друг от друга авторов, иногда даже не догадывающихся о существовании друг друга. Особенно эта ситуация была характерна для советского культурного андеграунда, когда в разных местах страны — столичных Москве и Ленинграде, провинциальных Вологде, Ейске или Тамбове — появлялись, как правило, совсем молодые люди, не имеющие полноценного доступа к знаниям о дореволюционной эпохе».
«Именно авторов, основной установкой которых было обновление языка современной им поэзии с опорой на тщательно собираемый, исследуемый и осваиваемый ими опыт исторического авангарда, я называю неоавангардистами. Приставка „нео-” понадобилась, чтобы различать их не только с предшественниками — представителями авангарда 1900 — 1930-х годов (футуристами, дадаистами, обэриутами и проч.), но и с теми из современников, кто признавал эвристичность авангардных открытий скорее как лабораторную, экспериментальную, существующую якобы вовсе не для того, чтобы ее продукты в чистом, неадаптированном виде были перенесены в творческие практики».
«Для меня ясно, что литература андеграунда, в том числе ее авангардная, экспериментальная составляющая, является неотъемлемой частью нашей национальной культуры и истории, преломляя их в себе. Более того, как все больше становится очевидно, именно она стоит у истоков значительной части явлений современного литературного процесса: целый ряд нынешних его участников либо начали свою деятельность в культурном андеграунде, либо в творчестве ориентировались на те традиции, которые были заданы (сохранены и развиты) неподцензурной литературой. Однако идеологизированность советского литературоведения исключала ее из поля легального научного рассмотрения, так что долгие годы она входила в сферу научного интереса лишь зарубежных славистов или тех исследователей, которые сами принадлежали к неподцензурной среде. Только в постсоветское время читателю была возвращена значительная часть литературы андеграунда, а вместе с ней — пробудился широкий интерес к ее описанию и изучению. Однако наиболее радикальные, авангардные ее формы оставались в тени более традиционного сегмента неподцензурной словесности, тогда как эстетические запреты советского времени именно туда вытеснили большинство авторов, чьи творческие практики носили поисковый, экспериментальный характер».
«Однако передо мной не стояла задача исчерпывающего обзора всей неоавангардной поэзии второй половины ХХ — начала XXI века: где-то названы значимые имена, где-то даны краткие характеристики произведениям или ссылки на существующие исследования, не исключая возможности в будущем обратиться к более подробному рассмотрению этих авторов».
*
Стоит также отметить:
В. П. Астафьев: pro et contra. Антология. Составитель, вступительная статья, комментарии Н. С. Цветовой. СПб., Издательство РХГА, 2024. 800 стр. («Художественное наследие писателя представляет собой противоречивый феномен, который может служить репрезентативным зеркалом не только отечественной, но и европейско-христианской культуры ХХ века» — из Аннотации.)
Дмитрий Данилов. Imagine. М., «АСТ», 2025. 160 стр. (Новый сборник стихотворений, куда вошли тексты, написанные с 2017-го по 2024 год.)
Олег Демидов. Нормальный как яблоко. Биография Леонида Губанова. М., «АСТ», 2025. 480 стр. («Эта книга — первое серьезное биографическое исследование о Леониде Губанове, с широкой панорамой культуры 60 — 70-х» — из Аннотации.)
Владимир Козлов. Русская поэзия начала XXI века: поколения, жанры, фигуры. СПб., «Алетейя», 2025. 284 стр. (Сборник работ филолога, поэта и главного редактора журнала «Prosōdia» о важнейших тенденциях русской поэзии 2000 — 2020-х годов.)
Виктор Пелевин. Relics. М., «Эксмо», 2025. 320 стр. (Сборник ранних и малоизвестных произведений автора. Выходил в 2005 году под названием «Relics: Раннее и неизданное».)
А. С. Пушкин. Сочинения. Комментированное издание. Вып. 4 (7). Домик в Коломне. Комментарий Е. Э. Ляминой; под редакцией А. Л. Осповата. М., «Рутения», 2025. 192 стр. (Научное издание поэмы А. С. Пушкина «Домик в Коломне» включает репринтное воспроизведение последнего прижизненного издания 1835 года и текст поэмы в современной орфографии, а также историко-литературный и реальный комментарий к ней.)
Система координат. Открытые лекции по русской литературе 1950 — 2000-х годов (Московский концептуализм, Поэтическая труппа «Альманах»). Составители Д. Файзов, Ю. Цветков; ответственный редактор Н. Николаева. М., «Культурная инициатива», 2024. 156 cтр. («В книге представлены материалы лекций 2008 — 2015 годов о московском концептуализме — одном из ключевых направлений в неофициальном искусстве СССР 1970-х, а также о поэтической труппе „Альманах” — заметном культурном феномене конца 1980-х. Лекции, прочитанные непосредственными участниками тех событий, дополнены комментариями филологов и критиков. Особую ценность изданию придают подборки стихотворений поэтов, причастных к этим художественным явлениям» — из Аннотации.)
Алексей Смирнов. В долготу дней. Роман-воспоминание. М., «Новый Хронограф», 2025. 360 стр. (Фрагмент воспоминаний см.: «Новый мир», 2025, № 3.)
Соцреализм: pro et contra. Том 1. Социалистический реализм в литературе. Составители О. В. Богданова, Д. М. Цыганов; вступительная статья Д. М. Цыганова. СПб., Издательство РХГА, 2024. 1124 стр. (Первой том большой антологии, содержащей постановления, манифесты, критику современников и филологические работы, посвященные соцреализму.)
Роман Тягунов. Мы переводим с русского на русский. Стихи, публицистика и другие произведения. Вступительная статья К. Комарова. Биографический очерк В. Матвеева и Т. Арсеновой. Екатеринбург, «Кабинетный ученый», 2025. 408 стр. («Книга представляет собой первое наиболее полное собрание сочинений легендарного екатеринбургского поэта и „рекламиста” Романа Тягунова (1962 — 2000). В нее включены все обнаруженные на текущий момент стихотворения Тягунова, знаменитая поэма „Письмо генсеку” (принесшая ему в годы перестройки широкую известность в городе), рекламные и агитационные стихи из 1990-х, публицистика и заметки, тексты песен, а также несколько образцов визуальной поэзии. Значительный объем издания составляют ранее не публиковавшиеся тексты, которые сохранились в архивных материалах друзей и близких поэта и редакции журнала „Урал”. Корпус произведений Тягунова сопровождается вступительной статьей, посвященной его поэзии, биографическим очерком, блоком примечаний к публикуемым текстам и библиографией» — из Аннотации.)
Марк Уральский. Сергей Есенин: от песнопевца кроткого Спаса до «певца Революции». 1913 — 1918. СПб., «Алетейя», 2025. 488 стр. (Первая из дилогии о Сергее Есенине книга Марка Уральского. «В ней на основе большого корпуса документальных материалов и воспоминаний современников отражена как литературная, так и политическая эволюция поэта» — из Аннотации.)
Георгий Щедровицкий. Том 2. Теоретико-мыслительный подход. Книга 1: От логики науки к теории мышления. Редактор-составитель А. В. Русаков. Издательство «Манн, Иванов и Фербер», 2025. 1271 стр. («В настоящий том собрания сочинений Георгия Петровича Щедровицкого (1929 — 1994) вошли работы начального периода работы Московского методологического кружка (ММК), в которых представлены концепция, понятия и принципы новой, содержательно-генетической логики и обосновывающей ее теории мышления. Помимо уже публиковавшихся ранее статей в книге впервые представлены программные доклады, лекции, статьи, другие материалы из личного архива Г. П. Щедровицкого» — из Аннотации.)