* * *
ещё пять лет назад человек пёк тебе куличи,
а теперь его самого сжигают в печи
вместе с нежно-оливковым платьем.
называют это — утрата.
его тело стало трухой и золой,
его мысли, наверное, стали тобой.
голова их в себя не вмещает,
и они превращаются в память.
натянулась тугая пружина внутри.
и останется там же, гори не гори
с человеком вдвоём под распятьем.
это горе раскрыло объятия.
* * *
порой мне кажется, что я иду по дну
и радуюсь — я больше не тону
и в пузырях вокруг повсюду воздух
а я могу и ртом его ловлю
и пустота так хлопает во рту
как будто издеваясь на лету
наружу вырывается, смеётся
мне кажется, что я не человек
вернее, я была им, больше нет
теперь как будто я иной природы
вокруг меня и рыбы, и угри
да только они тоже не они
а некто, кого лучше бы не трогать
куда плывём мы все — большой секрет
возможно, что кому-то на обед
на удочку, на крюк стальной и жирный
это наш сон или предсмертный бред
вопрос, в котором заключён ответ
невиданный, ужасный, неизбывный
а пустота повсюду, и она
единственная будто бы видна
она кругом, сейчас мы дышим ею
и можем разделить её на всех
и снова стать собой, услышав смех
в текущем дне на новом дне прозрений
* * *
вот эти джинсы.
в них я на фото пять лет назад,
в день, когда я впервые перелезла через забор
и мой спутник впился пальцами в мои ноги
в этих самых джинсах,
просто чтобы я не свалилась.
я была в них, пока сдавала экзамен
по истории древних цивилизаций.
сдала и созвала всех,
все примчались, радовались.
я пролила на джинсы шампанское,
потом отмывала.
именно эти джинсы
с меня стаскивали тайком,
так я впервые занималась любовью
на стиральной машине,
а заодно впервые занималась любовью
вообще.
эти джинсы были на мне,
когда я сказала: хватит.
я сама несу полную ответственность,
если хочу уничтожить что-то своё,
это моё и только моё право.
далее я стянула с себя джинсы
и забросила в шкаф.
а сейчас джинсы просто лежат в пакете,
возле батареи, среди старых вещей,
которых я не упомню.
но знаю, что джинсы — там.
они уже не очень похожи на джинсы,
скорее на половую тряпку, это
стало бы для них лучшим применением.
тем не менее джинсы продолжают лежать.
их пакет похож на трупный мешок,
в углу комнаты,
куда не проникает солнечный свет.
зиму сменяет весна, весну лето,
лето осень — и так по кругу.
я смотрю на пакет,
где лежат эти джинсы,
и не могу их выбросить,
помогите.
* * *
Людмиле Вязмитиновой
как жаль, что Людмилу нигде
на планете не встретить,
а всё потому, что Людмилы
уже нет на свете.
вот кажется, женщину вижу
похожую где-то,
но нет, не она
и когда же закончится это.
пускай никогда,
ум с надеждою непримиримы,
и сквозь световые года
позвонит мне Людмила.
Людмила, простите,
что я вам так редко звонила.
не то говорила, не вовремя.
невыразимо.
и в космос подняться
для связи,
кричать что есть силы:
Людмила, Людмила,
Людмила,
Людмила,
Людмила!
Малхолланд драйв
говорят, дьявол ездит на красном кабриолете
и глаза у него красивее всех на свете
не поймёшь, то ли мужчина он, то ли женщина
и в его разговоре слышится достоевщина
по ночам он забирается людям в головы
сидит там бесконечно свой, абсолютно голый
и легко поводит отточенным смуглым плечиком
он повторяет вечно, что его дети
а все мы его глупые очень милые дети
никогда и ни в чём не будут нуждаться
они будут вкушать только самые лучшие яства
пить нектар исключительно из золотых кубков
а испытывать только самые яркие чувства
ничего из наших нелицеприятных поступков
не останется в истории интернета
только тронь и будет такой поворот сюжета
виражи чудесатые, что и не снились даже
и расскажет, что ничто не бывает дважды
ну давай же давай же давай давай же
в фильмах ужасов, знаешь, такое бывает тоже
из себя ты вышел один, а обратно в чужую кожу
и уже ничего не вывернуть, не исправить
а я вечно так влезаю и вылезаю
каждый раз мне нужно что-то совсем другое
и оно никогда не оставит меня в покое
норовя поднажать, выкручивает педали
просто вертит нутро, как в <ё--ной> центрифуге
заставляя вспомнить, что мне ещё не дали
да, я знаю всех чертей на любом кювете
и я вру, когда говорю, что не верю смерти
или что не нужен мне никто никогда на свете
но я еду с дьяволом в красном кабриолете
и никак
не могу
проснуться
* * *
прабабушка, которая прапра,
что дочь свою однажды прокляла
за то, что по любви та вышла замуж,
ей обещала жариться в аду:
«и если я ваш род не изведу,
семь раз прокрутитесь, освобожу тогда уж».
мне мать сказала: «ты уже чиста,
семь поколений, дальше не достать.
здесь ни к чему ни искренность, ни жалость,
но велика ответственность твоя.
достигнуть высшей точки бытия,
ведь твоё счастье — всё, что нам осталось».
семь поколений в горе и крови.
я замуж выхожу не по любви,
а по любви и разуму, они
все бабы рода, девушки и дети
глядят в меня сквозь пелену столетий
и молча говорят — не подведи.