Идеальный незнакомец
Первый эпизод сериала «Все совпадения неслучайны» («Disclaimer», США, Великобритания, 1 сезон, 7 серий) кажется хаотичным. Три сюжетные линии развиваются параллельно, и проходит определенное время, прежде чем зритель осознает, как именно они связаны между собой. А еще позже приходит понимание, что все три повествователя в разной степени являются недобросовестными рассказчиками, выставляя на первый план подредактированную и откровенно сфальсифицированную или содержащую намеренные умолчания версию событий.
Маститая журналистка Кэтрин Рэйвенскрофт (Кейт Бланшетт), приходящая в ужас от присланной ей книги; опустившийся одинокий старик Стивен Бригсток (Кевин Кляйн), обнаруживший рукопись романа, написанного его покойной женой; и прелестная молодая пара, захваченная внезапным влечением на фоне высветленных чьей-то памятью упоительных морских пейзажей, — оказываются тремя движущими векторами повествования, каждый из которых поначалу представляется объективным изложением истории. Однако все фрагменты этой причудливой мозаики потребуют более вдумчивого анализа, чтобы вытащить на поверхность болезненную правду.
Аккуратным намеком на искаженный характер рассказа о мимолетном романтическом приключении служит акцентированное затемнение, картинно открывающее и завершающее каждую сцену этой драматургической ветки. Архаичный прием, ассоциирующийся скорее с немым кино, на первых порах не привлекает к себе особого внимания, просто подразумевая, что речь идет о прелестном давнем воспоминании, куда кто-то из главных героев словно ностальгически заглядывает сквозь замочную скважину времени. Подлинный смысл этих визуальных кавычек станет понятен далеко не сразу.
Сериал является весьма точной экранизацией романа Рене Найт «Дисклеймер», опубликованного в 2015 году и получившего неоднозначные отклики. Надо было бы сказать — одноименного романа, но, видимо, во избежание нарочитого англицизма или из-за того, что этот юридический термин используется преимущественно в англосаксонской правовой системе, российские переводчики предпочли свой вариант названия, примерно передающий смысл оригинала. Термин «дисклеймер» служит своеобразным средством уклонения от базового принципа «Незнание закона не освобождает от ответственности» — использование дисклеймера в рекламе или художественном произведении указывает на знание закона, однако автор как бы очерчивает вокруг себя магический круг, внутри которого потенциальные ограничения на использование информации частично сняты. «Отказ от ответственности» — было бы достаточно точным эквивалентом, если бы речь шла о вариантах перевода, однако в качестве русского заглавия романа и сериала был использован парадоксальный текст псевдодисклеймера, который Кэтрин прочла на вступительной странице, присланной ей книги: «Любое сходство персонажей с живыми и умершими людьми не является случайным». Именно это коварное предупреждение, целящееся в одного-единственного читателя, а не термин «дисклеймер» как таковой, и служит заглавием этой виртуозно выстроенной драмы о суггестивном воздействии вымышленных нарративов на восприятие реальности.
Первая сцена романа застает Кэтрин в новом доме, куда она недавно переехала с мужем. Глядя в темное окно, на которое она еще не успела повесить занавески, Кэтрин размышляет о том, что снаружи ее может увидеть любой, в то время как для нее там все покрыто тьмой. Именно таким образом она чувствует себя, начав читать книгу, рассказывающую историю, которую Кэтрин давно похоронила в памяти, уверенная в том, что ни единого свидетеля былого кошмара не осталось в живых. Чувствуя, что держит в руках бомбу, способную вдребезги разнести ее тщательно выстроенное, благополучное существование, Кэтрин в исступлении пытается сжечь этот восставший против нее призрак прошлого. Столь бурная реакция взрослого человека на упоминание давней эфемерной интрижки может показаться неадекватной, однако на протяжении многих страниц романа и нескольких серий причины такого сильного потрясения Кэтрин остаются от нас скрыты.
Помимо скрупулезного следования треугольной композиционной структуре первоисточника сериал сохраняет и многоголосие романа. Каждый пласт повествования подан по-своему: о Кэтрин в романе рассказано в третьем лице, в то время как Стивен, чья сюжетная линия начинается двумя годами ранее того момента, когда Кэтрин получает книгу, ведет хронику своей изощренной мести собственным голосом. Третий рассказчик, некоторое время остающийся анонимным и явно не являющийся участником событий, повествует о страстном отпускном наваждении с позиции всезнающего Бога. Этот прием дополнительно вводит нас в заблуждение относительно мотивов поведения персонажей. В сериале размышления и воспоминания Кэтрин, которые мы воспринимаем как несколько отстраненный внутренний монолог, озвучены голосом рассказчика (Индира Варма), обращающегося к Кэтрин на «ты», что эмоционально сокращает дистанцию между закадровым автором и героиней. А субъективный взгляд Стивена провоцирует сочувствие к этому противоречивому персонажу, угодившему в ловушку своей незаживающей душевной раны.
Идиллические флешбэки, периодически вторгающиеся в бурное крещендо воинственного поединка между Кэтрин и Стивеном, мы принимаем за чистую монету на протяжении большей части сериала, даже когда выясняется, что драматическая повесть написана через много лет после описываемых событий безутешной матерью Джонатана, который утонул, спасая ребенка своей легкомысленной возлюбленной. Очевидно, что литературное творчество становится для убитой горем Нэнси (Лесли Мэнвилл) единственной терапией, благодаря которой она в своем воображении пытается продлить жизнь своего обожаемого сына и мысленно заглянуть в те потайные уголки его последних дней, о которых она ничего толком не знает. Неудивительно, что трагическая гибель Джонатана (Луи Партридж) трансформирует ее взгляд на любимого сына, заставляя воспринимать его в крайне идеализированном виде. Отправной точкой для вдохновения Нэнси становятся фотографии Джонатана, которые она в какой-то момент решается проявить, обнаружив весьма тесное знакомство ее сына с матерью спасенного ребенка. Так в угнетенном горем сознании Нэнси рождается замысел лирической новеллы о милом юноше, почти мальчике, впервые выбравшемся в самостоятельную поездку и обладающем весьма скромным сексуальным опытом, который становится легкой добычей сладострастной соблазнительницы, какой выглядит на страницах книги молодая Кэтрин. Вместо нежной и заботливой жены, мягкой и предупредительной матери, вежливой коллеги, какой мы видим Кэтрин в зрелом возрасте, перед нами пылкая нимфоманка, настолько жадная до эротических удовольствий, что она совершенно забывает о своем пятилетнем сыне, который из-за ее недосмотра едва не тонет в море.
Сцены из романа Нэнси, которому Стивен придал еще более мрачный характер, синкопами приближают нас к несчастному случаю, соседствуя с эпизодами эффектного театрализованного действа, в которое Стивен превратил свое суровое судилище над виновницей смерти сына. Безвременная кончина Джонатана безусловно стала трагедией для Стивена, но не в такой степени, как для Нэнси, для которой земное существование утратило всякий смысл, и лишь воображаемое общение с сыном во время сочинительства еще какое-то время удерживало ее в живых. Рукопись вместе с фотографиями она оставляет в ящике стола, то ли просто удовлетворив свое желание написать восторженную эпитафию сыну, то ли надеясь на то, что когда-нибудь муж найдет ее и осуществит справедливое воздаяние.
Обнаружение романа дает мощный толчок жизни Стивена, давно превратившегося в никем не замечаемую тень. Текст всколыхнул и подтвердил его собственные подозрения и побудил Стивена к активным действиям, призванным жестоко покарать виновницу краха его жизни. Кевин Кляйн блестяще передает эту радикальную трансформацию персонажа. Угасший, безразличный к окружающему взгляд неряшливого и никому не нужного сгорбленного старика, смиренно и бессмысленно влачащего свои ничем не заполненные дни, вдруг вспыхивает озорными искорками, а вялые, апатичные движения как по волшебству обретают юношескую живость. Длившееся годами вынужденное отшельничество уходит в прошлое, и преследование преступницы становится лейтмотивом всех его поступков. Полученная из книги жены информация ослепляет Стивена и не позволяет ему усомниться в правдивости разоблачений. Захваченный эмоциями и одиночеством, Стивен воспринимает текст некритично, хотя он мог бы предположить, что не присутствовавшая при событиях Нэнси нарочито тенденциозно изложила то, что произошло между Джонатаном и Кэтрин. Таким образом, подхватывая занесенное его женой орудие казни, он тоже становится своего рода жертвой той давней трагедии.
Несмотря на коварство Стивена, лицемерно втирающегося в доверие к мужу и сыну Кэтрин, наши зрительские симпатии в известной степени остаются на его стороне вплоть до заключительной серии, неожиданно срывающей покров лжи с прошлого. Мы сочувствуем его скорби, когда он надевает рваный кардиган жены, словно призывая ее дух в свидетели и соучастники осуществляемой им изуверской вендетты. Он по-своему обаятелен, даже когда проказливо бросает себе за спину воображаемые бомбочки, после того как ему удается заморочить родных Кэтрин и настроить их против нее. Его безусловная преданность памяти жены, хоть и выразившаяся в столь извращенной форме, пробуждает сострадание, и мы частично готовы признать оправданными его обвинения в адрес Кэтрин.
На фоне эмоционального и изобретательного в осуществлении своей миссии Стивена — Кэтрин в отстраненном исполнении Кейт Бланшетт поначалу вызывает значительно меньше участия. Несмотря на ее присутствие в большом количестве сцен, мы как будто постоянно видим ее чужими глазами. В романе Нэнси она представлена самовлюбленной гедонисткой, беззастенчиво манипулирующей чувствами других людей. Стивен настолько убежден в злонамеренности Кэтрин, что бросает ее литературного двойника под колеса поезда. Читателям книги такая жуткая кончина кажется заслуженной платой за бессердечие. Невзирая на почти безоблачный 20-летний брак, муж Кэтрин Роберт (Саша Барон Коэн) без колебаний принимает сторону Стивена, едва прочитав роман. Размышляя о характере жены, он констатирует, что она всегда знает, чего хочет, и умеет добиваться желаемого, не считаясь с последствиями. Профессия журналиста приучила ее, по мнению Роберта, выманивать правду у людей, выворачивая их наизнанку, заставляя признаваться в том, что они хотели бы сохранить в тайне, и при этом никому не позволяя заглянуть внутрь себя.
Непростые отношения у Кэтрин и с сыном. Несмотря на все уверения Николаса (Коди Смит-Макфи) о том, что он ничего не помнит о давнем инциденте, когда он едва не утонул, это драматическое происшествие сформировало незримую трещину между ним и матерью. Чувство вины за случившееся заставило Кэтрин ощущать себя плохой матерью, что еще больше отдалило ее от сына. Проявляя внешнюю заботу о нем, Кэтрин не замечает того, как невольно отталкивает Николаса, который все больше замыкается в себе и компенсирует холодность матери наркотическим расслаблением.
Не особо приятно Кэтрин выглядит и в глазах коллег. Она приходит в ярость, когда они обвиняют ее со слов Стивена в преследовании беспомощного старика, кричит и толкает одного из тех, кто требует ее объяснений. Даже ее методы поисков автора романа, опубликованного под псевдонимом, не особенно чистоплотны: она поручает своей сотруднице разыскать Стивена, не объясняя причин, и не исправляет ее, когда та решает, будто учителя-пенсионера подозревают в педофилии. Выслеживая Стивена в то время, как он охотится на нее, Кэтрин испытывает облегчение оттого, что не у нее одной есть тайны. Все эти элементы побуждают нас до поры доверять точке зрения Нэнси и расценивать чрезмерную вспыльчивость Кэтрин как реакцию стыда на разоблачение ее недостойного поведения в прошлом. Роман Нэнси становится ярким примером гипнотического воздействия художественных текстов, которые способны формировать восприятие читателя, навязывая ему авторскую точку зрения. Благодаря эмоциональной насыщенности, тщательно подобранным деталям и убедительности повествования, текст околдовывает всех, кто его читает, не оставляя места для критического анализа или сомнений.
Структура сериала, до последнего момента показывающего ключевое событие, травмировавшее всех действующих лиц, лишь сквозь призму воображения Нэнси, отчасти напоминает культовый фильм Микеланджело Антониони «Фотоувеличение» («Blow-up», 1966), где случайный снимок фиксирует крошечные, почти не заметные для глаза детали, свидетельствующие об убийстве. Произведение искусства — фотоснимок, как у Антониони, или роман, как в сериале, — предлагает недоказуемую авторскую версию произошедшего. При излишнем приближении художественная ткань расползается по швам, и истина остается недостижима.
Может показаться, что неискаженные факты раскрывает нам Кэтрин в своей отчаянной исповеди Стивену. Парадоксальным образом именно злейший враг, попытавшийся лишить ее всего самого дорогого, становится единственным непредвзятым слушателем ее признаний. Ни муж, ни сын, ни коллеги не допускают возможности того, что роман был безосновательным наговором. Однако шокирующая контрастность трактовок исподволь намекает на то, что и воспоминания Кэтрин могут быть не абсолютно достоверны. Смонтированные параллельно с рассказом Кэтрин без романтических затемнений, сцены насилия, учиненного над ней Джонатаном, выглядят объективными, но авторы при этом постоянно напоминают, что перед нами прямая речь. Кэтрин задает самой себе вопрос: не подавала ли она страстно уставившемуся на нее юноше какие-то знаки, которые он мог бы истолковать превратно; но отвечает на него не особенно уверенно: «Не думаю». Несмотря на зашкаливающую искренность, порыв Кэтрин все поведать именно Стивену, раз больше никто ее не слушает, вполне может быть не только попыткой оправдаться, но и способом выгородить себя в собственных глазах. Ее субъективность, укорененная в чувствах вины и страха, возможно, искажает реальность ничуть не меньше, чем боль утраты, переживаемая Нэнси. Ощущение, что истина может таиться где-то между двумя диаметрально противоположными взглядами, отчасти смазывает наше сочувствие Кэтрин, вновь переключая внимание на Стивена, превращающегося в главную трагическую фигуру этого запутанного повествования.
В отличие от Кэтрин, которая благополучно выпутывается из угрожающего обвала атаковавших ее событий, Стивен безжалостно наказывает себя за то, что опрометчиво поверил фантазиям Нэнси и едва не погубил невинных людей ради усмирения собственной боли. В сериале авторы ограничились лишь символическим сожжением оставшихся экземпляров книг, рукописи, фотографий и пресловутого кардигана, воплощавшего незримое присутствие Нэнси, лишь намекнув на жуткое аутодафе, уготованное Стивену в романе Рене Найт, где есть пронзительная деталь, не вошедшая в сериал: перед самоубийством Стивен завещает свой дом семье Кэтрин. Этот жест Стивена становится не только актом искупления, но и немым обвинением. Передав свой дом семье Кэтрин, он словно признает, что его собственная слепота, отстраненность и нежелание вникать в жизнь сына сделали его косвенным виновником трагедии. Однако в этом же поступке заключен вызов Кэтрин: Стивен как будто оставляет ей пространство для размышлений о ее роли в судьбе Джонатана. Дом становится символом тяжести прошлого, наследия вины, которую Кэтрин избегает принять.
Повесть Нэнси, ставшая одним из важнейших персонажей сериала и основным двигателем сюжета, называется «Идеальный незнакомец», и по мере развития действия мы убеждаемся, что этот эпитет может быть отнесен ко всем его героям. Нэнси вкладывает в такой заголовок тяжелый укор безответственности Кэтрин, выбравшей себе легкую добычу, которая не в состоянии ей сопротивляться и как-то уличить ее в будущем. Специально отложив соблазнение случайно встреченного мальчика на последний день своего отпуска, Кэтрин якобы уверена, что избежит каких-либо последствий ее эгоистического поступка, и в этом смысле одинокий юноша становится наилучшим вариантом для тайного курортного увеселения. Однако такой Джонатан стал бы незнакомцем для самого себя. В отличие от Стивена, который не был близок с сыном и вообще мало о нем знал, Нэнси отлично понимает, в какой степени созданный ею образ не соответствует реальному Джонатану. Обожая своего единственного сына, она смотрит сквозь пальцы на те его поступки, которые встревожили бы более беспристрастного человека, и заранее принимает его сторону, будь то его конфликт с подружкой или инцидент с Кэтрин. Ради собственного душевного спокойствия она игнорирует все намеки на то, что ее дражайший отпрыск мог повести себя грубо или непорядочно, а после его ужасной гибели создает себе улучшенный вариант его личности, в котором воплощаются ее мечты об образцовом сыне.
По-своему незнакомым чужаком Джонатан остается и для Стивена. Сильно привязанный к Нэнси, он держится несколько в стороне от сына, подозревая, что восторги Нэнси не слишком обоснованы, но не особенно вникая в суть конфликтов Джонатана с другими людьми. Радужное описание Нэнси убеждает его, отодвигая далеко на задний план все неприятные воспоминания о сыне. Однако после разговора с Кэтрин, он внезапно осознает, насколько мало он знал не только сына, но и свою любимую Нэнси, от отчужденности которой в последние годы ее жизни он так страдал. Это мучительное знание окончательно подкашивает его, лишая не только цели в жизни, но и опоры в прошлом.
Бесконечно далеки друг от друга и родные Кэтрин. Муж без колебаний поддается на уловку Нэнси и даже не дает возможности жене сказать хоть что-то в свою защиту. Николас вытеснил глубоко в подсознание свои воспоминания о насилии, совершенном на его глазах над матерью, сохранив в душе лишь горькое чувство беспомощности и отверженности, которое он глушит наркотиками. Мало что знает о Кэтрин и ее мать, страдающая болезнью Альцгеймера, и, хотя она благожелательно выслушивает откровения дочери, но вряд ли что-то сохранит о них в памяти. Заблуждается относительно своих близких и сама Кэтрин. Но если с сыном, от которого она бессознательно дистанцируется, полагая, что тем самым помогает его взрослению, ей все же удается в финале наладить отношения, то предательство оттолкнувшего ее Роберта Кэтрин простить не в силах.
Таким образом, все центральные персонажи вольно или невольно избегают полной правды, замалчивают ее или основывают свои поступки на ложных предположениях и заблуждениях. Неотрефлексированные травмы, взаимное отчуждение, неумение услышать друг друга и осознать истинные мотивы поступков превращают героев в «идеальных незнакомцев» не только для окружающих, но и для самих себя. Пытаясь защитить свою внутреннюю правду, каждый из них создает вокруг себя непроницаемую оболочку из заблуждений и иллюзий, которые рушатся под натиском обнаженной реальности. В итоге не остается ни виновных, ни правых — только уязвимые люди, мечтающие о понимании, но так и не сумевшие найти его, даже с самыми близкими. Две столкнувшиеся в непримиримой схватке семьи даже отчасти похожи друг на друга. Кэтрин и Нэнси обожают своих единственных сыновей, но, идеализируя их, как бы отказываются от своей ответственности за то, какими они выросли. Роберт и Стивен очень далеки от понимания того, что творится в головах и сердцах их жен и сыновей. А Николас и Джонатан растут отстраненными чужаками при заботливых родителях. И даже такая второстепенная деталь, как наличие своевольных котов в обоих домах, свидетельствует об авторском желании провести неочевидную аналогию между двумя семьями.
Игнорируя болезненную правду и трусливо избегая действий, которые могли бы позитивно повлиять на исход событий, ключевые фигуры сериала словно заранее отказываются от ответственности за собственное поведение, что вызывает дополнительную перекличку с оригинальным названием сериала «Дисклеймер». Личные драмы героев авторы сериала трансформировали в универсальную притчу о человеческой слабости перед лицом правды. Образ «идеальных незнакомцев» выходит за рамки сюжета, становясь символом замкнутости и самообмана, которые часто скрываются за фасадом привычных отношений. Каждый из персонажей оборачивается зеркалом, отражающим сложные и болезненные вопросы об ответственности, которой невозможно избежать по-страусиному прячась от своей вины.