Вечерний псалом

Ещё не всё прошло

 

Ещё не всё прошло. Ещё один рассвет,

за ним, возможно, день и, вероятно, вечер…

Гордиться? Бог мой, чем — и оправдаться нечем!..

А будущего нет… Но точно ли, что нет?

 

Ещё не всё пришло: не закричал петух,

не заскрипела дверь, лампада не погасла:

ты в будущем своём в неё добавишь масла,

затеплишь огонёк и прочитаешь вслух…

 

Ещё не всё, не всё. Оставь свою печаль:

ещё не загремел горячей крышкой чайник,

ты не достала хлеб, не заварила чай;

ты не пережила обманчиво случайных

 

событий дня — и день ещё не стал твоим

настолько, что и смерть отнять его не сможет...

К чему сейчас печаль — наш день ещё не прожит,

лишь на пороге мы с тобой пока стоим.

 

 

Не награда

 

За что ты меня наградил, листопад,

какие ты знаешь за мною заслуги?

Собаку спасла? Не забыла о друге?

Но это и малых не стоит наград,

 

а ты мне — листок золотой на пальто…

Спасибо. Давно не мечтаю о славе,

но эту награду незнамо за что

отвергнуть не в силах и даже не вправе:

 

она ведь, возможно, за то и дана,

что я за неё благодарна и рада…

— Присевший у сердца листок — не награда,

а посланный знак: «Ты сейчас не одна»

 

 

Синичка на Страшном суде

 

Может быть, синички меня спасут —

принесутся стайкой на Страшный Суд,

та, что посмелее, порхнёт к Нему,

скажет: «Тени-тень-пини-пень-зинь-зень!»

Улыбнётся Бог, и меня во тьму

не отправит в этот последний день.

 

Я всегда зимою кормила птах,

оставаясь перед людьми в долгу;

по ночам приходит великий страх:

оправдаться птицами — не смогу!..

Ложка мёда в бочке... и то не мёд!

...Но синичка скажет, и Бог поймёт.

 

 

У Бориса и Глеба

 

Дрожит отражение церкви

в холодной и чистой воде.

Когда я не в собственном центре —

я сразу везде и нигде.

 

Обиды, утехи и страхи —

в них нет настоящей меня…

На паперти пёрышко птахи —

сама упорхнула, звеня.

 

Барашки осеннего неба,

зеркальная рябь на пруду…

Сейчас, у Бориса и Глеба

в свою сердцевину войду.

 

В молчании, с полным доверьем —

в алтарь своего существа…

Тревожно и грустно деревьям —

не их уже эта листва.

 

Тревожно и жарко рябине...

А мною получена весть:

Когда ты в своей сердцевине —

ты по-настоящему есть.

 

 

Пожелание себе самой

 

…Себе же самой — пожеланье простое:

чтоб сердце трудилось, не зная простоя,

как жернов, ходило, в муку обращая

созревшие зёрна: целуя, прощая,

долги оставляя, теплом согревая…

тогда лишь и буду я знать, что живая.

 

Не много желаю себе и не мало:

чтоб как от Христа Самого принимала

и доброе слово, и слово иное,

и хвори, и горе, и счастье земное;

и чтоб, не пугаясь ни бури, ни жала,

до крайнего часа расти продолжала.

 

…Чтоб радость была мне: цветок у тропинки,

озёрных стрекозок лазурные спинки,

созвездие в небе, икона в соборе;

чтоб слышала правду я в горьком укоре

и чтоб не глушили беда и обида

ни щебета птахи, ни песни Давида.

 

 

Вечерний псалом

 

У лягушек есть хор и солисты:

хор затих, а солисты орут.

Небо пламенно, сосны смолисты,

и как зеркальце светлое пруд.

 

Воскресенье. Прогулка под вечер;

вдоль тропинки стеною кипрей…

Не успехами день мой отмечен,

а бессильем и болью моей.

 

Комары. Угасанье заката.

Пресеклась путеводная нить:

Не сама ль я во всём виновата?

Или не в чем себя мне винить?

 

Посижу при звезде одинокой

на замшелом бревне у воды…

В жизни горестной, в жизни жестокой —

что мне помощь? Мои ли труды?

 

Вот, хористы опять заурчали…

Доверяюсь Тебе: изведи

из темницы греха и печали —

ибо утро моё впереди.

 

 

В затишке

 

В полдень в затишке на солнышке рай…

Серой доскою обшитый сарай —

помню ведь, как его строил отец,

только теперь в нём ни кур, ни овец.

 

В жёлтом лишайнике доски стены,

доски забора с другой стороны:

славный затишек! Под полдень сюда

солнышко вхоже. Не вхожи: беда,

чёрные мысли, обида и страх…

 

Крыша сарая — пристанище птах:

в ней меж доскою и шифером гнёзд —

что в небесах перед Пасхою звёзд.

Вон желторотый! — похож на меня —

ту, из далёкого-давнего дня…

 

Солнышко старого гладит кота —

не для него воробьёв суета.

Мне же отсель суета не видна:

я на скамейке сижу не одна —

я с пережитым, со всеми, со всем —

здесь, под защитой отеческих стен

и под покровом вселенских небес;

с болью, конечно! — но можно ли без?..

Травка, суглинок, перо воробья…

Это последняя крепость моя.

 

 

Предзимняя тишина

 

Я сейчас на даче и в трудах:

раньше было некогда, увы.

Тишина предзимняя в садах,

только хруст мороженой листвы

 

да порой синички голосок,

да ещё сорочья трескотня…

Я нашла в сарайчике брусок —

нож точу у жадного огня.

 

Всю обрезку сада съел костёр,

горьким одарив меня теплом…

Всё перерастём и дорастём:

не терзаясь болью о былом,

 

но спокойно помня всё, что здесь

с нами было, — примем жизнь: она

не должна быть лучше… Сад уж весь

вычищен и прибран. Тишина.