Стихи Марии Афанасьевой подкупают точностью жизненной памяти в сочетании с яркостью впечатлений, зоркостью стороннего наблюдателя и свободой воображения. Если сравнивать ее стихотворения с пластическими искусствами, то они написаны не плотной масляной живописью, а тонкой, прозрачной, импрессионистической акварелью.
Творческий метод поэта основан на превосходстве изобразительной составляющей над повествовательной.
Мир Марии Афанасьевой естественен, мало экзотичен, и это мне представляется большим достоинством. Мы видим не натужный оптимизм, а непосредственную радость, не надуманные восторженность и разочарования, а естественную переменчивость настроения, маятник характера, мы словно читаем поэтический дневник. Душевное состояние совпадает с нервом самой действительности, и эту зыбкую связь автор мастерски фиксирует и облекает в поэтическое слово.
Евгений Рейн
Тень
Мир — лишь луч от лика друга,
Всё иное: тень его!
Николай Гумилёв
Тень бежит за нами следом
Босиком по тротуару.
Кажется безумным бредом:
Свет и тень бегут на пару.
Тень бежит, пока есть солнце,
Солнце жжёт окошек смальту.
Тень то скачет, то крадётся
По земле и по асфальту.
Тень везде, во всём таится:
Птицы тень над головой,
Тень — под косточкой ключицы,
Тени — это мы с тобой.
Тень бежит, пока есть солнце,
Тень бежит, пока есть день,
Тень с листвы на землю льётся,
Вся земля — всего лишь тень.
Преображенка-Сокольники, Сокольники-Преображенка
Бросить взгляд на Яузу, когда
едешь на метро по красной ветке
до Преображенки.
Кажется, такая ерунда:
ждать, когда мелькнёт речное олово,
только есть одно большое «но»:
я и ты всегда поднимем головы,
чтобы посмотреть в окно.
Рябина
У двора теперь есть грива лучше львиной,
и оранжевые глазки горьких ягод
смотрят в мою комнату невинно,
но краснеют память и бумага.
«Мы напомним: в старенькой квартире
замолчал в зверинце тесных полок,
позабыв о детях и о мире,
заводной облезлый медвежонок,
удивлённый, с пастью приоткрытой,
принимавший ягоды из рук
и кефиром сахарным умытый.
Потряси его — услышишь стук:
шепоток глухой плодов сушёных
деревянной дробью отдаёт.
и сейчас ты слышишь листьев шорох,
и глаза глядят в окно твоё», —
так шептали кружева рябины —
сединой ржавела в листьях медь.
Засыпали клёны с гривой львиной,
и скучал игрушечный медведь.
* * *
Тёплый свет порождает холодную длинную тень:
вещи холод таят.
Чайник дрожит, закипая, на белой плите —
это я. Это я —
маленький столбик, бредущий под светом огней,
и теней хоровод
пробегает вокруг, догоняя друг друга. Во мне
кое-кто да живёт:
чёрный чай светит долькой лимона из глаз
у него в темноте.
Только, видишь: под вечер во двор пробирается мгла
и холодная тень.
Лампа
К оконному стеклу приникла ночь. Бессонный
фонарный взгляд с презрительным прищуром
глядит на стол, где лампа с абажуром.
(По существу не важен цвет — зелёный,
оранжевый ли, бежевый — не суть, но
важней не цвет, а свет, который смутно
снаружи видится. Ведь комната светла
и вечер весь — лишь тень её угла.)
Сны
Цветные флажки, восковые мелки,
до самого неба, над кронами сосен,
платками льняными летят потолки.
Мне снятся чудесные сны в эту осень.
Мне нравятся велосипедные спицы
летящих колёс, полных радостных снов
и солнечных бликов, и стрёкота, но
как не упасть мне и не провалиться?
* * *
Триптих окна за моей головой —
как синева безнадёжно бледна!
Ночью послышалось: кто-то чужой
резал невидимый край полотна,
рвал и сминал, и трещал, как огонь.
Треск его речи со мной говорил:
— Я покажу тебе истинный мир,
я покажу тебе облик его.
Жаль
Телесным теплом пропитался измятый сатин,
как будто постель вдруг задумала стать человеком,
а может быть утром — тяжёлым и тёплым, почти
похожим за зверя, бредущего с улицы к векам
в глазницу окна. На стене загорелась печать,
и сонному взгляду почудилось: наискосок
ползут облака, и у дома напротив висок
прострелен лучом. Мне мучительно хочется встать,
мучительно хочется жизни. Во сне жизни нет.
Она провела облакам эту диагональ,
которую я не увижу: опять засыпаю, хоть мне
всего очень жаль.
