Пустое место

ДО 120

 

— Это мой первый муж, — показывает фото.

На фотографии серо-бурые карандашные росчерки — как будто облетевшие ноябрьские кусты.

— А это второй.

На экране смартфона та же неразличимая штриховка, только в более темных тонах.

— Первого-то как звали? — спрашиваю.

— Да Мишкой звали. А второго Водьдемаром. Вовка на самом деле, но велел себя так называть, любил эффекты.

Трамвай громко скрипит на поворотах и даже просто так. Я вглядываюсь в портреты, силясь разглядеть там что-то антропоморфное.

— Ну а у тебя чего как, — спрашивает Ксения.

— Вчера случилась странная история. — Я начинаю рассказывать. —  У нас напротив дома казармы, Семеновский полк расквартирован. Утром с самой рани там поверка. Гимн, марш под барабаны, построения. Главный их потом приветствует, всегда через паузу: «Здравствуйте <пауза> товарищи!» И те в ответ хором: «Здравия желаем, товарищ полковник!» Каждый день с утра просыпаюсь под этим кричалки. А вчера проснулся, и после «здравия желаю товарищ полковник» вдруг как рявкнут: «До 120!» Потом пауза и сразу: «Мазаль тов!» Потом у них стрельбы учебные начались, и дымом все заволокло. Я такое раньше уже видел, еще весной, тоже со стрельбой и дымом. Странно, конечно, что в центре города, но им, военным, пофиг вообще. Интересно, что бы это значило.

— Да то у них главный еврей, наверное, и день рождения у него был, — говорит Ксения без малейших раздумий. — У них так принято поздравлять.

— Ну, как-то необычно все-таки. Непривычно как-то.

— Ну а что непривычно, вон целый генерал N, говорят, еврей, а тут какой-то полковник. Чего б не поздравить.

— Ну, может быть…

Для меня объяснение звучит все равно странно, несмотря на уверенный тон Ксении. Мы познакомились на днях в этом самом трамвае 38, она ехала в больницу к сыну, который попал туда с пневмонией, я ехал по своим обычным присутственным делам. Она попросила приложить ее проездную карту к валидатору. Слово за слово, то-се, пятое-десятое — в итоге решили иногда встречаться по утрам в трамвае, или за чашкой кофе, или еще как-то.

Сегодня была наша первая встреча.

— Тут хитро нарисовано, — говорит Ксения и смотрит тоже хитро. — Это как в объемных картинках, надо смотреть расфокусированным взглядом и тогда увидишь 3D.

Я смотрю, как велено, и из мешанины штрихов и ряби как будто и вправду начинает что-то проступать, вроде даже черты лица. Толком рассмотреть не получается — боковым зрением замечаю движение, и в голове тут же вспыхивает болевой сигнал, толчком бьющий прямо в сердце.

Кряжистой походкой по салону пробирается меж пассажиров контролер.

Я порывисто вскакиваю с места.

— Ксения, простите, — начинаю пробираться к выходу, говорю уже на ходу, испытывая страшную неловкость. — Мне тут нужно сойти... совсем забыл... У меня ж заказ приехал... вон и «Вайлдберриз» как раз. Ну, не прощаемся, увидимся!

Трамвай с громким скрежетом отъезжает, я успеваю поймать в окне взгляд Ксении — она смотрит как будто с легким сочувствием, она, конечно, все понимает.

Начинают падать крупные хлопья снега, я стою на остановке, не зная, куда идти и что предпринять, в голове звучит фраза Ксении «ну, может, у них там совместные учения с цахалом или шабаком, я в этом ничего не смыслю, только слова эти слышала...»

Я понимаю, что мы вряд ли увидимся, но в голове уже само собой срифмовались «шабак» и «как собак», и уже начинают складываться первые строчки стихотворения, и я знаю, что к вечеру оно будет готово, и предчувствую, что это будет крутой стих, и это предчувствие отчасти примиряет меня с серым предзимним утром, которое начиналось так хорошо, а кончилось так нелепо.

 

 

ЗАБЫЛ

 

Бывает так, что после, например, футбола, в воскресенье, едешь домой и заезжаешь по пути, например, в «Пятерочку» с целью купить там хлеба, яиц и сыра. И вот набираешь все это в корзину, идешь к кассе и там обнаруживаешь, что карточку оставил, по всей видимости, в кармане второй куртки, которую надевал поверх первой, когда катался с детьми на горках перед футболом. В описываемое воскресенье мороз и ветер был такой, что без второй куртки долго не протянешь.

Вздыхаешь, раскладываешь хлеб, яйца и сыр обратно по полкам (то ли из гуманизма, то ли из болезненного перфекционизма), садишься в машину, подъезжаешь к дому, крутишь минут десять по дворам, находишь наконец лазейку, куда и паркуешь машину, идешь домой, надеваешь ту вторую куртку и идешь уже пешком (10 минут) обратно в «Пятерочку». Пока все это происходит, список расширяется, теперь в нем фигурирует картошка, лук, морковь и что-то еще.

В «Пятерочке» тепло, и музыка для лифтов из-под потолка божественно играет. Берешь тележку, ходишь с ней от лотка к лотку, набираешь всего по списку, идешь к кассе и там обнаруживаешь, что карточка, по всей видимости, осталась дома на специальной такой хреновине для бумаг (тут уже всякие разные слова с темной стороны эмоционального интеллекта сами просятся на язык, но мы сдержимся).

Проверка всех карманов (шесть в верхней куртке, четыре в нижней, четыре на штанах) ясно показывает, что это, братан, фиаско. И вот ты невнятно говоришь кассиру, что, мол, тележка пусть пока постоит у касс, я забыл деньги, наверное, вернусь, уже нет ни сил, ни желания раскладывать это все по полкам, в жопу этот гуманизм, в жопу этот перфекционизм, идешь домой, мороз, падает снег, левая голень ноет — задели на футболе, в правом колене тоже отдает, что-то там не зажило с прошлого раза.

Идешь и думаешь, какая у этой истории, собственно, мораль, а морали никакой нет, просто поздний вечер, усталость, тупая пустота в голове, шлепанье ботинок по слякоти.

 

 

ПУСТОЕ МЕСТО

 

Говорю голосовому помощнику Алисе: можешь распознать песню?

Она говорит: конечно! Просто включите музыку и спросите — Алиса, какой трек сейчас играет?

Алиса, говорю, что сейчас играет?

Дайте-ка прислушаться, говорит Алиса.

Я начинаю напевать: там-та-там, та-ра-ра-ра-ра-ра-ра, та-та-там, ну, в общем, мелодия из «Малхолланд Драйва» с приятным девичьим тембром, эту мелодию еще Мак Миллер сэмплировал, а потом умер от передозировки. Короче, известный трек, многие наверняка его слышали и сейчас узнали, тут даже не надо каким-то особым музыкальным слухом обладать.

Алиса взяла паузу на пару секунд и потом говорит:

Мне кажется, сейчас НИЧЕГО НЕ ИГРАЕТ.

Вот как!

Ну ладно, не играет, и ладно.

Кстати, со мной такое не впервые, когда я говорю, а меня как будто не слышат. Как будто я пустое место. Или тот пустой мешок, которым убили лысого в подвале. Вот теперь и искусственный интеллект это прочухал. Ладно, по большому счету ничего нового для меня.

Алиса, включи там что-нибудь, что мне нравится, спасибо.

 

 

ХОШЬ, ФОКУС ПОКАЖУ

 

Пока я ходил с бородой, ко мне стали обращаться «мужчина». «Молодой человек» на время подал в отставку.

Запомнился случай. Едем в метро между «Площадью Ильича» и «Марксистской». Стоим у дверей, Машка с Лизкой в слинге, потом я, потом слева парень — здоровый такой, с банкой энергетика. Лицо малиновое у него уже, и сам немного на взводе, глазками постреливает, как будто ищет, с кем бы испытать себя на прочность.

Едем в туннеле, он ко мне наклоняется и говорит:

— Дядька! Хошь, фокус покажу?

Лицо у него стало такое лукавое, как у Ильича, в честь которого поименованную площадь мы только что проехали.

— Смотри! — говорит. — Никто так не умеет!

Ставит банку на пол. Прикладывает ладони к дверям и просто раздвигает двери. А там кабель мелькает, колеса грохочут, он еще и обернулся ко мне, двери держит, лицо у него малиновое, и довольный как ребенок. Потом он двери отпустил, они тут же грохнули друг о друга, он подмигнул мне и Машке, мол, увидели вы такое впервые и больше не увидите. Никто так не умеет.

Он вышел на «Марксистской», а мы поехали дальше.

Чего уж там, это был, конечно, редкий и запоминающийся фокус. До сих пор помню.

И еще момент. Ведь что такое обращение к незнакомому человеку: вежливое расстояние вытянутой руки или, наоборот, липкое панибратство. Мужчина, молодой человек, эй-братан. А тут как будто мы оба читали в детстве «Сирены титана» Воннегута, и он обратился ко мне как к герою той книжки (которого Дядькой как раз звали). Как будто мы давно друг другу фокусы показываем, с детсада.

«Хошь, фокус покажу?»

Давай, показывай.

 

 

УВАЖАЕМЫЕ

 

В один из давних дней гуляли мы с женой Машкой в московском зоопарке.

Ходили, смотрели на млекопитающих, птиц, рыб, рептилий и пресмыкающихся гадов и в какой-то момент обнаружили, что приближается время закрытия. Обнаружили это, услышав сообщение из рации охранника, оказавшегося рядом, — старший по должности давал ему инструкции.

Вот их примерный диалог.

— Егорыч, закрываемся.

— Ага, понял.

— Давай, загоняй уважаемых.

После этой фразы охранник расставил руки в стороны и начал делать круговые движения от себя, как будто загонял кур в курятник. При этом он говорил: уважаемые, зоопарк закрывается, следуйте на выход.

Фраза мне запомнилась. Тогда я понял, что слово «уважаемый», которое мы слышим довольно часто от самых разных чинов при исполнении, — вовсе не прилагательное. Это имя существительное. Оно не требует никакого предмета — оно и есть предмет. К тебе не обращаются уважительно — тебя называют. Ты назван и причислен к страте тех, кого можно, соблюдая формальные приличия, «загонять».

Можно даже вообразить страну, населенную уважаемыми и теми, кто их загоняет, — со всей географией, историей, мифологией и ритуалами, но это было бы уже слишком. Посему уважаемый, пишущий эти строки, тут поставит точку (его к тому никто не принуждает, но всякому уважаемому потребно соблюдать приличия, хотя бы жанровые).

 

 

КАК МЫ ПОВСТРЕЧАЛИ СТЕПУ

 

Сначала я два раза возвращался через весь Гостиный двор на Петькины занятия по рисунку: забыл воду, а потом не мог найти Мусин шарф — ни в коляске, ни в рюкзаке, нигде. В итоге, уже окончательно выйдя на улицу, обнаружил его в обогреве для рук коляски, куда его сам и засунул.

Потом вместо того, чтобы перейти с «Площади революции» на «Театральную», сели в поезд.

Примерно на «Арбатской» я обнаружил, что мы едем куда-то не туда, но выходить было поздно, поэтому доехали до «Киевской». Там перешли на кольцо и благополучно сели не в ту сторону. Вышли на «Октябрьской» и пересели обратно.

И вот едем мы, значит, вчетвером: Петька, Муся, я и коляска. Я немного из-за всего этого страдаю, и на фоне страданий субтитрами идет было мораль истории, целиком состоящая из недоумения, гнева, принятия и смирения, как вдруг замечаю в вагоне Степу. Он сидит и устало смотрит куда-то на уровне своих глаз. Вместе с ним сидит его бабушка Таня. Я тут же говорю Петьке, смотри, смотри, кто это вон там сидит! Надо было видеть их лица, выражавшие одновременно удивление, смущение и радость. Степка, правда, на следующей остановке вышел, однако мораль истории своим появлением существенно украсил. Когда дурная голова ногам покоя не дает, всегда есть шанс убедиться, что все было не напрасно.

 

 

ШПУЛЛЕР

 

Муся не очень хорошо себя чувствует и гадает, ротовирус у нее или насморк. Ротовирус, как выяснилось накануне, обнаружили у ее подружки Лии.

— Ротовириус не страшно, — говорит Муся, — ну, вырвет меня, зато потом станет легче. Я боюсь только, если у меня будет сразу ротовирус и насморк, тогда я могу умереть.

— Как это умереть? — говорю. — От насморка, насколько мне известно, еще никто не умирал. Да и от ротовируса.

— Это если по отдельности, — объясняет Муся. — А если две болезни вместе, тогда можно умереть.

— Почему ты так решила?

— Мне мама сказала.

Идем в комнату к маме разбираться.

— Мам, помнишь, когда мы в магазин зашли, ты говорила, что от двух болезней можно умереть! — напоминает Муся.

— Я сказала, что, если это две серьезных болезни, например, рак, а потом ковид, тогда да. А если это две маленьких болезни, то, конечно, миленький, ты не умрешь! — говорит Машка участливо и обнимает Мусю.

Муся чуть заметно кивает, как всегда обходясь без слов в ситуациях, когда можно обойтись без слов, а я думаю, что голова у меня устроена точно так же, и я часто запоминаю не то, что надо, как персонаж из рассказа Пелевина, который пытался запомнить фамилию Шпенглер, но тут же ее забывал и, пытаясь вспомнить, вспоминал только слова «шпуллер», «зингер» и «парабеллум».

 

 

СТАТЬ НОЛЬЮ

 

 

Младшая говорит,

Меня не будет, понимаешь,

Будет пустота.

Поэтому, когда я умру,

Я стану нолью.

Ну да, это просто понять!

 

Она улыбается,

Как будто это и правда

Просто понять.

Эта штука только что

Открылась ей.

 

Мы сидели на кухне, и она

Решала задачку по математике

Для первого класса.

Там костяшки домино,

А под ними пустые клетки,

В них надо вписать цифры

По числу точек.

 

И младшая все это быстро

Вписала, все цифры,

Все, кроме ноля.

Почему-то отсутствие точки

На костяшке

Вызвало затруднение.

 

И тогда я объяснил,

Что не так

С этой пустой клеточкой.

Пустота, говорю, это ноль,

Это значит, что ничего нет,

Ноль — это когда ничего нет,

Понимаешь?

 

А, теперь поняла!

Это так просто!

Пустота — это когда ничего нет,

Ну вот, ничего нет

И меня нет, а значит,

Когда я умру,

Я стану нолью!

 

Она была так рада

Этому открытию.

 

После она продолжила

Решать задачки

И нашла, и закрасила

Нужные области

На картинке с корабликом

С парусом и звездой.

 

Он плыл по морю

На фоне горы,

На горе было облако,

И младшая была немного

Расстроена тем,

Что море покрасила синим,

А для неба уже не нашлось

Подходящего цвета.

(Но потом он нашелся.)