Охота на осьминогов

*  *  *

 

говорят что прошлое не лечится

только ночью снится иногда

память — романтическая лётчица —

совершает вылеты туда

 

что случилось — то уже не кончится

ни сейчас ни завтра никогда

память как заправская налётчица

прошлое берёт на абордаж

 

прошлое болит на расстоянии

вытянутой в вечности руки

перед прошлым наше предстояние —

по воде бегущие круги

 

 

*  *  *

 

плывём усталые кочевники

по стёртым улицам Москвы

её невольники плачевники

не поднимая головы

 

лишь тени за окном задвижутся

и вон — из каменных палат

к нам в Подмоскву где легче дышится

и где никто не виноват

 

что жизнь на ниточке качается

что с неба падает звезда

и что у Бога не кончаются

деревья люди поезда

 

 

*  *  *

 

речные дали родиной полны

мне так знакомо имя тишины

что прорастает буйною травою

кузнечики — наш солнечный оркестр —

пиликает на скрипочках окрест

от полдня и до самого отбоя

симфонии зелёного прибоя

 

за далью — даль

за полем — горизонт

в руках у мамы разноцветный зонт

бежит тропинка солнечного лета

вперёд через пшеничные поля

и мужики стоят как тополя

и мама под их взглядами раздета

 

идём идём по полю на Оку

и петухи кричат кукареку

в домотдыхе отцовского завода

и ястреб сверху смотрит на меня

как будто мы с ним кровная родня

лети отсюда хищная порода

 

там на реке играют в волейбол

и прыгают мальчишки между волн

когда промчится «Луч» или «Зарница»

а мамы мажут кремом телеса

чтоб не сгореть в упор за полчаса

и отдыхом советским насладиться

 

и на тот берег манят смельчаки

но нет реки коварнее Оки

лишь попадись в её водовороты

я сам едва не стал её строкой

с тех пор себя я чувствую рекой

таящейся за каждым поворотом

 

 

*  *  *

 

стареет сад что посадил отец

он яблоням отпиливает руки

деревья тоже стонут от разлуки

стуча сухими спилами сердец

 

вот яблони что радовали нас

цветеньем созреваньем и прозреньем

что умирают медленно сейчас

под молодое радостное пенье

 

жуков и пчёл и прочий полигам

под щебетанье и миротворенье

останутся стихами и вареньем

читаемым по буквам по слогам

 

 

*  *  *

 

забудь о том что всё пройдёт

живи сегодня в Светлогорске

где осень набирает ход

в янтарном городке приморском

 

где клёны чествуют листву

скрипит канатная дорога

где примеряешься к родству

морскому призрачному богу

 

где чайки дерзкие кружат

из рук выхватывая пищу

где кошки томно возлежат

как будто ты здесь третий лишний

 

где дюны подпирают дверь

и не открыть им невозможно

и всё что значишь ты теперь

одно лишь слово — подорожник

 

 

охота на осьминогов

 

нашей целью были осьминоги

розовые птицы глубины

высоко разбрасывая ноги

были нам у дна они видны

 

мы на них охотились бросая

с хитрою наживкою крючки

и кефаль прикорм в воде кусая

чешуёй блестела как очки

 

капитан с улыбкою джедая

рыбаков степенно обходил

наш корабль в пути сопровождая

альбатрос маячил впереди

 

вот закинул капитан наживку

натянул земную тетиву

словно совершал живую сшивку

моря с небом здесь и наяву

 

и на том конце где сталь опасна

в глубине морского тайника

где плывёт с теченьем не согласна

тень акулы с сердцем мясника

 

вздрогнула обученная леска

от прикосновенья в глубине

будто бы танцо́вщица бурлеска

закружилась там на самом дне

 

капитан как палочкой оркестру

удочкой уверенно взмахнул

моря Средиземного маэстро

музыку в морскую гладь вдохнул

 

и как будто музыке внимая

плавно показалась из воды

розовая голая немая

танцовщи́ца голубых глубин

 

капитан обнял её за плечи

чтоб не расставаться никогда

и взошла над миром в этот вечер

новая печальная звезда

 

 

*  *  *

 

— ура! наконец-то исполнится пять!

девчонка кричит в электричке

ей хочется взрослой — как взрослые — стать

и в воздух взлетают косички

 

она самый маленький здесь пассажир

вращает большими глазами

она поедает меня как пломбир

и вновь обращается к маме

 

— мы скоро выходим? мы едем ещё?

в Царицыне что ли выходим?

мол знает она этим станциям счёт

глазами хитрющими водит

 

 

*  *  *

 

всё непросто говорит мне тостер

даже хлеб поджаривать непросто

что уже о прочем говорить

как ты тут справляешься полвека

ни за что не стал бы человеком

жить под богом или суп варить

           

всё у вас людей витиевато

все у вас хоть в чём-то виноваты

только я ни в чём не виноват

я простой ручной китайский тостер

я люблю простой китайский постер

жарю гренки всем кто захотят

 

не смотри что маленького роста

что могу поджарить лишь два тоста

тостер это просто псевдоним

если будет горестно и трудно

приходи на кухню ты под утро

по душам с тобой поговорим

 

 

*  *  *

 

когда собрал в своей библиотеке

все те книги

что хотел прочитать

неожиданно

наступает зрелость

 

читать

уже нет никакой необходимости

просто ходишь

трогаешь корешки

разговариваешь

с любимыми

непрочитанными книгами

рассказываешь им

свою такую долгую

такую ненаписанную

жизнь