До прощания
Много у нашей любви основ:
давних и давешних отзвук слов,
вовсе немые обрывки снов…
Заревой, забрезживший луч струится
меж стволов, как между алтарных створ.
И мешают птицы разговориться,
заглушая спевками разговор.
Помню все твои огоньки на бусах
и грачей над гнёздами виражи.
Но теперь мы порознь в своих улусах
и похожи больше на миражи.
Наши души — ризницы ран и ссадин
как в татарском тлеют, таясь, огне.
Неотчётливость твоих волн и впадин
неизбывно снится под утро мне.
И когда, бывает, взгляну в окошко,
в предрассветном сумрачном молоке
мне напоминает тебя немножко
озерцо подснежников вдалеке.
Лава снега, тая, сползает с крыши.
Разреши мне первым уйти в запас.
Ведь уже становятся тише, тише
голоса друг друга, что грели нас.
Апрель 2024
Старые липы
В правой оконечности нашего променада
дремлют неохватные липы,
душистые во время цветенья,
с тёмной, в зной не проницаемой сенью,
чьи стволы с морщинами твёрже камня.
Чего они только не видели, не слыхали.
В эпидемию повальную смуты
уносило мимо них — к Ярославлю
трупы белых офицеров в исподнем.
И ещё казался не стихшим
разнобой винтовочного расстрела.
У меня в ушах его отголоски…
От Казанской всегда выхожу на Волгу,
когда сплавляются последние льдины,
под бесшумными серебрясь облаками.
А завидят их голодные чайки,
разлетаются в стороны, обознавшись.
2024
С птицами заодно
За тех, кто помнит, за тех, кто знает
и с нами делится без утаек,
кого ночами не отпускает
утробный визг магаданских чаек...
1
Уже не знаю с какого брёху:
война ли небеса прохудила
или космос сам отыскал лазейки —
только в мае внезапно похолодало,
дождь в момент обернулся снегом,
повалившим на покорные кроны,
заглушающим воскресные звоны
побледневшего от осадков царства,
в чьих садах ни челяди нет, ни барства.
2
Кто только не спасается за окошком
у моей дощатой кормушки:
сойки, горлинки, с алыми хохолками
райские залётные птахи
над вдвойне сегодня белой сиренью,
не страшась ни заморозков рассветных,
ни силков неведомых птицеловов.
Я ж в ответ, хоть и стар, и грешен,
но открыт для птичьих криков и зовов,
для сиреневых и снежных покровов…
Май 2024, Поленово
Чаяния мирянина
Так ссыльный около Енисея
ждал на побывку свою супругу
и вдруг расслышал, дышать не смея,
приход её корабля по звуку.
С годами
со всё большей опаской гляжу туда,
где высота темна
или отчуждённо посверкивает мирами,
не тотчас гаснущими с рассветом,
а только меркнущими при этом…
Вся махина космоса дань какую
с нас возьмёт — взгляну и запаникую.
Неужели впрямь
чаяния Заветов,
призывные волны звонов,
опресноки и просфоры —
верная надёжная скрепа,
связка здешней жизни
с потусторонней?
Знать, разумнее смотреть не вверх,
а под ноги —
на траншейку между снегами
иль летейскими берегами,
что ведёт несбивчиво год от году
к нашему редеющему приходу
с тихим хором, зыбкими огоньками…
Брат, не будь фанатом: мол, быть бы живу,
просто верь в распятье, лозу и ниву,
что спасёт отечество от обвала
освященье в Вербное краснотала.
2024, Поленово
Тёзки
Памяти Н. Грамолиной
Как похожа стала родная речь,
оставаясь с нами в последней силе,
на три красных стрелки пасхальных свеч,
что горят в ночи на родной могиле.
Для чего она посейчас со мной,
для какой просодии или метра?
Приподняться силятся над землёй
мотыльки свечные, кренясь от ветра.
Вот сейчас сорвутся и полетят
над рекою, чьи берега покаты,
а потом устанут, поворотят
и вернутся гаснуть в свои пенаты.
Вскоре после благовеста в тиши
этих свеч огарочки в росной дрожи
станут для мытарствующей души
чем-то с поминальной запиской схожи.
Мы увидим вдруг, воротясь в ночи,
на столе веранды зари полоски.
Благодатно каплет на куличи
воск —
они с воскресеньем тёзки.
Светлое Воскресение, 2024
В окрестностях Киселихи
Если кратное время жестоко,
тяжелее, чем пригоршня слёз,
глянь на кроткие в небе высоком
предосенние копны берёз.
К ним подняться душа не сумела
и корила:
«Какого рожна
ты со мной, неуёмное тело,
ничего я тебе не должна.
Сколько знаешь ты баек и былей,
погружений под утро во тьму,
сколько мышечных тайных усилий,
не ведущих уже ни к чему…
И теперь заслужило с годами
на делянке погоста вдали
под нехитрым крестом
ноготками
упестрённый пригорок земли.
Если ж в будущей жизни однажды
соберусь я тебя повидать,
стану как панацею от жажды
капли волжских дождей собирать».
2024
Оберег
Мы шли всем классом в обсерваторию
и как подорванные глазели
на тьму космической акватории,
где звёзды кормчие голубели.
В ржаном, ещё не позолотевшем поле
с пригорка виден валун,
и ежели к нему подобраться —
крупная багряная земляника
кустится у его лишаёв.
Слепни мешали расслабиться возле Волги
с блёсткой рябью, каракатицами мазута
под полуденным солнцем,
тусклым и недреманным,
задолго до закатных туманов.
..............................
Собирайте, други, осколки света
впрок по дачным щелям, сусекам
добрую солдатскую жменю.
За порогом времени и пространства
без вселенских копей над головою,
нотной грамоты лириков нищебродов,
статься, станут нам они
оберегом.
Июль 2024, Рыбинск
* * *
В октябре
над Бутовским полигоном
вороньё живёт по своим законам:
то червивит вдруг золотые кроны
или разлетается,
слыша звоны.
Поминаю тех,
чья душа как слиток
оставалась в годы мытарств и пыток,
кто тогда подпольно перед расстрелом
причащал,
чтоб мы воскресали в белом.
2024
Иди и твори
Как будто по знаку: иди и твори,
казалось, был вылеплен воздух из воска.
И в свет невечерний вечерней зари
вдруг вспыхнула и превратилась полоска.
Наутро подземку снабдив пятаком,
там было с подругой в студенчестве тесно.
А нынче я, старец с седым кадыком,
всё слабже с душой своей связан телесно.
Слияние точек — в одну — болевых,
она у меня из таких северянок,
кто помнит волнение трав луговых
и капища лагерных зон и делянок.
И вот — утекает в иные края.
Ошибка, что ход у неё черепаший,
туда, где в несметных строках Бытия
замолвлено слово о родине нашей.
22 октября 2024, Тула