Кабинет
Юрий Кублановский

Евразийское

Кублановский Юрий Михайлович родился в Рыбинске в 1947 году. Выпускник искусствоведческого отделения истфака МГУ. Поэт, критик и публицист.

Пользуясь случаем, сердечно поздравляем Юрия Михайловича с 60-летием.

Евразийское
стихи

Элегия сада Монсо

Молоко тумана; листва в коррозии
и её ж на ветках ещё ошмётки.
С хладностойкими, очевидно, розами
деревцо, распятое на решётке.
Осень — это всегда анархия.
Двадцать лет тому, а кажись, что давеча
Бродский тут бубнил: “Не моя епархия,
извините, деятельность Исаича”.

Много меньше стало в Монсо под снегом
занимающихся спортивным бегом.

...Через год с копейками ход истории
на глазах убыстрился, словно в сказке,
а точней, какой-то фантасмагории,
к неизвестной только глупцам развязке.
Так что я спешу, твою руку трогая — 
как ты их осенью согреваешь? — 
досказать посбивчивей то немногое,
о чём ты ещё не знаешь.

 

В базилике Сен-Дени

Тронутые коррозией
листья последних дней.
Осень ещё не поздняя,
будет ещё поздней.

Раз навсегда таинственный
обруч нам сжал сердца:
каждый из нас — единственный
у своего Отца.

Мы не из касты правящих.
Я, например, в бегах,
будто безвестный прапорщик
в стоптанных сапогах.


Но моего служения,
чтобы о нём узнать,
камерами слежения
скрытыми не заснять.

…Всё-таки вавилонскую
жизнь мою искони
что-то роднит с Бретонскою
Анной 
из Сен-Дени

с мраморными ключицами,
косточками у плеч.
Мы, монархисты, с птицами
схожи, теряя речь.

 

Предгорья

Олегу Целкову.

Предгорья лучше гор — они волнуются,
их волны разных уровней колышутся,

в заснеженности скудной соревнуются,
и посвисты ветров оттуда слышатся.

Что будет с жизнью, быстро отступающей
к последним рубежам? Ещё не знаю, но

возможно, то же, что и с убывающей
лазурью, в чей зенит светило впаяно.

И в парном дрейфе старый коршун ястреба
опережает, как судьбу судьба.

…Я сызмала хворал, бывало, гландами
и помню про синдром совковой выучки.

Но мнится — в приграничье с Нидерландами,
усердный подмастерье, мою кисточки

и в расписной аркообразной горнице
вдруг вижу в утро вещее, погожее

в оконце за плечом у Богородицы
предгорья, на подводный мир похожие.

 

Царь

…Вдруг проснулся не у пыльных полок,
а проникшим в полутёмный терем
на подушках Софьи Палеолог
полугосударем-полузверем.
И когда поднёс к губам, намятым
за ночь заревую, ковш долблёный,
быстротечной жизни склон покатый
перелился в вал волны солёной.

Да, кажись, я правил этим миром,
где шумят леса до океана,
где зенит меняется с надиром
местом в толще белого тумана.
Нет, не помню, кем я был на свете.
Нынче ж в положенье переходном
я уже по щиколотку в Лете,
в мутном молоке её холодном.

 

*        *

  *

Ассирийка чистила мне ботинки,
доводя бархоткою их до блеска.
А теперь в холодной её кабинке
никого, зашторена занавеска.

Между тем чем более я старею,
чем охотней тянет присесть на лавку
и прочистить горло, схватясь за шею,
тем верней дела идут на поправку.

На Тверском раскалились под снегом листья.
Отразились сумерки на сетчатке.
…А тогда на скрюченные на кисти
натянула нитяные перчатки

и баском рассказывала: мол, с братом
(мимо шли богемной гурьбой студийцы
в состоянье, видимо, чуть поддатом)
— мы в Москве последние ассирийцы.

 

Евразийское

Существую сам, а не по воле
исчисляемых часами дней.
А окрест — непаханое поле,
поле жизни прожитой моей.

Кое-как залеченная рана
неспокойных сумерек вдали.
Писк лисиц в улусе Чингисхана,
вспышки гроз над холками земли.

Кто-то вновь растерянных смущает
тем, что ждет Россию впереди.
Кто-то мне по новой обещает
много-много музыки в груди.

Разгребал бы я костер руками,
только дождь упорнее огня.
Воевал бы я с большевиками,
только червь воинственней меня.

Взятую когда-то для прокорма
нам тысячелетие спустя
языки стихающего шторма
возвращают гальку, шелестя.


А в степях, в солончаках всю зиму
не поймешь средь копий и корзин:
то ль акын соперник муэдзину,
то ль акыну вторит муэдзин.

 

 

 

Велимир

Удивляюсь мужеству Велимира:
Председателем аж Земного Шара
(хорошо хоть, что не чумного пира)
стал он в годы смуты и перегара.
Будто Лир, шагал в безвоздушной хмури
грозовой навстречу далёкой вспышке.
А потом — как зарисовал Митурич —
на одре в солдатском лежал бельишке.

Показалось, с неба сошла лавина,
в губчека окна распахнулась рама
и туда — к дурному от кокаина
сыну диалектики и раввина
залетел огонь, ослепив абрама.


........................................


Уважайте мирочувствование поэта!
Зарубив себе на носу, на сайте
это,
господа лощёные, так и знайте:
весь и меря — часть человечества
на северо-востоке Европы.
Им не позволили онемечиться
мокроступы и волчьи тропы.

2006.

(Переложение стихотворения 1970 года.)

 

*        *

  *

Н.

Ветер прощался с гривами
выцветшими осоки,
в меру неторопливыми
были его потоки.
Вот ведь и мы не молоды
нынче перед разбегом.
Цвета мёда и солода
травы под мокрым снегом.

29.Х.2006. Верея.

Сверху — с полёта птичьего
лучше заметны силы,
что привели к величию
Русь на краю могилы.
Загодя размелованы
пяди её пространства.
Мне ли не уготованы
бармы её убранства…

 

Царь (2)

Не в степном зачуханном улусе,
а в лесном московском эмпирее
поднесу к губам, заросшим усом,
золотую чарку романеи.
Облачусь в парчовые доспехи,
за оконцем золотые пятна
потускнели листьев и помехи
увеличились тысячекратно.

Впредь ветрам в отместку огрубелым
и путям их неисповедимым
я останусь тут последним Белым
памятным Царем непобедимым.
И покой моей оберегая
родины, чьей гибели не емлю,
пусть альтернативная, другая
длится жизнь наследовавших землю.


*        *

  *

Как услышу волну, увижу волну,
от её тотчас задыхаюсь дыма,
словно тем беру на себя вину
за исход поверженных с рейдов Крыма.

Бесцветье глаз, смуглота висков.
Неутихающий скрип мостков.

Но приходит, видимо, мой черёд
искать не ветра в открытом поле,
а ровным счётом наоборот:
преемника в потаённой доле

наследовать мне — беречь
волн и трапов двойную речь.

 

*        *

  *

Сделалось с годами, допекая,
всё слышней дыхание в груди,
с ним таким теперь на пик Синая,
потакая звёздам, не взойти.

Кажется, что жизненная квота
вычерпана — но, наоборот,
из кармана заставляет кто-то
доставать затрепанный блокнот.

Словно это юнкер темноокий
у себя в казарме налегке
спит и видит сон про одинокий
и мятежный парус вдалеке.


Вход в личный кабинет

Забыли пароль? | Регистрация