Гимн полыни

Василий Авченко. Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем. М., «АСТ: Редакция Елены Шубиной», 2023. 509 стр.

Эта книга посвящена одному летчику, Льву Колесникову, ему, его роду и тому, что было вокруг. Летчику второго, так сказать, ряда, да и вообще обычному, простому герою тех непростых — а когда у нас были простые? — лет.

И поначалу некоторая дискретность повествования склоняет отчасти к мысли, не притянуто ли все это формально? Вот Владивосток — конечно, Владивосток, житель этого города Василий Авченко давно и всегда поет его — на фоне семьи, то есть семья на фоне города и страны. Вот даже и общеизвестные уже, в общем-то, факты: Юл Бриннер родом отсюда, Николай Федоров — внебрачный сын князя Гагарина и т. п.

Потом же понимаешь, что подобная структура — только плюс. Не линейная биография, родился-вырос-достижения-смерть-(не)признание, а такое эссе, разговор даже, вернее. «А вот тут еще такое, кстати, было, знаете?» Не знаем.  И позволяет она взглянуть на весь наш почти прошлый век. Через истории людей. А через кого еще смотреть, не с вершин памятников же.

Так писал Брюс Чатвин — и это правда очень здорово.

И проходит перед нами история подростковой любви Фадеева — и его жизненной драмы. Опять же не такая ЖЗЛ-биография, а — его письма к потерянной и обретенной возлюбленной и, без авторского диктата и догматизма, очень тактичные мысли о причинах его самоубийства.

А затем — и это, понимаешь потом, очень точно и четко, без зазоров в действие и сюжет вмонтировано — настоящая история отечественной авиации. Со знанием и любовью, источниками всяческими и горящими глазами. Описать, как делали, дорабатывали ТТХ самолетов, какие виражи они закладывали в боях с американцами на корейской войне, так, что это захватит даже далекого — о себе говорю — от этой тематики и даже чуть скептического читателя, это даже не уметь надо, а любить.

Про корейскую войну в книге вообще будет много. И это хорошо, интересно и правильно — зашифрованная, под грифом секретности (СССР не афишировал свое участие), эта война и сейчас, подозреваю, не многим известна в деталях и в сути. Уже не говоря о версиях, различных трактовках, аналитических находках. «Пусть Северная Корея беднее Южной, но как в осадных условиях Пхеньян смог жить, создавать оружие, обеспечить экономический рост? Ужесточение санкций не привело к социально-экономической нестабильности или волнениям. Доктор экономических наук кореевед Светлана Суслина пишет: нельзя однозначно сказать, кто выиграл в гонке Севера и Юга, потому что неизвестно, каким вышел бы результат, будь страны поставлены в равные условия. В основе успеха Юга — внеэкономические причины? Ни одна азиатская страна не имела столь крупных инъекций иностранного капитала, как этот американский плацдарм». И технологических еще, замечу.

И тут уж неизвестных деталей и свидетельств будет уже более чем. Во что одевались (в китайскую форму, чтобы не узнали, плюс коррекция на жару и абсолютную влажность), что ели и пили (квас летчикам был запрещен, да они потом пролоббировали), чем в столовой кормили. «Есть еще такая загадочная страница, как возможное участие в войне на стороне США русских белоэмигрантов. Так, пишут, что белый генерал Николай Эрн вербовал в Парагвае добровольцев. В некоторых эмигрантских изданиях публиковались фотографии власовцев, будто бы принимавших участие в боевых действиях в составе американских частей».

Вся эта ситуация, когда две страны, две мировые идеологии, США и СССР, воевали друг против друга чужими руками (северокорейцы и китайцы с одной стороны, США и силы ООН с другой), очень напоминает, замечает Авченко, первую «прокси-войну». Да.

Некоторые же вещи нужно проговаривать и помнить, потому что такие преступления нельзя забывать. Как американцы, желая задавить и победить северокорейцев, разбомбили все их города, а потом и все гидроэлектростанции, плотины и прочую ирригационную инфраструктуру, чтобы лишить урожая риса и вызвать массовый голод (эта операция была «самой зрелищной за всю войну», по-голливудски оценил масштаб разрушений главнокомандующий Дальневосточными ВВС США генерал О. П. Вейланд). Использовали напалм и биологическое оружие — свидетели видели «расколовшуюся, как орех, омерзительную бомбу, из которой выходила „армия Трумэна” — пауки, бескрылые мухи и прочая нечисть», распространители заразы. Впрочем, это были еще настоящие легкие цветочки по сравнением с тем, чем занимались японцы в Маньчжурии на оккупированной территории Китая, ставя свои эксперименты с бактериологическим оружием (в месяц лишь один отряд «производил до 300 килограмм бактериальной массы чумы (выведенные здесь чумные палочки по вирулентности превосходили обычные в шестьдесят раз), до 500 килограмм сибирской язвы, до 900 килограмм брюшного тифа и дизентерии, до тонны холерных бацилл») и проводя, как нацисты, в военных целях опыты на людях («Людей заражали болезнями, отмораживали и ампутировали им конечности, вырезали внутренние органы, вводили в вены лошадиную кровь и воздух, подвешивали вниз головой, выкачивали насосом кровь… Врачи искали предел выносливости человека к жаре, холоду, току, способы влиять на его волю. Шансов выйти отсюда живым не было»).

Следствия, как и причины войны, практически нельзя все проследить. Например, «впечатленное успехами советской авиации правительство Г. Трумэна так и не решилось атаковать СССР с воздуха, а ведь такое нападение, в рамках превентивной войны, было предусмотрено планом „Дропшот” (утвержден в 1949 году): американцы намеревались нанести удар по семидесяти трем советским городам тремястами атомными бомбами».

Вполне могшее быть отдельной книгой про корейскую войну, «Красное небо» Авченко расскажет еще о многих временах, эпохах, неожиданных судьбах. Например, про неудачно сложившуюся судьбу летчика Нелюбова, дублера Гагарина, разжалованного за сложный характер из «космических сил» в простые летчики: «Этот советский Икар — не только дублер Гагарина, но и его несчастливый двойник. Может быть, у каждого взлетевшего к звездам есть дублер, оставшийся в тени, как оборотная сторона геройской медали».

Создает Авченко и настоящую мини-повесть, рассказ о судьбе не «первого на Луне», но второго — Базза Олдрина. После прогулки по Луне на Земле все занятия казались никчемными, мелкими, смысла не было даже на горизонте, только в небе, и он запил, опустился… Но поднялся. Писал книги, пропагандировал космос (столкнувшись с тем, что американская молодежь не знала, что первым человеком в космосе был советский, всегда отдавал должное достижениям нашей страны), женился в очередной раз в 93 года, отмачивал шутки, был по-настоящему живым…

И если возник вопрос об оценках, отношении ко всему довольно широкому спектру вопросов самого автора, то это — хотя он и посещает, скажем, все заброшенные аэропорты^[1], о которых пишет, — не ностальгия, не совсем ностальгия. «По всему Приморью — остатки разнообразных военных частей, ракетные шахты, укрытия для подлодок, запасная полоса для космического челнока „Буран”… Ушедшая цивилизация атлантов-кшатриев, по сравнению с которыми мы кажемся пигмеями. Обломки самолётов на сопках — рваный мятый металл с нетускнеющими красными звёздами. Форты, по брустверам которых бегают лисы, а в контрминных галереях спят, сталактитово прилепившись под потолком, гроздья летучих мышей. Дембельские надписи по стенам: Пермь, Уфа, Полтава… Весь Союз. Когда я зачинался, рождался, рос, целая армия инженеров, строителей, лётчиков защищала меня, подобно родительским рукам, но я не знал и не мог знать об этом: все объекты были закрытыми». Не ресентимент, но благодарность.

Подобно такому явлению в японском сознании, как внимание, отдача чести побежденным, эстетика благородного поражения, Авченко интересуют те, кто не пробился на самый верх в свет софитов, но работал, честно делал свое дело в тени, может быть, даже и проиграл, закончил крахом, но этот — да и многие другие — крах и неудача, как в том же инженерно-конструкторском деле в авиапромышленности, работали на общее дело, шли в единую копилку, создавали фундамент будущего. Вот им он готов петь настоящий гимн, «электрическое тело пою».

«Хочется исполнить гимн и звёздам, и винтикам. Тем, кто не долетел и кому не дали даже оторваться от земли. Кто вообще не был рождён, чтобы летать, но делал что мог — пешком или ползком. Вторым, третьим, сорок первым… Безымянным бойцам братских могил. Безвестным дублерам, ведомым, героям второго плана, эпизода, закадра. Людям массовки, чьи имена и лица неразличимы, как песчинки, составляющие пляж. Аутсайдерам и маргиналам, плебеям и дворнягам. Бедным некрасивым неталантливым неуспешным провинциалам. Сбитым летчикам, неудачливым конструкторам и их никчёмным невзлетевшим детищам, забытым писателям второго ряда, умершим в сумасшедших домах философам. Траве, полыни, бурьяну. Глине, перегною, праху. Почве — хоронящей и родящей».

Тем более что всё и все связаны со всеми. «Сына первой любви Фадеева, внука первого летописца Владивостока, двоюродного брата Новеллы Матвеевой и Ивана Елагина сбил в Корее Базз Олдрин, будущий покоритель Луны; даже не знаю, как к этому относиться. Люди связаны друг с другом не шестью рукопожатиями — куда теснее, как будто ходят по одному пятачку, то и дело пересекаясь».