вороний туман
Пристальный взгляд из-за белого веретена.
Деревья ткут наступающий новый год.
На трамвайных внутренностях гадает моя страна.
Полынью полнолуния затягивает тонкий лёд.
Все вороны в тумане белые, словно мел —
в космосе чёрном скрипят прописную весть —
Волга впадает в Каспийское море тел,
ходивших по разным путям, но осевших здесь.
Рассвет выползает из-под закрытой двери,
словно конверт, в котором повестка в суд.
«Вам надлежит явиться…» Иди и твори
круги по воде, которые не спасут.
Туман сгущается. Падает веретено.
Нить обрывается и ускользает прочь.
Отражение Автора камнем идёт на дно.
Аплодисменты. Вороньи крылья. Ночь.
2012
* * *
Джинн, кувшинный невольник, соломонову точит печать.
Он в кувшин протащил напильник и трудится тридцать веков.
На него атмосферы давят, и рыбы над ним молчат.
Водоросли времён оплетают крепче любых оков.
В камере одиночной он равен себе самому.
Воздух — его ровесник. Звуки прошедших битв
джинн прихватил с собою. Бутылка скребёт по дну.
Обняв руками колени, он слушает и молчит.
Затерянный в океане, не понят и не прощён,
он тает за горизонтом памяти и вины.
Вино из кувшина выветрилось. Опять никто не пришёл.
Лишь пернатый огненный змей кольца вьёт перед ним.
По-прежнему царский гнев давит его чело.
Буря играет «в бутылочку» и засасывает суда.
Узник во тьме оттачивает напильником ремесло.
Вязью арабской пишет по круглым стенам вода:
Обретший в себе покой ничего не ждёт.
Младенец в утробе матери благословляет тюрьму,
Если какой-нибудь смертный однажды его не спасёт,
выпустив на свободу, которая ни к чему.
2015
волчьи ямы весны
1.
Запах сирени
спеленает дождливый день,
невысохшую росу
отряхнёт на твои колени,
когда из цветущих ветвей
проступят рога оленьи.
Сколько их, краснокнижных,
заблудилось в твоём лесу…
Вознеслось пчелою по солнечному лучу,
прильнуло к глазку
одиночной камеры,
притаилось на острие иголки.
За ними идёт гроза
или грохочут волки
лестницей Иакова, приставленной к чердаку.
Рельсами, что никогда не кончатся тупиком.
Разве только неслышным взрывом
кистей сирени.
Аметистовым льдом
или тропой оленьей.
Разбрызганным над влажными крышами молоком.
2.
Навстречу — то ли весна, то ли станция «Волчьи ямы».
Параллельное солнце плавит рельсы и растекается колеёй.
Деревья, все как одно, стать мечтают проводниками,
разносить чай в подстаканниках и раздавать бельё.
Не имея ни корня, ни якоря, плыть по мерцающим рельсам.
Не знать, где сухое отечество семенем проросло.
Вглядываться в туман. Ждать окончания рейса,
зелёные влажные нюхалки распластывая о стекло.
На станции «Волчьи ямы» к поезду выйдет старуха.
Понесёт в плетёной корзине продавать нерождённых волчат.
Сирень запахнет озоном. И только зелёное ухо
имеющий да услышит, о чём волчата молчат.
Что благую весть чернозёма так легко пропускать сквозь пальцы,
на станции «Волчьи ямы» ложась в направленье весны.
Серым семенем восходить. Бежать от станции к станции.
И верить, что все добежавшие
заранее прощены.
2023
карандашная чаща
Выходи на дорогу прогульщиком, учеником.
Вон — к древесным урокам теснятся звонки трамваев.
Взрослей, с безмятежной жестокостью крылышки дням обрывая,
делая вид, что с собою самим незнаком.
Не махровою зрелостью — пахнет липою аттестат.
Дворик больничный пахнет примерно так же,
где дрожишь в ожидании, что догонят… накажут… свяжут...
Но никто не гонится. Ты свободен и не виноват.
Поднимай «на удачу» потерянные карандаши. Выводи: жи-ши…
Но ча-ща, как обычно, наступит гораздо раньше,
чем успеешь её посадить. Шелестнёт бумажно.
Потемнеет чернильно. И обнимет. И устрашит.
Но тебе ли бояться драконов и гопарей,
контролёров трамвайных и подкроватных чудищ?
Ты и сам себе пострашнее всех страхов будешь.
А чем дальше в чащу, тем лики зверей — добрей.
Обернутся личинки не личинами — мотыльками.
Не позорно быть ни волком, ни дятлом, ни петухом.
Отбрасывай тени подальше, не думая о плохом.
Карандашная чаща да пребудет со всеми нами.
2023