Первый выпуск «Нового мира» в 2025 году (да, пожалуй, и весь год) – юбилейный. Номер, обозначивший 100-летие журнала. С лаконичным вступительным словом к читателям обращается главный редактор Андрей Василевский.
СТИХИ
Александр Кушнер. «Не нарушая ритм и слог»
Первый номер в новом году открывается стихотворной подборкой поэта, давно ставшего классиком. Эти стихи – череда размышлений о современности, которая порой до неузнаваемости видоизменяет вечные ценности и привычные с детства места. Мир XXI века все чаще чужд поэту, у которого никак не получается принять его полностью; остается единственное утешение и убежище – стихи.
Глядя на город ночной из такси,
Вдруг я увижу, как страшен вблизи
Он с разноцветной рекламной подсветкой.
Был бы он кленом, дубовою веткой!
Я ль не люблю его зданья и шпили?
Что ж он так страшен мне в автомобиле
Нынешней ночью, ноябрьской, сырой?
Мрачный какой-то, чужой, нежилой.
Или все вещи имеют другую
Сторону – мы и не знаем, какую,
Как она ночью бывает страшна,
Днем не такая – светла и ясна?
Может быть, мы заблуждаемся, веря
В невское чудо и памятник в сквере,
Их по привычке ценя и любя,
Может быть, так же не знаем себя?
Светлана Кекова. «Время портных»
Новогодняя стихотворная подборка Светланы Кековой напоминает семейный фотоальбом, в котором большинство карточек родом из детства: летнего, солнечного, деревенского. Там всегда рядом бабушка и отец, там все светло и естественно, там можно жить бок о бок со сказками, древними преданиями, героями любимых книг. Там всё очень близко к Небу, и смерти не существует.
Папа выпил рюмочку перцовки.
Дом наш превратился в шапито:
в нем идет процесс перелицовки
драпового старого пальто.
Вижу я его из дальних далей –
и опять кружится голова:
сколько нужно распороть деталей,
прежде чем дойдешь до рукава!
Я брала то ножнички, то бритву,
а хотелось петь и танцевать:
трудно, даже совершив молитву,
жизнь былую перелицевать.
Юрий Кублановский. «С птицами заодно»
Удивительные, мудрые стихотворения, в которых человеческому взору – взору художника – всё предстает живым и существующим сию же минуту. Вопреки ритмам современной жизни, рвущим мир на части, природа остается в своей неизменной созидательной гармонии, призывая человека быть «с птицами заодно» (а значит – с Богом). Один из ведущих мотивов подборки – воскресение; и не только Христово, но и человеческое, то есть шаг в новую жизнь: чистую, исполненную света и творчества, свободную от зла.
В октябре
над Бутовским полигоном
воронье живет по своим законам:
то червивит вдруг золотые кроны
или разлетается,
слыша звоны.
Поминаю тех, чья душа, как слиток
оставалась в годы мытарств и пыток,
кто тогда подпольно перед расстрелом
причащал,
чтоб мы воскресали в белом.
Юрий Ряшенцев. «Черствая дюжина»
Перед читателем разворачивается своеобычный поэтический календарь светлой и горькой рефлексии над ускользающей жизнью, ее смыслами и наполненностью. Помимо прочего, перед нами – извечная беседа с природой: свободной, чистой и по-своему мудрой. Автор – старейший российский поэт, отметивший летом прошлого года свое 93-летие. Примечательно, что в этой лирике нет ничего старческого, она свежа и мускулиста.
Какая странная стоит пора:
снег на ветвях листву не сокрушает.
Избыток золота и серебра
художнику со вкусом не мешает.
Он с изумленьем смотрит, что творит,
канонам не подвластная природа.
Начнет: «Вот китч!..» и недоговорит,
поскольку сам он вышел из народа,
а тот, когда почует интерес
к пейзажам, к песням, – с жаром и с ознобом
творит, бесстрашен в примененье средств,
какие и не снятся нашим снобам.
Иди пиши, что видишь ты, пока
способна удивляться краскам жизни
свободная и дерзкая рука,
еще живая в мертвом организме.
Игорь Вишневецкий. «Три стихотворения»
Три посвящения Поэзии, или – если можно так сказать – три гимна. Они исполнены в классических формах и фабульных наполнениях: от гомеровского гекзаметра до эталонного пушкинского белого стиха, от вечного образа Музы – к вечному образу поэта. …И – глубже: к размышлению о самой сущности поэзии, ее высшем смысле.
…вопреки наивной,
безблагодатной вере большинства
поэзия – удел для зрелых сердцем
и крепких духом, опытом и знаньем,
она тогда лишь дарит перспективу,
опору и счастливое дыханье,
когда ты сам давно своей дорогой
идешь и есть со встреченным случайно
чем поделиться (пусть и парой слов!),
согреть его и мысленно утешить
на долгом и, конечно, очень трудном,
но столько обещающем пути!
ПРОЗА
Вл. Новиков. «Речевой лидер»
Филологическая проза
Цикл небольших филологических эссе и курьезов из жизни писательской, объединенных темой литературной преемственности и поиска речевого лидера для более глубокого понимания творчества поэтов, критиков прозаиков, ставших сегодня для нас классическим образцом художественного и публицистического слова.
С высот поэзии приглашаю вас спуститься в подвал. Там сейчас обретается литературная критика. Когда-то Виктор Ерофеев, отрекаясь от своего филологического и критического прошлого, предложил поселить критику «в людской» литературного истеблишмента. Ну, в людской – это еще ничего. Там обитателей хоть за людей считают и, кстати, за работу платят, кормят во всяком случае. А нынешняя критика без профессионально-гонорарного статуса рискует получить лейбл «БОМЖ».
И все-таки я верю в дело своей жизни, в свое изначальное призвание. Критика – не нарост на литературе, а ее органичная часть. Она – самостоятельная сущность, элемент мироздания. Она не существовать не может и непременно возродится. И тут – при всей своей привязанности к новаторству – скажу о роли традиции, о передаче профессионального от старшего к младшему. Моим речевым лидером в 1965 году стал Лев Аннинский… Тынянов, Шкловский, Бахтин пришли позже. Все начинается с современников, классики потом «подтянутся».
Юрий Буйда. «Красное слово»
Рассказы
Несколько историй из разных времен и о не похожих друг на друга людях, объединенных, впрочем, неким пламенем, горящим внутри, будь то страсть правды, или столь же сильная страсть к древнегреческому эпосу, или страсть начать новую жизнь, или главное – любовь, «что движет солнце и светила». Устами одного из персонажей – хаос и порядок смешались в жизни человеческой, и, вероятно, хаос здесь – страсть и безумие, а любовь восстанавливает гармонию, созидает, приводит в порядок мир и человеческую душу. До нового разрушения.
– Хаос, – сказал Егор. – Всю жизнь я преподавал в школе историю. Фараоны, цари, герои, злодеи… И все, что я понял, сводится к одному: история – это хаос, из которого постоянно рождается порядок, рано или поздно возвращающийся в хаос. И жизнь такая же: она и хаос, и порядок. Одновременно. Как с этим жить – непонятно. Как об этом рассказывать – не знаю. Лучше об этом и не задумываться.
– Ну да, - сказал Илья. – Я вот на исповеди попу все это рассказал, и он мне говорит: молись Богу, уповай на Бога. Не думай – молись, иначе с ума сойдешь. Не думай – молись, иначе с ума сойдешь.
Егор кивнул.
– Спасение только в любви…
– Это тоже поп сказал?
– Он самый.
Может, он и прав.
Борис Екимов. «Другая жизнь»
Житейские истории
Рассказы о «другой жизни» – они же воспоминания о советском времени и начале девяностых как его продолжении. Калейдоскоп из праздников и нищеты, дефицита и радости «достать» необходимое, строгих продавщиц и дружных людей, моды на литературные и познавательные журналы, и странностей первого президента России… Целая мозаика, из которой складывается довольно противоречивая, но по-своему обаятельная и пронзительная картина целой эпохи, безвозвратно ушедшей.
Вот в те времена большой почтовый ящик моего нынешнего соседа был бы кстати. Теперь в нем – приют для пауков. Да редко-редко какой-нибудь рекламный листик туда залетит. Или яркие листовки перед выборами. Вот и весь нажиток.
Переулок наш невеликий: два десятка домов. Заборы, почтовые ящики возле ворот. Тишина. И поэтому всякое грезится, вспоминается, долго и обстоятельно. Как ныне, когда я увидел почтовый ящик нового моего соседа. И вспомнил другую жизнь, возврата к которой не будет. А жаль…
Игорь Малышев. «Слышишь ли ты все это?»
Рассказы
Полуистории-полупритчи о самом важном, самом человечном и очень осязаемом – буквально всеми органами чувств: это смех – веселый детский и звонкий женский, и запах виноградников, и девочки-куклы из мира мертвых, которые ценят жизнь сильнее «по-настоящему» живых, и попытка слепого понять и «увидеть» цвета, и дар видеть сказочное, и чуткий дар «слышать» смерть и даже пробовать ее на вкус – как снег из давно прошедших времен. Крохотные сюжеты для короткометражек, в которые уместилось все бытие человеческое: от рождения до мира после жизни.
А здесь, нет-нет, да меж ужасающих, терзающих слух звуков, донесется пение перепела и соловья. Тишина нашего мира всегда напоена звуками, надо только уметь слышать. И даже самая полная тишина здесь не сравнится с абсолютным безмолвием там, где перепонки, от попытки уловить хоть какой-то звук, разрываются, разрываются и никак не разорвутся.
Для прошедшего через ад здесь мук нет.
Плеснет волна – счастье, услышал песню – радость, лег под дерево – покой.
Роман Сенчин. «После последней книги»
Материалы к биографии Александра Тинякова
Фрагмент книги Романа Сенчина «Александр Тиняков. Человек и персонаж», которая выйдет в издательстве «АСТ». В опубликованном отрывке рассказывается о жизни поэта и литературоведа в 1920-х годах – после выхода его последнего поэтического сборника «Ego sum qui sum». Стихи поэта оказались невостребованными широкой аудиторией, непонятными большинству советских критиков, и Тиняков выбрал своей профессией нищенство – отчаявшись найти работу по призванию: «Описать же все подробно сейчас не могу: нет времени и нет… средств. Каждый день я должен читать чепуху и писать о ней пустяки, чтобы не остаться без куска хлеба и без крова над головой». Сенчин точно идет по следам Тинякова, жившего в те сложные годы – то ориентируясь по газетным заметкам, то по нечастым публикациям его как литературоведа. Особенную ценность представляют упоминания Тинякова и встреч с ним в личном дневнике Корнея Чуковского.
ФИЛОСОФИЯ. ИСТОРИЯ. ПОЛИТИКА
Александр Чанцев. «Процесс над великими осужденными»
Читая «Вырождение» Макса Нордау в наши дни
В поле зрения Александра Чанцева – (квази)философский труд Макса Нордау «Вырождение», который автор статьи считает актуальным для нашего времени. «В чем же магистральная мысль «Вырождения»? А что все современное искусство – это и есть яркое и уродливое свидетельство этого самого вырождения». Для Нордау современные художники – тяжелобольные люди, которых он без стеснения разносит в пух и прах. (А под горячую руку Нордау попали и Метерлинк, и Уитмен, и Теофиль Готье, и Ибсен, и многие другие ныне уже абсолютные классики.) Александр Чанцев с обилием подробных цитат представляет читателю «суд» философа над искусством и литературой его эпохи fin de siècle – сложной, безумной и одновременно новаторской.
Все это, конечно, забавно и любопытно. Вряд ли это просто курьез и малое свидетельство того, куда могло идейно свернуть человечество. Замах тут гораздо больше – на тот пересмотр всех ценностей, что склонны были осуществить отдельные мыслители (и даже страны, если рассматривать ту же российскую революцию в этом же ключе) в начале прошлого века. Но есть то, что делает чтение книги Нордау крайне интересным и злободневным именно сейчас. Это ее актуальность – читая отдельные пассажи, можно атрибутировать их буквально нынешними временами. Речь о тех местах, где Нордау в целом разбирает – и применяет – само понятие вырождения, а также в последней главе «Двадцатый век», где он дает, так сказать, футурологический прогноз. Тут он настолько точно видит будущее, будто получил доступ к машине времени и заглянул в наши дни.
ОПЫТЫ
Андрей Тесля. «Введение к отсутствующему»
Составитель Полина Колозариди
Подборка постов историка Андрея Тесли из его телеграм-канала «Введение к отсутствующему». Основные темы – литературно-философские: герменевтика любви, письмо и чтение, впечатления от чтения философов и литераторов. У Андрея Тесли интересная манера ведения записей – отрывками, фрагментами единого «потока сознания», которые разделены дефисами, образуя своеобразный ритм мысли, ее одновременную стихийность (на то он и «поток») и систематичность. Подборка предварена вступительным словом составителя Полины Колозариди с кратким контент-анализом записей автора.
когда я читаю, что Розанов с его «уединенным» и «листвой» -
- это фейсбук, это прото-блогер -
- меня одолевает род негодования -
- ведь Розанов в «Листве» - это бездна отчаяния, то, что почувствовали, что сразу поняли и написали в ответ многие -
- такое может родиться -
- быть опубликованным как текст - а не как письмо, не сказанное другое в моменте внезапной неудержимой откровенности -
- лишь из ощущения безнадежности и отчаянной надежды -
- и он пишет в никуда, потому что на деле сказать некому - даже та «Варя», «Варвара» - в сущности, выдумана -
- и остается читатель как никто - выговориться перед миром -
- а пока нет этого, есть смысл молчать, разделять, цензурировать -
- и, если повезет до смерти иметь тех, с кем перемолвиться своим - так и разделять, от чего ценность post mortem - и поразительность Розанова, начинающего свое посмертное при жизни…
ПУБЛИКАЦИИ И СООБЩЕНИЯ
Александр Большев. «Блукаю я…»
«Тихий Дон» как роман о метаниях
Статья посвящена политическим, нравственным и любовным метаниям основных персонажей шолоховской эпопеи. Что послужило причиной этих «зигзагов»? Изначально ли «блукания» Мелехова задуманы автором? Кто еще в романе – подобно Григорию Мелихову – «шарахается» из стороны в сторону? Александр Большев рассматривает различные точки зрения на этот счет, но в первую очередь опирается на шолоховский текст как на главный источник ответов.
Таким образом, в романе подчеркивается, что человек нечасто способен к самопониманию, в большинстве ситуаций честнее и проще совершать поступки под диктовку внутренней воли, чем обременять себя, с целью устранения когнитивного диссонанса, бесконечным подыскиванием удобных, но фиктивных объяснений. В этом плане у Шолохова обнаруживаются очевидные точки соприкосновения с Л. Толстым, основной лейтмотивный посыл которого А. Жолковский и Ю. Щеглов характеризуют следующим образом: «глубинные законы жизни неоднозначны, не полностью детерминированы и открыты человеку»; «ход событий непредсказуем»; «постичь истину можно интуицией, а не рассуждением»; «следует действовать спонтанно, инстинктивно, полагаясь на благотворность естественного хода событий, а не держаться за наличные позиции… и рассчитывать на возможность полного вычисления всех факторов».
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Татьяна Касаткина. «Авторские теории творчества»,
или О литературе в «рабочем» состоянии
Вечный вопрос на уроке литературы – «что хотел сказать автор?» Классика, ставшая уже почти анекдотом, – изощренное изобретение самых разнообразных символов, отсылок, значений в творчестве того или иного литератора в попытках понять, что же он, несчастный, хотел сказать. В своей статье Татьяна Касаткина обращает внимание на очень важный для адекватной интерпретации художественного произведения момент: корректное толкование должно быть обязательно основано на авторском понимании творчества, на его личной теории искусства и рабочем методе. Обращение к этому помогает отделить объективное суждение о произведении от личных, чувственных ассоциаций читателя.
Произведение, прочитываемое и анализируемое на основании наложенных на него волей исследователя, внешних ему, экстраполированных на него принципов, остается непрочитанным и непонятым, хотя внешним образом такой анализ может выглядеть весьма продуктивным и смыслопорождающим. Проблема здесь в том, что он будет именно смыслопорождающим, а не открывающим смыслы текста. Если мы не основываемся на имплицитной теории текста – возникает та самая возможность бесконечного числа неверифицируемых (и нефальсифицируемых) интерпретаций, под тенью которой существует наука о литературе уже с середины прошлого века.
Лада Панова. «Бунин при свете Жуковского: о танато-эротическом лейтмотиве “Лики”»
Статья посвящена особенно лиричной и пронзительной главе романа Ивана Бунина «Жизнь Арсеньева» – «Лика» – и, соответственно, безвременной кончине этой героини, возлюбленной альтер эго автора, Алексея Арсеньева. При первичном прочтении романа смерть Лики кажется внезапной, «встряхивает» читателя, но если обратиться к более внимательному изучению «Жизни Арсеньева», оказывается, что Бунин очень тщательно выписывал эту трагичную любовную линию, шаг за шагом «предрекая» в тексте печальный ее исход.
Дурные приметы и подтексты образуют единую семиотическую струю, фактически, лейтмотив, смысловая нагрузка которого – шире, чем просто предвестие. С его помощью Бунин придает истории любви Арсеньева и Лики художественную плотность, а всему повествованию – тончайший лиризм. Столь же существенно, что Арсеньев в качестве начинающего писателя знакомится с русской классикой не только читая ее, но и проживая, скорее бессознательно, чем сознательно, ее сюжеты. Это – залог того, что, попав в эмиграцию, он к своим пятидесяти годам сможет считать себя ее полноправным наследником. В предлагаемой перспективе некоторые сцены «Жизни Арсеньева» раскрываются по-новому.
РЕЦЕНЗИИ. ОБЗОРЫ
Анна Аликевич. «Понял почти все слова, я еще русский?»
Рецензия на поэтический сборник Григория Медведева «Ночной редактор»
Критик считает, что второй сборник Григория Медведева «Ночной редактор» ощутимо отличается от первого – «Ножа-бабочки» (2019)...
...приглушением социального дискурса и бóльшим вниманием к форме стиха и художественному языку, то есть работой с эстетической стороной текста. Наверно, это смещение «точки сборки» с актуальной поэзии на рефлексивную, если мыслить категориально. Вглядывание в мир и в себя, а не желание изменить, пристыдить, вопросить. С точки зрения содержания здесь преобладает осмысление прошлого: рода, страны, частного лица. Книга завершается биографической поэмой. Интересно то, что это даже не сугубо реалистическая летопись-плач Олега Чухонцева о страдании его предков-поповичей при советской власти («Свои»), а близкая к поэтике Леты Югай мистическая сага, полная фольклорного и жуткого. Невозможно не заметить, что в сборнике доминирует тема памяти, воскрешения в слове того, что уходит или ушло, не важно, дедовская дача это, погибший когда-то давно одноклассник, фотографирующиеся старики, инвалид войны и так далее. В этом смысле название «Ночной редактор» обретает мистический смысл, демиургический оттенок.
Вера Зубарева. «Партитура испепеления»
Рецензия на роман Александра Мелихова «Испепеленный»
Сложный, тщательно продуманный роман, насыщенный ассоциациями, отсылками, перекличками историческими, литературными, библейскими, при этом пронзительный и оставляющий после себя сильное впечатление. По словам рецензента, «так бывает после концерта, когда занавес опущен, а музыка еще вибрирует в пространстве зала. Но зала нет. Есть акустика души». Перед читателем подобие оперы, в котором до деталей расписаны инструменты, вокальные партии, интонации. Эта «партитура» подробно разбирается в рецензии по голосам, смыслам, ассоциациям и от отдельных партий – к целостности звучащего в романе «хора».
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ЛИСТКИ
Книги
Составитель отмечает некоторые литературоведческие издания 2024 года: книги Александра Жолковского «Как это сделано. Темы, приемы, лабиринты сцеплений», Екатерины Ляминой и Натальи Самовер «Иван Крылов – Superstar. Феномен русского баснописца», Андрея Ранчина «“…Ради речи родной, словесности…” О поэтике Иосифа Бродского», Сергея Федякина «На островках. О русских писателях» и др.
Периодика
В январском номере журнала составитель знакомит читателей с интересными литературоведческими и литературно-критическими материалами свежих выпусков печатных и онлайн-СМИ, таких, как «Звезда», «Университетская книга», «Год литературы», «Сноб», «Коммерсант Weekend», «Знамя», «Проблемы исторической поэтики», «Горький», «Формаслов», «Юга.ру», «Новое литературное обозрение», «Нева», «Москва», «Кварта» и др.
Например:
Алексей Варламов. «Литература – это кошка, которая гуляет сама по себе». – «Университетская книга», 2024, октябрь; на сайте – 21 октября.
«Не стоит возлагать на материальную поддержку молодых авторов большие надежды. Она, эта поддержка, безусловно, вещь не лишняя, но прямой связи между затраченными средствами и результатом тут нет, и никто не гарантирует нам появление нового „Тихого Дона” или „Белой гвардии” сразу после того, как мы выделим энное количество именных стипендий и грантов, учредим новую премию или проведем форум молодых писателей».