* * *
Если б знал знаменитый Коперник —
Мы у чёрной дыры на краю
Собираем бессмертный бессмертник
И латаем лачугу свою.
Люстру в центр и мебель вдоль стенки —
Обживаем кирпич и бетон.
Раздвигаем диван и коленки.
И не плачем, не плачем потом.
Вышел мир из большой центрифуги.
Полоскание, глажка, шитьё…
Космонавты берут на поруки
Бессистемное наше житьё.
Ближе к морю ветвистее устье.
Космос помнит своих мертвецов.
Мы находим младенцев в капусте
И растим их потом без отцов.
* * *
Где ребёнок ходил босиком,
Между берегом и ивняком,
Я — трава. Меня рвали и мяли,
И сушили на хлопковой марле,
И заваривали кипятком.
Не для чайных, увы, церемоний.
Для предсмертных собрали агоний,
Наступающих с каждым глотком.
Только — горечь смягчить молоком.
* * *
Ах, этот острый силикатный клей…
Саднит порез, и больно мыть посуду.
Найди себя. Теплей, ещё теплей...
Нет, холодно. Одни снега повсюду.
Снега и дом в сиянье золотом,
Где выросла, где редкий гость теперь я.
Слова пришли, как взрослый мир, потом.
Вначале были птицы и деревья.
Горчит в салате квашеная сныть.
И серой каши ком лежит холодный.
И прошлое стихами не избыть.
Ты что не ешь, неужто не голодный?
Так жили все — в заплатках, без зарплат.
Но в Пушкинский и в ЦДХ ходили.
И на восьмое марта мармелад.
И насовсем, и всех тогда любили.
И в старых тряпках шапка «петушок»,
Та самая, ещё лежит, возможно.
Перетряхни дырявый вещмешок.
Мы сами — вещи, сложенные сложно.
* * *
«Мы однажды вырастем, но сейчас
Мы младенцы все для Него, невежды.
Если Бог всевидящ, Он видит нас —
Как мы есть — без маски и без одежды. —
Это ты сказал мне, включая газ,
Ставя чайник, глянув в окно погоду, —
Если Бог нас любит, Он любит нас
Без прикрас, причуд и глядит, как в воду».
«Это значит, у Бога так много глаз?» —
Пошутила я, перемыв посуду.
Каждой чашкой кухня глядела в нас.
А любовь была вообще повсюду.
* * *
Забудь болеть и вспоминай дышать,
Помой окно, устрой с утра уборку.
Ложится свет квадратом на кровать,
А ты вставай и вычисти конфорку.
Трудом спасётся тело и душа.
Прими судьбу, как горькое лекарство.
Увидишь, как однажды, не спеша,
Закончатся воздушные мытарства.
И пусть душа — пылинка на свету,
Парящая в пространстве коридорном.
Уже от света отделяет тьму
Не Бог, а врач в стекле лабораторном.
* * *
Горят каштаны в тысячу свечей,
Свет на стене от них неодинаков.
По лестнице пожарной от врачей
Сбегает в сад проснувшийся Иаков
За хрупким самолётиком в ветвях,
За мотыльком, попавшим в паутину.
Он их спасёт, он спас уже на днях
Коровку божию, упавшую на спину.
За подвиг свой, за свой ночной побег
Жгутом привязан к панцирной кровати.
Но ангел — нянечка — сердечный человек
Хлеб принесла, и пахнет им в палате.
* * *
Я в сад вошла, скатившийся к реке,
В тумане рыжем, в рыжей шелухе.
В нём яблоко — как брошенное слово.
Над ним — засохший зонт болиголова.
Прощает плод бессилье сонной ветки.
Впадают в спячку бурые медведки.
Свой лабиринт покинул короед.
А я молчу, во мне ни слова нет.
Дитя земли — трава, чертополох.
И слово — выдох, и молчанье — Бог.
* * *
сыну
Мы собирали мяту у забора.
Крапива жгла, колол чертополох.
Мы оба знали — будет осень скоро,
Но, как всегда, возьмёт она врасплох.
Как ягоды — осыпались улитки,
Цветные блики прыгали в очках.
Шли от угла до брошенной калитки.
И ножницы — как бабочки в руках.
И в воздухе так сильно пахло мятой!
Кузнечики садились на забор.
Ты был смешной подросток угловатый,
Ты сильно изменился с этих пор.
Есть время для цветения, для жатвы.
Торчит из снега высохший рогоз.
Но залетит пускай на запах мяты
Твой летний ангел с крыльями стрекоз.
* * *
Ближе к звёздам — забравшись на крышу
На окраине в дачной глуши.
Слышишь море? И я его слышу.
Ну а розы и впрямь хороши.
Лето учится жизни красивой,
Из крапивы варенье крутить.
Нам останется счастье, как сливы,
На последние деньги купить.
* * *
То дворники, стригущие траву,
То майский жук, а то, как ты хотела,
Тебя разбудит ангел наяву,
Где ты, как пуля, вынута из тела.
И будет дождь пустые ветви сечь,
И сырость дней, почти как сиротливость.
Намокли спички, нечего беречь,
Где речь с рекой в глагол соединилась.
А накануне парило. С утра
Открытых окон сердце нараспашку.
Кричали мамы в белый свет двора
И звали то Андрея, то Наташку.