Услыши ны

*  *  *

 

Здесь всё, чему давал я имена <…>

Здесь каждый вечным именем клеймён…

Но я забыл значения имён.

 

Нет, не ложись — здесь колется осот —

и не касайся — режется осока.

Молчи, Адам, никто нас не спасёт:

всё камень и песок — и одиноко.

Вместивший Дух, живущий наяву,

ты чтишь меня, ты напрягаешь зренье —

я только текст, склоняющий траву,

спрягающий коней, — стихотворенье.

Заметкой на полях к концу времён

дай имя мне, оставшись анонимом, —

я помню все значения имён,

что ты давал и подлинным, и мнимым.

 

 

*  *  *

 

Чьих ты будешь, с какого шалману —

прокумарился, — кто ты таков,

что весь мир тебе — не по карману? —

лабуда из-за пары коньков.

Дармовщик на обманчивый случай, —

хоть задабривай, хоть попрекай, —

но у смертного, сколько ни мучай,

это слово не сложится, Кай!..

Эта старость и есть пораженье.

Что осталось? — сидеть дотемна, —

не узнав своего отраженья,

длиться в чёрном квадрате окна, —

дожидаясь от смерти подарка,

добирая у жизни взаймы, —

всё глядеть неотрывно и жарко

в непроглядные очи зимы.

 

*  *  *

 

Всё мое миновало —

ничего не таю.

Станьте просте! — Я встала

и доселе стою,

на тишайшем погосте,

в перестуке стальном

слыша пение трости

над курящимся льном.

 

 

*  *  *

 

...Ни дна холерной яме, ни памяти — увы...

Не проходи над нами, не приминай травы.

Ни звёздочек левкоя — Полынная звезда...

Ни вечного покоя, ни певчего дрозда.

 

 

*  *  *

 

Дремала, книжечку листала

и коротала выходной —

я не заметила, как стала

старухой медленной чудной.

 

И всё — то призраки, то дети,

их колготня и суета.

И всё не так на белом свете,

и всё не то, и я — не та.

 

 

Ропотное

 

Зовём, услыши ны

сквозь пагубы да войны:

здесь пажити скудны

и воды неспокойны.

Спасения вдали,

осевши в сей юдоли:

волчцами на земли́

и во́лками на воле.

Здесь всяко дашь на дашь —

забыты и забиты.

Услыши ропот наш,

воздай нам за обиды.

В прорехе тишины

с надеждою на чудо

зовём: услыши ны —

не забирай отсюда!..

 

*  *  *

 

Что ни сыщешь всяко разно —

всё проносишь мимо рта:

лето красное напрасно,

осень-мытарка мертва.

 

Сколько вьюги ни отме́ряй,

снега сколько ни отвесь —

всё становится потерей:

жил да был да вышел весь.

 

 

*  *  *

                       Б. К.

 

И всё бы неплохо,

но дадена жизнь взаймы.

Уходит эпоха,

и в ней остаёмся мы —

последним заслоном.

А следом, как мы, гонясь

за славой, за словом, —

иные проводят нас.

И всё бы неплохо...

Исполнив последний хит,

уходит эпоха,

как Римма, Кирилл, Бахыт...

 

 

*  *  *

 

Отмерено — отрезано и больше не болит,

не хочется — не колется: и так уж инвалид.

А ей смешно, привольно ей простой морочить люд —

хожу в ушко игольное, как истинный верблюд,

в ушко коровье лазаю, да как её ни тешь —

сестру свою трёхглазую не убаюкаешь.

 

 

*  *  *

 

Прирастает прошлое солью дней,

вся земля и сущее днесь на ней:

в глубине безвидной земля хранит

анемоны каменный аммонит.

Улови излюбленное, изволь:

мотылёк махровый, ночная моль —

на воскрильях белых не счесть кистей.

Погляди в окно, пригласи гостей...

Промолчи их грозные имена,

принимая время на рамена.

Кто со мной из прошлого говорит,

поверяя временем мой иврит,

прорываясь вереском сквозь века,

горькой солью мёртвого языка:

будто дней осталось наперечёт

и не кровь, а время во мне течёт,

завершая круг, замедляя бег,

каменея солью на створках век.

Замурован рот мой высохшею слюной.

Оглянусь

             и сделаюсь

                            соляной...

 

 

*  *  *

 

Как ни бейся, ни льстись, сколько силы ни трать —

чуть срастётся — и рвётся по шву.

Я живу и пишу эту ересь в тетрадь

и не знаю — зачем я живу.

Мне никак не постичь эти злые азы,

эти узы умом не разъять.

Я вместилище горечи, речи, слезы,

я — немое отсутствие «ять»

в хлебосольной, голодной, великой стране,

где на праздник поют о войне.

Не по чести — по милости буду в раю

лишь за то, что полжизни смогла

дребезжащею рюмкой стоять на краю

разорённого гостем стола.

 

 

*  *  *

 

Когда б за пазухой у Бога,

но от беды и до беды —

неистребимая тревога,

непреходящие труды.

О том ли юноша болезный

писал нескладные стихи,

мечтал ли праведник безвестный,

неотделимый от сохи,

о том, как на далёких звёздах

мы будем сеять и пахать...

Нам даром даден только воздух,

и нам грешно не воздыхать.