Исаак Левитан, «Март». 1895
Мучение пред раем может быть прекрасно.
И Божьей волей брошен снег на холст, как краска, —
Синеющий предсмертный снег,
Готовый уступить, сойти навек.
Ведь снег сойдёт — и будет рай травы,
Цветочков рай и рай листвы.
Всё против снега — солнце, птичья стая
Измучились для встречи рая.
Но, слава Богу, снегу не сойти —
И на холсте цветочкам не цвести.
И, брошенный, как краска, снег, не тая, —
Спасение мучения
И рая.
Василий Поленов, «Московский дворик». 1878
Всё золотится в веке золотом —
И дети, и лошадка, и трава, и дом —
Так отсветы потерянного рая
Вдруг обретаешь,
Всё теряя,
Везде —
От храма до сарая.
Там, у Николы на Песках,
Где счастье в облаках и в лопухах,
В андреевском дорожек перекрестье,
В игре детей с детей слезами вместе,
Где нежным светом обращаются цвета,
Душа уж точно не пуста…
Ведро кухарка понесла к сараю —
Не знает, что в раю.
А я-то знаю.
Оно потеряно, но вот оно —
Уже в потусторонний мир окно,
И для счастливцев лишь такою
Москва останется Москвою.
Василий Перов, «Гитарист-бобыль». 1865
Коль в сердце, как в пропасти, пусто, —
Свободное сердце для чувства.
Коль жизнь — словно яма без дна,
Осталась гитара одна.
С гитарой в тулупе нагольном
И с песней совсем не застольной, —
Мелодия то или вой? —
Упьёшься вином и тоской.
Как будто ещё ты не старый,
Как будто в любóви есть пара.
По струнам пройдётся рука —
И стоит ещё жить пока.
Есть рай на земле в этом мире
В заплёванном старом трактире,
И вместе со шкаликом тут
Гита-а-ару даду-у-ут.
Павел Федотов, «Свежий кавалер». 1846
Не вынести мгновенья счастья —
Всё вдрызг и в дым!
И в этом — самый настоящий
Санкт-Петербургский Рим.
Ломай, дешёвые пей вина!
Устрой кухарке моцион!
Потом на службе скрючишь спину.
А нынче ты центурион.
Беги, неси свою награду
Среди каналов и колонн.
Всю ночь с тобою будут рядом
И Цезарь, и Наполеон.
И может быть, удержишь счастье —
Пусть вдрызг и в дым!
И в этом — тоже настоящий
Санкт-Петербургский Рим.
Иван Шишкин, «Дождь в дубовом лесу». 1891
Любимые картины те,
Где хочешь быть внутри — хоть в луже,
И под дождём в лесу притихнуть на холсте,
А не снаружи.
Хоть в луже посидеть, до боли всё вокруг любя,
В Пространстве-Только-Для-Тебя.
Виктор Васнецов, «Алёнушка». 1881
Лизавете Костаки
…Но отчего так тянет к ней, сюда?
Тот, кто ведёт, не раз приводит нас —
Встречаемся у чёрного пруда
В глухом лесном углу в закатный час.
Да, может, и в счастливейший из дней,
Когда всё пó сердцу и под рукой,
Встречаемся в лесу с собой и с ней —
С прекрасной рыжей девочкой
Тоской.
Закат в её упрямых волосах,
Глаза её черней воды,
И в этих топящих в себе глазах
Предчувствие сильней беды.
Тоска всегда стара — всегда юна,
Тоске нет возраста, но знает, кто придёт:
Тысячелетней красотой она
Возьмёт за сердце.
И сожмёт.
Как больно эти ласки хороши!
Отпустит ли?
А может быть, убьёт?
Тоска — природа, в уголке души
Она живёт, и тянет, и зовёт.
Край леса, край воды и неба край —
Край всюду! А она за нас за всех.
Как хочешь, это так и называй:
Хоть мировая скорбь, хоть первородный грех.
Опять спасёмся и опять придём —
Тот, кто ведёт, всегда проводит нас
К той девочке прекрасной над прудом
В том сказочном лесу в закатный час.
Василий Суриков, «Саломея
приносит голову Иоанна Крестителя
своей матери Иродиаде». 1872
Бог зол со мной.
Но добр ли Он с тобой?
Тот, кто в аду живёт, избегнет ада.
Скорее Иов обретёт покой,
Чем Саломея и Иродиада.
Царевна не очистится от скверн.
Оскалилась царица, как волчица.
Но передвижник упредил модерн —
Трагедия в декоре растворится.
Илья Репин, «Бурлаки на Волге», 1870 — 73
Каждый в жизни лямку тянет —
Хоть ты нищий, хоть ты принц.
Знать, от этого, кто глянет,
Не забудет этих лиц.
Знать, особенно с похмелья
Эти люди так близки,
Потому что от веселья
Ночь всего лишь до тоски.
Знать, из них бормочет кто-то,
Отдан участи своей:
«Потерпи — сезон работай,
А потом полгода пей».
И не сразу видишь даже,
Что бликует, как слюда,
Галилейского пейзажа
Золотистая вода,
Что и небо золотится,
Осеняя тёмный труд,
Что бродяги вереницей,
Как апостолы, идут.
Никакой надрывной страсти,
Все под лямкой — всюду так.
Божий фокус на контрасте:
Шаг бурлацкий — в вечность шаг.
Василий Перов, «Охотники на привале»
(Кувшинников, Бессонов и Нагорнов), 1871
Врать хорошо, поверьте мне!
Порой вся сила во вруне.
Вранью в весеннем поле
Сам Бог велел дать волю.
Охота — только повод тут,
Где так самозабвенно врут.
Охотник на привале,
Чтоб врать, ему чтоб врали.
И невозможнейшую чушь
Средь сушняка и талых луж,
Под небом жёлто-серым,
Легко принять на веру.
А прошлогодняя трава
И не жива, и не мертва,
Пожухла, но красива
И, как враньё, правдива.
Пока слаба ещё весна,
Она похожа на вруна,
А врун похож на колдуна…
Когда душа немеет,
Врун лучше водки греет.
Виктор Васнецов, «Богатыри». 1898
И, в общем, всё не так уж скверно,
Хотя почти лежишь уже,
Когда три всадника модерна
Над стойкой бдят на рубеже.
То, что не видишь по привычке,
Заметишь с помощью вина —
Что взгляд Поповича — кавычки,
В которых мощь заключена,
Что Муромца чуднá повадка —
С ногой не в стремени сидит,
Что слева белая лошадка
Ещё чуть-чуть — заговорит,
Что мастер властен над душою
Любого страждущего — он
Декоративной красотою
Всю силу погружает в сон,
Что каждый в этом сне отважный —
Богатыри хранят его,
И даже в копии бумажной
Спасительное волшебство,
Что, в общем, всё не так уж скверно,
Хотя почти лежишь уже,
Когда три всадника модерна
Над стойкой бдят на рубеже.
Иван Шишкин, Константин Савицкий,
«Утро в сосновом лесу». 1889
Видно, Утро возвращается —
И полжизни не пройдёт.
Всё яснее вспоминается
Свет — тот первый,
Самый тот.
Коль ещё пожить получится,
Боже, не оставь меня!
Дай мне вспомнить всё, до лучика,
У растерзанного пня!
Борис Кустодиев, «В старом Суздале». 1914
…И в Суздале старинном очутиться,
Там у вдовы-купчихи поселиться,
Пить чай у церкви дотемна
И верить в то же, что она,
И раствориться в бабьем лете,
В покое, в телесах, в расцвете,
И чтоб, как ты умом ни плох,
Хранил домашний русский Бог.
Алексей Саврасов, «Грачи прилетели». 1871
Почему навсегда прилетели грачи?..
А художника вновь опекают врачи.
Говорит он, что вкрадчива эта весна
И в душе насовсем поселилась она.
Всё готово пробиться —
И всё ещё ждёт,
Но оно никуда, никогда не взойдёт.
Даже если увижу цветочки во сне,
Пропадёт ожидание чуда во мне.
Я грачей вам привёл для прозекторских душ,
Это блёклое небо и русскую глушь.
И, как грач-одиночка, по снегу бреду —
Вон он слева, в углу, и не лезет к гнезду.