В слезах о Пушкине...

*  *  *

 

«Ку-ку» кукушкино

прервалось: тридцать семь.

В слезах о Пушкине

очнулся я совсем.

 

И тут же вспомнился

мне год тридцать седьмой,

что переполнился

бедой с моей семьёй…

 

Пахан с усищами

был дьявол во плоти.

Вчера не ищем мы,

оно сведёт с пути.

 

Господь лишь пристальный

и учит, и ведёт

к стихам, как пристани,

и к прозе, как в поход…

 

 

Дельвиг

 

«Забавно!» — говорил он, встав

и ставни отведя.

Он не просил особых прав

и солнца в день дождя.

 

Но Пушкин — солнце, и Антон

любил его, как свет.

Их целованье рук — не сон,

а радость с юных лет.

 

Про свой не думал он успех,

тщеславен не был он;

и рано умер, раньше всех,

познав судьбы закон…

 

Пушкинская школа

 

Маши мне дружеской рукой,

я — тот же самый и другой.

Немыслимое бремя —

стреляющее время…

 

На что оно обречено?

На труд и в нём — просвет?..

Чтоб развиднелось где темно?..

Пока ответа нет.

 

Но я опять — с самим собой,

таким, каким я был,

хоть школяров готовлю в строй,

раздав по паре крыл…

 

А школа — радость, а не спесь,

и в ней талант — любой.

И Пушкин через день да здесь,

чтоб присмотреть за мной…

 

 

*  *  *

 

Вот картина листопада;

ветер стих, и вид другой.

Все картины как награда,

ты же — свой, а не изгой.

 

Сквозь лесок — тропа-подружка,

близко временный домóк…

Это мог увидеть Пушкин,

да от пули изнемог.

 

Друг, монах и утешитель,

вхож в московский лазарет.

Вот икона… Вот Спаситель…

Жизнь идёт, а мира нет.

 

                                                                                                                 

*  *  *

 

Пушкин — часть всероссийской вечности,

и мы всю жизнь держимся за него,

требуя от себя его безупречности,

он для нас — чуть ли не божество.

 

Пушкин — честь российской истории.

Лечебник русского языка.

Он родней при каждом повторе и

откровенен не свысока.

 

До Коломны идёт он у нас под окнами,

а из Коломны — по той стороне

Фонтанки, и нам стыдно быть блёклыми.

Всем. Каждому. Мне.

 

 

*  *  *

 

Часть земли благословенной,

метры пушкинской земли —

для судьбы твоей мгновенной

осенины отвели.

 

Воздуха глотки благие,

к зависти любой страны,

воздуха самой России

даром верному даны.

 

Здесь его нога ступала,

кудри трогала рука,

строчка рифму окликала

близко и издалека.

 

Так дыши, чтоб надышаться,

двигайся, смотри, спеши.

Строки, если здесь родятся,

не бросай, а запиши…

 

 

*  *  *

 

[стихи из романа]

 

Я сказал, что Пушкин — это родина,

и поверил в правду этих слов.

Вырвалось. Возникло. В переводе на

образный — апостольский улов…

 

В дни огня и ярости немереной,

в храме и при Господе скажи

«Пушкин — это родина» намеренно

и запомни истину вне лжи.

 

Не учи всего стихотворения,

не запоминай соседних строк.

«Пушкин — это родина». Прозрения

сам ищи в словах, что жизни впрок.

 

Сказано. Ещё никем не сказаны

были эти кровные слова.

Будем же отныне ими связаны,

закрепим свободные права. 

 

 

*  *  *

 

Мы счастливы, пока не одиноки,

в заботах о подруге мы — в добре.

Плывя вдвоём в теплеющем потоке,

не утопаем, подчинясь игре.

 

Мы, право, правы. Старость — не игрушки.

Что там в туманной брезжится дали?..

Вообрази, как счастлив был бы Пушкин,

заботясь о старушке Натали…

 

 

Песня

 

Пока мы жили, пока мы были,

то были рады почти всему.

Когда ж мы сплыли, когда почили,

мы удивились всему-всему.

 

Сперва нас встретил злаченый петел.

О нем сам Пушкин нам говорил;

он пел призывно, а не надрывно,

перо златое нам подарил.

 

Там в кущах зрели пернатых трели,

мир и согласье царили там,

а мы спасались, в тот хор вписались,

и сами спелись по голосам.

 

Без сна и чарки, мы жгли огарки

когда-то нами зажжённых свеч.

И перед Богом высоким слогом

вели благую живую речь.