Муравьиная песнь

1

 

В булочной Филиппова самой новой

справно он работал. На Покров

свадьбу замышляли: «Пирогов

сам спеку», — всё хвастался, бедовый.

Но любиться выпало не со мной —

с трёхлинейкой ему бестолковой,

как пошёл на нас германец войной.

И такая навалилась жалость

за себя и за Алёшу. В сердцах

загадала то, да испужалась,

и закаркала ворона в сенцах.

 

 

2

 

Как Наталья первенца посулила —

хоть кому, хоть лешим, хоть домовым,

чтобы суженый только пришёл живым,

как слезами чёрный свой хлеб солила,

торговалась, чаяла, дождалась,

как постель невенчанным расстелила…

Что я знаю о ней, выходя на связь

родовую не в лучшее из столетий?

Что платить придётся сверх той цены,

что ни первый её, ни второй, ни третий

сыновья не избегнут другой войны.

 

 

3

 

Неудачно сначала посватал,

вспоминала прабабка моя потом:

«По-соседски заявился к нам в дом —

на самом пиджачишко латан —

в город, говорит, заберу,

ну а мать на него — ухватом.

Был сперва он ей не по нутру,

и понятно: у него там не палаты —

комнату снимали втроём.

Только мне другого-то и не надо,

все глаза проплакала по нём».

 

 

4

 

Год под приглядом матери просидела.

Он приехал — уже в Петербург позвал,

Мы не знаем, наверное, этим взял

или чем-то другим, но уладилось дело.

И пошла бы осенью под венец,

только тут известно, что подоспело.

Не видала Наталья ни Зимний Дворец,

ни весенний — не протолкнуться — Невский,

ни богов полуголых в Летнем саду,

что скарпелем сработаны и стамеской.

А что видела? Да в основном беду.

 

 

5

 

За волосы таскан, порот,

ставлен на горох бывал,

это в школе, а отец бивал

и вожжою, залимши за ворот.

Было у него нас — девять ртов,

потому-то в услуженье в город

отдан я двенадцати годов.

К пекарскому примостился делу

там и в Питере вдругорядь.

Парень, вишь, уже поднаторелый,

выдалось ещё и пострелять.

 

 

6

 

Громко выводили запевки,

это чтоб нам ягод не есть,

подъедали, но знали и честь.

«Ну-ка повеселее, девки!»

Барыня нестрогая была,

померли у ней от оспы детки,

а других уже не родила.

Так бы на приданое скопила

двадцать пять рублей бы серебром,

к Сергию и в Киев сходила,

тонким разжилась бы полотном.

 

 

7

 

«И от сабли увёртывался, и от пули

сколько раз за два года, считай, а тиф…

Что ты сделаешь супротив!

Вот и лежит, как штыком пырнули,

даже пить не просит уже давно,

он из наших — знавались ещё по Туле.

Не жилец, понятно, но всё равно».

В Южной заболел Буковине,

прошагав по Галиции всей,

и теперь на соломе в овине

умирает её Алексей.

 

 

8

 

А пока она волосы на подушках

разметала, не ведая о судьбе,

лёгкий рокот расходится по избе.

Докурив, укладываются в теплушках

новобранцы в смраде и тесноте,

снег белеет на крышах, брезентах, пушках.

Поезда отсюда в одной версте

всю-то ночь на запад везут обновы,

засыпают солдатики, но не спят

по уездам в стылых постелях вдовы,

и не спит блистательный Петроград.

 

 

9

 

Над Невой посольства полумира

на крестьянских зиждутся костях.

Лучше б обретались в волостях,

в деревнях своих убого, сиро,

но до срока бы в трясину не легли.

Севера б не вознеслась Пальмира,

не пошли бы тихо корабли.

Миллионов стоила ль слезинок,

Пётр, скажи, вся эта красота, 

что тобой от жизней муравьиных,

от мужицких, дóлжно принята?

 

 

10

 

Что такое империя? Это,

приручив первобытный простор, —

одновременно строить линкор

с декорациями для балета.

Если вдруг не признает сперва,

то щелкунчиковы эполеты

подтверждением станут родства.

В Императорский Мариинский

мы войдём, духовые сверкнут,

и пока нам танцует Нижинский —

отправляется в море «Гангут».

 

 

11

 

Встал Алёша, стряхнул солому,

потому что лежать изнемог

и, как был в исподнем да без сапог,

через марево двинул до дому,

медное колечко в руке.

По незнаемому лесу густому

вышел прямо к Сирет-реке,

перебрался бродом на тот берег,

омертвела в Сирете вода,

и Наталью около колыбелек

увидал свою, а Наталья седа.

 

 

12

 

На плечах у неё полон короб

рубашонок ребячьих, портков,

тяжело ей идти до мостков,

где на речке, на Мече, — прорубь.

Вот стирает, а рукам всё тепло,

и откуда ни возьмись голубь —

пó снегу волочит крыло.

«Что ж ты жениха не признала, —

говорит. — Хоть в дом позови».

А она не удивилась нимало,

только смотрит, бельё-то — в крови.

 

 

13

 

Сел за стол, закурил цигарку,

отворачивался, прятал лицо,

протянул копеечное кольцо,

что, не рада такому подарку?

Не взяла, но и не выгнала прочь,

целовала, ласкала жарко

да так хорошо, что невмочь.

Вздумал уходить — не завыла —

намертво вцепилась в него.

И не знаю — удержала, откупила?

Как проснулась — нет никого.

 

 

14

 

Замкнут коридор, змеист, извилист,

и темнота с духотой слилась,

но отыскался вдруг тесный лаз,

через него Алексей и вылез.

«Не гоношись-ка пока, приляг,

думали, хворь тя до донышка выест,

ан оказался живуч земляк».

Только о кружку зубами лязгнул,

вспомнил пригрезившихся за рекой —

тоненькую свою синеглазку,

воинов русских, да в форме другой.

 

 

15

 

Алексей вернулся с медалью

по весне в семнадцатом году,

теста замесил на меду,

вновь позвал за себя Наталью.

Одарил кольцом золотым,

шёлковой турецкою шалью —

всем в походах добром нажитым.

Стольких нужно ещё дождаться

братьев и отцов, и сыновей

с той Германской, потом с Гражданской,

с той Троянской вечной твоей.

 

 

16

 

Принесло к нам на двор юрода

летом, перед самой войной.

Что, Илюша, что тебе, родной?

Отворял блаженный ворота,

помешать хотела — оттолкнул,

широко раскрыл для прохода,

помню, сразу сильный ветер задул.

Всё бормочет своё, повторяет,

поняла только: «мать, смотри».

А сам плачет, слёз не утирает

и на пальцах показывает: три.

 

 

17

 

— По рассохшемуся суглинку

оскользнулся нечаянно я

и теперь гляжу на муравья,

близко-близко, это мне в новинку.

Почему-то затихает бой.

Брось скорее свою былинку

и меня забери с собой.

Вытяни из морока, братуха,

из опутывающих стеблей.

Проплывающего над нами пуха

я теперь не тяжелей.

 

 

18

 

— Не успел отправить письмо я,

сообщаю из обугленной тьмы:

до окопов не доехали мы —

попадание по нам прямое,

потому онемел, оглох

и глаза никак не промою.

Жаль, застал нас немец врасплох.

Я не сделал почти ничего-то,

на ускоренных проучась,

но зачти мне от общей работы

эту самую малую часть.

 

 

19

 

— Восемь за день вылетов — не для форса,

на девятом мессер и зацепил,

только в ответ по нему влупил,

как ещё двое подходят борзо —

и у них сегодня улов.

Я покрепче ногами в панель упёрся —

с трёшки падать всего-то делов.

Что ж взгляну заодно на Яссы,

город, кажется, недурной.

«Мама, не тревожься, поправляйся,

батя, жди с победой домой».

 

 

20

 

У моей прабабки было трое

сыновей и две дочери — теснó

в доме. От Георгия письмо

из Румынии осталось фронтовое,

от Василия — на фото франтовство,

чтобы помнила невеста о герое,

Дмитрий не оставил ничего.

Галю, возвратившись из Берлина,

муж увёз в посёлок за Днепром,

и так мало рассказала Нина

внукам, унаследовавшим дом.

 

 

21

 

Свет разлит во всех пределах здешних,

радио доносится с соседних дач,

девочка подбрасывает мяч —

сваливает с лавки твой очечник

и газету, неохота поднимать.

Хорошо гудят шмели в черешнях.

Девочку наказывает мать.

Помяни судьбой не обойдённых,

выдернутых, падавших в жнивьё,

искалеченных, растёртых, нерождённых,

до конца не проживших своё.

 

 

22

 

Дмитрия, Георгия, Василия, Алексея,

Клавдию, Пелагею, Прасковью, Кузьму,

Елизавету, Ивана, Варвару, Фому,

Екатерину, Елену, Петра, Тимофея,

Марфу, Степана, Льва, Софью, Илью,

Павла, Арсения, Глеба, Матвея,

Ксению, Дарью, Наталью, Луку,

Анастасию, Татьяну, Марию, Ольгу…

……………………………………….

……………………………………….

……………………………………….

 

 

23

 

Поднеси к муравейнику ухо —

для тебя из безмолвия тут

совокупный поверхностный труд

зашумит напряжённо и сухо.

А в глубинах его земляных  

недоступна почти для слуха

о живых и отживших своих

весть летит по извилистой бездне

и сливается в общий звук

муравьиной победной песни.

Вот её и послушаем, друг.

 

 

Декабрь 2023 — февраль 2024