Ричард Талер. Новая поведенческая экономика. Почему люди нарушают правила традиционной экономики и как на этом заработать (2-е издание). Перевод с английского А. Прохоровой. М., «Бомбора», 2023. 384 стр.
Преподавание экономической теории, как и других общественных наук, имеет в России драматическую и одновременно увлекательную историю.
Одна из авторов этих строк поступила на экономический факультет МГУ на отделение политической экономии в 1988 году. Несмотря на ветры перестройки студенты прилежно изучали политическую экономию капитализма и политическую экономию социализма, штудировали «Капитал» К. Маркса, конспектировали труды классиков марксизма-ленинизма. Экономическая теория и политическая экономия были, по сути, тождественными понятиями. В недрах читального зала факультета хранился один-единственный экземпляр русского издания книги американского нобелевского лауреата Пола Самуэльсона «Экономика» 1964 года выпуска, таивший в себе неведомый альтернативный вариант экономической теории, но никто не спешил эту книгу читать. Она казалась устаревшей. Стоит отметить, что об этом раритетном издании написана любопытная статья известного экономиста Александра Гершенкрона «Судьба учебника Самуэльсона в Советской России», анализирующая и обширные ошибки перевода, и купюры цензоров, и имевшие место фальсификации[1].
В 1990 году советское правительство приняло решение о переводе современного западного учебника по экономике для использования в вузах страны. Необходимо было определиться, какой именно это будет учебник. По воспоминаниям профессора МГУ А. А. Пороховского, направленного с этой целью в командировку в США, именно Пол Самуэльсон порекомендовал ему остановить свой выбор на популярном учебнике К. Р. Макконнелла и С. Л. Брю. Так в 1992 году вышло первое русское издание американского учебника «Экономикс: принципы, проблемы и политика» Макконнелла — Брю, ознаменовавшее начало новой эпохи преподавания экономической теории. Этот учебник бордового цвета в двух томах, объяснявший доступным языком основы микро- и макроэкономики, стал в свое время сенсацией, выдержал множество переизданий и пользуется популярностью по сей день.
В учебные планы экономического факультета МГУ, а за ним и других российских вузов прочно вошли курсы микроэкономики и макроэкономики. Политэкономия с позиции основополагающего экономического курса была низвергнута до уровня необязательного факультатива по выбору. С тех пор именно микро- и макроэкономика, источником которых является неоклассическая и кейнсианская экономические теории, стали синонимом всей экономической теории, т. н. «мейнстримом».
Любопытно, что нобелевский лауреат по экономике за 2017 год Ричард Талер в своей книге «Новая поведенческая экономика. Почему люди нарушают правила традиционной экономики и как на этом заработать?» также отождествляет неоклассическую теорию с экономической теорией: «Если произнести „экономическая теория”, всем будет ясно, что имеется в виду. Ни одна другая социальная наука не обладает такой теоретической базой... Экономисты сравнивают свою науку с физикой: экономика, как и физика, опирается на несколько ключевых постулатов». И далее перечисляет постулаты, относящиеся исключительно к неоклассической микроэкономике. Но для экономистов, изучавших политэкономию и воспитанных на трудовой теории стоимости, такое отождествление выглядит несколько комичным.
Книга Р. Талера автобиографична, состоит из 8 частей, включающих 33 главы, и представляет собой историю многолетних исследований ученого. Талер предваряет ее энергичным заявлением: «Есть проблема: постулаты, на которые опирается экономическая теория (то есть мейнстрим — Ф. А., И. Т.), не безупречны». Основная претензия ученого — к «выдуманным существам, населяющим экономические модели». Экономисты используют модель, которая «подменяет „homo sapiens” (человека разумного) на „homo economicus” (человека рационального), которого мне нравится называть для краткости Рационал. В отличие от выдуманного мира Рационалов, Люди часто ведут себя неправильно, а это означает, что экономические модели дают ошибочные прогнозы».
С начала широкомасштабного преподавания микро- и макроэкономики в российских вузах прошло 30 лет. Дискуссии о том, что «мейнстрим» в лице «макро» и «микро» схоластичен, оторван от реальной экономики и имеет мало общего с практикой хозяйствования, давно стали общим местом. Жизнь взыскует новые подходы к преподаванию теории, это очевидно многим экономистам, по обе стороны океана.
Талер справедливо указывает, что «экономическое образование, которое получают нынешние студенты, дает огромные знания в области поведения Рационалов, но при этом в жертву приносится интуитивное знание о человеческой натуре и социальных взаимодействиях. Выпускники экономических факультетов перестали понимать, что живут в мире, заселенном просто Людьми».
Попытки «покушения на миражи» предпринимались в США и раньше, в сороковые годы прошлого века. Об этом рассказывает Талер. «Спор разгорелся с подачи Ричарда Лестера, отважного доцента экономики из Принстона. Он был настолько безрассуден, что написал владельцам производственных компаний письма, в которых просил их объяснить процесс принятия решений о найме работников и объемах выпуска продукции. Ни один из ответов, полученных от этих руководителей, не был даже отдаленно похож на „уравнивание пределов”».
Под «уравниванием пределов» Талер подразумевает знаменитое правило максимизации прибыли «MR=MC», равенство предельного дохода (Marginal Revenue) предельным издержкам (Marginal Cost), о котором мы рассказываем студентам как об азбучной истине микроэкономики.
Талер продолжает: «Статья Лестера заканчивалась смелым заявлением: „Полученные результаты вызывают серьезные сомнения в отношении достоверности традиционной маржинальной теории и ее исходных положений”».
Фриц Махлуп, выступивший от имени защитников традиционной теории, парировал, что «экономистов не интересует, что говорят люди о своем поведении. Теория и не требует, чтобы фирма на самом деле подсчитывала предельные издержки и предельную прибыль... однако действия руководителей тем не менее будут приближаться к тем, что предполагает теория».
После вступления в дискуссию молодого Милтона Фридмана, заявившего, что «глупо оценивать теорию по реалистичности ее исходных положений» и важна только ее «предсказательная точность», «Америкэн экономик ревью» прекратил этот спор, и «экономисты вернулись к своим моделям, не беспокоясь больше о том, насколько их исходные положения „реалистичны”».
В конце 1970-х годов, когда Талер начал свои научные исследования по поведенческой экономике (behavioral economics), перед ним остро встала задача поиска «весомых эмпирических данных», подтверждающих, что люди, совершающие выбор, как правило, не ведут себя как бесстрастные и хладнокровные homo economicus.
Какие открытия поведенческой экономики представлены в книге Талера?
Отметим т. н. «эффект эндаумента», или эффект владения, заключающийся в том, что для людей бóльшую ценность имеют те вещи, которыми они уже владеют, нежели те, которыми они могут обладать. Данный эффект тесно связан со свойством «избегания потерь». Если человек владеет вещью, он ожидает боли от ее потери. Если же не владеет, то предвкушает радость от ее получения. Но эти величины неравны из-за избегания потерь. «Потеря ощущается сильнее, чем радость от эквивалентной прибыли».
Талер вводит понятие «транзакционной полезности», отражающей «субъективное качество сделки». Эту полезность он определяет как разницу «между текущей стоимостью товара и его обычной стоимостью». Другими словами, это разница между ценой, которую потребитель фактически оплатил, и ценой, которую он ожидал заплатить. Транзакционная полезность может быть положительной (фактическая цена ниже ожидаемой, «хорошая сделка»!) и отрицательной (фактическая цена выше ожидаемой, «грабеж»!). Ученый отмечает, что положительная транзакционная полезность может толкать потребителя на совершение ненужных, бессмысленных покупок, когда он радуется не вещи как таковой, а возможности совершить, как ему кажется, «хорошую сделку».
Также Талер акцентирует внимание на важности невозвратных издержек. Рационал «всегда будет игнорировать невозвратные издержки, считая их незначимыми». Но обычные люди могут вести себя нерационально, если уже заплатили за что-то. Если некто купил туфли, которые натирают ноги, он будет надевать их снова и снова, чтобы хоть как-то возместить потраченные деньги. И чем выше уплаченная цена, тем дольше потребитель будет терпеть неудобные туфли.
На сегодняшний день поведенческая экономика является признанным направлением в экономической науке. Но как признает сам Талер, «это не новая дисциплина: это все та же экономика, но значительно обогащенная знаниями из области психологии и других социальных наук».
Книга написана задорно и увлекательно, но ее вряд ли можно назвать капитальным экономическим трудом, таким, как, например, «Общая теория занятости, процента и денег» Дж. М. Кейнса или «Принципы экономики» А. Маршалла. Скорее это сборник занятных историй и небесспорных экспериментов. При этом Талер — нобелевский лауреат, и данная книга — квинтэссенция его научных трудов. И это очень показательно. Очевидно, что в тренде направление, не ставящее во главу угла теорию как таковую.
Справедливости ради надо сказать, что и сам Талер понимает слабость теоретической базы поведенческой экономики: «Процесс развития обогащенной версии экономической науки, в центре внимания которой просто Люди, еще далек от завершения».
К несомненным успехам поведенческого подхода Ричард Талер относит его влияние на сферу финансов. Две причины способствовали этому: 1) «узко специфические теории, такие как закон единой цены», 2) наличие «фантастического количества данных, которые можно использовать для проверки этих теорий, включая ежедневные данные по котировкам тысяч компаний, начиная с 1926 года». «Мне неизвестна никакая другая область экономики, в которой могло бы произойти столь явное опровержение экономической теории» (то есть мейнстрима — Ф. А., И. Т.).
Помимо финансов, методы поведенческой экономики также оказали значительное влияние на «экономику развития» (development economics). Талер резонно указывает, что она получила «вторую жизнь благодаря росту числа экономистов, которые проводят тестирование своих гипотез в бедных странах, используя метод рандомизированного контрольного испытания (курсив наш — Ф. А., И. Т.). Какая-нибудь бедная африканская страна, конечно, не превратится за одну ночь в Швейцарию, но мы можем выяснить, как улучшить положение вещей, проводя эксперимент за экспериментом».
Мы не случайно выделили в цитате словосочетание «рандомизированные контрольные испытания». Ниже еще вернемся к нему.
Талер признает, что «макроэкономика — сфера, на которую бихевиористские методы оказали пока что наименьшее влияние». По его мнению, проблема в том, что «здесь отсутствуют два ключевых ингредиента успеха поведенческих финансов: существующие теории не позволяют строить легко опровержимые прогнозы, а доступные данные довольно скудны». Ученый сетует на то, что «нам вряд ли удастся заставить правительства стран согласиться с тем, чтобы меры по борьбе с рецессией выбирались наугад, чтобы можно было провести рандомизированные контрольные испытания».
По мнению Талера, «все решения должны были быть протестированы, где это возможно, с использованием золотой методологии рандомизированного контрольного испытания». Указанный метод подразумевает, что испытуемые случайным образом разделяются на экспериментальную группу, которая подвергается определенному воздействию, и контрольную группу, которая не подвергается такому же воздействию.
Следует заметить, что метод рандомизированных контрольных испытаний (randomized control trials — RCT), который восхваляет Талер, является предметом серьезных дискуссий и научной критики.
Так, член-корреспондент РАН Р. И. Капелюшников отмечает, что «с методологической точки зрения экономику RCT можно рассматривать как наиболее полное и последовательное выражение тренда к превращению экономической науки в экспериментальную дисциплину... В достаточно редких случаях, когда рандомисты все же вспоминают о теории, они понимают под ней нечто иное по сравнению с тем, как она определяется обычно. Речь идет не о генерализациях высокого уровня, а скорее о психологических эффектах в духе поведенческой экономики»[2].
Капелюшников отмечает, что «рандомизации лучше всего поддаются сравнительно простые микропроекты с четким разделением на группы участников и неучастников, с коротким временным горизонтом, однонаправленными линейными причинно-следственными связями (A вызывает B) и отсутствием внешних эффектов, затрагивающих третьих лиц»[3].
Таким образом, упомянутая атеоретичность поведенческой экономики и ее неспособность расширить сферы влияния напрямую связаны с методом исследования.
Возвращаясь к вопросу, вынесенному в заголовок статьи, а именно к преподаванию экономической теории, можно сказать, что да, маски сорваны, поведенческие экономисты вывели homo economicus на чистую воду. Но означает ли это, что микро- и макроэкономика, вытеснившие политэкономию из вузовских учебных планов, теперь сами должны потесниться, уступая место новой дисциплине? Нет, не означает. Поведенческая экономика во многом построена на отрицании ключевых положений мейнстрима, но сама по себе не является полноценной теорией для преподавания. И потому с началом нового учебного года очередное поколение студентов-первокурсников экономических факультетов вновь станет слушать лекции про мифический мир совершенной конкуренции и решать стандартные задачи про выбор альтернативного использования имеющихся ресурсов в мире Рационалов, а не Людей.
[1] Гершенкрон А. Судьба учебника Самуэльсона в Советской России. — «Экономическая политика», 2009, № 5.
[2] Капелюшников Р. И. «Рандомисты»: новая экономика развития. — «Вопросы экономики», 2023, № 6.
[3] Там же.