«Виноград», «Дружба народов», «Знамя», «Иностранная литература»,
«История», «Лампада», «Литература», «Посев»
Евгения Абелюк. Олимпиадные кульбиты «Кузнечика». — Журнал для учителей словесности «Литература» (Издательский дом «Первое сентября»), 2014, № 1 (751) <http://lit.1september.ru>.
Известная московская учительница литературы пишет об олимпиадном задании старшеклассникам: проанализировать стихотворение Ольги Седаковой «Кузнечик и сверчок». Сначала она сама, на пяти (!) страницах, «осторожно и неуверенно» пытается разобрать его, — и приходит к выводу, что «традиции, к которым адресует своего читателя О. Седакова, юному участнику олимпиады, скорее всего, будут невнятны».
«Что же он (школьник — П. К.) сумеет вычитать в таком тексте? Быть может, почувствует, что стихотворению О. Седаковой предшествовала какая-то античная традиция (в заданиях, которые раздавались школьникам, были примечания; в том числе объяснялось, кто такой Демодок). Скорее всего, свяжет эти стихи с басней И. А. Крылова „Стрекоза и муравей” — как правило, школьникам известно, что в оригинальной басне Эзопа, как и в басне Жана де Лафонтена, написанной в подражание Эзопу, действовали кузнечик (цикада) и муравей. Однако в любом случае стихотворение будет прочитано крайне поверхностно. И то, что олимпиада должна отбирать детей, имеющих собственный читательский багаж, развитую читательскую интуицию, в данном случае не является оправданием: думается все-таки, что такое сложное для чтения и в основе своей очень „литературное” произведение давать для разбора на олимпиаде все-таки не стоит. Наверняка в затруднительном положении окажется и жюри».
И еще Е. А. приводит соответствующую «шпаргалку» из интернета, красивое такое нагромождение слов.
Виктор Грановский. В сумерках исторического просвещения. — «Посев», 2014, № 1 (1636) <http://www.posev.ru>.
«Глубинную, не решенную за двадцать послесоветских лет проблему нравственной трактовки советского прошлого неверно сводить на уровень идеологических спекуляций, нигде не касаясь духовных основ советского общества. Воздерживаясь от их изобличения, невозможно понять то противление „красному проекту”, которое было явлено в минувшем веке самыми разными людьми — но прежде всего новомучениками. И это противостояние совсем не было партийно-политической прихотью — оно выражало собой утверждение таких духовных принципов, которыми нельзя поступаться ни при самых страшных угрозах, ни при самых соблазнительных компромиссах. Только вот о подвиге русского православия в минувшем веке единый учебник как раз говорит немного и мельком.
Разыгравшаяся в наши дни история с единым учебником, как видно из всего предыдущего, есть история становления возрождающейся идеологии. С теми духовными, вернее, антидуховными, образцами, на которые она ориентируется, наше Отечество еще не так давно оказалось в историческом и мировоззренческом тупике».
Зря не погибну. Письма генерала С. Л. Маркова родным. — Научно-методический журнал для учителей истории и обществознания «История» (Издательский дом «Первое сентября»), 2014, № 1 (607) <http://his.1september.ru>.
Эти письма одного из основателей Добровольческой армии нашлись совсем недавно. Сергей Марков (1878 — 1918) писал их из заключения в городе Быхове, где ждал суда вместе с остальными «корниловцами».
«Рассказывать тебе день за днем, передавать тебе мои мысли мне трудно и больно, я стараюсь не позволять себе мечтать о будущем и готовлюсь ко всему, но что-то подсказывает мне, что жизнь еще не уходит, а если уйдет, значит, так суждено. Я жил полной жизнью 39 лет и не имею данных назвать эту жизнь бесцветной. Много и хорошего, и плохого пришлось испытать, но было бы грешно теперь жаловаться на прошлое. Дай Бог каждому прожить так, как прожил я. Многим я обязан тебе, моя подруга и моя жена, и Бог не оставит тебя. Не падай духом, молись и не проклинай меня за эти тяжелые дни. Они пройдут, как проходит все в жизни, как проходит сама жизнь. Смягчится острота грусти и тоски и останется лишь одна забота о тех, чья жизнь вся впереди, о детях. Храни вас Господь, мои любимые, мои близкие, мои все» (из письма жене).
«О себе писать мне нечего. Вы все знаете из газет. Дух мой крепок, и вера в лучшее будущее не иссякла. Кошмар Родины продолжаться бесконечно не может, конец наступит, и быть может, скорее, чем ожидаешь. Гнусно читать о мерзостях, творимых большевиками, но гнусно сознавать всю покладистость так называемой буржуазии. Авось наступит час, когда и буржуазия поймет, что лишь в борьбе она сохранит себя. Разум отказывается охватить и оценить будущее, но сердце, нутро, дает веру и надежду. Не падайте духом и вы все. Что мои ребятишки, надо теперь же приучать их к лишениям, которые лишь закаляют человека в жизни. Я боюсь, что обе бабушки балуют их чрезмерно. Что князь, княгиня, Саня, Дима, их дети? Были ли у вас в квартире подонки улицы, претендующие на громкое имя „народ”? Не падай духом, моя старушка, молись и верь в лучшие дни» (из письма матери).
Юрий Каграманов. На подходе ко Второму Просвещению. — «Дружба народов», 2014, № 1 <http://magazines.russ.ru/druzhba>.
«Просвещение поставило задачей изгнать тайну из мира и из самого человека, „просветив” их до самого „дна”. Что такое „дно” вообще существует, крепко усомнились те, кого сегодня называют контрпросветителями. Виланд, автор „Оберона” (более известного сегодня благодаря опере Вебера), в эссе „Где границы Просвещения?” (1789) вопрошал: „Как далеко должен распространиться свет, чтобы дальше было нечего видеть (nichts mehr zu sehen ist)?”. Сегодня мы можем сказать, что и мир, и человек крепко „держат” свою тайну, не желая ее отдавать. В мире, как уже было сказано, по мере продвижения научных исследований только расширяется область неизвестного и непонятого. Высшей тайной остается душа человека, немыслимо сложное устройство, вышедшее из „рук” Бога. Оно не дается тем, кто глядит в микроскоп или орудует скальпелем (Сервет сказал, что изрезал все тело человека, но нигде не нашел места для души) и даже от „строго научной” антропологии ускользает. Даже Пикассо, у которого, как известно, за левым плечом стоял черт, сказал (в беседе с галеристом Д. Канвайлером), что психология и психиатрия рассматривают не живого человека, а его как бы проекцию на плоскость и тем препятствуют святости души, обедняя и даже разрушая ее.
Глупо думать, что „устройство”, о котором идет речь, явилось результатом самоорганизации материи. Или, вернее, глупа была бы материя, если бы устроила его таким, каково оно есть».
Карина Магакян. Виталий Бианки: интервью с природой. — «Виноград», 2014, № 1 (57) <www.vinograd.Su>.
«Виталий Бианки написал более трехсот рассказов, повестей и очерков, многие из которых были переведены на разные языки мира. Он стал новатором в изображении природы, хотя и не любил это слово: „Затаскали это слово, только и слышишь: лоно природы, природные явления, поехали на природу, ах, природа, ох, природа — уши вянут! И, главное, говорят одно, а видят другое. Говорят ‘лоно‘, а видят затоптанный пляж, говорят ‘красота‘, а вспоминают подстриженный газончик. И не скажут просто, без затей ‘дождь‘ или ‘снег‘, а непременно ‘осадки‘. Вот что они оставили от природы!”
Он сумел рассказать о животном мире с такой любовью и трогательностью, что остаться равнодушными не могут ни дети, ни даже взрослые, для которых творчество Бианки — отсылка к самому счастливому и безмятежному времени их жизни».
Анна Николаева. След в небе. — «Виноград», 2014, № 1 (57).
«Чкалов до последнего старался спасти самолет и не упасть на жилые дома. Он приземлился на кучу дров. От удара его выбросило из самолета. Еще два часа после трагедии Чкалов был жив. Как говорят некоторые очевидцы, последними его словами были: „В случившемся прошу никого не винить, виноват я сам”. Однако почти 60 человек все же были осуждены по факту смерти героя-летчика Валерия Чкалова.
Документация о расследовании катастрофы получила гриф „Совершенно секретно”. Гибель Чкалова до сих пор окутана завесой тайны. Споры о том, по чьей вине случилась трагедия, ведутся и сейчас. <…> В 1975 г. в Ванкувере во время открытия монумента экипажу самолета АНТ-25 советской стороне вручили американские буклеты, где было написано: „Валерий Чкалов. Родился 2 февраля 1904 года, убит 15 декабря 1938 года”».
Феликс Разумовский. «История новомучеников — не о сопротивлении, а о любви». Беседовал Константин Мацан. — «Фома», 2014, № 2 <http://www.foma.ru>.
«Для меня одно из самых тяжелых впечатлений от съемок „Русской Голгофы” — это зрелище обезображенного и заброшенного исторического ландшафта. Нет никаких сомнений, что это прямое следствие богоборческой эпохи. Вот мы приехали на север Новосибирской области, в село Малокрасноярка на реке Тара… Прежде там были цветущие русские села и деревни. В главном селе стояла церковь, где служили два священника, Михаил Пятаев и Иоанн Куминов. В разгар коллективизации, в 1928 году, их расстреляли… И что же мы видим в этих местах сегодня? Мерзость запустения. Картина, в общем-то, типичная. Хотя к русской жизни это не имеет ровным счетом никакого отношения. Ведь когда смотришь дореволюционные фото Прокудина-Горского, видишь совсем другую страну.
Часто говорят, мол, не надо идеализировать то время. Согласен, в дореволюционной России было множество проблем, много неправды, иначе бы не обрушилась на нас революционная смута. Но как выглядела земля! Как выглядели города и села. Вот перед нами фотографии — от них никуда не деться».
Жан Фоллен. «Тоскливый голос взывает беззвучно». Стихи. Перевод с французского и вступление Александра Давыдова. — «Иностранная литература», 2014, № 1 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
О почти неизвестном в России поэте, скончавшемся в 1971 году.
«Можно сказать, что Фоллен стяжал все атрибуты признания, такие как Большая премия Французской академии, премия Малларме, еще несколько литературных премий, а теперь во Франции вручается и премия Жана Фоллена. Однако его поэзия задает едва ль не более изощренную задачу теоретикам и читателям, чем поэзия авангарда, как раз и стремившаяся озадачить. Сочинения Фоллена, в ранних книгах проникнутые впечатлениями его нормандского детства, постепенно сошли (или взошли) к полному аскетизму, избавленные также и от временных и территориальных примет. Не только ничего похожего на цветистые грезы сюрреалистов, их могучие образы, но весьма вольный стих зрелого Фоллена, не скованный просодией, будто вовсе лишен формальных признаков поэзии, даже метафор. Но тревожные, ранящие образы его сочинений всегда поэтичны. Как и его литературные предшественники, Фоллен стремился к „непредвзятому пониманию мира”, правда, в отличие от них, трезвому — не обогащенному алкогольно-наркотическими фантазиями и не искаженному душевной экзальтацией. Не сказалась ли тут юридическая закваска Фоллена, его уважение к установленному факту? Но свидетельства Фоллена будто обращены в пустоту, коль, по словам самого автора, поэт „одинок на этой странной земле”. И все ж угадывается его затаенная надежда быть понятым».
Марк Фрейдкин. Песенки в прозе. CD-альбом. — «Знамя», 2014, № 2 <http://magazines.russ.ru/znamia>.
Сначала из вступления Бориса Дубина: «Если читатель отчего-то не знает прежней прозы Фрейдкина <…> и еще не взялся за новые публикуемые ниже рассказы, перепрыгнув через мое вступление, — предложу ему обратить внимание на три вещи. Во-первых, не только на радикальное отсутствие дистанции между главным героем и повествователем, но прежде всего на то, что этот герой-рассказчик (качество в эго-прозе едва ли не уникальное) ничуть не пыжится, не силится приподнять или выгородить себя; кажется, его мысленный образец в такого рода повествовательном искусстве — скорее Монтень и Стерн, нежели Руссо и Селин, а из более близких времен — скажем, Веничка, но не Эдичка».
Есть тут в начале и от автора: «В соответствии с Федеральным законом Российской Федерации от 5 апреля 2013 г. № 34-ФЗ „О внесении изменений в статью 4 Закона Российской Федерации ‘О средствах массовой информации‘ и статью 13.21 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях” матерные слова в тексте заменены звездочками. В этой связи автор считает своим долгом заявить, что внесенные в Закон о СМИ изменения расценивает как ханжеские».
Марк Фрейдкин умер 4 марта 2014 года.
Из публикаций во второй «книжке» журнала отмечу интригующе-интересное исследование Олега Лекманова о стихотворении Маяковского «Император» и обзор Дарьи Марковой о бытовании детской литературы во «взрослых» литературно-художественных журналах — в прошлом году.
Бо Ян. Эти отвратительные китайцы. Фрагменты книги. Перевод с китайского под редакцией Романа Шапиро. Вступление Романа Шапиро. — «Иностранная литература», 2014, № 1.
Из выступления известного китайского писателя, журналиста, переводчика и диссидента — в США, осенью 1984 года. Книга вызвала большой шум. Читаешь это все — глазам не веришь.
«Почему китайца так быстро начинает распирать от гордости? Потому, что он подобен мелкой чаше, которая мигом переполняется: у него весьма ограниченный кругозор, мелочная душа, и стоит солнцу улыбнуться ему, как он тотчас решает, что как бы ни были велики небо и земля, с ним, таким необыкновенным, им все равно не сравниться. И ладно бы еще, если бы подобных простаков было мало. Но если все китайцы, или большинство китайцев, или, уж по крайней мере, немалое число китайцев таковы, это уже опасно... Нас как будто забыли наделить способностью к самоуважению, мы не понимаем, что такое равенство». «Самое важное — развитие наших интеллектуальных способностей. На протяжении нескольких тысячелетий за нас все делали другие — все решения принимали великомудрые и высокопоставленные чиновники, самим нам думать не надо было, да никто к этому и не стремился. Китайцы так привыкли к тому, что от них требуется лишь повиновение, что словно бы приучились быть недоумками... Но китайцы очень умны. Столь умны, что, боюсь, всем остальным народам планеты, включая евреев, до них далеко. Так, если сравнить китайца и представителя другой нации, китаец несомненно окажется умнее. Но если брать по два-три человека, китайцы наверняка проиграют, потому что от рождения не способны договориться между собой. (Смех в зале.)».
В номере, помимо прочего, публикуется очень плотная беседа с Верой Мильчиной и главы книги Александра Ливерганта об Оскаре Уайльде.
Дмитрий Шеваров. «Бог прислал меня на землю с даром красок…» — «Лампада» (издание храма иконы Божией Матери «Знамение» в Ховрине), 2014, № 1 (94).
«Шведский писатель и переводчик Артур Лундквист писал о Паустовском: „Его жизнь во многом напоминала судьбу Пастернака: его вынуждены были признавать, но старались оттеснить в тень. Ему повезло лишь в том, что он избежал присуждения Нобелевской премии, а вместе с ней и столь мучительной на родине мировой известности...”.
Из одесского дневника Паустовского (декабрь 1920 года): „Бог прислал меня на землю с даром красок. Поэтому я — художник. Я остро чувствую краски и настроения дней, хотя близорук. И в людях я чувствую краски их души. Пишу, и слова ложатся мазками, как краска на холст, и вся моя мысль — в этих тонах, золотеющих, насыщенных внутренней теплотой. Я мыслю сердцем. Может быть, потому так быстро сгорает жизнь. Поэтому я вряд ли создам что-нибудь дельное. Но я могу написать несколько прекрасных строк о свете лампадок и вечернем чае в теплой, уютной столовой...”».
Составитель Павел Крючков