Ночь
Погоди. Потерпи. Ещё немного.
Потемнеет гул. Зарастёт тревога.
Как струна фальшивая лифт басит.
Снег идёт на город. Никто не спит.
Телевизор мерцает. Не спит страна,
вспоминая: только бы не война.
Подо мной, под землёй поют поезда.
Дом трясётся. Ложка в чашке дрожит.
Надо мной, над крышей поёт вертолёт.
Леденеют руки. Душа горит.
А во мне красные реки бегут.
А по ним — прекрасные корабли.
Красные реки бегут во мне
до самого края моей земли.
Я не знаю края. Себя не знаю.
Наревусь. Закутаюсь. Засыпаю.
День
Не веря, что и это всё пройдёт,
и не терзая просьбами Создателя,
двор рассекает очень серый кот
трусцой обиженного обывателя.
Кот вкрадчиво по луже льда ползёт,
держа в уме соседа-злопыхателя,
и под когтями всхрипывает лёд —
но вспыхнут вдруг два мироотражателя
в зрачках кота — сосед спешит сюда?
Свист костыля, военный стук ботинка,
и кот сверкнёт над миром как беда,
и просияет место поединка.
Так солнца блеск метнёт нам луч-копьё,
не унывай, сокровище моё!
Певчий камушек
Нету сил, а ведь надо идти.
Солнце в черепе и под ногами.
Жар. Дымится тетрадь со стихами
в отношеньи один к десяти.
Блеск наскальный.
Разбег вертикальный.
Огибаем обрыв идеальный.
Где-то рядом вода и трава.
Трижды падаем. Осыпи дважды.
Мой осёл, озверевший от жажды,
говорит мне, что я не права.
Брось, ехидничает, болтовня,
не дотянем до перевала.
Ты-то знаешь, я не подбирала
слов, они подобрали меня.
Перевал. Спрыгнет камушек певчий.
Тень вершины скользнёт по лицу.
Не надейся, что спуск будет легче,
но покой или воля — внизу.
Мама
Эта мысленная плита
как ледяное шипенье прибоя
как обжигающая пустота
Самое моё
моё золотое
здесь теперь под этой плитою
Смою глину сдую песок
выдеру по кругу траву
и пробивается голосок:
— Как вы?
Что там у вас наяву?
Сяду на край плиты закурю
спи, говорю, у нас, говорю
снова весна снова война
ходит со скрипом зелёным сосна
время трещит языками огня
искры летят растёт ребятня…
— Не печалься
Очень вас всех люблю
Не забывай меня
Московские окна
Окна всплывают
московские окна
в каждом окне собирают ужин
любят смеются гремят посудой
лук золотой с морковью тушат
в стену швыряют стакан с отравой
север вспухает в сосудах лавой
чёрной лавой кричит в сосудах
бац! и слепые звёзды из глаз
Всё это мы — пожалей же нас
Мы излучаем нежность и ужас
в наших излучинах бесы кружат
все мы — мёртвые и живые
взрывов на фоне в горючий час
старые бешеные больные
юно восторженные смешные
падаем в дальних полях хрипя
глупые маленькие родные
кто пожалеет кроме Тебя?
В каплях отравы
в стаканных стёклах
тихо всплывают московские окна
Сугроб
отпусти Господи я ли не
отпахала всё что настало мне?
я устала смилуйся отпусти
горе горою растёт в груди
сны растекаются по степям
снятся сугробы моим сыновьям
пепельный снег в золотой стороне
в сером сугробе горелый блиндаж
птенчик железный кружит в тишине
горы голов на промёрзлой стерне
и Верещагина карандаш
На лету
Дрожащие огни печальных деревень
Вечер сгущается — ветер спускается
тьмою дохнёт с реки
форточкой ахнет и закачается
и огоньки
Или взовьёт занавеску — куражится
и раздуваясь от счастья она
дурочка хлопнет подолом закружится
тишина
Жалят огни городские дрожащие
в каждом трепещет душа
щурятся-жмурятся манят щемящие:
жизнь всё равно хороша?
С тайною жалостью-нежностью-ревностью
с ужасом — всеми её
память искрит и за каждою мелочью
тьмы ледяное литьё
Искрою чиркнешь по тьме — память лёгкости
всё — ничего
жаром во льду оплавляет подробности
жизни горючее вещество
Время сгущается — небо спускается
на световых скоростях
город дрожащих огней распускается
мокрые блики в зрачках
Выпарит слёзы — кристаллами острыми
выпадет с блеском в лучистой пыли
кремнем тропы под речистыми звёздами
солью земли
Всхлипнет ли мира безумное здание
взрывом на всю мировую тщету
…улыбнись мне Господи на прощание
на лету