Степень свободы

Евгений Журавли. Линия соприкосновения. М., «Яуза», 2025. 288 стр.

Ремесло рецензирования книг не предполагает персонального знакомства с их авторами. Приватное общение критика с писателем вредит делу — нарушается принцип беспристрастности, когда к чисто литературным впечатлениям примешиваются личные. Но случаются исключения — знакомство с литератором, предшествующее знакомству с его детищем, может не только подогреть интерес к книге, но и избавить от некоторых читательских предубеждений.

Евгений Журавли производит впечатление человека искреннего, неравнодушного и склонного к рефлексии. Всерьез смущенного тем, что литературным успехом он обязан той сумме человеческих трагедий, которая и составляет смысл и содержание слова «война». И в то же время ясно осознающего свою миссию — увидеть все собственными глазами и донести до тех, кто там не был (помимо волонтерской помощи тем, кто там оказался, практически не выходя из дома). Еще одно важное качество автора этой книги — чувство юмора. Для пишущего о войне, как ни странно, необходимое. Позволяющее, быть может, не сойти с ума.

При нынешнем изобилии текстов, написанных по поводу происходящего, трудно остановиться на чем-то одном. Да и вообще сложно заставить себя читать художественную прозу о том, о чем ежедневно, в порядке необъяснимого мазохистского автоматизма читаешь в интернете. Мешает и закоренелая убежденность, что по-настоящему глубоко литература сможет освоить эту тему лишь спустя длительное время, что лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии и т. д. Но к жанру экстремального травелога или, если угодно, сентиментального путешествия на край ночи это ведь не относится — калининградец Евгений Журавли просто пишет о том, что непосредственно видит и чувствует. При этом грань между повествователем и его героями подчас стирается. Зато «линия соприкосновения» вычерчивается более чем отчетливо.

«Линия сопрокосновения» в данном случае — термин многозначный. Это не только линия фронта, но и все то, с чем приходится соприкоснуться человеческому сознанию на войне. Страх, боль, ощущение абсурда и вместе с тем порой нечто возвышенное, отключающее в человеке инстинкт самосохранения. Именно эту — экзистенциальную, если угодно, сторону событий открывает читателю в своих рассказах Евгений Журавли, написавший книгу о войне без единого выстрела.

Автор-герой книги, оставивший благополучную жизнь коммерсанта и отправившийся волонтером на Донбасс, выступает в роли внимательного наблюдателя и сопереживателя, вольно или невольно вовлекаясь в жизнь по ту сторону линии соприкосновения жизни и смерти. Эмпатия, которой, вроде бы, лишена героиня рассказа «Голод», — важнейшее в его случае качество, помогающее фиксировать странные, парадоксальные психические состояния людей, оказавшихся на войне.

Перед читателем выстраивается ряд нетривиальных персонажей, прототипов которых волонтер из Калининграда встретил в донецких городках и поселках. У всех разные судьбы. У каждого свое отношение к происходящему, свой путь за спиной, своя философия войны. Занимающийся эвакуацией гражданских Юра, в мирной жизни поднаторевший в общении с игровыми автоматами, не без успеха пытается разгадать алгоритмы войны — тоже, в сущности, «однорукого бандита» («Книга чисел»). Этот человек пробует «просчитать» судьбу (как минимум время очередного «прилета»). Автор же занимается своего рода антропологией. Как ни цинично это звучит, но писателю война предоставляет уникальные возможности для исследования человеской души. И в том числе своей собственной. Спрашивающей у него, у своего хозяина, для чего он здесь? Казалось бы, вопрос излишний. Когда началось — не мог не поехать. И все-таки, для чего, зачем? Ясное дело — помогать гражданскому населению. Творить добро, так сказать. «Но и в творении добра есть изъян — каждый делает это для себя», — походя констатирует рассказчик («Разговор у вершины холма»).

С автором более или менее понятно. А остальные? По мнению героя рассказа «Однажды в Вегасе», люди едут на войну, чтобы «правильно умереть». «Потому что не хотят незавершенной жизни. Или чужой жизни. Хотят стать собственником судьбы». Отдельная категория — местные. О них разговор особый. «Донецкие вообще-то бесстрашные. Будто бессмертия хлебнули» («Кажется, четверг»). У одного из героев, луганчанина, самый счастливый день — когда он разрушил собственный дом, оставшийся по ту сторону — навел на него артиллерию. Поступку этому дается объяснение, достойное философской притчи: теперь у него ничего нет, теперь он уже ничем не связан... И значит — свободен.

А, собственно, что такое свобода? Этот и прочие философские вопросы то и дело встают поперек текста. Вероятно, потому, что Евгений Журавли имеет профильное образование, к тому же они земляки с Кантом. Ходя по краю пропасти, герой книги размышляет о свободе воли, мысленно споря с Дерком Перебумом, утверждающим, что жизненный выбор человека — фикция, что все наши поступки детерминированы и значит никто ни в чем не виноват. Герой отчаянно сопротивляется «дьявольской аргументации» американского профессора и в конечном итоге опровергает его: «Я знаю, мы можем… Этого всего могло и не быть… Ничего не предопределено. Это человеческий выбор» (рассказ «Виктор Завадский»).

Из этой книги каждый может извлечь для себя свое, собственное — у кого что болит. Но прежде всего — правду, получаемую из первых рук. Как бы в подтверждение достоверности своего повествования писатель время от времени включает режим репортера. Записанные на диктофон живые голоса людей вливаются в поток авторской речи. По-будничному прост, и в то же время страшен зафиксированый автором рассказ пожилой женщины, вместе с семьей пережившей может быть самое тяжелое, что выпадает на долю гражданского населения, — ожидание прихода армии противника. Ожидание обещанного слухами и пропагандой безграничного насилия. Несмотря на то, что ожидание это не оправдывается и, казалось бы, все для героев этой истории складывается вполне благополучно, финал все равно трагичен. Сын рассказчицы, здоровый сорокалетний мужчина, в оцепенении сутками сидевший на стуле и ждавший смерти, в итоге умирает. В этом — а не только в бомбежках — страшная суть войны, ее мертвящего дыхания. Она способна сотворить смерть буквально из воздуха.

Книга Евгения Журавли — свидетельство о том, что линия соприкосновения далеко не всегда совпадает с линией фронта. «Война идет между двумя мирами. Враг не всегда напротив», — констатирует он. На одной стороне порядочность, любовь к людям, стремление к справедливости. На другой — эгоизм, трусость, жажда наживы, жестокость. Мерзавцы и праведники есть везде, и примерно в равной пропорции. Разделение на темную и светлую стороны проходит подчас и через душу повествователя — главный герой понимает, что иррациональный враг создал плацдарм и в его сердце. И по миллиметру отвоевывает свое — настоящее, человеческое.