К тому берегу

На похороны он опоздал. А тут еще Маша звонила:

— Ты где? — сказала она.

— Я в дороге, — ответил ей Карпов своим басовитым голосом, и связь пропала, его внедорожник все дальше удалялся от реки; ехать надо было к тому берегу.

Он перевалил через мост, и дорога пошла среди леса. Карпов достал термос и, не отпуская руль, налил себе холодного кофе. Часы показывали два часа дня. Снова позвонила Маша.

— Что у тебя там, связь плохая?..

— Да. Что ты хотела?

— Может, тебе вернуться?

— Не могу.

— Ты любил ее?

— Нет.

— Не ври мне, Карпов! — и не сразу, через паузу: — Ты не умеешь врать!

— Маш, я сейчас с тобой. Что ты еще хочешь?

— Кто она?

— Не важно. Это было восемнадцать лет назад.

— Почему ты поехал без меня?

— Это допрос?

— Нет. Но взял бы меня.

— Ты ревнуешь?

— Нет. Мне просто интересно, что тебя так взволновало в смерти ее мужа? Ты чувствуешь какую-то вину?

Карпов промолчал, а она положила трубку.

Он отпил кофе, хоть и холодный, но вкусный. За поворотом показался указатель на поселок.

 

На пустыре за забором из старого гнилого штакетника стояли трое. Среди них выделялся малый лет семнадцати, среднего роста, худой и с высоким лбом и узким подбородком, упрямый и красивый, — Константин. Он был без майки, с крестиком на шее, который болтался от его легкого подпрыгивания. На руках его было что-то наподобие тряпичных обмоток.

— На фиг они тебе, ты же не будешь бить? — сказал Рябцев, которого в поселке звали Ряба. Он был смугл и намного старше Константина.

— Для самочувствия.

— Короче, Костя!.. — говорил, чеканя каждое слово, Ряба. — Стоишь и терпишь, и потом два «косаря» твои.

— Почему два, мы же договаривались на три!

— А мне? Я же твой этот… как его?.. Промоутер!

— Ну, хотя бы «пехотку» еще. Чтобы две с половиной было.

— Я себе совсем ничего не беру, — сказал жалостливым голосом Ряба.

Третьим был Прохоров — бизнесмен, у него своя лесопилка в соседнем поселке, ему сорок с небольшим, но выглядит он намного старше. За его спиной поблескивал новенький китайский «Haval».

— Вы скоро? — произнес он. — Время — деньги!

Константин развернулся и сделал шаг в сторону мужика.

— Он чего, меня бить будет? — сказал Прохоров, кивнув на его обмотки.

— Нет. Это так. Для падения, — соврал Ряба.

— А то смотри, так бизнес не ведут.

— Все нормально будет. Не трону! — выцедил Константин, ему было страшно. — Бей!

Прохоров весил под центнер, и от удара его Константину сразу стало горячо, и запрыгали деревья и кусты, и «Хавал», и во рту появился привкус крови.

Бизнесмен бил методично и медленно. Константин терпел. Ряба показывал на часы.

«Еще полминуты!» — услышал Костя сквозь шум в ушах его голос.

— А чего он не падает? — вдруг остановился Прохоров.

— Не понял? — сказал Ряба.

— Он упасть должен. Хочу, чтобы он упал, — медленно произнес Прохоров. — Иначе не заплачу.

Ряба отозвал бизнесмена в сторону.

— Мы же договаривались только «на побить». Про падение не было базара.

— Но и то, что он не упадет, тоже! — сказал со свойственным ему спокойствием мужик.

— Хорошо! Сделаем тебе падение Икара!

Он вернулся к Константину.

— Я не буду! — сразу начал Костя.

— Он вдвойне платит. Это — бизнес. Он хочет пар спустить — ты заработать.

— Может, он еще захочет, чтобы я штаны снял!

— С тобой каши не сваришь! Где ты деньги возьмешь, чтобы на свою войну ехать?

— Ладно, только лежачего не бьют.

Ряба объявил Прохорову, что лежачего не бьют.

Прохоров примеривался, как бы посильнее стукнуть, занес ногу, чтобы лягнуть Константина, и не удержался и сам же грохнулся.

Ребята засмеялись. Бизнесмен вскочил на ноги, смех их его взбесил, он подошел вплотную к Константину и боднул его лбом в переносицу.

Костя попятился и осел на землю, из его носа текла кровь.

Прохоров отсчитал шесть тысяч. Ряба свернул четыре и сунул в карман, а две протянул Константину.

Бизнесмен был доволен, сел в машину и уехал.

— Этот Прохоров псих. Ему жена изменяет. Вот он и хочет почувствовать превосходство, — начал Ряба.

Константин сорвал подорожник и вытер нос.

— Он тебе дал больше, — сказал Костя.

— Ну да. Я половину себе забрал.

— Сколько он дал тебе?

— Четыре. Не веришь. На, забери все!

И он вынул две тысячи и бросил их к его ногам.

— Один зарабатывает перевозкой, другой чинит велосипеды, ты захотел, чтобы тебя побили за бабки.

— Хватит, Ряб!

Костя вернул ему две тысячи.

После он стоял у водопроводной колонки и умывался. Ряба был рядом и не переставая говорил:

— Ты это… воду через нос вдохни, моя бабка меня так учила. Вроде как носовые пазухи укрепляешь.

Потом они шли через небольшую, поросшую цветущей вишней площадь. На которой стоял Ленин с отбитой рукой. В стороне от него в бывшей библиотеке располагался продуктовый магазин.

— Я за пивом. Тебе взять?

— Не. Глянешь, мать там?

Ряба переходил площадь, пугал, хлопая в ладоши, куриц, те, переваливаясь с боку на бок, убегали от него.

Из-за поворота вырулил внедорожник Карпова и чуть не сбил Рябу.

Ряба испугался и заорал:

— Напокупают машин! Едут, простых людей давят.

Константин лег на траву. Над ним плыли редкие, но плотно-белые облака. Он вспомнил, как давно, ходил с отцом на реку купаться и они дурачились: ловили облака в воде.

— Помянем твоего отца. И на… — Ряба бросил ему салфетки. — Ну и рожа у тебя, Шарапов!

— Мать там?

— Продавщица сказала, она в город укатила. Ты видел этого урода на «гавале»? Он меня чуть не сбил.

— Ты боишься смерти?

— А кто не боится? — Ряба зубами открыл бутылку и начал пить пиво; запахло жженым хлебом. — Если на том свете есть пиво, я согласен умереть! — произнес он и улегся рядом.

— Летом обязательно уеду, — сказа Константин.

— Куда ты уедешь от нее?

— Все равно куда. Уеду. Школу только закончу. На войну хочу.

— Там убьют.

— Ну и пусть.

— Героем хочешь стать!

— Что ты понимаешь в этом?..

У старых раздолбанных ступенек магазина притормозила «тойота», из нее вышла женщина старше сорока, но еще красивая, осанистая, с правильными чертами лица и густыми белыми бровями. Одета она была в легкое розовое платье и цветные кроссовки, на голове черная косынка.

Костя поднял голову и, накинув капюшон толстовки, отбежал к трансформаторной будке, которая стояла за вишенными кустами. Там он сел на корточки и сплюнул под ноги.

— Где Константин? — спросила женщина в цветных кроссовках Рябу.

— Елена Владимировна?.. А я знаю!

— Мне уже сказали! Если с ним что случится, ты сядешь! Ты меня знаешь!

— Да я чего — я ничего!

Елена Владимировна заметила на траве сгустки крови и, схватив Рябу за шиворот, прижала его к стене.

— Я тебя придушу! Где он?

Костя сам вышел к ней.

— А, батюшки! — развела она руками, когда увидела бордово-синий наплыв под его глазом. — И зачем? Кому ты хочешь доказать!

— Я упал.

— Ага, на банановой кожуре, как в «Бриллиантовой руке»? В машину садись!

Костя, понурив голову, поплелся за матерью к машине. Елена Владимирова на ходу пригрозила Рябцеву пальцем: «За пиво заплатишь. Не думай, что на халяву!»

 

Карпов поставил машину у синего жестяного забора и добротного двухэтажного кирпичного дома с новенькой крышей.

— Хозяйка?!. Есть кто?! — крикнул он.

За забором брякнула собачья цепь.

— Он не злой! — услышал Карпов, калитка открылась, и перед ним стояла русая с веснушками девушка. — А вы кто? — спросила она.

Карпов улыбнулся. Она рассматривала его, прикрывая козырьком ладони глаза от солнца.

— Я к Елене... — Он запнулся. Не помнил, как у нее отчество. —  В общем, Лена дома?

— Тетя Лена? Так она в город уехала.

В глубине двора прошел белый алабай, он улегся у крыльца.

— А вы ее дочь?

— Я — нет, — сказала веснушчатая девушка. — Я так. А вы, наверное, на похороны приехали?

— Да.

— Так уже.

— Что так быстро?

— А чего тянуть?.. Коронавирус... Да еще этот... Отец Сильвестр отказался его отпевать. Говорит, давайте побыстрее! А я думаю, все там будем, и грешники, и те, кто не грешит. Так что смысл какой?

— Так положено, — только и сказал Карпов.

— Вы, взрослые, всегда говорите правильно. Даже когда не знаете, что сказать. Вон она едет.

К дому подъехала «тойота». Из нее вышла Елена Владимировна. Она сразу узнала Карпова.

— Олег, ты? — сказала она и заплакала.

За ней из машины вышел с синим синяком под глазом Костя, голова его была опущена, и когда к нему подбежала веснушчатая девушка и начала обхаживать его, чтобы скорее лечить, видно было, что он стыдится ее.

— Надо примочку! — тянула она его за руку в дом.

— Это все его друг Ряба. Нашел друга. Мужику лет тридцать, а он все как пацан.

— Мам, тебе никто не нравится, — начал Костя. — Ты со всеми запрещаешь мне дружить!.. Да отстань ты! — дернул он руку веснушчатой.

После чего взбежал в дом и со стуком закрыл за собой дверь.

 

Веснушчатая постояла немного, губы ее дрожали, и пошла в сторону площади.

— Вика, — догнала ее Елена Владимировна. — Ты когда уезжаешь?

— Сегодня. На последнем автобусе.

— Может, не поедешь?

— А смысл?

Елена Владимировна открыла багажник и вынула ашановский пакет с продуктами.

— Поможешь? — сказала она Карпову.

Он перехватил ручки пакета и чуть дотронулся до ее пальцев. Она улыбнулась и глянула на него.

— Ты чего приехал?

— Ты же написала?

— А-а-а.

Она снова улыбнулась, будто вспомнила что-то.

— Что в этом смешного? — сказал он.

Они шли через просторный, с подстриженными кустами малины двор.

— Слушай, Карпов, ты вообще не изменился. Все такой же серьезный. Сколько мы не виделись?

— Много.

Елена Владимировна отогнала собаку. Карпов поднялся в дом. В прихожей разулся и поставил сумки на длинную скамейку под распахнутым окном, выходящим в сад. В доме сладко пахло цветущей сиренью. Некоторые сиреневые лепестки, крупные, как вертолетные винты, лежали на полу.

— Мам, а где у нас перекись? — вышел из комнаты Константин, но, увидев Карпова, помрачнел.

— Примочка уже не поможет, — сказал Карпов.

Костя повернулся к нему и только сейчас разглядел его.

— Это кто, мам? — произнес он.

— Это папин друг.

— Я его раньше не видел.

— Я жил далеко, — ответил Карпов. Он рассматривал комнату и не мог вспомнить ее.

— За границей?

— В Нижнем.

— Это разве далеко?

— Костя, что ты все с расспросами? Видишь, человек приехал.

— Ага, вижу, он чуть Рябу не сбил.

— Его убить надо, твоего Рябу. Карпов, ты чай будешь или кофе?

— Лучше воды, — ответил он ей.

— Ты все так же следишь за своим здоровьем? — сказала она и налила ему из графина.

Карпов пил воду и заметил на круглом столе портрет своего бывшего друга Славки Терехина. На фотографии он стоял в болотных сапогах и держал на вытянутой руке огромную щуку.

— Он так и ловил? — кивнул Карпов на фото.

— Так и ловил… Эту он поймал в том году, примерно в это же время, в конце мая. Хорошая фотография.

— Это папа ловил в позапрошлом году! — вставил Константин. Он не понимал, что происходит, но нутром чувствовал, что в этом кроется какая-то тайна. Поэтому не уходил, а сидел на стуле султаном.

— Какая разница, — устало произнесла Елена Владимировна и потом через паузу добавила: — В городе просто черт-те что! Продукты разбирают. Снова доллар подорожал. Гречу, рис, сахар — все смели. Я не успеваю заказывать.

— Дикари! — высказался Костя и полез в ашановский пакет. — Кто на нас нападет? У нас калибры! Ма, ты чего-нибудь вкусненького купила?

— Там твои любимые финики.

Он достал упаковку фиников, разрезал ее и начал их мыть.

— Человек боится, и ему хочется на какое-то время почувствовать себя защищенным, — сказал Карпов.

Костя вернулся на свое место, закинул финики в рот и с набитым ртом произнес:

— Человек слаб. А слабого надо подтолкнуть!

— Философия Ницше не работает в наше время, — сказал Карпов. Он разглядывал Константина. — В школе учишься?

— Закончу. Уеду.

— Кем хочешь стать?

— Военным. Только боюсь, пока учусь, война закончится.

— А зачем тебе война?

— Странный вы! Разве профессия военного для мирной жизни… Нужны подвиги. Без них жизнь неинтересна.

— Синяк откуда?

— Не ваше дело!

— Согласен. Но надо уметь защищаться.

— А я не защищался. Я терпел. Хочу боли не чувствовать!

— Вот скажи, Карпов, ведь дурак! Как может жить человек и не чувствовать боли?

— А я хочу!

— Ты вот такой же, Карпов, был.

— Какой?

— Максималист и романтик.

После этих слов они оба замолчали. Костя жевал финики и выплевывал в плоскую чашку косточки, и слышно было, как они стучат о донце.

— Как у тебя адвокатура?

— А ты откуда знаешь? Следишь за мной, Лен?

Она ушла в соседнюю комнату, чтобы переодеться, и сказала оттуда громко:

— А из Славы адвокат не получился! Сыщик только. Но и то уволился. Раскручивал он одно дело. Славу просили попридержать коней, обещали на жизнь дать, отблагодарить, в общем, а он же, ты знаешь, принципиальный. Пришлось уволиться. А помнишь, как мы мечтали? Ты будешь сыщиком, а он будет защищать тех, кого ты поймаешь.

— А ты судьей, — вставил Карпов.

— Как видишь, судья из меня не получилась.

Она переоделась и вышла из комнаты. Но теперь на ней не было черной косынки. Карпов заметил, что она подкрасила глаза и губы.

— Ты хотела быть судьей, мам? — Костя повернулся к ней вместе со стулом. — Ты мне никогда об этом не говорила.

— А ты не спрашивал.

— Хорошая вода! — сказал Карпов и поднялся, чтобы уйти. «Чего я собственно, приехал?» — подумал он, но вслух произнес: — У меня был один клиент. Он на своем участке пробурил скважину, сдал воду на проверку, получил результат. Вода идеальная. И он начал разливать ее по бутылкам и продавать. И что тут началось!..

— Что началось? — Костя подвинулся к нему со стулом ближе.

— Конкуренты наняли женщину, которая обвинила моего клиента, что отравилась его водой. Он судился. А это все нервы, деньги, короче, перестал он разливать воду. А жаль. Хорошая у него вода была. Вот как  у вас.

— У нас да, вода чистая. Слава две скважины пробурил, чтобы найти ее.

— А что же вы не помогли ему с водой? — возмутился Костя. — Вы же адвокат!

— Я помогал.

— Почему же он закрылся? Значит, не помогли! — подытожил Костя, и лицо его просияло, как будто он понял какую-то правду про этого незнакомца.

— Значит, не помог, — только и ответил ему Карпов. Натянул на пятки мокасины и вышел за дверь.

Елена Владимировна догнала его у крыльца, вместе они спустились во двор. Константин глядел на них из окна.

— Ты чего же все-таки приехал, Олег? — начала Елена Владимировна.

Он пожал плечами.

— Ты прости, что я там тебе написала.

— Я понимаю. Ты тоже прости.

— А помнишь? — продолжила она свою мысль, которой все время улыбалась. — Мы на кукурузнике взлетели, чтобы с парашютами прыгнуть. Слава прыгнул. Я тоже. А ты забоялся. Так и сказал: я боюсь.

— А помнишь, мы приехали сюда к Славке? Ты нравилась нам. А мы дураки, дали друг другу слово, что не будем за тобой ухаживать. А он нарушил уговор. Я на него обиделся.

— А я на тебя обиделась. Ты не прыгнул, а он прыгнул.

— Бывает.

Он сел в машину и поехал.

 

Ряба стоял у оврага, в который спускалась тропинка. Среди уплотненных, скрученных стеблей папоротника журчал ручей, который тек, петляя, среди липкой глины и целлофановых пакетов с мусором. Ряба присел на корточки, лицо его было сосредоточенным. Он прислушивался к щебету вечерних птиц. И тут он заметил среди еловых веток мелькающее и белое. Поднялся. На него вышла веснушчатая, она тянула за собой чемодан на колесиках, а он бился о выползшие наружу корни деревьев.

— О, кого я вижу! — сказал он, стараясь быть непринужденным. — Творение природы! Привет, Вик! Помочь?

— Не надо.

— Ты сердишься на меня?

— Нужен ты мне.

— Давай помогу.

— Говорю, не надо, оставь! Не трогай, говорю!

— А то что? Слушай, ты мне нравишься.

Он снова захотел взяться за чемоданную ручку.

Вика оттолкнула его, легонько, но он не удержался и заскользил подошвой по склону оврага, быстро поднялся.

— Ты, значит, так?! — Ряба налетел на нее, повалил и начал задирать подол ее платья.

Она закричала, силилась столкнуть его с себя, не получалось. Она видела очень близко его лицо, чувствовала, как из его рта пахнет пивом. А он цедил сквозь зубы: «Костик твой тряпье! Маменькин сынок!»

 

Внедорожник огибал лес. Огромное овсяное поле открылось перед Карповым, он вспомнил, как давно они втроем шли сюда, таща рюкзаки, и были беззаботны и счастливы.

«Что я, собственно, приехал? — который раз задал он себе вопрос и не мог найти на него ответ. — Славку жалко. Да, жалко! Следователем был. Щука!»

Мысли путались у него в голове, он вспомнил улыбку Елены Владимировны, ее подведенные глаза, губы, и подумал, что-то Маша не звонит долго.

Глянул на свою руку, которой тронул ее пальцы, когда взялся донести сумку.

И тут он услышал крик: женский, отчетливый и недалекий. Резко затормозив, он вышел из машины.

«Да, действительно, кричит женщина! — Карпов огляделся. — Откуда? Из леса?..»

Он ринулся вглубь наискосок, оставив машину включенной. Низкие еловые ветки хлестали по лицу, несколько раз Карпов споткнулся на кочковатых, сосновых корнях и, когда растянулся на прошлогодних белесо-желтых сосновых иголках, увидел впереди за оврагом белое, барахтающееся, кричащее от ужаса.

Дернув насильника на себя, он откинул Рябцева в сторону и помог Вике подняться.

Она сжалась вся и, комкая на груди порванное платье, всхлипывала.

— Э, мужик! Если что, она сама захотела! А потом заднюю дала! Ты не знаешь ее!.. — орал ему Ряба, стоя на противоположной стороне оврага.

— Иди отсюда! — сказал Карпов и нагнулся, чтобы взять камень.

Ряба убежал.

— Нормально все? — произнес Карпов и поднял ее чемодан.

— Да. Все хорошо. Спасибо вам.

— Может, в полицию заявить?

— Не надо. Мне ехать нужно. — Она повернула к себе руку и заметила, что часики на ее запястье разбиты. — Вот урод! Я уже опоздала.

— У меня машина там.