ОТ АНГЕЛА ДО АТОМА

Кекова Светлана Васильевна родилась на Сахалине, окончила филфак Саратовского государственного университета. Автор четырнадцати поэтических сборников и нескольких литературоведческих книг, в том числе посвященных творчеству Николая Заболоцкого и Арсения Тарковского. Стихи Светланы Кековой переводились на многие европейские языки. Лауреат нескольких литературных премий. Доктор филологических наук, профессор кафедры гуманитарных дисциплин Саратовской государственной консерватории. Постоянный автор нашего журнала. Живет в Саратове.

Светлана Кекова

_*

ОТ АНГЕЛА ДО АТОМА

_{* * *}

Снега летят пылинки. По небу бродят тучки.

Нужно купить на рынке щётку на длинной ручке.

Соли купить и спичек, два голубых бокала,

для молодых синичек — розовый ломтик сала.

Словно душа от груза, ветви деревьев гнутся.

Мне через сквер у ТЮЗа нужно домой вернуться.

Угли в печи оставить, молча присесть на лавку,

встать с неё — и отправить жизнь свою в переплавку.

Век ли пройдёт ли, миг ли в облаке многоточий —

всё переплавит в тигле Ангел чернорабочий:

птицы больной рыданье, рыканье зверя в клетке,

тайные слов свиданья в тёмной сырой беседке,

снега преображенье в марте или апреле,

медленное движенье рыб в ледяной купели.

Если и прекратится жизнь, то начнётся снова,

ибо она, как птица, вновь превратится в слово.

В слове сокрыто семя гибели и спасенья,

тайна любви — и время нашего воскресенья.

_{* * *}

Р.

Мы встретились с тобой перед Покровом —

и в мире чудо вдруг произошло,

и всё, что было телом, стало словом,

и жизнь, как птица, встала на крыло.

Мы все с тобой нарушили законы,

когда стояла осень на дворе…

Но золотом в лесу светились клёны,

как светится порой оклад иконы,

до времени сокрытой в алтаре.

_{* * *}

Птица пролетит, как тень разлуки...

Ты узнаешь детский наш секрет:

терпит тело родовые муки

в час, когда душа рождает свет.

Тополь в одеянии просторном

тянет руки к облачной гряде,

Млечный Путь искрится в небе черном,

лунный серп блестит в речной воде.

А когда-то было всё иначе:

спал Адам, земля была гола,

как ребёнок, заходился в плаче

мир под тенью птичьего крыла.

В ожиданье глада, мора, труса

тучи затевали разговор,

но, как пламя, Тело Иисуса

засияло на горе Фавор.

Пётр смотрел, закрыв лицо руками,

не смыкая воспалённых вежд,

как, пренебрегая облаками,

трогал ветер ткань Его одежд.

Там, внизу, сужалась бесконечность,

втягивая мира круговерть,

и стоял Христос у входа в вечность,

крестной мукой побеждая смерть.

_{* * *}

₁

Как на Волге-матушке лёд ломается,

муж глядит, как жена его в родах мается,

но не бабку ищет он повивальную,

а готовит трапезу поминальную.

Говорит товарищам: «Выпьем, братушки,

да поставим крест на России-матушке:

нет у нас Христа и царя с царицею,

нет копья Архангела над столицею.

Слышу ругань чёрную, басурманскую:

мужики идут на войну гражданскую.

Пусть трава намокнет от нашей кровушки,

пусть сироты плачут и воют вдовушки,

мы засеем поле — да не пшеницею,

мы покроем землю — да багряницею,

а жена пущай моя в родах мается:

может, Сам Спаситель за нас покается…»

₂

Красоту увидевши, оробела я:

прилетела к нам голубица белая,

голубица белая, Богом данная,

красота нездешняя, несказанная.

У России-матушки нету силушки,

голубица белая сложит крылышки —

и завоют матери по покойнику,

отдадут тебя соловью-разбойнику,

голубица белая — чудо странное,

красота нездешняя, несказанная.

Над Москвою каменной, над столицею,

солнце станет белою голубицею —

и затихнет ругань и брань ордынская,

зазвучит небесная Херувимская,

голубица белая, чудо странное.

красота нездешняя, несказанная…

_{* * *}

Т. К.

Где каштанов лёгкое свечение,

пламенем объятая сирень?

По земле в тревоге и смятении

движется их лиственная тень.

Ветер дует, сор цветочный падает,

тополиный пух как снег зимой…

Что же нас утешит и обрадует

в солнечном июне, в день седьмой?

— Целый мир — от ангела до атома

двигаться в пространстве перестал,

и возник на улицах Саратова

музыки божественный кристалл.

_{* * *}

Ю. К.

Мы зашли в тупик. Мы дошли до точки.

Мы уселись все на огромной бочке,

И она качается, как ни странно,

На волнах всемирного океана —

Не простая бочка, пороховая…

А вокруг — четвёртая мировая,

А над бочкой ангел парит, как птица,

Призывая каяться и молиться.

_{* * *}

Сам по себе ты ни хорош, ни плох,

как белена или чертополох,

как василёк, ромашка иль барвинок,

растущие среди простых травинок.

Не знаю я — на счастье иль беду

ты помещён в воздушную среду,

где искушают смертных духи злобы,

но ты их не увидишь, человек,

пока, напоминая чёрный снег,

не вырастут вокруг грехов сугробы.

И вот тогда, как бы от сна проснувшись,

ты вспомнишь жизнь свою и, ужаснувшись,

изменишь вдруг телесный свой состав

и утвердишь совсем иной устав

для быстрых ног и медленного глаза,

для грешного и злого языка,

для камня при дороге и алмаза,

для льва, орла, синицы и быка.

_{* * *}

Открылась бездна, звезд полна…

₁

Начала ада — сера, соль и ртуть.

Мой проводник мою разрежет грудь,

со мною рядом зеркало поставит

и в зеркало смотреть меня заставит.

₂

Там — жизни пыль, и звёздная труха,

и сердце — бездна боли и греха,

вместилище предательства и блуда.

Там — вечность мига, время без границ,

и ангелы, похожие на птиц,

и вмёрзший в лёд удавленник Иуда.

₃

А где душица, лён и белена?

Где Ломоносов с чашею вина?

Где жаворонки, иволги и сойки?

Где в сердце тот укромный уголок,

в котором пел полубезумный Блок

про Беатриче у трактирной стойки?

₄

Напротив дома дерево торчит,

и длится в храме всенощное бденье…

Вергилий мой, вино твоё горчит,

а зеркало не знает снисхожденья.

И если вправду человек таков

и в нём самом сокрыта пропасть ада,

то где тот рай, что выше облаков?

Иль нам в себе искать его не надо?