ПЕРИОДИКА
«Арион», «Вестник
аналитики», «Дружба народов», «Звезда»,
«Знамя», «Иностранная литература»,
«Кот Шрёдингера», «Наше наследие», «Посев», «Русский репортер», «Фома»
Сергей Васильев. Не суд людской. — «Дружба народов», 2014, № 10 <http://magazines.russ.ru/druzhba>.
Волгоградец Васильев, как я вижу, удивительно сочетает глубину и легкость, управляется со своим вдохновением так, что ни черенка не остается, ни косточки, все в стих уходит, под завязку. Вот как кончаются здесь его «Октавы», седьмая-восьмая:
«7. Выпьем, да нет, не за упокой, / За то, что ты хороший такой, / За то, чтобы временами / Над нищей скорбной державной рекой, / Держа её лапой или рукой, / Белый кот оставался с нами. / А там опять возникнут костры / Браконьеров и осетры.
8. А как же мой кот? / Разумеется, он / Будет окучивать небосклон, / Прикинется рыбкою золотою. / А после вычурных похорон / Он сохранит тот вселенский схрон, / Где жизнь не стала пустою. / А родная Россия всего одна — / В ней ни тверди не видно, ни дна».
Удачный поэтический дебют в «ДН» — стихи Владимира Пучкова («За пределами взгляда»).
Игумен Дамаскин (Орловский). 4 ареста епископа Парфения. — «Фома», 2014, № 11 <http://www.foma.ru>.
Из номера в номер, из года в год клирик храма Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе, секретарь Синодальной комиссии по канонизации святых ведет эту драгоценную летопись о новомучениках и исповедниках российских.
День памяти епископа Парфения (Брянских), викария Одесской епархии, отмечается Церковью 22 ноября. Личность и судьба священномученика примечательны: он осмелился противостоять организованному большевиками обновленческому расколу на Украине в начале 1920-х, затем, высланный в Москву, стал помощником Местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Крутицкого Петра (одного из немногих архиереев, кто вослед скончавшемуся в 1925-м патриарху Тихону не пошел на сотрудничество с ОГПУ и жестко осудил обновленчество). Митрополита Петра в середине 1920-х арестовали, долго пересылали из тюрьмы в тюрьму, довели до истощения, объявили умершим от болезней и спустя время тайно расстреляли (уже в годы служения лояльного режиму патриарха Сергия Страгородского).
…С 1926-го по 1937-й — с короткими перерывами — владыка Парфений находился в тюрьмах и ссылках, продолжая, как мог, проповедовать Слово Божие. На последнем допросе в Архангельске, отрицательно ответив на первый вопрос «о контрреволюционных связях и встречах», он решил, что называется, насовсем затворить уста и замолчал. Допросы прекратились сами собой, и по приговору «тройки» 56-летний пастырь был убит. Тело его погребено в неизвестной общей могиле.
Александр Дегтярев. Генерал Алексеев: трагедия без триумфа. Беседовал Борис Егоров. — «Наше наследие», 2014, № 110 <http://www.nasledie-rus.ru>.
« — Мы знаем, что каждая великая русская война имела своего стратега. <…> Но вот применительно к Первой мировой войне такой фигуры в российском общественном сознании как будто бы нет…
— Я думаю, что такой стратег был. Специалистам-историкам он хорошо известен. И современники безоговорочно признавали его. Внимательное прочтение хода войны и особенно ее закулисной составляющей позволяют утверждать это со всей определенностью. Таким человеком был генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев».
«В драматические месяцы конца 1917 — начала 1918 года генерал Алексеев после сентябрьской (1917) отставки с поста начальника штаба при Керенском уже никогда не возвращался на военные должности в российской армии. Концовка жизни была заполнена для него сплочением неформальных военных сил, созданием „Алексеевской организации”. Затем, уже после Октября было создание Добровольческой армии, борьба на юге, руководство Директорией. Он говорил об этой работе — „Мое последнее дело на земле”. Тяжелая болезнь оборвала его жизнь 8 октября 1918 года. <…>
Генерал Михаил Васильевич Алексеев был похоронен со всеми воинскими почестями в Екатеринодаре. Позднее, спасая его прах от поругания, семья перевезла останки полководца в Белград. На Русском кладбище столицы Сербии вы найдете могилу, на которой начертано только имя — „Михаил” (В 2010 году могила была дополнена новой плитой, «от русских людей в год 90-летия завершения Белой борьбы на Юге России», на которой начертаны его полное имя генерала и перечислены основные заслуги перед Россией — П. К.). В память столетия начала Первой мировой войны было бы правильно по согласованию с родственниками М.В.Алексеева (они живут в Аргентине) и властями Республики Сербии перенести прах главнокомандующего в Россию и захоронить его, например, в некрополе Донского монастыря или Александро-Невской лавре, а еще лучше — на Братском кладбище в Москве, возродив тем самым уникальный некрополь погибших в Первой мировой войне».
А. Я. Дегтярев — вице-президент Академии Российской словесности, доктор исторических наук, советник председателя Совета Федерации РФ.
Среди других материалов номера — редкое для истории литературы исследование Владимира Енишерлова об отчиме Блока, генерале Франце Феликсовиче Кублицком-Пиоттух (1860 — 1920), человеческие черты которого сохранены поэтом в образе Бертрана; корреспонденции Валерия Брюсова времен Первой мировой и миниантология «Великая война в поэзии Серебряного века». Следующий номер «НН» — лермонтовский, и я не могу здесь не добавить, что этот уникальный историко-культурный журнал, издающийся с 1988 года (более четверти века), каждый номер которого сразу становится коллекционным, — сегодня находится на грани закрытия из-за отсутствия средств.
Загадочный классик. Михаил Айзенберг, Иван Волков, Сергей Гандлевский, Светлана Кекова, Александр Кушнер, Геннадий Русаков. — «Знамя», 2014, № 10 <http://magazines.russ.ru/znamia>.
Лермонтовский юбилей, т.е. ответ на вопрос: «что значит Лермонтов (поэзия Лермонтова) в вашей жизни и творчестве?»
«Лермонтов перешел романтизм как реку и вышел на новую землю — к пронзительному бесслезному звучанию. „Наедине с тобою, брат, / Хотел бы я побыть”. <…> „Сквозь туман кремнистый путь блестит”. Во всей русской поэзии не было такого величаво-спокойного, но и щемящего звука. Этот звук обгоняет нас. Он впереди — как все настоящее» (Михаил Айзенберг).
«Смертность человека, тление его тела — сначала невидимое, еще здесь, при жизни <…> и потом, после смерти, — вот то, что мучает душу Лермонтова. В этом смысле самое, может быть, известное стихотворение Лермонтова „Выхожу один я на дорогу” является неким метафизическим выходом из того мистического переживания, которое явлено в раннем стихотворении „Ночь”. Детально проработанная „могильная анатомия” (впоследствии „аукнувшаяся” в стихотворении Заболоцкого „Искушение”), распад плоти, который наблюдает бессмертная душа героя стихотворения, то проклятье, которое он бросает отцу, матери, вообще всем людям, сомнение в Божественной справедливости, — весь этот мучительный клубок переживаний обусловливает ту муку и горечь, которые просвечивают вообще во всех его стихах» (Светлана Кекова).
Сергей Золотарев. Спортивный режим. Стихи. — «Арион», 2014, № 3 <http://www. arion.ru>.
Получая справку в БТИ о своем земном существованьи, думаешь, как о небытии, как о мрачных опытах Гальвани над лягушкой (сокращенье слов наблюдая в воздухе посмертном), — о тоске раздельных санузлов по своим пяти квадратным метрам.
<…>
Фридрих Кельнер. Одураченные. Из дневников (1939 — 1945). Перевод с немецкого Анатолия Егоршева. — «Иностранная литература», 2014, № 10 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
Из биографической справки в разделе «авторы номера» выяснилось, что при нацистах Август Фридрих Кельнер (1885 — 1970) служил инспектором правосудия в городе Лаубахе, что после войны он стал там замом мэра и дошел до «первого депутата города». Еще сказано, что он «занимался преследованием бывших нацистов» и что перевод дневников печатается по книге, изданной три года тому назад.
…Возможно, меня смутила моя коллега по нашему «журнальному миру», с которой мы на днях обсуждали этого Фридриха Кельнера, — я не знаю, но до конца поверить в полную «аутентичность» его эмоциональных записей я так и не сумел; ну, неужели, спрашивал я себя, автор не редактировал свои дневники после войны — там добавив краски, пыла и понимания, тут — убрав? Ничего не могу поделать со своим смущением.
И еще я почувствовал, что нету в них — несмотря на всю прозорливость умозаключений Кельнера — чего-то такого, что есть, например, в переведенном на многие языки «тихом» «Берлинском дневнике» (1940 — 1945) русской княжны Марии Васильчиковой (она работала в информационном отделе МИДа Германии). Мария тоже записывала «день за днем», рефлексировала куда меньше, — но есть в её «хронике» то «вещество времени», которому я доверился отчего-то сильнее. Впрочем, приведу несколько ярких отрывков из дневников Кельнера предвоенного (для СССР) времени.
«Правителей западных держав еще можно было бы понять, если бы их не предупреждали. В своей книге „Майн кампф” Гитлер сам назвал Францию заклятым врагом. Неужели французы в это не поверили?? Д-р Раушнинг выпустил во Франции книгу, которой хотел предостеречь все человечество. И этого не заметили? Вообще необычайно сложно представить себе, каких взглядов придерживались правители Франции и Англии и какие у них были планы. Ясно одно: они заблуждались и дали обвести себя вокруг пальца. Впервые это стало очевидно при заключении союза между Германией и Россией. Русские плюют на пролетариев всех стран, погибающих под гусеницами немецких танков» (14 июня 1940).
«Если Германия не установит в ближайшем будущем господства над морями, то ей „неизбежно” придется искать другой путь. И путь этот ведет на Восток. Там имеются все столь необходимые Адольфу Гитлеру природные ресурсы. Поэтому война будет развертываться в восточном направлении. Если Россия добровольно не предоставит (Германии) то, что от нее требуют» (21 апреля 1941).
«Ходят слухи, что Германия возьмет у России в аренду Украину на 99 лет, взамен Россия с помощью Германии завладеет Индией. Партия никогда не стеснялась сообщать народу о планах, чтобы он заранее порадовался будущим завоеваниям. Можно с уверенностью сказать, что на Востоке стянуты войска. И с какой же целью? От правителей Германии и России можно всего ожидать, ибо они хотят — во что бы то ни стало и при любых обстоятельствах — оставаться возле кормушки» (31 мая 1941).
«Уже длительное время распространяются слухи, что наши отношения с Россией самые добрые. Акцент делается на том, что наши войска пройдут через Россию с прицелом на Ирак и Индию. На Востоке сосредоточены крупные военные силы. Что произойдет дальше, сказать трудно. Не исключаю, что концентрация войск используется как средство давления на Россию. Как своего рода шантаж. Наверное, именно так Гитлер хочет отблагодарить Россию за ее наивность в 39-м. Приняв требования Германии, Сталин сотоварищи докажут, что им всего лишь важно остаться у кормила власти. Возможно также, что мы нападем на Россию, используя свои собственные методы. Капиталистов всех стран это побудит сплотиться вокруг Гитлера» (10 июня 1941).
«Фирменная» рубрика этого года — «Год Шекспира» — представляет два изысканных психологических эссе выдающегося французского литератора и историка Ива Бонфуа.
Юрий Лапин. Близкое небо космоса. — «Вестник аналитики» (Институт стратегических оценок и анализа / Бюро социально-экономической информации), 2013, № 3 (57) <http://www.isoa.ru>.
Коротко говоря, это статья о том, что физический мир надо бы познавать с не меньшим нравственным накалом, нежели мир духовный. В финале — пара любопытных фактов.
«На пресс-конференции, собранной сразу после полета (американцев на Луну — П. К.), Эдвину Олдрину был задан вопрос о том, что он почувствовал, когда прошел пик наибольшего напряжения и „Аполлон” полетел к Луне. Ответ поразил всех: „Я подумал о великом русском ученом Николае Кондратюке, без работ которого этот полет вряд ли бы состоялся в ближайшие двадцать лет”.
Для справки: Николай Кондратюк за полвека до старта „Аполлона” создал схему и полный математический расчет полета к Луне. Брошюрка, изданная тиражом двести экземпляров, не пригодилась в те годы. Затерялась. Единственный экземпляр сохранился в знаменитой библиотеке американского Конгресса. Это к вопросу о том, с чего начался сюжет. Гонка, то есть соревнование, в доведенном до крайности виде, может, и неплохо. Но сотрудничество... Делайте вывод, хотя бы из оценки Эдвина Олдрина. Человека, вторым в истории ступившего на Луну».
В этом же номере «Вестника» публикуется поразительное исследование Владимира Гоцуленко «Под псевдонимом „Друг”» — о соратнике, а затем и противнике Гитлера — раннем руководителе штурмовых отрядов СА — Вальтере Штеннесе, который был примечателен своим особенным личным национал-патриотизмом. Это, кстати, помешало ему стать выгодным резидентом-«кротом» от НКВД в 1940-х годах и агентом КГБ в начале 1950-х. Нашим, видно, уже хватало «идейных». К тому же Штеннес был, в отличие от Филби, — яростным антикоммунистом, — чего совсем не скрывал, предлагая свои — так и не понадобившиеся — услуги товарищам с Лубянки.
Майкл Левитт. «…Мне нравилось играться с компьютером». Беседовал Андрей Константинов. — «Кот Шрёдингера» [«живой научно-популярный журнал фестиваля науки»], 2014, № 1 (1).
Говорит нобелевский лауреат прошлого года (за работы по компьютерному моделированию белковых молекул, серьезный вклад в медицину, помимо прочего).
« — А сейчас, когда все пронизано компьютерами, ваша любовь к ним не остыла?
— <…> Сейчас я помогаю освоить компьютер своей матери. Ей 99 лет, но она уже неплохо разбирается. Мне кажется, что и детей очень важно учить программированию. Компьютер не должен быть для них черным ящиком. Они должны уметь залезть в него и все там изменить (курсив наш — П. К.). <…>
— Какие проблемы вам сейчас кажутся самыми важными?
— <…> Все, наверное, знают программы-навигаторы для смартфонов. <…> Представьте, что когда-нибудь в будущем, когда один государственный лидер захочет поспорить с другим, компьютер им скажет: „Ваши аргументы неприемлемы потому-то и потому-то. Правильное решение проблемы вот такое.” А изобретение смартфона наполняет меня счастьем — искусственный интеллект в моем кармане кажется мне очень важной вещью. Гаджеты уже могут непрерывно измерять нашу температуру и пульс, а потом начнут сами лечить нас, спасать от инфарктов и других болезней».
Переписывая эти слова Левитта, который начал свой ответ с того, что путь к решению всех проблем (экология, здоровье, агрессия, национализм etc.) — лежит в науке, мне вдруг подумалось, что и расправляться с себе подобными людям скоро станет гораздо легче — запустил по сети недругу в карман специальную программу, и твой гаджет с той или иной скоростью «залечит» тебя до самой смерти. У будущих программистов, вероятно, будет много работы: писать защиты от подобных программ, обновлять их.
Редактором отлично структурированного журнал с хорошим тиражом (150 тыс. экз.) является Григорий Тарасевич, заведующий отделом науки в «Русском репортере».
Письмо в редакцию. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2014, № 10 <http://magazines.russ.ru/zvezda>.
Я полюбовался и самим этим письмом, и тем, как редакция его представила в номере.
Итак, внук выдающегося историка-градоведа Николая Анциферова озадачился тем, что «Звезда» неожиданно опубликовала отрывки из воспоминаний его деда, подготовленные к печати человеком, который не обращался к наследникам (меж тем параллельная подготовка научного издания мемуаров и дневников, давным-давно согласованная с наследниками, ждет своего завершения).
И вот финал послания Михаила Анциферова:
«…Я хотел бы видеть мое письмо опубликованным в журнале „Звезда”, читателем которого я являюсь многие годы и к которому питаю самое искреннее расположение. На его страницах я с радостью нашел бы новые публикации из наследия моего дедушки, но осуществленные уже с соблюдением авторского права…»
И редакция просто размещает это письмо в текущем номере, да еще приносит — вослед тексту письма извинения за опечатки и неточности в той «пиратской» публикации (вероятно, М. С. Анциферов указал на огрехи публикатора).
…Как-то мы отвыкли все от интеллигентного поведения, а ведь это оно и есть. Извиняться нынче не принято, а если и приходится, то с неизбежным «сами вы хороши».
Из публикаций в рубрике «Исторические чтения» отметим большую работу Игоря Архипова о Столыпине — «Реформатор при его величестве». Она — о драматичности того положения, в котором оказался Столыпин в последний год своей жизни, о его почти полной политической изоляции и общественном отторжении.
Юрий Ряшенцев. Стихи. — «Арион», 2014, № 3.
<…>
Неужель... О, какая надежда в словце «неужель»! Но не будучи Вяземским, я говорю: неужели мы, народ, чьим младенцам дарили отрез на шинель, почадим, как и все, и умрем в надоевшей постели или, хуже того, будем жить, не щадя поясниц гастарбайтерами во дворах европейских столиц?
Собирались начать как никто. Да уж слишком всерьез... Кабы гром не гремел, кабы ветры не дули, а то ведь... Ишь, как уличный нищий запел на углу про мороз. Нет, еще не запел, он еще только горло готовит. И вздохнул, и взял верхнее «до», и закончил на том, как великий художник, беспомощный перед холстом.
Лена Син-Лин. Белое внутри черного, черное внутри белого. Главы из книги. — «Иностранная литература», 2014, № 10.
Автор родилась в 1937 году в СССР, ее родители были фанатичными китайскими коммунистами. Отца через год арестовали как японского шпиона, он получил 17 лет ГУЛАГа, а мать отослали в Китай, где она долго вела большую партийную работу, пока не стала жертвой «культурной революции», когда Мао повсеместно поощрил «суд народа». Зверствовала главным образом молодежь: в публичных избиения и убийствах массово участвовали и подростки-школьники, начиная лет с 13-ти. В результате издевательств и унижений преданная партработница, судя по всему, покончила с собой (или студенты ее просто забили до смерти): в мае 1968-го тело матери Лены Син-Лин нашли повешенным в студенческом туалете — фотография этого помещения приведена при публикации. Вообще, ничего более жуткого про то, что творилось в Китае конца 1960-х, — я до сей поры не читал.
Автор воспоминаний была отправлена в Китай в 1950-м. Вышла замуж, родила дочку. Пришло время, и хунвейбины добрались до нее. Свой личный ад — «семейное перевоспитание» почти круглосуточным рабским трудом в нечеловеческих условиях нищей китайской деревни на юге страны — она пережила, похоже, лишь потому, что дала себе обещание: спасти маленькую больную дочь — «от неминуемой смерти».
Валерий Сендеров. «Симфония властей» или торжество национал-этатизма? — «Посев», 2014, № 10 (1645) <http://www.posev.ru>.
…Когда готовился этот обзор, пришло сообщение о кончине Валерия Сендерова, и теперь «Посеву» (да и всему солидаристскому движению) придется основательно мобилизоваться, чтобы не растерять того, что сделано В. С. Он был острым публицистом-мыслителем и человеком редкой внутренней чистоты, по нынешним меркам почти «инопланетной». Последний раз мы встречались этой осенью в Андреевском монастыре (там его и отпевали), болезнь была очень видна, но он держался, спрашивал, аккуратно ли доставляют «Посев» в редакцию «Нового мира»…
Здесь, в одной из своих, как я теперь понимаю, последних статей, он спорит с политическим мыслителем XIX века — «лидером философского наступления на души» — Николаем Данилевским, и этот спор является фундаментом главного спора с нынешним изводом идеологии «Русского мира», которая, по твердому мнению автора, развивается вне христианской этики, декларируя, конечно, — обратное.
В одном из выступлений памяти Сендерова говорилось, что в последнее время он, считавший, что можно и нужно «просвещать власть», но страдающий от ее «нарастающей бюрократизации», — «находился в некотором внутреннем дискомфорте, тупике, потому что видел, что власть не очень-то идет на диалог, хотя он рассчитывал на него». Возможно, это и так, но слово «тупик» здесь — неточное. Тревожная статья в октябрьском «Посеве» заканчивается пассажем: «Так что отчаиваться сегодня оснований нет. Надо просто разобраться в ситуации, новой для России». Страницей раньше в статье обнаруживается реплика, которая, думаю, очень важна в понимании того, что в последнее время серьезно волновало упокоившегося 12 ноября «князя Мышкина наших дней» — Валерия Анатольевича Сендерова: «Два века назад православный атеизм драгоценным свидетельством религиозного возрождения еще не считался».
Дмитрий Соколов-Митрич. Бесплатная реклама. — «Русский репортер», 2014, № 43 (371) <http://www.rusrep.ru>.
«Проклятая фейсбучная машинка пытается изучать логику ваших лайков, подсовывает то, что вы хотите видеть, и избавляет от того, чего вы видеть не желаете. При этом вы и сами в этом ей усердно помогаете, регулярно выкидывая из френдов всевозможных „подонков”, „мразей” и „продажных тварей”. В результате ваш мир неотвратимо становится черно-белым, а уровень IQ стремится к минимуму, что тоже не лучшим образом сказывается на величине ваших доходов. Наконец, соцсети выматывают психику, повергают в депрессию, поощряют социопатию, короче, наносят непоправимый вред здоровью. Весь мир у вас в голове дробится на мелкие осколки, бессмыслица жизни парализует волю, а реакция на происходящее сводится к примитивным рефлексам: лайк — не-лайк».
Аза Тахо-Годи. «Лосев молился даже на ученых советах». Известный филолог о пользе книжных корешков, древних языков и подарке мадам Жозефины. Беседовал Юрий Пущаев. — «Фома», 2014, 27 октября <http://foma.ru/aza-taho-godi-losev-molilsya-dazhe-na-uchenyih-sovetah.html>.
Разговор по случаю 92-летия филолога-классика и вдовы Алексея Федоровича Лосева.
«— Как Алексей Федорович решал для себя проблему сочетания знания и веры?
— Это сочетание было для него абсолютно нерушимо. Он еще в ранней юности, в гимназии, написал сочинение против атеистов. В нем он с юношеским, можно сказать, максимализмом громил атеистов и приводил примеры того, что многие выдающиеся ученые были верующими. Вообще Алексей Федорович очень любил повторять слова апостола Павла из Послания к евреям „Верою разумеваем” (Евр. 11:3). Для него вера и знание всегда были едины. <…>
— В 1929 году Лосев принял тайное монашество с именем Андроник. Скажите, это тайное монашество выражалось, например, как-то в быту? Что это реально значило тогда — быть тайным монахом?
— В быту Лосев был живым и общительным человеком. Но он недаром, сидя на каком-нибудь ученом совете, <…> непрестанно творил Иисусову молитву и держал четки в руке. Вот это и есть настоящий монах. <…>
— Вы согласны с утверждением, что сейчас в обществе, в культуре резко падает роль и филологии, и литературы?
— Вы думаете, это только у нас? Это повсюду, между прочим. И в Европе то же самое, картина общая. Современной экономике не нужно много специалистов высокого класса, их должно быть ограниченное число. Например, сравнительно недавно в филологии было огромное число славистов. А теперь они просто не нужны.
— Почему же это происходит, на Ваш взгляд?
— Потому что нужны средние работники, которые будут получать совсем другое, низкое вознаграждение за труд. Во всех странах сегодня ограничивают число тех, кто имеет высокую квалификацию и может поэтому претендовать на высокую зарплату. С чисто экономической точки зрения лучше иметь средненьких специалистов. Они меньше и получают, и больше работают, а наукой не занимаются…»
Последние слова Азы Алибековны в этом интервью такие: «В голову насчет будущего культуры приходят только пессимистические мысли».
Дмитрий Тонконогов. Все хотят быть поэтами. — «Арион», 2014, № 3.
«Но сдается мне, что многие, полагающие, что ни черта не понимают в стихах, в действительности не так уж глухи. И скорее себя недооценивают. Их как раз не проймешь ни пляской с притопом, ни „новой искренностью”, ни умными „филологическими” стихами. Одна далекая от кинематографа женщина после просмотра „Осажденных” Бертолуччи сказала, что ее очень впечатлила концовка, где героиня встала с кровати, а на подушке — волны от ее несуществующих чувств. Способность читать стихи — вроде таких вот „несуществующих чувств”. При желании можно их разглядеть на своей подушке. Но для этого требуется скорее тишина, чем шоу, хотя бы и виртуальное».
Ирина Турченко. Не жизнь, а малина. P.S. Сергей Чупринин. — «Знамя», 2014, № 10.
Публикуется в рубрике «Неформат». Вдохновенный постскриптум к этим прелестным, чуть стилизованным деревенским рассказам написал главный редактор, которого, что называется, пробило. Если книжка у И. Турченко готовится к изданию, то я бы на месте автора выпросил у Сергея Ивановича разрешение на этот текст в качестве послесловия.
«<…> Я и не знал, что так по-прежнему живут. Но, побывав по случаю и спустя более полувека после отъезда в своей родной деревне Усть-Шоноша, что от Плесецкого района чуть южнее, подтверждаю: да, живут. Уже, конечно, с мобильниками и микроволновками, но и с платом узорным до бровей, с картофельной ямой, с русской печью и ухватом, которым так удобно охаживать подгулявшего мужа. Помните, как у Юрия Кузнецова: „В окне земля российская мелькает, Обочь несётся, дальше проплывает, А далее стоит из века в век”? Книжек в этом мире не читают. О правах человека еще не слышали. К очередным, сколько их уже было, выкобенькам власти относятся, будто к явлениям природы: если завьюжило, надо одеваться потеплее и чай с малиной заваривать — только и всего.
Там, предполагаю, никогда и не узнают, что о них Ирина Турченко, помощник воспитателя в детском саду (sic!), понарассказывала.
Бежать, бежать из этого уютного, добросердечного, сонного мира, бежать без оглядки! Потому что, если оглянешься, никуда уже тебе не деться от понимания, что — кроме Дубны и Высшей школы экономики, помимо „Жан-Жака” и „Фаланстера” — есть, и стоит из века в век, нас, скорее всего, переживет, еще и эта Россия.
Что многое в нашей сегодняшней, да и в будущей жизни объясняет.
Кому-то герои и героини этих непритязательно забавных рассказов — ватники. А Ирине Турченко они родня. И мне родня тоже».
А открывается номер прозой 90-летнего Леонида Зорина. Любимому мной критику Никите Елисееву он посвятил свою летнюю вещь «Плеть и обух». Подзаголовок у ней (точнее, обозначение жанра) — «эпитафия». На третьей странице чтения начинаешь понимать, о ком текст; фамилии еще нет, еще только «Михаил Михайлович».
Кстати, в конце ноября в Питере прошла конференция «Феномен Зощенко в культуре XX — XXI веков», приуроченная к 120-летию со дня рождения писателя.
Составитель Павел Крючков