Климов Александр Николаевич родился в городе Юже в 1959 году. Автор четырех поэтических сборников. Лауреат премии «Нового мира» (2008). Живет в Москве.
Александр Климов-Южин
*
ЧЕТЫРЕ ДНЯ В ГОДУ
* *
*
Где недавно с рыбаком прошёл грибник,
Как влюблённые попарно на пикник,
Взявшись за руки, в полях опоры ЛЭП
Бесшабашные отплясывают степ.
Кто в косынках арматуры, кто в серьгах
Изоляторов, признанье в проводах;
Или то, чему названье ток,
Утекает от избытка на восток.
Так идут они сквозь просеки лесов,
Выше елей пирамиды их голов,
Их макушки протыкают облака,
И ромашку теребит в руке рука.
* *
*
Трава, и солнцем всё прогрето,
Уж не сошёл ли я с ума?
Нет! Это точно, точно лето,
А лишь вчера была зима.
А лишь вчера теснились льдины
У Москворецкого моста,
Ан, вот и осень, гроздь рябины,
Тщедушный лист убит с куста.
И я иду, и я не знаю,
В какое время попаду.
И, кажется, я проживаю
Всего четыре дня в году.
Не хронология распалась:
Что ты, что Волга, что Тува;
Что год, что сотня — мне осталось,
Возможно, день, а может, два.
* *
*
Как в слове «солнце» буква «л» закатна,
Двух горизонтов перевёрнут лес,
Видна на горизонте необъятном
Двум странникам полуокружность «с».
И если первый перед сном зевает,
Закатом еле теплится стекло,
То в поле русском ветер раздувает
Над лесом приподнявшееся «о».
Как жду рассвет, как жизнь невероятна
И как я к ней средь прочих прикипел…
Но всё-таки, как в солнце — «л» закатна,
Как всё-таки закатна в солнце — «л».
* *
*
Темнотища-то какая за окном:
Чёрный тополь тьмы чернее, чёрный дом,
Чёрной тучей заколдована луна,
Даже простыня — и та черна.
Темнотища-то какая за окном:
В паутине бьётся муха с комаром,
Тихо, тень не ходит по стопам,
Только лики, только страхи по углам.
Только думы неотвязной чередой,
Что совсем сольюсь с огромной этой тьмой,
Что неотвратимый ужас тьмы
Неизбежнее тюрьмы или сумы.
Бражник Языкан
Лене и Алексею Веренкам
Чёт, недолёт, перелёт —
Сотка щедрее гектара,
Бражник из флокса сосёт
Пьяную сладость нектара;
Тоненький свой хоботок
В лоно цветка погружая,
Тянется юный вьюнок
К чашке остывшего чая.
Дозаправляется АН
Где-то в заоблачном небе,
Вечер как данность нам дан
Без размышлений о хлебе.
Бражник из флокса сосёт
Пьяную одурь нектара,
Чёт, недолёт, перелёт
В даль голубую гектара.
Бражник Мёртвая голова
Ночью на свет летит,
Звук различишь едва,
Бражник-мессершмитт,
Мёртвая голова.
Ближе, очки готовь,
Он, несомненно, ас
И попадёт не в бровь,
А, уж конечно, в глаз.
Только и я герой,
Дымом от сигарет
Тянется за спиной
Инверсионный след.
Цель, крестовина, сбит —
Выйти бы из пике,
Мессер хвостом кадит
Огненным в ночнике.
Спите спокойно, вы,
Веси и города,
Сквозь трафарет листвы
Светит моя звезда.
* *
*
В трёхперстии зажатое перо.
Знамение времён, никонианство.
И третий Рим, как первый Рим, старо,
Как неизбывно в протопопах чванство.
Есть римляне, стамбульцы, москвичи,
Да наш особый путь с другими вместе:
Так верует, так молится в ночи
Перо моё, зажатое в трёхперстье.
Луне
Восход луны — парад самоубийц.
Ушло и не вернётся больше солнце,
Всё отошло, из всех знакомых лиц
Блестит в глазах лишь твой смертельный
Стронций.
Мой верный знак! Я след беру спиной,
Клешнями в жизнь, превозмогая жижу,
И если звёзды где-то за тобой
Пульсируют, я их не вижу.
Я так же пучеглаз, как ты полна,
Из берегов выходит глаукома,
И лижут волны брюхо валуна,
Я ослеплён, мне не дойти до дома.
И где тот дом, с прозреньем в двести ватт,
С дырой в стене и с видимостью крыши?
Я говорил с людьми — они молчат,
Я с Богом говорю, и Он не слышит.
Лишь камень и вода — утробный мрак,
Там, наверху, красавица Селена,
Заступница моя, мой верный знак:
Как бесконечна жизнь, как смерть мгновенна.
Ещё душа в огне, ещё во мне
Живут твои приливы и отливы,
Я по твоим законам выл, зане
Мне берег мёртвых виделся счастливый.
Так дай остыть, пока накинешь креп,
И в прошлое уйдёт зубовный скрежет…
Как янычар, на небо выйдет серп,
И он меня как раз зарежет.
* *
*
И всё-таки и таки —
Подъёмная сила, тангаж,
Тяга, угол атаки,
Плоскости, фюзеляж.
Всё-таки очень странно,
Что самолёт летит,
Небо ли ламинарно,
Бог ли его хранит.
Закрылки и элероны,
Киль — младший брат весла,
Нервюры там, лонжероны —
Стальные нервы крыла.
Вроде закон Бернулли
Всё объясняет, но
Снизу ли подтолкнули,
Сверху ли пронесло.
Всё-таки и таки
Странствует Одиссей,
Миг — мы уже в Итаке —
Эго-го-го, эгей!
Гасится скорость звука,
В небе десятки тонн,
А не стрела из лука,
Кажется, это сон.
Нет, это жизнь летальна:
Штопор, толчок, земля.
Боинг летит витально,
А разбиваюсь я.
* *
*
Избавь, Господь, от язвы моровой,
От недорода, от войны, от сухо.
Помолимся о щедрости земной,
О благорастворении воздухов.
Глад не коснётся наших городов,
А весей — запущенье и разруха…
Пошли нам в изобилии плодов
И благорастворение воздухов.
Днесь перекрёстным опыленьем свет
Перекрестился и пчела для слуха,
Как благовест, с пыльцой влетает ветр
Во благорастворение воздухов.
Соедини в одно навоз и мёд.
Благослови, как в мёде тонет муха,
Вдыхаю, растворяюсь в свой черёд
Во благорастворении воздухов.
Ласточка
Ласточка шепнула воде
На своём, и встала вода
Между берегов, как в бадье,
Словно не текла никуда.
Словно бы не били ключи
В глубине прохладного дна,
Исподлобья память молчит
Гладкого, как вол, валуна.
Ласточка по стрежню волны
Улетела дальше на Юг,
К золотой косожской орде,
А потом до синей орды,
Ну а там, известно — каюк.
Пепельное солнце в тени,
Парится небесная высь.
По воде пером черкани,
Дождичком на землю вернись.