Кабинет
Тумас Транстрёмер

ИСТОРИЯ ШКИПЕРА

Тумас Йоста Транстрёмер (Tomas Gоsta Transtrоmer) родился 15 апреля 1931 года в Стокгольме. Крупнейший шведский поэт современности, лауреат Нобелевской премии по литературе 2011 года «за то, что его краткие, полупрозрачные образы дают нам обновлённый взгляд на реальность». В настоящую подборку вошли, помимо стихов нового времени, стихотворения из книги «Klanger och spar» («Звуки и следы», 1966).

Елена Якобсон — журналист и переводчик. Родилась в Очакове. Закончила Одесский Национальный университет им. Мечникова. Работала журналистом в украинских СМИ. В настоящее время проживает в Швеции.

Тумас Транстрёмер

*

ИСТОРИЯ ШКИПЕРА

Перевод с шведского Бориса Херсонского и Елены Якобсон (Швеция)

Контекст

Вот серое дерево. Небо течет

в землю по фибрам его —

в остатке ссохшиеся небеса,

а почва пьяна. Украденный мир

ввинчивается в жгуты корней,

сжатый до зелени. Краткий миг

свободы вихрем рвется из нас,

через кровь Парок и далее.

Sammanhang

Se det graa tradet. Himlen runnit

genom dess fibrer ned i jorden —

bara en skrumpen sky ar kvar nar

jorden druckit. Stulen rymd

vrides i flatverket av rotter, tvinnas

till gronska. — De korta ogonblicken

av frihet stiger ur oss, virvlar

genom parcernas blod och vidare.

Аллегро

Я играю Гайдна после тяжкого дня,

ощущая простое тепло в руках.

Клавиши вожделеют. Мягкие молоточки бьют.

Звук зеленый, наполненный постоянством жизни.

Звуки говорят, что свобода все-таки существует,

что некто все же не платит кесарю дань.

Я опускаю руки в мои гайдн-карманы,

притворяюсь человеком, смотрящим на мир легко.

Я поднимаю гайдн-флаг — это означает:

«Мы желаем мира, но не сдадимся!».

Музыка — это стеклянный дом на склоне,

по которому летят камни, катятся камни.

Камни катятся сквозь,

но каждая клетка остается

неизменной, неповрежденной.

Портрет с комментариями

Вот портрет моего знакомца

за столом. На столе — газета.

Глаза из-под очков смотрят спокойно.

Костюм отстиран до блеска хвойного леса.

Это лицо бледно и сделано как бы наполовину,

но внушает доверие. По этой причине

можно, не сомневаясь, находиться с ним рядом,

что от несчастного случая не спасает.

Богатство отца было естественным, как роса на рассвете,

но в доме никто не чувствовал себя безопасно.

Казалось, что странные мысли

ворвались сюда среди ночи…

Большая грязная бабочка — эта газета —

стул, стол и лицо расслаблены, отдыхают.

Жизнь как бы застыла в больших кристаллах.

Позволь ей там оставаться, пока не прикажут иначе.

Это — нечто, где я — отдыхаю.

Это есть. Но портрет не ощущает

ничего, и потому живет это и существует…

Что я такое? Лишь изредка и давно

я приближался на миг к тому, что я есть,

что я есть, что я есть.

Но в минуту догадки я вновь исчезал.

Появлялась дыра, сквозь которую я падал,

как Алиса сквозь кроличью нору.

История шкипера

Есть бесснежные дни, когда море сродни

гористой местности, скрывающейся в сером оперении,

лишь изредка — синева, чаще — волны, как бледная

рысь, тщетно пытаются удержаться в прибрежной гальке.

В такой день из глубин поднимаются затонувшие корабли и ищут

своих владельцев, рассевшихся среди городской суеты, и утонувшие

моряки дуют в сторону береговой полосы, синеющей тоньше, чем

дым из трубки.

На севере живет настоящая рысь, с заточенными когтями

и мечтательными глазами. На севере, где день

обитает в провале независимо от времени суток.

Там единственный выживший восседает

у печи северного сияния и слушает

эти замерзшие насмерть мелодии.

Романские арки

В сумраке громоздкой романской церкви

толпились туристы.

Арка за аркой — никакого обзора.

Дрожащее пламя нескольких свечей.

Безликий Ангел обнял меня

и прошептал через все тело:

«Не стыдись, что ты человек, гордись!

Внутри тебя открывается арка за аркой бесконечно.

Ты никогда не завершишься, так это есть и будет».

Я ослеп от слез

и меня вынесло на разогретую солнцем пьяццу

вместе с мистером и миссис Джонс, господином Танакой

и синьорой Саббатини

и внутри каждого из них открывалась арка за аркой, бесконечно.

Утренние птицы

Я бужу свой авто,

ветровое стекло которого припорошено пыльцой.

Надеваю солнцезащитные очки.

Затихает пение птиц.

В это же время некто другой покупает газету

в киоске у ЖД-вокзала,

рядом — большой товарный вагон,

весь красный от ржавчины,

стоит, мерцая на солнце.

Здесь не сыщешь пустого места…

Прямо сквозь весеннее тепло — холодный коридор,

по которому некто проходит, спеша,

рассказывая, как его оболгали

все, включая начальство.

Через заднюю дверь в пейзаж

влетает сорока

черно-белая, птица Хели.

И угольно-черный дрозд, который снует взад-вперед,

пока все вокруг

не превратится в рисунок углем,

все, кроме этой белой одежды на веревке с выстиранным бельем:

хор Палестрины.

Здесь не сыщешь пустого места…

Прекрасно чувствовать, как мое стихотворение расширяется,

в то время как сам я съеживаюсь.

Оно растет, оно занимает мое место.

Вытесняет меня.

Оно выталкивает меня из гнезда.

Стихотворение готово.

Медленная музыка

Здание закрыто. Солнце проникает через проемы окон

и нагревает столешницы письменных столов,

достаточно крепких, чтобы выдержать груз человеческих судеб.

В этот день мы гуляем на широком пологом склоне.

Многие одеты в темную одежду. Можно стоять на солнце, щуриться

и чувствовать медленное дуновение вперед.

Я слишком редко прихожу к воде. Но сейчас я здесь,

среди больших камней с мирными спинами.

Камней, медленно возвращающихся из волн.

Огненные каракули

В эти мрачные месяцы жизнь моя

вспыхивала только в минуты любви.

Так мигающий огонек светлячка

позволяет проследить его путь

в ночи посреди олив.

В эти мрачные месяцы душа моя

сидела сгорбленная

и безжизненная,

а тело шло прямиком к тебе.

Ночное небо мычало.

Мы воровски доили космос и выжили.

Eldklotter

Under de dystra manaderna gnistrade mitt liv till

bara nar jag alskade med dig.

Som eldflugan tands och slocknar, tands och slocknar

glimtvis kan man folja dess vag

i nattmorket mellan olivtraden.

Under de dystra manaderna satt sjalen hopsjunken

och livlos

men kroppengick raka vagen till dig.

Natthimlen ramade.

Vi tjuvmjolkade kosmos och overlevde.

Херсонский Борис Григорьевич родился в 1950 году. Окончил Одесский медицинский институт. Заведует кафедрой клинической психологии Одесского национального университета. Автор нескольких поэтических сборников. Лауреат ряда премий, в том числе новомирской премии «Anthologia» за книги «Площадка под застройку» и «Вне ограды». Переводил с английского, польского, украинского и других европейских языков. Живет в Одессе.

Вход в личный кабинет

Забыли пароль? | Регистрация