Кабинет
Инна Лиснянская

Перевёрнутый мир

Лиснянская Инна Львовна родилась в Баку в 1928 году. Поэт, прозаик, эссеист. Постоянный автор нашего журнала. Живет в Переделкине.
Перевёрнутый мир
стихи
*        *

     *

А чего я жду
В голубом саду,
В золотом от снега и солнца?
Ото всех утаю, 
Как я жить устаю
Взаперти, как в дереве кольца.

А о чём хочу
Рассказать лучу,
Никому здесь и знать не надо.
Глубока, как снег,
И долга, как век,
Я в толпе молодого сада.

21 октября 2006.

 

*        *

     *

Заглядывает в глаза, дёргает за рукав
И тащит меня в сторонку, 
Жизнь мою клянчит, слезами ко мне припав.
Ну как отказать ребенку?

Глажу по голове, холодной, как в стужу медь,
Хотя этот август жарок:
На что тебе жизнь моя, милая девочка-смерть?
Она никому не подарок.

10 августа 2007.

 

                        Древо


Для почвы подзолистой я — зола.
Но древо добра и зла
Помнит, что я когда-то была
Одним из колец ствола.

Но как познание ни мало,
Вижу, как сквозь стекло,
Я — то, что по кольцам к плодам текло,
Питая добро и зло.

Не отличая зла от добра,
Меня берегла кора.
И ты солгал, что я вышла вчера
Из твоего ребра.

5 декабря 2006.

 

*        *

     *

Нет одиночества, есть одинокий дом.
Нет пустоты, поскольку она — объём 
Дома, в котором ты перестала считать
Время, посматривая на часы,
Дома, в котором светящаяся тетрадь —
В россыпи букв, что в каплях черной росы.

Что почернело, а что посветлело вдруг?
Глянуть в окно — и то тебе недосуг, — 
Россыпь ли капель вбирает в себя трава
Или же это салатовый монитор
Черные капли соединяет в слова.
Ум на дела ленив, на догадки — скор. 

Всё постепенно свои находит места:
Дом — одинокость, нужный объем — пустота,
Тень свою — тело, гласную эха — звук, 
Общее время — щупальца частных часов.
И только сон совсем отбился от рук
И не находит в пространстве надёжный кров.

14 декабря 2006.

 

                        Марфа


Не имея дальновидной цели,
Стать пытаюсь домовитой Марфой.
Но неймется что-то мартовской метели
Да и линьке беличьего марта.
И уму холодному неймется — 
Холод не бывает беззаботным. 
Знаешь, кроме сердца или солнца,
Всё возвышенное может быть холодным.

11 декабря 2006.

 

                        * *

                        *

Родилась не в рубашке — в скрипичном чехле.
И хоть с виду нелепа и аляповата,
До сих пор тебя держит на звонкой земле
Белокрылое небо в прожилках заката —
То дождём монотонно макушку долбит, 
То по темечку бьёт острым клювиком солнце.
Скрипка спрятана. Только чехол и скрипит.
Так и быть — всё в сравнении с тьмой познаётся.

Так и быть — ты в рубашке на свет рождена.

Это звёздные перья на тверди вечерней 
Заскрипели. А думаешь — это струна
В зачехленной душе дышит всё суеверней.

24 мая 2007.

 

*        *

     *

Ни уснуть, ни проснуться, ни выжить и ни помереть.
В землю вперясь глазами, 
Сунув корни и лапы и ноги в небесную твердь,
Мир стоит вверх ногами.
Мир стоит вверх ногами — ему только ямы видны
И костровые вспышки.
Серафимы с космической новооткрытой струны
Держат нас за лодыжки
На последней ступеньке, где звёздный и ангельский клир 
Еще действуют хором,
Уповая в молитве, что наш перевёрнутый мир
Встанет на ноги скоро.
Уповаю и я, что удастся от дёрна спасти
Мне глазную сетчатку.
Только где на обратный билет мне деньжат наскрести,
Где разбить мне палатку?

13 июня 2007.

 

*        *

     *

                        1

Сияй, окно, и раскрывай мне даль,
Пока не надоест!
Пересеклись горизонталь и вертикаль
И образуют крест.

Он заповедан нам, но плохо различим.
В кромешной тьме
На ощупь движемся, взыскуемые им,
К рождественской зиме.

Там ротиком слепым младенец ловит грудь,
И обмирает мать, —
Горит звезда во тьме, но крестный путь
Не может предсказать.

                        2

Волхвы ушли, ушел и Симеон…
Младенец спит.
А Богоматери приснился сон,
Что Сын её убит.

Но видит: вновь она родит Его
Под пологом сырым, —
И назовут второе Рождество
Пришествием вторым.

20 июля 2007.

 

*        *

     *

Направо посмотришь — водонапорная башня,
Посмотришь налево — церковка у погоста.
А прямо посмотришь — там день вчерашний
И с посохом человек небольшого роста.
За ним, небольшим, не вижу ни лева, ни права. 
Все мои думы о нём и прямой дороге
Сквозь лес, где сосновой смолою пропахли травы 
И где подбивает славка свои итоги.
Из жизни моей неожиданно зряшной 
Зачем он уходит, важный и непреклонный?
Слева молчит вода в деревянной башне, 
Справа спит вечный сон под звон колокольный.
Его окликаю его же стихами о Боге,
О воле, любви, о войне, где был интендантом.
А он всё идет и идет по прямой дороге — 
Там ждёт его девочка-смерть и кивает бантом.

28 марта 2007.

 

*        *

     *

Тучки в небе быстрей, чем козы.
Ветер воет, а март цветёт — 
Золотая метель мимозы
Метёт, метёт…

И с неистовством чужеземца,
Десять пальцев сцепив, трублю:
Я тебя до разрыва сердца 
Люблю, люблю!

Упаду на песочек местный, 
Прохриплю сквозь песок во рту:
Между мной и тобою бездна
В цвету, в цвету!

27 марта 2007.

 

*        *

     *

Мы живем в сквозняке. В головах двадцать первого века — 
Подорожник, крапива и сныть.
Я забыла тебя, если можно забыть человека,
И забыла любовь, если можно любовь позабыть.

Далеко позади отзвенел голубой колокольчик,
Далеко впереди жёлтый лютик включил светофор.
Чтоб себя позабыть, мне достаточен неба клочочек, 
Чтоб тебя позабыть, нужен долгий с тобой разговор.

Все прошло, дорогой, — и обиды, и недразуменья,
Все прошло, дорогой, — и измены, и ревность, и стыд.
Все прошло, боже мой! — кроме бережной лжи во спасенье,
Что звезда со звездой говорит.

28 марта 2007.

 

*        *

     *

Не отличу покоя от смятенья,
От пораженья — торжество, 
А только свет — от тьмы.
Не Божьи дети мы, а Божьи тени
В сиянье зрения Его.

Во времени — то медленны, то быстры,
Мы разумением наделены.
И трезво грезим мы,
Поскольку наши мысли — это искры
Неопалимой Купины.

26 декабря 2006.

 

*        *

     *

Первого тысячелетья руины красивы на редкость — 
Византийская кладка, арки, окна, пилястры, — 
Особенно в дни, когда света нерезкость
На стенах кресты превращает в туманные астры.
На крупные камни налипла кремнистая мелочь,
Руины на рифы коралловые похожи,
Возможно, что сослепу. Слёзы восторга — та щёлочь,
Которая память щекочет. Но где тот прохожий
Купец-песнопевец, вдоль Шифты идущий в Египет,
Везущий шелка из Китая, бряцающий на цимбалах?
Им выпит был весь поцелуй мой и разум был выбит,
И я холоднее, чем блеск в сталактитовых скалах.
Объятья твои — лишь туман, мой прохожий любовник,
Два тысячелетья разлуки — ведь это не шутка.
Я тоже — руина. Какой я в пустыне паломник?
И видеть мне прелесть развалин и сладко, и жутко.

27 марта 2007.

 

                        Флешка


                                                Ольге Клюкиной.


Папки и клей, дыроколы и скрепки
В прошлое канули, впрочем, без спешки.
Факты грызу я, как белка орешки, —
Вся моя жизнь разместилась на флешке.

Там потолок древнегреческой лепки
И нефтяные ажурные вышки.
Моря Каспийского пёстрые вспышки,
Взлёты любви и восторга излишки.

Позже — поля васильков и сурепки,
Злая любовь и вторая попытка
Кров обрести, где в столицу калитка.
Вот и от шарика долгая нитка

Ищет какой-нибудь в мире зацепки…
Вот и качу с чемоданом тележку 
В аэропорте. И прячу в усмешку 
Шарик воздушный — железную флешку.

24 июля 2007.

 

*        *

     *

Я спрятала тебя, лирический герой,
В такую толщу лет, что не отыщут.
Прикинулся рассвет берёзовой дугой
И тягою к родному пепелищу.

Всех стран не обойду, всех книг не перечту,
Всё зримое не сделаю незримым.
Берёзовый туман подвёл свою черту,
Число поставил, расписался дымом.

4 апреля 2007.


Вход в личный кабинет

Забыли пароль? | Регистрация