Кабинет
Михаил Синельников

Щемящая сила

Синельников Михаил Исаакович родился в 1946 году в Ленинграде. Поэт, эссеист, переводчик. Автор 14 стихотворных сборников. Много занимался темой воздействия мировых конфессий на русскую литературу. Составитель нескольких поэтических антологий. Живет в Москве.
Щемящая сила
стихи

На столетие матери

Ну, пойдем в Герценовский институт,
посмотрим на девушку с косами!

Хармс — Заболоцкому.

Поехать ли в Касимов, чтоб восемь верст пройти
Среди хлебов озимых, рыдая по пути?
Иль побрести тропою, срывая васильки,
Улановой горою над берегом Оки?
Вот и она, Поповка, глухие отруба,
Стога, мешки, литовка и ржавая изба!
В окно глядит икона из красного угла...
Давно, во время оно, здесь девочка жила.
На выручку от ягод купив “Родную речь”,
В гимназию хоть на год пошла — не устеречь.
Ведь что ей твой малинник, приданое к венцу!
Напрасно дед-алтынник ей завещал овцу.
Овца нашла железку, и вытекла кишка...
Пройдешь по перелеску — дорога далека.
Из дома чуть подале — Малюгин-драматург...
Отсюда уезжали учиться в Петербург.
В обтерханной мерлушке и с косами до пят
Поехала в теплушке в разбойный Петроград.
Там Зощенко, Тынянов и дерзкий наобум
Сам Шкловский... Вздор туманов и митинговый шум.
Молочниц говор финский, перловый стылый суп,
Дебелый Соллертинский и желтый Сологуб. 
Там Хармс и Заболоцкий ходили посмотреть
На гордый вид сиротский, на льющуюся медь...
Проспекты Ленинграда, ночных арестов чин,
Потом война, блокада и этот поздний сын.
Блуждающий в дурмане или в дурной молве
Меж детством в Туркестане и старостью в Москве.
Измученный талантом, не нужным никому,
Давно знакомый с Кантом, купивший дом в Крыму.
А впрочем, в крымском доме на окнах — тот же крест, 
И шмель гудит в соломе, и память сердце ест.

24 мая 2005 (ночь).

 

*    *

 *

Марине Тарковской.

Эти белые хаты и вишни
В розоватом урючном дыму
В Туркестане рассеял Всевышний,
И не мог я постичь, почему. 

Там с верблюдами был перемешан,
В пыль заброшен, но сладко-тенист
Мир прижившихся верб и черешен,
Рушников, и очей, и монист...

В украинской степи сизокрылой,
Жизнь спустя открывая ее, 
Этих песен щемящую силу
Узнавал я, как детство свое.

2005.

 

Иероглифы

Илье Смирнову.

Иероглифы в детстве прельщали меня,
Их я кровью чертил, умирая в харчевнях. 
Я на драной циновке лежал у огня
И скитался в их толпах дневных и вечерних. 

Как они колыхались, меняя цвета,
Шли великим походом в теснинах и через
Гущу рынков, где сдавливала теснота
И глазела, смеясь надо мной, подбоченясь!

Полыхали дворцами, шелками текли 
Иероглифы корчащегося мерцанья. 
Был я маленький варвар из крайней земли,
Но в одиннадцать лет прочитал Сыма Цяня. 

И когда смертоносные хлынут дожди —
В бесконечные цепи безликой пехоты,
Знаю, встанут соратники Шихуанди, 
Равнодушные воины из терракоты.

 

Стефан Игнатьевич

Субботствующий плотник-галичанин,
Седой и лысый, был в изгнанье он
Всегда земной заботой опечален 
И радостью нездешней просветлен. 

Он пел псалмы, свою доску строгая, 
Пустыня простиралась перед ним. 
А в небесах росла страна другая,
Вставал небесный Иерусалим.


Теперь сектантский измельчал народец,
Но вижу в детской давности моей
Тех горбоносо-хищных богородиц,
Тех плотничьих суровых дочерей.

Цвели сады неведомого храма,
И цвел урюк... Я знаю, в годы те
Незримо реял над землей Ислама
Сын плотника, распятый на кресте.

9 марта 2005.

 

Гималайский автобус

Массовые казни утопистов 
Были до рожденья моего, 
Но порыв мечтаний был неистов,
Антимир возрос из ничего.

Годы я провел в стране утопий,
А когда разрушилась она, 
Ложь и правду заменил мне опий 
Дальних странствий и цветного сна.

...Этот рейс пропах марихуаной, 
Вдоль дороги сушат коноплю. 
Только я, от зноя бездыханный,
В мареве утопии дремлю.

9 апреля 2005.

 

Жюль Верн

И вот когда зимой мне было скверно,

То жизнь спустя

Я захотел перечитать Жюль Верна,

Стал как дитя.

А все ж теперь, безжизненны и малы,

Прошли как сон

Пиратский бриг, утопий идеалы

И Эдисон.

Превзойдены индустрии пределы.

А человек?

Он был такой же хищник оголтелый

В наивный век.

Жрет кенгуру, агути, попугая,

Дюгоня ест...

Пустые волны плещут, убегая

Под Южный Крест.

Я затопляю утлый “Наутилус”,

Касаюсь дна...

Душа моя, чему ты научилась?

Ты вновь одна.

12 марта 2005.

 

In Gloria[1]

Е. К. Дейч.

Поведать вам хочу о благодати, 
Она как солнце, нежное с утра, 
Томительное золото Амати
И музыки скрипичной вечера. 

И вся Кремона в розовом угаре
Цветущей вишни, чей упругий ствол
Потом кроил и клеил Страдивари
И тайну клея за собой увел. 

Приданое для дочери Гварнери,
И отблеск рая на пути к венцу,
И в зыбком звуке устремленье к вере,
Молитва благодарная Творцу.

10 апреля 2005.

 

*    *

 *

Когда душа единственная в мире 
Глядится в отражение свое,
Всегда один соблазн в пустой квартире —
Как в зеркало, войти в небытие. 

Скорей увидеть близнеца, с которым 
Расстались мы на столько долгих лет...
Моя душа зеркальным коридором
К нему пойдет на слишком яркий свет.

 

[1] В славе (лат.).


Вход в личный кабинет

Забыли пароль? | Регистрация