2 марта 1917 года вечером в вагон-гостиную императорского поезда на станции Дно вошли двое: Александр Гучков, лидер октябристов, и Василий Шульгин, лидер правой оппозиции. Они прибыли за манифестом об отречении Николая II от престола. Петроград был в руках мятежников. Но на фронте наверняка набралось бы достаточное количество офицеров и солдат, готовых откликнуться на призыв императора пойти на запасные полки, засевшие в столице и всадившие нож в спину державы, сражавшейся с внешним врагом. Ленин, Троцкий, Урицкий, Зиновьев и другие вожди будущей “пролетарской революции” находились тогда за тридевять земель. Зато Шульгин, убежденный монархист, был рядом с царем — естественным возглавителем борьбы с мятежниками. Кому же, как не ему, в роковой час поддержать монарха, дать достойный совет?! После отбытия Гучкова и Шульгина в Петроград царь ночью записал в дневнике: “Кругом измена, трусость и обман”. А через двенадцать лет после этой встречи с императором изменивший присяге Шульгин в эмиграции напишет книгу, в которой обвинит евреев в национальной катастрофе.
Семь десятилетий “еврейский вопрос” был под запретом. Семь последних лет он свободно обсуждается в газетах, журналах, на телевидении. Переизданы “Протоколы сионских мудрецов”. Юнцы у продавцов книжных киосков интересуются, нет ли “Майн кампф” Адольфа Гитлера. Коммунисты и националисты объединились во имя спасения России от “мирового сионизма”. Мутной волне вражды к евреям противостоит цвет русской интеллигенции: Александр Солженицын, Сергей Аверинцев, Дмитрий Лихачев, Вячеслав Вс. Иванов... Ну а народ? По прикидкам Ильи Константинова, в минувшем году в митингах Фронта национального спасения участвовало 7—8% юдофобов от общего количества собравшихся. Если прибавить к этому такое же количество сочувствующих, то получится, что приблизительно каждый шестой на этих митингах был втянут в орбиту антисемитских настроений.
Между тем уже три года прошло с тех пор, как значительная часть российского еврейства перешла в ведение “ближнего зарубежья”. В самой же России евреев осталось не более 500 тысяч. На Украине крупнейшие партии (интеллигенция — еще с 60-х годов) не только не приемлют юдофобства, но заявили о моральной ответственности украинцев за геноцид евреев в годы Великой Отечественной войны. В России, однако, для национал-патриотов “еврейский вопрос” и завтра будет стоять в повестке дня, хотя моих соплеменников к началу третьего тысячелетия не много наберется... Исход совершается на глазах у всех. Каждая семья, уезжая, прощается с соседями, сослуживцами, друзьями — теми, кто не может не задуматься над драмой русских евреев, не может не сопереживать их расставанию со своей выстраданной русскостью, которую большинство из них сохранит в сердце навсегда.
У нынешних поколений россиян нет личного опыта притеснений, испытанных ими со стороны евреев: последние еще полвека назад были низведены до положения граждан второго сорта. Этим и объясняется, почему вопреки писаниям Ю. Лощица, или Т. Глушковой, или владыки Иоанна Санкт-Петербургского неприязни к евреям не прибавилось. В ходе так называемого пролетарско-интернационального эксперимента за семь десятилетий изменилась и демографическая ситуация: поветрие смешанных браков привело к появлению сотен тысяч носителей “еретических” генов. Таким, что ли, откликаться на призывы “бей жидов!”? Россияне отдают себе отчет в истинных причинах усиления напряженности в отечестве: одни за сохранение, в сущности, советских принципов хозяйствования, доведших страну до ручки, а другие за рыночную экономику, за институт частной собственности. Одни за старую добрую (еще в брежневские времена расцветшую) коррумпированность, а другие за укрепление правопорядка, реальных прав личности.
Спрашивается, при чем здесь “еврейский вопрос”?
Оказывается, вот при чем. В конце 1992 года издательство Национально-республиканской партии со штаб-квартирой в Петербурге выпустило книгу Василия Шульгина “Что нам в них не нравится”. В предисловии кандидат исторических наук Юрий Морозов, партийный идеолог, охарактеризовав влияние еврейства на “общественно-политическую и социокультурную жизнь” как центральную проблему России XX века, предоставил слово редактору израильского журнала “Возвращение” Авигдору Эскину. “Тип обрусевшего еврея, порядочного человека, идеалиста и бессребреника, — пишет он, — никогда не сможет предложить правильный рецепт страждущей России (здесь и далее разрядка моя. — Г. Ш.), ибо даже себе самому не нашел лекарства от беспочвенных метаний”. Он, ассимилянт, не способен понять, что “одной из основных сегодняшних трагедий (России. — Г. Ш.) является превращение слова “патриот” в ругательство...” Наконец: “Ассимилянты, ратующие за свободу разложения личности и общества, должны знать, что их позиция, антиеврейская по своей сущности... подрывает шансы на подлинное сближение между Россией и Сионом”. Итак, Юрий Морозов предпочел вслед за Эскином усмотреть в русском еврействе преобладание ассимиляторских настроений. Между тем евреи, уходя в русскую среду обитания, отнюдь не стремились порвать со своей национальной культурой и если в советские годы не знали ни идиша, ни иврита, ни Библии, то лишь благодаря сталинской политике “дружбы народов” с ее показными “мероприятиями”... Эскин совмещение евреем любви к Израилю с любовью к России называет “беспочвенными метаниями”. Что ж, метания, как говорится, имеют место, если под этим подразумевать душевную боль, вызванную недоброжелательством, которое “ассимилянт” встречает со стороны шовинистических кругов как России, так и Израиля. Еврей, по Эскину (и согласному с ним Морозову), “никогда не сможет предложить рецепт страждущей России”. Но все дело в том, что он теперь, да уже и давно, ничего и не хочет предлагать! Русское еврейство по горло сыто спасателями России, начиная со “своих” кадетов и кончая “своими” большевиками, короче, своими отщепенцами... Мои соплеменники живы надеждой на созидание патриотическо-демократической России, стоящей на страже прав человека, и решительно отвергают утверждение редактора журнала “Возвращение” (и солидарного с ним Морозова), будто бы евреи — сторонники “разложения личности и общества” российского. Вообще Авигдор Эскин тему “Сион и Россия” рассматривает исключительно под углом российско-израильских отношений. Но те из евреев, кто остается в России навсегда, жизненно заинтересованы и в другом: будет ли правопреемница Советского Союза нетерпима к расовым предрассудкам?
Если прежде Агитпроп, критикуя оппонента, часто прибегал к услугам “объективного мнения” зарубежной печати, то Ю. Морозов следует этой же традиции: свои мысли об антипатриотичности русского еврейства излагает устами израильского публициста...
“Удивительную ценность” книги Шульгина Морозов доказывает, между прочим, и ссылкой на теорию Льва Гумилева. “Химерная полиэтническая конструкция, при которой один этнос живет в теле и за счет другого этноса”, отнесена Гумилевым к “самым... разрушительным типам взаимовлияния народов”. И еще: “Русское тело с головой еврейского “ассимилянта” — не здесь ли кроется секрет удивительной живучести в нашем обществе пещерной русофобии и не менее отвратительного антисемитизма?” — риторически спрашивает Морозов. Однако в природе симбиоз организмов различных видов обычно выгоден обоим. То же самое наблюдается и во взаимоотношениях этносов. Еще ни один народ, живущий на территории другого, не паразитировал, не жил за счет народа-хозяина. Это в полной мере относится и к народам, не имеющим своего государства, например к цыганам. Ведь русские цыгане безусловно привнесли нечто ценное в духовную культуру дворянства, да и других слоев общества... Конечно, между пришлым народом и коренным, бывает, возникают трения. Так, в Европе еврейские ремесленники, купцы и финансисты теснили “аборигенов”. Обустраиваясь всерьез и надолго, европейское еврейство наступало повсюду на любимую мозоль этносов-суверенов. В России аналогичный конфликт на рубеже двух последних столетий осложнялся выдающимся участием евреев в революционном движении. В результате “русское тело” на одно послеоктябрьское десятилетие (1917 — 1927) действительно оказалось... с еврейской головой. Но не обрусевшей по-настоящему, а интернационально-марксистской головой, в принципе отрицавшей любые национальные начала!
В ответ на приглашение журналиста С. Литовцева высказаться “честным людям, имеющим мужество объявить себя антисемитами”, Шульгин справедливо удивился: почему для этого нужно “иметь мужество”? Ведь даже еврей Литовцев считает: антисемит может быть честным человеком. Да, может. В России было немало великих людей, не питавших к евреям симпатий. Антисемитизм Пушкина, Гоголя, Достоевского я воспринимаю как факт прискорбный, но ни в коем случае не мешающий относиться ко всем трем классикам с глубоким уважением. Вникая в их нелюбовь к евреям, нахожу в их наблюдениях нечто верное, поучительное для меня. Антисемитизм особо отвратителен, когда его используют как подмену, как средство, с помощью которого политики стремятся разрешить затруднения, возникающие в собственном народе, за счет евреев, делая их козлами отпущения. А в остальном, ради Бога, не любите евреев.
Антисемитизм, по Шульгину, бывает трех видов. Первая часть его книги посвящена расовому. Мир двигается инстинктами. В основание расового антисемитизма положен инстинкт самосохранения. Смешение рас противопоказано человечеству, ибо “дает отрицательные результаты”, и, значит, вполне естественно, что черносотенец “чует опасность в евреях для своей расы”. Не станем придираться к автору, спутавшему “расу” с “народом”, и пойдем дальше. Черносотенцы, отмечает Шульгин, исходят из того, что “еврейская кровь... гораздо сильнее” и при смешанных браках возникает “опасность поглощения” иудеями русской нации. Но мы-то сейчас, в конце XX века, знаясь с детьми, внуками и правнуками, выросшими в таких семьях, констатируем, что русский народ из-за этого никак не потерял своего национального лица. Вообще в каждую нацию была влита изрядная доза чужой крови — угро-финской ли, татарской ли, немецкой ли... Хорошо это или плохо, судить не нам. Есть Бог, попустивший сие. Хотя Шульгин иного мнения. “Беспристрастных судей, которые бы стояли над расами... нет”, — заявил он. Впрочем, Шульгин самого себя считает “плохим расовым антисемитом”: с детства-де дружил со сверстниками-евреями...
Зато он — по собственному признанию — отменный антисемит политический и во второй (основной) части рассматриваемой книги подробно анализирует этот тип юдофобства. Причем Шульгин предостерегает: дореволюционную разновидность политического антисемитизма не следует путать с послеоктябрьской. Если первый издавна возник на Юго-Западе (с центром в Киеве), то второй, новейший, из-за “„еврейского засилья” на верхах революционной стихии” приобрел общерусский характер, и его центром стала Москва. И это правда. В 20-е годы и в столице, и в крупных городах евреи действительно были “спинным хребтом компартии”. В историческом очерке о политическом антисемитизме Шульгин порой неточен в расстановке акцентов, что можно оставить без внимания, но нельзя пройти мимо его главной ошибки: антисемит с дореволюционным стажем, он не заметил субъекта, героя своей публицистики! Сознавая, что антисемитизм “грозит страшными бедами двум народам” (евреям и русским), он, в сущности, ничего не знает о духовном мире еврейства, его фольклоре, религиозных учениях, нравах и обычаях. Всю жизнь болея “еврейским вопросом”, Шульгин изначально не захотел вникнуть в смысл иудейского бытия. Ведь для этого нужно было снизойти до общения с евреями не вне, а внутри их родной среды...
Между тем, будучи одной из ветвей диаспоры, русское еврейство сложилось в самобытный народ, живший по законам Торы. Терпеливо снося многочисленные притеснения властей, этот народ не переставал мечтать о социальном равноправии, о выходе из большого гетто, каким была “черта оседлости”. В конце прошлого века часть молодежи потянулась к идеям Чернышевского, а затем — к марксизму и, таким образом, привнесла в так называемое русское освободительное движение свои темперамент, энергию, волю. Но не следует забывать, что другая часть молодежи, порывая с гетто, избрала путь созидательный: пополнила ряды русской интеллигенции в качестве врачей, инженеров, юристов, художников, книгоиздателей... В обоих случаях, оказавшись за пределами своей среды, молодежь ослабила, говоря языком Шульгина, “национальное тело” русского еврейства. В ходе гражданской войны многомиллионная община молилась о примирении в “русском стане”, о прекращении братоубийства, помогая всем, кто попал в беду, независимо от партийной и национальной принадлежности. На долю общины выпало немало страданий от бесчинств как белых, так и красных. Хотя на волне крушения империи тысячи молодых ашкенази уверовали в Интернационал, это еще не дает основания утверждать, что евреи “овладели душой русского народа” и сделали революцию. Душой русского народа овладели коммунисты — особая порода людей. Стоит вспомнить слова Сталина: “Мы, большевики, — люди особого склада”. Выходцы из разных наций, они в условиях подполья и эмиграции сложились в наднациональную секту, глядящую на мир с точки зрения марксизма. Так называемые пролетарские революционеры вытравили в себе народные начала жизни, сходные, в общем-то, и у русских, и у евреев, и у поляков... Шульгин же, проигнорировав “большой народ” еврейства, распространил свойства его отщепенцев на все “национальное тело”. Ошибку Шульгина сегодня повторяют его последователи...
Сказанное, однако, не означает, что евреи — без вины виноватые и что им не в чем каяться. Есть, есть грехи! Русское еврейство не нашло в себе, на мой взгляд, достаточно сил, чтобы противостоять распаду общины. Во время революции многие из нее увлеклись идеями Третьего Интернационала, влились в ряды РКП. Забыв о Боге, преисполненные радости от обретенной культурной автономии, носясь со своей молодой литературой, евреи как-то не очень задумывались о бедственном положении, в котором оказались русские и их культура, их интеллигенция, дворянство, офицерство, духовенство... В студенческих аудиториях тон часто задавали евреи, не замечавшие, что их интеллектуальное пиршество идет на фоне опустошений в стане основного народа страны. Что греха таить, на протяжении десятилетий евреи гордились теми своими соплеменниками, кто в революцию сделал блестящую карьеру, и не очень-то задумывались над тем, как эта карьера связана с реальными страданиями русского народа. Итак, есть в чем покаяться, но я что-то не слышу голосов, зовущих к очищению. Вот почему я с пониманием читаю у Шульгина: “Для русской души нет ничего более отвратительного, чем упорное, жестоковыйное еврейское запирательство, нераскаянность...” К сожалению, нередко слышишь: “Мы, евреи, столько добра сделали России — и вот благодарность”. Было бы смешно, если бы не было так грустно. Поразительно единодушие, с каким мои соплеменники отрицают какую-либо свою провинность в русской истории XX века!
Хотя сознание вины и потребность ее искупления глубоко индивидуальны, но в известные периоды эти чувства могут возникать и на почве причастности к своему этносу. Ведь личность и народ — понятия взаимопроникающие и взаимообусловленные. В эпоху войн, смут, революций массы втянуты в одинаковые чувствования по отношению к событиям, затрагивающим основы их существования, так что не исключено ощущение ответственности за поступки функционеров — выходцев из своего народа. Поэтому стремление к покаянию, к очищению (коль скоро для этого есть основания) может стать личным побуждением, осознанным или безотчетным, для значительной части этноса. Когда же меня недоуменно спрашивают: “Как можно каяться в том, чего сам не совершил?”, я задаю встречный вопрос: “А как можно гордиться тем, чего сам не совершил?” Скажем, многие евреи гордятся творчеством Исаака Левитана... В том-то и штука, что на каждом из нас — отсвет репутации предков, отсвет национальной судьбы, и помимо нашего желания в годы социальных катаклизмов каждый с особенной силой ощущает связь поколений, ответственность за деяния других.
В 1929 году, предсказывая, что “при совместном жительстве русские и евреи будут находиться в состоянии борьбы”, Шульгин тревожился, обретет ли “русско-еврейский поединок” цивилизованные формы. Начавшаяся Великая Отечественная война в самом деле сразу же выявила враждебное отношение большой части коренного населения к евреям: в последних видели либо носителей ненавистной советской власти, либо ее прихлебателей. Из второй мировой войны еврейство вышло сломленным, наполовину физически уничтоженным. Затем Сталин разгромил еврейскую интеллигенцию, закрыл театры, издательства (а школы ликвидировал еще в середине 30-х). Так евреи заплатили за свои иллюзии первой четверти века. Но, сделавшись вновь преследуемыми, они опять стали пользоваться сочувствием тех многочисленных русских, чьи сердца не поражены злобой. Обладатели дискриминационного “пятого пункта”, олицетворяющего в паспорте желтую звезду Давида, они, сами того не сознавая, встали на путь искупления своей доли вины за случившееся с Россией в 1917 году[1].
Согласно Шульгину, политический антисемитизм — сердцевина русского юдофобства. Ведь центральные области империи, в отличие от Украины и Белоруссии, сравнительно недавно познакомились с евреями. Последние, по утверждению Шульгина, уже в начале века захватили университетские кафедры, прибрали к рукам печать и через нее осуществляли “руководство умственной жизнью страны”. Во главе оппозиционных сил как правого толка (кадеты), так и левого (социал-демократы) опять же стояли евреи. Следовательно, “мозг нации... привыкал мыслить по еврейской указке”. Иначе и быть не могло, растолковывает автор книги “Что нам в них не нравится”: русское “национальное самосознание еще не очень твердо”, так что не может не уступать еврейской воле и сметке. Как видим, в стремлении доказать правоту своей концепции Шульгин не щадит самолюбия собственного народа, характеризуя русских как аморфную массу, которой “нужен вожак”. В противном случае начинаются распри. И вообще народ русский — лишь конгломерат племен, объединенных языком. Читаешь страницу за страницей — и сам собой напрашивается вывод: редактор газеты “Киевлянин” не только проглядел истинных евреев, но и подлинных русских! Его духовное зрение как-то так устроено, что обращает внимание лишь на евреев, выломившихся из еврейства, и на русских, пренебрегших русскостью.
О нет, Шульгин вроде бы и не опускается до ссылок на “Протоколы сионских мудрецов”! И все-таки “еврейское всемирное правительство” для него “рабочая гипотеза”. Не случайна и зацикленность на фигуре Якова Шифа. Имя этого американского банкира по сей день мелькает в национал-патриотической прессе, когда заходит речь о жидомасонском заговоре. Но даже из книги Шульгина ясно: Шиф не только банкир, но и общественный деятель, видный сионист, то есть еврейский патриот, пекущийся о судьбе русского еврейства. Давая деньги на революционные цели, он искренне думал, что ослабляет не Россию, а самодержавие, сковывающее творческие силы и русских и евреев. Вчитаемся в телеграмму Якова Шифа, отправленную Павлу Милюкову 17 марта 1917 года: “Позвольте мне в качестве непримиримого врага тиранической автократии, которая безжалостно преследовала наших единоверцев, поздравить... русский народ с деянием, только что им так блестяще совершенным... с таким патриотизмом. Бог да благословит вас”...
Православному Шульгину и Священное Писание не указ. Порой он кощунственно восстает против Библии. Например, русскую революцию сравнивает с “кровавой мистерией, которую впервые поставил великий Мардохей”. Кстати, о книге Эсфирь вслед за Шульгиным вспомнил и Шафаревич: “Тысячи лет... в праздник Пурим праздновалось умерщвление евреями 75 тысяч их врагов, включая женщин и детей... до сих пор в Израиле по этому поводу происходит веселый карнавал”. Но разве в 1944 — 1945 годы народы антигитлеровской коалиции не радовались сокрушительным бомбардировкам союзнической авиацией германских городов? Конечно, радовались не гибели сотен тысяч, а тому, что бомбардировки приближают крах фашизма. Вот так и евреи в праздник Пурим ликуют не по поводу умерщвления врагов, их жен и детей, а в честь избавления от угрозы уничтожения народа Израиля!
Шульгин вроде бы осторожен в выводах: употребление в маце крови христианских младенцев называет клеветой, но затем как бы мимоходом упоминает о существовании “целой литературы, утверждающей, что такие факты действительно были”, да только у него, Шульгина, нет времени “вдаваться в эти дебри”. И далее допускает, что, возможно, были... единичные случаи ритуальных убийств! Вот и верь аннотации: “Автор с присущими подлинному интеллигенту тактом и деликатностью разбирает вопрос о роли евреев в судьбах России, ищет пути сближения народов”...
Шульгин не мог не ознакомиться с трудами Николая Бердяева, Георгия Федотова, Ивана Ильина, других русских философов, которые в связи с революцией и крахом державы ставили вопрос о русской вине. Отголоски их мыслей, хоть и в изуродованном виде, слышатся в рассматриваемой книге. Так, для Шульгина “большевизм — дитя азиатской бескрайности — сидит в каждом из русских в той или иной степени”. Русская душа? Но ведь буквально через месяц-другой после октябрьского переворота все народы империи спохватились, да было уже поздно. Антихрист мертвой хваткой вцепился в горло страны. Трагедия народов, имевших несчастье попасться на удочку социальных экспериментаторов, обусловлена не их национальными особенностями, а изощренностью идеологии тоталитаризма. Скажем, злодеяния полпотовцев, уничтоживших треть собственного населения, о чем-нибудь да говорят!
Однако вернемся к Шульгину. Русская вина — русской виной, но евреи, как он пишет, “напоминают Паука... ткущего паутину”, а русские напоминают “беспомощную Муху”. Даже еврей, чья душа “наполнена русской культурой”, все равно станет “разрушать действенную русскую силу”, которая “стоит ему (например, Б. Пастернаку? — Г. Ш.) поперек дороги, которая в его (например, Мандельштама? — Г. Ш.) самых сокровенных мыслях русская, а на самом деле — еврейская”. Если сие есть политический антисемитизм, то каков тогда утробный? И чего стоят после этого рассуждения интеллигента Шульгина о “запретных ударах”, о том, что “следует пуще евреев бояться собственной совести”?
Третий тип антисемитизма — иррациональный — в сущности, у Шульгина смыкается с первым. В том смысле, что не поддается объяснению и должен восприниматься как данность. Просто автор утверждает: евреи “в пастыри” русскому народу не годятся, — и “это из тех ощущений”, которые называются “иррациональными”. Господи, да разве один народ нужен другому в пастыри?! Но кому что дано. Шульгину дано априори считать евреев исчадиями ада. ЧК, по его мнению, — орудие их агрессивных национальных устремлений, а не опора интернационально-коммунистической власти, как было на самом деле. Вернадскому же, Солженицыну, Степуну дано отмечать активное участие евреев в русской смуте, не делая из этого нелепых выводов о злокозненных замыслах еврейства в отношении России... Федор Степун, побывавший в начале века в Вильно и там проникнувшийся “живой жалостью к еврейству и стыдом за царскую инородческую политику”, в то же время никак не мог “увидеть живого смысла в том, что внук виленского раввина и сын ковенского маклера, никогда не видавшие русской земли и русского мужика, ежеминутно ссылаясь на Карла Маркса, спорили друг с другом, в каких формах рязанскому, сибирскому и полтавскому крестьянству надо владеть своей землей”. Степун и сочувствует евреям, и досадует на них, но каждое его слово пронизано любовью. Для него евреи — частица человечества, которой он не может не дорожить.
Несмотря на формальное осуждение “отвратительного антисемитизма”, Национально-республиканская партия, как видно, не может обойтись без образа врага-жида, коль скоро переизданную книгу Шульгина снабдила не объективным комментарием, а хвалебным предисловием. Чем обвинять (устами израильтянина, бывшего не так давно москвичом) нынешних русских евреев во вмешательстве в чужие дела, правильнее было бы вести с ними открытый, для обеих сторон трудный, но конструктивный диалог...
Вот уже несколько десятилетий по установившейся традиции юноши и девушки из ФРГ приезжают в кибуцы — жить, работать, общаться с израильтянами, чьи деды в 30-е годы бежали с берегов Рейна. Верю: придет пора, и русская молодежь (возможно, и те, кого сейчас хватает лишь на подсчет евреев в органах ГПУ — НКВД; в книге Мельгунова “Красный террор” я сам посчитал: на 38 русских, украинцев, латышей аж 17 наших фамилий!) отправится в Израиль. Не только паломниками в Святую Землю, но и в основанную сионистами страну, у которой есть чему поучиться. Сионисты, однако, ошибаются, утверждая, что у русского еврейства есть всего два пути: либо исчезнуть, раствориться в “чужом” народе, либо вернуться на историческую родину. Убежден: никогда не переведутся соплеменники, избравшие третий путь. А именно: оставаться вкорененными в Россию, отдавая все силы великому делу ее возрождения, но при этом пользуясь обретенным правом приобщаться к собственным национальным ценностям, усматривая именно в такой двусоставности души свою самобытность, свое своеобразие, свое место в мире восточноевропейского славянства. И да поможет им Господь!
На обложке книги — эмблема НРПР: святой Георгий Победоносец на фоне двуглавого орла в сочетании с наименованием партийного издательства — “Хорс”, названного так, по всей видимости, в честь восточнославянского бога Солнца. Что ж, в XX веке уже была партия, стремившаяся заменить Христа пантеоном языческих, национальных богов. К чему это привело, известно каждому.
Здесь я хотел было поставить точку, но газеты (в начале мая) сообщили новость: издательство “Русская книга” приступило к печатанию “Что нам в них не нравится”. Срочный заказ. И вот сейчас (в августе) держу в руках изящный томик в твердом переплете с золотым тиснением. Тираж 15 тысяч экземпляров. Мне остается лишь добавить, что труд Василия Шульгина вышел в серии “Мыслители России”...
1 А другая (большая) часть вины лежит на самих русских, что не раз признавали выдающиеся отечественные умы. Нам бы всем сейчас поступать по Солженицыну: каждый человек пусть рассказывает о своей вине и каждая нация — “о своем участии в грехах”. Поэтому предпочитаю говорить о русской вине мимоходом, так как полагаю, что это делать должны русские. Во время смуты не считаю для себя возможным вмешиваться в дела русской совестливости.