Кабинет
Ольга Кучкина

Оглашенная тишина

Кучкина Ольга Андреевна родилась и живет в Москве. Поэт, прозаик, драматург, обозреватель газеты “Комсомольская правда”. Автор трех лирических сборников: “Сообщающий сосуд” (1991), “Итальянская бабочка” (1999) и “Високосный век” (2002).
Оглашенная тишина
стихи

*    *

 *

Я никто, и звать меня никак,
для себя умна и знаменита,
а для вас темна, полуоткрыта,
словно дверь в подвал, где мрак.
                                                               Итак,
мрак, морока, скука и обман,
от страстей не выметенный мусор,
сумма крупных минусов и плюсов
и прекрасный капельный туман,
в каждой капле океанский глаз,
пристальная камера-обскура,
смотрит уходящая натура,
не мелеет чудных сил запас
повернуть фонарное стекло, 
удлинить фитиль волшебной лампы
и пройти сквозь крыши, стены, дамбы,
в свет преобразившись и тепло.
Я останусь, узнана иль нет,
озареньем, трепетом и пылом
присоединясь к другим, мне милым,
отчего на свете этот свет.

10 августа 2002.

 

*    *

 *

Спаси моих детей, о Господи, трагична
картинка, что идет и вхожа в каждый дом. 
Спаси ее детей, сегодня смерть привычна,
как воздух и вода, мы дышим ей и пьем. 
Спаси его детей, пусть землю населяет
не гибель, а живых людей живая жизнь.
Я знаю, Кто на нас несчастье насылает, 
и ведаю, за что, без слез и укоризн.

Здесь стыд давно забыт, и ум спекулятивен,
играет на низах бесплодно и темно, 
и каждый негодяй убийственно активен,
а добрый человек молчит, глядит в окно.
Спаси!..

25 ноября 2002.

 

*    *

 *

Жили-были Алеша и Никита, 
любили своих баб и пап примерно равно,
но один делал все шито-крыто, 
открыто — другой и своенравно. 
А папа был один в сынка — хитрый и во всем участный, 
и второй в сынка — вопросами озадаченный, 
один прислонялся к власти всеми местами страстно, 
а второй — местами, и не всегда удачно. 
Один был гимнюк, а другой — не то, что помыслили,
один скоро сгорел, а другой — долгожитель,
сирота художник горючими заряжен искрами, 
сынок-умелец удачно вписался в события. 
Один любил искусство в себе, а другой — себя в искусстве,
а еще власть в себе и себя во власти,
оба поскользнулись на чистом чувстве, 
вот напасти. 
Ловкач использовал клаку-клоаку,
чтобы художника посильнее умыли, 
а художник, как пацан, почти что плакал,
такие подлые времена были.

11 сентября 2002.

 

*    *

 *

Отчего так грохочет ночное, в себе, подсознанье, 
эта жизнь, что не та, эта жизнь, что не там и не с тем, 
и пробиты на раз ложно краеугольные камни,
а помстилось, что выстроен — выстрадан — был ряд отличных систем. 
Днем казалось, что, как у людей, все почти что в порядке,
и похож на людей, и, как люди, одет и обут,
ночью видно, что это игра, это детские прятки,
впрочем, и остальные играют в нее наобум. 
За обманом обман, не других, а себя, горемычных,
за атакой в атаку на немочь, и горечь, и желчь. 
Мы вернемся в Итаку, к истоку, к началам привычным,
ложь, как кожу, сдерем и умрем, если нас не сумели сберечь.

18 октября 2002.

Доктор Ложкин

Доктор Ложкин по коленке никогда не стучал,
глаз не выдавливал и не кричал,
а, почесывая пальцем одно из двух крыльев носа,
спокойно ждал моего вопроса
(как избавиться от страха смерти).
Доктор Ложкин на вопрос не отвечал,
а, взглядывая косенько, все отмечал
и продолжал высокопарно вещать чудное, 
поправляя очки и увлекаясь мною 
(хотите — верьте, хотите — не верьте). 
Да, да, если не верите — то не верьте,
но однажды я проснулась, свободная от страха смерти,
и мир протянул мне ножки целиком по одежке,
и я подумала: ай да доктор Ложкин.
Он был толстенький и лысоватый,
и речь его была радостной и витиеватой, 
он говорил: ваш дар не ниже Толстого, 
пишите романы, право слово.
Он видел, что я страдаю недооценкой,
прижата к пространству сжатым воздухом легких,
                                                                                         словно тяжелой стенкой,
и, любя меня и меня жалея,
он внушал мне, как манию, ахинею.
Прошло двадцать лет. Я написала роман,
один и другой, и за словом в карман 
я больше не лезу, а сосредоточенна и весела, 
потому что знаю, как талантлива я была. 
Доктор Ложкин женился на школьнице-секретарше,
будучи на сорок лет ее старше,
почесывая крылья и шмыгая носом,
он, точно, владел гипнозом. 
Он уходил к себе в подсознанье, как в поднебесье,
доставая оттуда тайны с чудесами вместе,
а потом вкладывал нам в подсознанье
как дар случайный.
Доктор Ложкин, где вы, какой вы странный,
я б вам почитала свои романы!..
Но он, вероятно, встал на крыло
и взмыл в поднебесье, и ветром его снесло.

14 сентября 2002.

 

*    *

 *

Мужчины и женщины тонкая связь,
до гибельной дрожи и чудного срама,
века пронеслись, как она началась, 
а длится все так же, сильна и упряма. 
Поездка на рынок, вчерашний обед,
случайная ссора, все жестко и плоско,
но пола и пола начальный завет
все преобразит с озареньем подростка. 
Любовным стихом обделила судьба,
был скован молчаньем в том возрасте пылком,

когда господина вминало в раба 
и било о стену то лбом, то затылком. 
Прекрасно-тяжелый был опыт испит, 
от сходов трясло и трясло от разрывов,
а немотный разум болеет и спит, 
и любящих Бог усмехается криво. 
Теперь развязался язык. Я скажу,
что близость с обоими производит:
ты служишь мне всем, тебе верно служу,
пусть жизнь как дыханье, как крик на исходе.

20 октября 2002.

 

*    *

 *

Замирает какой-то во мне человечек,
мотылек, или бабочка, или кузнечик, 
летом бархатным и летним ливнем вспоенный,
до последних сезонов не утоленный. 
Замирает мой маленький, замирает,
замерзает и пылью морозной мерцает,
властелином колец годовых я смотрюсь, как шальная,
я с потерей внутри, а размера потери не знаю.

22 декабря 2002.

 

*    *

 *

В отеле на столе
стояли синие розы.

Распахнута дверь на балкон, 
шум улицы в комнату втянут, 
и синие розы не вянут
в отеле, завернутом в сон. 
Неоновой буквы луна
так выбелила подушку,
что светятся пальцы под ушком,
уложены пястью для сна. 
А сна ни в едином глазу,
и жалко на сон прерываться,
ведь самое тайное, братцы,
нас пробует ночью на зуб. 
И вдруг как обвал — ничего.
Такой тишины оглашенной
от века не знать отрешенно,
в какую впадать для того,
чтоб вычерпать чувство до дна
любви и конечности жизни 
и так приготовиться к тризне
своей за пределами сна.

18 октября 2002.


Вход в личный кабинет

Забыли пароль? | Регистрация