ЧИТАТЕЛИ — О “НОВОМ МИРЕ”

Глубокоуважаемый Сергей Павлович!

Хочу поделиться своими впечатлениями о “Новом мире”. Не думаю, правда, что выскажу глубокие мысли, но коль скоро всех своих читателей Вы пригласили к разговору, то что-то интересное для себя ожидаете от каждого из нас.

О себе. Мне 50 лет, окончил МФТИ, кандидат физико-математических наук, доцент. Работаю в вузе, преподаю физику. Жена — преподаватель музыки в музыкальном училище. Живем мы в городе Озерске (бывшем Челябинске-65), некогда секретном, а сейчас весьма известном. Живем в городе, который хотя и не является в традиционном смысле провинциальным, но где культурная жизнь весьма небогата. Поэтому толстые журналы для тех, кто продолжает интересоваться серьезной литературой, играют чрезвычайно важную роль. Я выписываю “Новый мир” уже 20 лет, с 1977 года, и каждая встреча с журналом — это маленький семейный праздник. В каждом номере для нас с женой есть что-то интересное, если не роман, то повесть или рассказ. С большим интересом читаем архивные публикации, мемуары. Разумеется, что самое-самое, на наш взгляд, следом за нами читают и наши друзья. Пытаюсь привить любовь к серьезному чтению и своим дочерям, но, честно говоря, не все номера они читают. Что касается содержания журнала, его оформления, то, мне кажется, они стали уже настолько традиционными, что какие-то перемены здесь просто не нужны. По крайней мере, я жду именно такой “Новый мир”, который был всегда. О разнообразии точек зрения, представленных в “Новом мире”, хочу сказать, что они достаточно разнообразны, если иметь в виду круг мнений, который представлен среди той части нашей интеллигенции, что читает “Новый мир”. Вас читают те, кому дорога хорошая литература, дорога истина, а она одна, хотя путей к ней много. По существу, разнообразие мнений ваших авторов отражает разнообразие этих путей. Я бы совершенно не хотел видеть на ваших страницах экстремистов любого толка, как коммунистов, так и монархистов. У них свои журналы и свои читатели. Круг ваших читателей — это главным образом интеллигенция, чаще всего потомственная. Увы, судя по тиражу, этот круг чрезвычайно сузился, но хочу верить, что он начнет понемногу расти. Надеюсь, что наша интеллигенция не исчезнет, зарплату она начнет получать ежемесячно, а поэтому читатели у всех толстых журналов сохранятся.

Из публикаций этого года (последний, 12-й номер еще не прочел) — самое яркое впечатление от повести А. Азольского “Облдрамтеатр”. Здесь все удалось автору: и точное описание быта той поры, нравов ее, яркие персонажи. К месту и детективный сюжет, дающий в несколько новом освещении постоянную тему Азольского — человек и бесчеловечная власть.

Очень интересными были все публикации из “Далекого близкого” и “Из наследия”. Все интересно в публицистике. Вспоминаю рассказы своих бабушки и прабабушки о дореволюционной жизни, событиях революции и Гражданской войны, последующих событиях и вижу, что оценка тех событий практически всей интеллигенцией была одной — катастрофа. Катастрофа в первую очередь для культуры. Разумеется, это весьма эмоциональная оценка, тем интересней было прочитать многие журнальные публикации, посвященные этой теме. Как мне кажется, много верных мыслей у Ю. Каграманова. С интересом читаю публикацию В. Шенталинского, хотя, как мне кажется, в последних его публикациях многовато “литературы” при том количестве фактического материала.

Об авторах, которые пока не печатались в “Новом мире”, ничего определенного сказать не могу, но кое с кем из тех, кто печатались, но перестали, встретиться вновь хотелось бы. Один из таких авторов — Т. Толстая. Она как будто бы в Америке сейчас, но надо полагать, что-то пишет. Жаль, что не в “Новый мир”.

Извините, но хотел бы высказать и одно критическое замечание, хотя никак не настаиваю на его справедливости. Мне кажется, что произведения иностранной литературы — не самое сильное место журнала. Я кроме “Нового мира” выписываю еще и “Иностранную литературу”, и мне представляется, что ваши публикации произведений иностранной литературы мало что добавляют к тому, что публикуется в “Иностранке”.

В заключение хочу сказать, что и дальше буду читать “Новый мир”, на мой взгляд, это лучший из наших толстых журналов.

С уважением, ваш постоянный читатель

Лисицын Сергей Григорьевич.

Челябинская обл., г. Озерск-3.

Глубокоуважаемый г-н Главный редактор!

По Вашей просьбе отвечаю на вопросы, поставленные в № 12 за 1997 г.

1. Чтение журнала “Новый мир” в нашей семье стало традицией. У нас хранится номер журнала с началом романа “Не хлебом единым”. Родители моей жены получали журнал по подписке в то время. Подписаться тогда было непросто. Мы продолжаем эту традицию и являемся подписчиками журнала. Сейчас журнал читают и наши дети. Поэтому следующие далее ответы на вопросы отражают мнение примерно десятка человек.

2. Из опубликованного в этом, 1997 г. почти единодушно называли: “Роман с простатитом” Александра Мелихова, “Б. Б. и др.” Анатолия Наймана, хотя мне самому запомнились: рассказы Андрея Волоса, “Иностранцы” Романа Солнцева, “Уроки правнука Вовки” Сергея Залыгина, а также “Двухчастные рассказы” Александра Солженицына (или это годом ранее?).

Почему нравится “Роман с простатитом”, я не понимаю. Возможно, дело в броском названии. Сам я не люблю романы (да и повести), в которых преобладает автобиографический элемент. Это уж скорее “Очерки наших дней”: Паникин — о кооператоре, Мелихов — о “челноке”, Варламов — о дачнике. Многое примеряется на себя. Так, роман Наймана — это “до боли знакомая”, но уже покрытая патиной прошлого жизнь в Ленинграде в 50-е и 60-е.

Вообще, сделав выбор до объяснения, мне теперь трудно ответить на вопрос: “Почему?” Волос — экзотика, Солнцев — и у нас горела дача по сходным мотивам, “...правнук...” — примеряешь себя на роль деда, Солженицын — прием, противопоставление, он был в двух мирах... И во всех есть автобиографический элемент. Главное, наверное, то, что перечисленные произведения — хорошая проза, но что такое “хорошая”, сформулировать трудно. С одной стороны, это должно быть про меня, причем лучше про меня давнего, “того”, минимум пятилетней давности, а с другой — экзотика, т. е. о людях (персонажах), решившихся на то, на что сам не решился, имеющих талант, волю, судьбу похожие, но другие, хотя и исходящие из той же точки. И чтоб можно было читать.

3 — 4. В связи с этим очень хорошо, что в редакции думают о соотношении прозы и публицистики. Долгие годы в журнале только и читали что публицистику, в самом широком смысле этого слова. Потом был период прозы, накопившейся за десятилетия. Теперь — нормальное время: публицистика — это достижение работников редакции, это вопрос выбора; а проза — это дело божественное, ненаписанное опубликовать нельзя.

Публицистика должна быть обращенной в будущее, в успех, а не наполняться стенаниями брошенной жены: “Любил, кормил и... бросил!” Таким даже воспоминания о том, как “бил”, и те приятны. Стенания об отсутствии государственной поддержки здоровых мужиков (и баб) просто постыдны. “Не милостыню просить, а зарабатывать, т. е. быть нужными!” — вот, по-моему, лозунг дня.

Из конкретных авторов я бы назвал Е. Гайдара, его книга “В дни поражений и побед” вполне была бы достойна места в журнале. Не нужно бояться шпионских (Судоплатов), социологических (Кон), экономических (Бирман, Черниченко), демографических (Переведенцев), политических (Никонов) и других тем. Но писать должны люди и умные, и здравые. Важно не эпатировать, а сопоставлять.

5 — 6. Поэтому считаю, что публицистическую часть нужно расширить, а длинные романы сократить. Ведь все равно такие вещи, как Варламов, — чистая публицистика. Что касается разнообразия точек зрения, то нельзя давать журнальное место фанатикам и маргиналам. Это только отпугнет такого читателя, как я. Точка зрения таких людей должна быть дана в изложении объективных специалистов. Специалистов советую искать среди “соросовских профессоров”, “соросовских учителей”, в клубе “Что, где, когда”, среди успешных политиков и бизнесменов.

7. Традиционность оформления, по-моему, одно из достоинств журнала... Бумага могла бы быть и получше (понятно, что соответственно и цена возрастет).

8. Будущее “Нового мира” мне представляется в виде глубокого, умного, здравомыслящего журнала, не связанного с экстремистами. Наверное, это приведет к росту тиража, хотя самоокупаемыми такие журналы не бывают...

О себе: мне 52 года, образование высшее, преподаю физику в вузе.

Искренне Ваш Эйдельман Евгений Давидович.

Санкт-Петербург.

Ответы на вопросы редакции “Нового мира”

1. Журнал читаю с начала 60-х годов. В то время журнал оказался любимейшим периодическим изданием научной интеллигенции и сохранился таковым до нынешних времен. В Обнинске в Институте медицинской радиологии его читал Тимофеев-Рессовский и все его ученики и близкие ему по духу люди. Я познакомился с журналом в семье Сокуровой — ученицы Тимофеева-Рессовского.

То же происходило и в научном центре, расположенном в Борке. Сюда Папанин собрал ученых, подвергшихся опале. Они создали имя институту. В Институте биологии внутренних вод АН СССР журнал пользовался особым успехом. Его выписывали крупнейшие ученые, решавшие проблемы экологии. Когда в 70-х годах в библиотеки поступило указание изъять некоторые номера, библиотекарь просто их спрятала и выдавала их тем, кому доверяла. Доверие и тяга к “Новому миру” зародилась во мне с 35 лет и, безусловно, сохранится во мне навсегда. Это устойчивое чувство к “Новому миру” сохранилось не только у меня, но и у моих учителей, профессоров С. М. Драчева (эколог), М. М. Камшилова (биолог, генетик), В. В. Ковальского (биогеохимик). И еще в кругу моих знакомых и в среде учеников моего отца, физиолога, ученика И. П. Павлова. После смерти Ивана Петровича его ученики продолжали поддерживать друг друга, и образовалась как бы катакомбная физиологическая школа, не соединившаяся с официальной, организовавшей объединенную сессию АН СССР и АМН СССР в 1950 г.

Иван Петрович легко переходил от единичного чисто физиологического факта к психологическому, социальному, политическому объяснению факта. Всеохватность мысли, концептуальность, широкая база некоторых статей “Нового мира” — его достоинство, отличает его от других журналов.

Поэтому пусть не покажется странным, что делю всех людей на две группы: читающих и не читающих “Новый мир”. Действительно, чтение “Нового мира” требует от читателя нередко серьезной гуманитарной подготовки, порой энциклопедических знаний. Говорит человек: “Я читаю или я выписываю „Новый мир”” — и здесь почти вся его характеристика. Все больше слышишь, что журнал труден для чтения, но это беда не журнала, а читателей. “Новый мир” обязывает их подтягиваться к современным культурным и образовательным требованиям... Такая подготовка вообще-то необходима в современной жизни, кем бы ни стремился стать человек. Пусть найдется много несогласных со мною. Даже при несогласии большинства, огромного большинства, парадокс в том, что абсолютное меньшинство понимает причину наших бед — отсутствие общечеловеческой подготовки или, как писал Павлов Молотову в 1935 г., отсутствие в жизни “культурной красоты” и “культурного покоя” каждого человека.

2. Примерно в те же 60-е годы стал неизменным подписчиком журнала.

3. Меня привлекает в журнале его центральное требование к авторам: изложение концептуальных проблем человека и общества. В лучших статьях раздела критики и публицистики в разной мере присутствует философская проблема современности. Конечно, разные ее аспекты и в разных долях, пусть чаще всего в скрытых формах и в незавершенном виде, но столь сейчас необходимые.

Внимательно и не раз перечитываю Каграманова. Он умеет так разогнать свою мысль, что из подобранных им фактов образуется отчетливая картина общественного или геополитического процесса, целостная и завершенная.

Для “Нового мира” характерен переход одних и тех же проблем из года в год, из номера в номер. Поэтому о журнале правильнее судить не только по изданиям одного года, а за много лет, тогда более четко обозначаются его удачи и неудачи. В журнале есть статьи — они останутся классикой русского литературоведения, символами культуры и отечественной мысли (Лихачев, Солженицын). Для меня наиболее привлекательны статьи по истории и о судьбах русской культуры. Мысль С. Залыгина о том, что “у большого события нет границ” (1989, № 1), верна не только для писателя и художника. Она универсальна. Как она подходяща для описания событий и явлений в политике, в обществе, в науке, в человековедении. Самооткрытие — важнейший из процессов для каждого из нас, вне зависимости от возраста. Пока способен человек на самооткрытия, он живет прогрессивно, новаторски. Он силен как личность. Но авторы таких концептуальных статей, и в их числе С. Залыгин, сами же и ограничивают себя. Можно бы авторов оправдать и сказать, что не все в экологии, в человековедении понятно и известно. Но пусть не все понятно, пусть многое намечено лишь пунктирно и общественная жизнь в белых пятнах, но весь огромный пласт культуры прошлого, весь ход дел либералов-народников — это же какой гигантский и неповторимый опыт, и на них журнал опирается, но притянуть к решению проблем современности не всегда решается. Остается на уровне событий истории. Например, процесс становления у нас экологии в 50 — 70-е годы был столь мучителен и со столькими смертями, не только прямым физическим уничтожением, а с помощью шельмования, распространения клеветнических домыслов сопровождался он.

Так, даже совсем научная проблема самоочищения водоемов в институтах Минздрава СССР, АМН СССР и АН СССР оказалась под запретом. В то время проф. Сергей Михайлович Драчев завершил свою книгу “Борьба с загрязнением водоемов”. Ее обсуждение в АМН СССР имело трагические последствия для него. Он ослеп. Слепой, уехал из Москвы в Борок и лишь там ее издал. Но нашлись мерзкие характеры, поборники чистой науки в АН. Исподтишка они продолжали свою точащую работу. В итоге Сергей Михайлович скончался от инфаркта, но как много успел, уже слепой, вопреки всей разрушительной обстановке.

“Новому миру” безусловно удалось решение темы Чернобыля, но сколько еще трагедий в истории экологии, например трагедия Нечерноземья.

Борок находится на берегу Рыбинского водохранилища. С его берегов видны проблемы, ждущие решения: в их числе проклятая проблема Нечерноземья. Профессора Камшилов, Буторин, Мордухай-Болтовской, Кузин умерли не насильственной смертью. Только их “доброжелатели” ускорили их смерть отрицанием результатов их научных трудов, теперь относимых к классике наук о биосфере. Их убили отравленным словом. Такой опаснейшей наукой экология остается до сих пор. Ученые знают, что в ней таятся опаснейшие для авторов запретные отделы, и не прикасаются к ним. Оказывается, писатели могут их увидеть и разбудить общество раньше ученых.

4. Весьма привлекательна и завершена на страницах “Нового мира” тема “Пушкин и русская культура” (огромный труд И. Сурат).

5. Прозаик Михаил Кураев привлекает меня добросовестностью решения. Каждое его произведение многопланово, имеет историческую глубину, соединяет частное и общее. Как будто незамысловат сюжет повести “Золотуха по прозвищу Одышка”, а какая твердая у него общефилософская основа. Как убедительно он соединил судьбы — мальчишескую и городскую, как проработаны добросовестно все детали характеров — личных и обобщенных, как точны приметы того времени. Как не боится он переброситься от эпизода школьной жизни к партийной жизни и обнаружить их схожесть. Здесь — мир, открытый только им, Кураевым.

6. Соотношение между всеми разделами журнала оптимально. Оно имеет значение больше для сотрудников редакции, чем для читателя: есть заслуживающие произведения — им больше места!

7. Полиграфическое оформление соответствует стилю всего издания.

На меня жена достаточно справедливо обижалась за то, что я не обратил ее внимание на статью Т. Чередниченко “„Время — деньги” как культурный принцип” (1997, № 7). Когда мы вместе прочли эту статью, обсуждая абзац за абзацем, то убедились, насколько нова и философски глубока тема статьи. Ее легко распространить на все культурные явления жизни. Потерянное и обретенное время — его дает или отнимает у нас культура. Здесь — новый философский принцип жизни в рамках разных культур. Чередниченко спрессовала свои мысли в объеме атомного ядра, вот-вот готового к взрыву. Я не дал жене статью, подумав, что для ее прочтения нужна солидная гуманитарная подготовка. Но оказалось, что статья необходима людям совсем разным по образованности, что автор ухватила новое всеобщее явление, имеющее место во всех проявлениях культуры. Оказывается, культура способна дать нам неоценимый подарок — растянуть время, или нанести неощутимые, но непоправимые удары — отобрать время. Моя Даша сказала: “Чередниченко — великолепный философ новой формации”, — и я с ней согласился. Для ее “Опытов” допустимо потратить значительную площадь журнала, ибо это уже новое мировоззрение, основанное на соединении культуры и физиологии восприятия времени...

8. Я сравниваю значение толстых журналов со значением Эрмитажа и Русского музея в Петербурге. Конечно, не в стоимостном выражении вместимых в них сокровищ, а в их нужности для общества, для государственности России. “Новый мир” — учебник для вузов, самостоятельное культурное явление для изучающих русскую литературу, проводник национальной традиции и политики в области истории, литературы, социологии и философии...

Я не ищу в журнале развлекательных произведений. Соединить увлекательность и фундаментальность можно. Это сделал Солженицын в “Круге первом”. И все-таки я ищу в журнале интеллектуальную фундаментальность, обобщения от физиологии до политики типа павловских и бехтеревских.

С искренним пожеланием работникам редакции “Нового мира” большого будущего.

Владимир Синельников, 72 года,

кандидат медицинских наук,

член физиологического общества РФ, Московского общества “Мемориал”.

Мамонтовка, Пушкинский район Московской области.