8 октября 2022 года исполняется 130 лет со дня рождения Марины Цветаевой. Редакция «Нового мира» объявляет конкурс эссе, посвященный этой памятной дате.
Работа должна быть посвящена биографии или творчеству Марины Цветаевой, она может рассказывать о событии в жизни автора, которое связано с творчеством Марины Цветаевой.
В конкурсе могут принять участие все авторы и читатели "Нового мира".
Эссе принимаются с момента объявления Конкурса. Прием произведений на Конкурс завершится 30 октября 2022 года в 24:00 по московскому времени.
По решению главного редактора журнала Андрея Василевского эссе победителей конкурса будут опубликованы в 12-м номере журнала “Новый мир”: декабрь 2022 года.
Число победителей Конкурса будет зависеть от решения редколлегии журнала и главного редактора.
Объем произведения не должен превышать 7 тысяч знаков с пробелами по статистике редактора Word.
Материалы следует посылать модератору Конкурса Владимиру Губайловскому на адрес telega1@yandex.ru.
Участникам Конкурса.
1.
Не забывайте представляться. Напишите несколько слов о себе - откуда вы, где учитесь, чем занимаетесь. Это не обязательно, мы примем и анонимное сочинение, но желательно.
Укажите:
1. Имя
2. Профессию, образование или учебное заведение (для учащихся)
3. Место жительства
2. Напоминаем: "Новый мир" публикует только неопубликованные произведения. Размещение текста в личном блоге автора публикацией не считается.
3. Редколлегия журнала может признать присланное произведение, не соответствующим теме Конкурса. Автор непринятого на Конкурс произведения будет об этом оповещен в ответе на письмо.
4. Количество произведений, представленных одним участником - не более двух.
По любым вопросам размещения эссе и порядку проведения Конкурса связывайтесь с модератором Конкурса Владимиром Губайловским по электронной почте: telega1@yandex.ru.
Все эссе, присланные на Конкурс:
165. Ольга Дмитриева, учитель русского языка и литературы. Москва
«Книга должна быть исполнена читателем как соната, – писала Марина Цветаева, – Знаки – ноты. В воле читателя – осуществить или исказить».
Книга жизни – Дар свыше, и в воле читателя этой Книги осуществить написанное на скрижалях или исказить, надругавшись над гармонией природы...
Жизнь Марины Ивановны Цветаевой видится как метафора. Рожденная из «пены морской», возвеличена правом осознать себя, и, понимая свое преимущество над камнями, морем, усыпанным драгоценными звездами небом, она творила свою волю, играя то в борьбу, то в уныние.
Протест Марины против правил, рамок, тесноты был способом отстоять свою индивидуальность. Смелая челка, свободное платье, прямой уверенный взгляд девочки, девушки, женщины. Человека, бегущего против ветра, жаждущего бури.
Ты охот-ник, но я не дамся.
Ты погоня, но я есмь бег.
(Из цикла «Жизни», 1924)
Борьба ради жизни, а затем, наоборот, против неё. Пламенная душа, пытающаяся надышаться свежестью неба, превращается в безжизненный дым, или смерть…
Цветаева страдала астмой. Нехватка воздуха чувствуется в странном ритме стихов, когда одна строка, как бы задыхаясь, не вмещает в себя все слова и сбрасывает последнее слово в следующую:
Люблю и крест, и шёлк, и краски,
Моя душа мгновенный след…
Ты дал мне детство – лучше сказки
И дай мне смерть – в семнадцать лет.
(«Молитва», 1909)
Несчастья, неустроенность в жизни ¬¬– замкнутый круг проблем всё туже сжимался петлей. Трагическое от осознания безысходности – порочащее уныние – слышится и в позднем творчестве:
Так когда-нибудь, в сухое
Лето, поля на краю,
Смерть рассеянной рукою
Снимет голову – мою.
(«В мыслях об ином, инаком», 1936)
Многие стихи Цветаевой имеют открытый финал. Утратившая силы бороться и волеизъявлять, поэтесса передает эту привилегию читателю, называя такое право «сотворчеством». Так, образ, данный в заглавии, уточняется, накручивается нить эмоций, затем обрывается в бесконечность:
Жил… К дуплу тяготенье совье,
Тяга темени к изголовью
Гроба, — годы ведь уснуть тщусь!
У меня к тебе наклон уст
К роднику…
(«Наклон», 1921)
Марина Цветаева считала, что стихи пишутся ради последней строчки, которая приходит пер-вой. Финальный аккорд уже звучит в устах автора, пытающегося графически выразить, по сути, невыразимое: авторское тире, скальпелем режущее слова и строки; многоточия, заменяющие недосказанность…
Поэзия Цветаевой – её душа, зашифрованная авторскими знаками, нарушающими правила пунктуации. Сложные для декламации, стихи кажутся странными. Убрать шифр, то есть прочитать без интонационных знаков, можно лишь про себя, своим внутренним голосом. Только так получится, не исказив, осуществить волю автора.
164. Александр Шуменков, студент. Москва
Черной краской по холсту
Испачканный печалью
Не ждет тепла, не верьте.
Испачканный печалью
Думает о смерти.
Чуя Накахара
Уделять внимание только стихам тем стихам Марины Ивановны , что открывают пред нами беспросветные глубины скорби - абсурд. Столь же абсурдно и сводить весь смысл остальных её произведений только к описанию самых темных сторон нашей жизни. Произведения Марины Ивановны могут представать перед нами в совершенно разных обличиях, заставлять испытывать весь спектр возможных эмоций, оставлять совершенно разное впечатление. Но подобно тому, как мы начинаем осознавать пусть и мимолетную, но великую ценность счастья, лишь только печалясь; подобно тому, как мы начинаем по-настоящему ценить Свет, лишь долго пребывая во мраке. Так и осознать всю экзистенциальную глубину и болезненную откровенность поэзии Марины Ивановны мы, скорее всего, можем лишь уделив достаточно внимания тем её стихотворения, что “пачкают” нас печалью.
Ночь. Смерть. Пустота. Слова, являющиеся частыми гостями произведений Марины Ивановны, полноценные участники производимого ею поэтического перекраивания реальности. Отдаленное подобие трех къеркегоровских стадий, осознание роли которых в стихотворениях Марины Цветаевой, пожалуй, приблизит нас к пониманию связи её биографии с творчеством и построению более внятной интерпретации её поэзии.
***
И тень вот эта, а меня - нет.
Огни — как нити золотых бус,
Ночного листика во рту — вкус.
Освободите от дневных уз,
Друзья, поймите, что я вам — снюсь.
Строки из стихотворения “В огромном городе моём - ночь”. Наталкивают на желания заняться чересчур пространными размышлениями. На ум сразу же приходит концепция “Тени” К.Г. Юнга . Позволительно интерпретировать эту строку в психоаналитическом ключе, заявляя, что большая часть людей (“существователей”) действительно не может принять свою истинную личину из-за её несовместимости с их представлениями о себе ,что неминуемо порождает внутренний конфликт, особо остро проявляющийся в нынешнем невротическом (“гиперневротическом”) обществе, превращающемся в общество выгорания, общество патологического культа саморазвития и увеличения собственной эффективности. Но есть ли такая необходимость?... Понимания феномена тени Юнгом ,пожалуй, представляет эстетическую ценность. Тень рождается в постороннем свете. Но следует за человеком всегда. Мы вынуждены терпеть её в качестве нашего неминуемого спутника, преследователя, противника. В бою с тенью , вечно тянущимся за нами темным шлейфом, рожденным в холодном электрическом свете уличных фонарей можно выиграть, лишь признав иллюзорность и шаткость собственного существования.
И тень вот эта, а меня - нет.
…
Друзья, поймите, что я вам - снюсь.
***
— Правы ли на смерть идущие?
Вечно ли будет темно?
Это узнают грядущие,
Нам это знать — не дано.
Есть ли у нас объективное мерило, с помощью которого бы мы могли оценить правильность тех или иных действий? Ведь мы не имеем ни малейшего представления о грядущем. Можем сколько угодно упражняться в построении претендующих на универсальность этических теорий. Усердствовать в прогнозировании завтрашнего дня. Тратить все свои силы на построении светлого будущего. Но Суд времени неподвластен человеческому разумению. И те самые “грядущие” будут задаваться аналогичными вопросами. И те самые “грядущие” будут барахтаться во мраке этой Ночи без рассвета.
Знать - не дано. Кто сорвет темные покровы с Истины?
***
Смерть — это так:
Недостроенный дом,
Недовзращенный сын,
Недовязанный сноп,
Недодышанный вздох,
Недокрикнутый крик.
Смерть неожиданна. Смерть приходят лишь тогда, когда её никто не ждет. Но стоит ли из-за этого торопиться успеть исполнить все свои желания? Не тщетно ли исполнение своего пресловутого предназначения?
***
Автор был мертв всегда. Искусство подобно суициду. Отрыванию от себя частицы своей души. Производство смыслов и образов - мука. Мог ли такой откровенный творец, как Марина Ивановна, по-иному поставить точку в сценарии своей жизни?
Эти размышления - не более чем попытка приблизиться к тому, что чувствовала Марина Ивановна, о чем она думала. Корректна и внятна ли такая интерпретация?...Лихорадочная претенциозность текста обоснована исключительной любовью к объекту анализа.
С той поры, когда желтеет лес,
Вверх она, сквозь листьев позолоту,
Всё глядит, как будто ищет что-то
В синеве темнеющих небес.
163. Ульяна Бузыкина, преподаватель русского языка и литературы. Дорогобуж
Наизнанку
Марина Цветаева - одна из запоминающихся поэтесс Серебряного века. Её творчество довольно неоднозначное: некоторые восторгаются ее произведениями, другие же, наоборот, находят минусы и критикуют.
Зачастую, мы знакомимся с творческой деятельностью Марины Ивановны будучи школьниками. Дети учат её стихи наизусть, анализируют и готовятся к экзаменам. Биография упоминается кратко. Знаем ли мы Цветаеву как человека? Что таится в глубине её души?
Писательница родилась 8 октября 1892 года в Москве. Марина Цветаева росла в интеллигентной семье. Мать была пианисткой, а отец – филологом и искусствоведом, также была младшая сестра Анастасия. Раннее детство у девочки было счастливым. Семья Марины часто посещала театр, маскарады и выезжала на дачу, а с семи лет Цветаева начала писать настоящие стихи. Несмотря на культурно-нравственное развитие ребенка, Мария Александровна с Иваном Владимировичем недодали Марине своей любви. Позже это скажется на ее личной жизни.
Идиллия продлилась недолго: когда Марине Ивановне исполнилось одиннадцать лет, ее мать умерла от туберкулеза. Девушке было непросто пережить такую утрату. В 1906-ом году у Цветаевой начались проблемы с учебой: ее выгнали из двух гимназий за своенравный характер. В то время она была по-бунтарски ленива и упряма. Близкие Марины отмечают, что девочка постоянно пребывала в мире своих фантазий и ярко переживала эмоции. В четырнадцать лет она переночевала на кладбище. Позже решает побрить голову наголо и предпринимает попытку застрелиться. В 16 лет писательница начинает употреблять рябиновую настойку и берет в руку первую сигарету. Именно с этой истории с настойкой, с которой она засела на чердаке, все и началось. Марина творит «Вечерний альбом», который позже вручит ей «билет в большую литературу». Однако третье учебное заведение Цветаева благополучно его окончила.
Как было сказано выше, трудное детство повлияло не только на учебу. Цветаева была довольно дерзкой и своенравной девушкой. Мне кажется, что такое поведение могло отразиться на внешнем облике Марины Ивановны. Например, она не признавала макияж, считая, что мужчины могут подумать, что писательница делала его специально для них. Цветаева не любила носить женственные наряды, отдавая предпочтения мужскому покрою и брутальным наручным часам. Прическа Марины стала апогеем в ее образе, так как короткие волосы у женщин в то время были не в моде и вызывали удивление у других людей. Это было явным признаком стремления к эмансипации.
Помните, я говорила, что отсутствие ласки и любви со стороны родителей отразятся на взрослой жизни Марины Ивановны? Так вот, это вылилось в то, что она так искала любовь и так влюблялась, что ее партнеры не могли вынести такого накала и уходили.
Чрезмерную влюбчивость списывали на то, что поэтесса жила в мире иллюзий и обожествляла выдуманных людей. Она имела проблемы со зрением, но не любила носить очки. Цветаевой нравилось видеть мир размытым, а человека в своем воображении она рисовала так, как ей захочется.
На мой взгляд, оригинальное знакомство случилось у Марины Ивановны с ее будущим мужем. Как-то раз, на коктебельском пляже Цветаева, видимо, начитавшись романов, скажет своему знакомому, что выйдет замуж за того, кто подарит ей ее любимый камень. Вскоре писательнице подарил его молодой москвич Сергей Эфрон. В первый же день знакомства он преподнес Марине сердолик. Девушка сдержала свое обещание и вышла замуж за Сергея. Пара венчалась в церкви, потом уехала в свадебное путешествие по Европе. Незадолго до этого вышла вторая книга поэтессы – «Волшебный фонарь». Пятого сентября родилась дочь Ариадна.
Семейная жизнь поэтессы пошла наперекосяк, когда мужчина увлекся политической борьбой, стал сторонником белого движения и покинул семью. На тот момент в семье было две дочери. Марина не смогла справиться с ними из-за голода и разрухи в стране. В 1819 году Цветаева сдала Ирину и Ариадну в Кунцевский приют. Там девочки заболели, и Марина Ивановна забрала Ариадну обратно, а младшая дочь спустя два месяца умерла в приюте, в это время женщина боролась с приступами малярии у старшей.
Как же отреагировала писательница? Она говорила, что ей ужасно больно, и она долгое время не знала, куда себя деть. Но так ли это? Мое мнение: Цветаева делала вид, что ей жаль. Она врала не только людям, но и себе. Многие источники пишут, что Марина очень странно относилась к детям. Алю женщина любила как гениальный проект, а Ирину ненавидела, так как девочка была тихой и слабой. Поэтесса аргументировала это тем, что в старшую дочку можно было что-то «вложить» и развивать. Цветаева была уверена, та вырастет красивым и умным ребенком. С младшей такого сделать нельзя, Марина Ивановна не уделяла девочке внимания. Ирина ее только раздражала. Знакомые часто оказывались в неловких ситуациях, сталкиваясь с отношением писательницы к дочери. Цветаевой было все равно, что она привязывает малышку веревкой к креслу, уходя на целый день. Ребенок сильно голодал. Пока мать отсутствовала, Ира могла съесть кочан капусты. Если поэтесса и беспокоилась о пропитании детей, то только для Али.
Как-то Аля заболела, Марина приходила к ней и приносила угощения. Когда ее спросили, почему она не навестит и не покормит младшую дочь, то последовал ответ: «Делаю вид, что не слышу. – Господи! – отнимать у Али! – Почему Аля заболела, а не Ирина?!». Воспитатели в приюте жаловались, что младшая девочка постоянно хочет есть и плачет. Аля писала маме, обращаясь по имени, что ей впервые так плохо. Она не может найти покой от тоски и Ирины. Это вызвало злость у матери на младшую.
Выше я упомянула о том, что Цветаева забрала из приюта только старшую девочку. Хотя Ирина тоже заразилась лихорадкой от своей сестры. Женщина даже не узнает точной даты смерти своей дочери и не придет на ее похороны. По моей точке зрения, Марина Цветаева – лгунья и отвратительная мать. Я не понимаю, как она могла сожалеть о своей утрате и говорить о том, если ненавидела своего ребенка и делала все, чтобы той не стало.
В ближайшее время Марина узнает, что ее муж жив, и едет к нему.
Встреча с мужем состоялась в Берлине и не была радостной. За место разлуки они изменились, у каждого за плечами был свой опыт. У Цветаевой вышло два поэтических сборника, и она была достаточно узнаваема, а Сергей был ее тенью.
Итак, переходим к незакрытому детскому гештальту – недостатку любви. За годы без мужа у Марины была вареница романов, поэтому я могу лишь перечислить те лица, которые помогли скрасить одиночество Цветаевой: София Парнок, Мандельштам, Петр Эфрон (брат Сергея), Константин Родзевич.
Еще у Марины была интересная переписка с Пастернаком.
Из этого можно сделать вывод, что Марина Ивановна была не только плохой матерью, но и неверной женой. Сейчас я еще раз подтвержу свою точку зрения.
Скажем пару слов о третьем ребенке Цветаевой. Георгий родился в 1925 году. И тут действует «принцип бумеранга». Как Марина плохо относилась к детям, так и Георгий не очень любит мать. Он никого не любит, кроме себя. Есть мнение, что сын Цветаевой – потомок Родзевича, а не Эфрона. К сожалению, судьба Георгия заканчивается трагично: в 1944 году он погибает на фронте.
Единственным ребенком Марины, кто прожил достаточно долгую жизнь, является Ариадна. Она, пережив лагеря, освобождается и издает сборник стихов матери. Аля дожила до 1975 года.
Что же Цветаева? Смерть поэтессы была намеренной. Не выдержав свалившихся на нее бед, Марина покончила с собой 31 августа 1941 года на веревке, которую Б. Пастернак принес ей.
В заключение хочется сказать, что у Марины Цветаевой была трудная судьба и сложное детство. Из-за недостатка любви и внимания у писательницы все пошло не так. Если бы не обстоятельства, Марина смогла бы прожить долгую и счастливую жизнь, уважительно относиться к окружающим. Цветаева симпатизирует мне как прекрасная поэтесса, но не человек.
162. Юлия Тюсова, бухгалтер. Нижний Новгород
Глубину и силу рода Цветаевых я ощутила, побывав в их родовом доме в Ново-Талицах Ивановской области. Дом принадлежал деду Марины Цветаевой Владимиру Васильевичу. Он был священником. В семье родилось четверо сыновей. Жена его умерла в возрасте 25 лет. И Владимир Васильевич вырастил образованных и талантливых сыновей, один умнее другого. Все они закончили духовную школу. Конечно, самым гениальным мне кажется отец Марины Иван Владимирович. Кроме того, что он историк, филолог, искусствовед, член-корреспондент Петербургской академии наук, профессор Московского университета, защитил магистерскую диссертацию в Варшаве, преподавал в Киеве, и был очень известен в ученых кругах Европы, он еще и создатель Музея изящных искусств. И на открытии музея, он сам говорил о том, что мечту прославленной княгини Волконской «суждено будет унаследовать сыну бедного сельского священника, который до 12 лет и сапогов-то не видал…». Действительно, как это было возможно?
О судьбе и характере Марины Цветаевой говорить гораздо сложнее, чем о ее творчестве. Оба ее родителя были по своему гениальны. Понятно, что античная мифология в ее стихах от отца, музыкальность и ритм от одаренной пианистки матери Марии Мейн. Но похоже уже в детстве Марина понимала, что отец ее очень сильно любил первую его покойную жену. А мать, по воле своего отца «вышла замуж, любя и продолжая любить того, с которым потом никогда не искала встречи». Сложно представить что-то более трудно переносимое для ребенка. Особенно такого тонко чувствующего, как Марина. Разве, что смерть одного из родителей. Что потом и произошло, с ее матерью, когда Марина была подростком. Конечно, это не могло оставить глубокий след в ее открытой душе.
Ведь даже в самом раннем детстве (до 4 лет) она практически физически чувствует и переживает смертельную рану Пушкина в живот. Она видит эту картину в спальне матери. И похоже именно тогда у нее поэт ассоциируется со смертью. Живот, жизнь и боль соединяются в одну точку. Она еще в детстве выбирает себе «черную думу, черную долю, черную жизнь».
В шесть лет в музыкальной школе она видит сцену из «Евгения Онегина». И считает, что именно тогда в ней возникает страсть несчастной, невозможной любви. Позже она понимает, что героиня Татьяны повлияла еще на ее мать. И сама обрекает себя на нелюбовь, видит у себя, как у Татьяны дар роковой, несчастной любви.
161. Фёдор Козырев, ученик Яшалтинской СОШ имени В.А. Панченко. Село Яшалта, Республика Калмыкия
Марина Цветаева – самый не однозначный поэт семнадцатого века. Она не могла жить без любви, но при этом холодно относилась к собственным детям, ненавидела Советскую Россию, но всё-таки вернулась в неё.
Родилась Марина Ивановна 8 октября 1892 года в Москве. Мать, тоже Марина, была пианисткой, а отец, Иван Владимирович Цветаев прославил своё имя созданием Музея изящных искусств имени Александра третьего.
Сама Марина часто вспоминала, что музей был полноценным членом их семьи. Когда отец приезжал из заграничных командировок, обязательно привозил подарки, жене, дочерям и музею.
С детства Марина говорила на нескольких языках. Она была очень романтично натурой и страстно влюблялась. Всё равно в кого: в подругу, в персонажа прочитанной книги, например в Онегина и Татьяну одновременно. Девочка много читала и оттого у неё быстро испортилось зрение. Но она наотрез отказывалась носить очки. Будто бы ей нравится видеть мир размытым, нечётким.
Стихи Марина начала писать в шесть лет, однако её мать считала это бесполезным занятие, так как хотела сделать из дочери музыканта. А девочка всё равно продолжала писать и прятать их от взрослых. При этом, никому не позволяла критиковать свои произведения, любую критику принимала за оскорбления.
В 1910 году Цветаева на собственные средства издаёт дебютный сборник «Вечерний альбом». В том же году знакомится с потом Максимилианом Волошиным. Довольно быстро они станут хорошими друзьями, Волошин даже пригласит Марину в Коктебель, где её ждёт судьбоносная встреча с Сергеем Эфроном.
Марина была старше его на год и три дня. Почти сразу они придумали легенду о том, что родились в один день. Через полгода они обвенчались. Их семью нельзя было назвать крепкой. Марина часто выбирала себе новых кавалеров, но всякий раз сообщала мужу об их существовании и всякий раз возвращалась. В 1912 году у них рождается дочь Ариадна, в 1917 – Ирина.
После октябрьского переворота Сергей не сомневается в своём выборе и в числе первых отправляется в Новочеркасск, чтобы примкнуть к белому движению. Марина остаётся одна в голодной, холодной Москве с двумя дочерями.
Однажды к Цветаевой в дом вломился грабитель. Он ужаснулся окружающей бедности и, уходя, сам предложил Марине взять у него деньги. Эта история ещё долго ходила по Москве в качестве анекдота.
Чтобы не дать дочерям умереть от голода, Цветаева отдаёт их в детский приют. Знала ли она, что её двухлетняя Ира постоянно плачет от недоедания, девочка не пережила зиму. На похороны дочери Марина не приехала, впрочем, она никогда и не скрывала, что любит старшую дочь больше младшей.
Дело в том, что Ариадна была уникальным ребёнком, таким, как и сама Цветаева. К пяти годам она уже могла читать и писать. Девочка взрослела не по годам, в шесть лет начала вести дневник, свои первые стихи, написанные в возрасте семи лет, посвящает матери. «Мой домашний гений» - называла её Марина.
Ирина, в отличии от Али, была обычным ребёнком. Тяжёлые условия жизни с казались на ребёнке, Ирина росла болезненной и слабой. С ней не было не интересно, как с Ариадной, ею нельзя было хвастаться. Смерть младшей дочери Марина встретила равнодушно.
Почти 4 года Цветаева ничего не знает о судьбе мужа. В 1920 году Цветаева заканчивает цикл стихов «Лебединый стан», воспевающий белую армию. 11 декабря Марина Цветаева выступает перед победителями, солдатами и офицерами Красной Армии. Она выходит на сцену, перепоясанная юнкерским ремнём Эфрона, с его Полевой сумкой через плечо и читает лебединый стан, свой гимн белому движению.
Только через полгода почти утратившая надежду Цветаева узнаёт, что её муж жив и находится на пути в Прагу. Через год она с дочерью уедет в эмиграцию к мужу.
Скоро у Марины и Сергея родится долгожданный сын Георгий, или, как его назовут домашние, Мур.
В эмиграции Цветаева пишет особенно активно. Нужно отметить, что Цветаева считала поэзию – настоящей профессией. В отличии от Маяковского или Ахматовой, которые могли сочинять стихи, гуляя в парке, Марина каждый день просыпалась рано утром и сразу садилась писать стихи. И только в 12:00 шла завтракать.
В 1927 году весь русский Париж увидел как чекисты уводят на расстрел Сергея Эфрона. Это был французский фильм, а муж Цветаевой играл в нём крошечную роль заключённого в подвалах ЧК перед казнью. Кто мог предположить, что роль эта окажется пророческой?
Сергей стал всё чаще поговаривают своём желании вернуться на Родину. Он начал думать, что его выбор белого движения был неправильным, что эмигранты виноваты перед оставленный ими страной. Ариадна в этот период полностью отдалилась от матери и стала вместе с Сергеем планировать возвращение в Россию. Аля первая уехала в Советский Союз.
Затем настал черёд Эфрона. После одной неудачной операции его разоблачили и он вынужден был бежать. В одночасье из поэта Марины Цветаевой она превратилась в жену советского агента Эфрона. Её перестали печатать, русская колония Парижа объявила её негласный бойкот.
Цветаева не могла бросить мужа, она была вынуждена вместе с сыном отправиться вслед за Сергеем в СССР. Через несколько месяцев арестовывают и Сергея, и Ариадну. Цветаева пишет письмо Берии, в котором умоляет во всём разобраться.
С началом войны Марина отправляется в эвакуацию. В Елабуге их поселили в деревенской избе. Отношения с сыном были напряжёнными. Марина всё больше убеждается, что является для Георгия обузой. Она считала, что Советская власть отнесётся к нему более благосклонно, если у него за спиной не будет матери-эмигрантки. Цветаева покончила жизнь самоубийством 31 августа 1941 года. Но и Муру оставалось жить недолго, он погиб на фронте девятнадцатилетним.
Эфрона посадили вместе с огромным количеством других белых эмигрантов. Его сделали главой этого дела. Всех их объявили японскими, французскими и прочими шпионами, и все они через 3-4 дня подписали бумагу, что они таковыми являются, кроме Сергея Эфрона, который твердил на всех допросах, что он советский шпион. Всех расстреляли, а с ним не знали, что делать. И после всех пыток в сентябре 1941 он оказался в одной из психиатрических больниц Лубянки. И в деле есть удивительная записью. Находясь в помутнённом сознании, он просит, чтобы к нему пустили его жену, которая стоит за дверью и читает ему свои стихи. Только Цветаева на тот момент уже покончила с собой. 11 октября 1941 года Сергей Эфрон был расстрелян.
Ариадна будет находится в трудовом лагере вплоть до 1955 года. После реабилитации на протяжении всей жизни Ариадна занималась популяризацией творчества своей матери, она мечтала открыть музей, говорила, что готова быть в нём и уборщицей, и гидом, и билетёром. Но музей открылся только после её смерти, однако открытие застала сестра Марины, Анастасия. Она прожила 98 лет и добилась того, чтобы было совершено отпевание Марины, несмотря на то, что отпевать самоубийц запрещено.
Цветаева прожила тяжёлую жизнь. Но она всегда знала, что главная её деятельность – стихи останется в веках, твёрдо верила в то, что её произведения будут перечитывать и через сто, и через двести лет, и, судя по всему, не ошиблась.
160. Александр Москвин, литературный критик. Оренбург, Москва
Затонуло Степаново счастье: Степан Разин в поэзии Марины Цветаевой
Вместе с отдалённым гулом надвигающейся революции и камнепадным грохотом рушащейся империи в русскую поэзию ворвался Степан Разин. Долгое время он таился в народных и ставших народными песнях, где бросал за борт персиянку-княжну, предавался угрюмым думам на поволжском утёсе да видел вещие сны о своей грядущей гибели. Людям свойственно искать в прошлом аналогии с волнующими событиями дня сегодняшнего, а где же ещё обнаружится такой разгул бунташества?
Поэты, рискнувшие воплотить в стихах образ атамана, писали о нём каждый на свой лад. Александр Ширяевец, заметив, как всколыхнулся ярко-красный стяг, с крестьянской прямотой провозглашал, что «не умер Стенька Разин - / Снова грозный он идёт». В поэме Велимира Хлебникова «Степан Разин» разворачивались строки-перевертни, словно пытаясь наладить нарушенную связь времён, ведь, палиндром – это свершившееся путешествие во времени: читая начало, мы одновременно читаем и конец. Владимир Гиляровский, описывая казнь мятежного атамана, показывал, как сильный духом человек может даже умирать на плахе, чувствуя себя счастливым. Василий Каменский, упиваясь разгулом народной стихии, в поэме «Стенька Разин» призывал «славить Солнце-Стеньку» как символ звенящей молодости…
В стихи Марины Цветаевой Разин, хотя и окрылённый тревожными предчувствиями грядущих потрясений, шагнул из задушевной песенности. В финале стихотворения «За девками доглядывать, не скис…» (1916) появляется странница со сказом о Разине и о «его прекрасной персиянке». Повествование о лихих временах и тяжёлых судьбах становится важной деталью деревенского быта, изображённого, конечно, довольно романтизированно. Однако даже столь мимолётное упоминание в таком контексте намекает на глубочайшую укоренённость образа Разина в народном сознании.
В мае-апреле 1917 года Цветаева пишет триптих «Стенька Разин». В нём она обращается к истории, изложенной в песне на слова Дмитрия Садовникова «Из-за острова на стрежень…». Поэтесса делает своеобразный поэтический ремейк знаменитого сюжета, придавая прямой ясности народного сюжета невиданный разгул чувств, полностью преломляющий смысл истории. Через напевные интонации и сереброзвонные метафоры Цветаева доносит не вполне привычный образ «бешеного атмана»: персиянка для него не просто пленница или добыча, а возлюбленная («Я твой вечный раб, / Персияночка! / Полоняночка!»). Соответственно, идя на поводу у пьяной ватаги своих соратников, Разин не просто ставит узы товарищества выше личных интересов. Он предаёт сам себя. Утопив персиянку, Разин перестал быть тем самым «бешеным атаманом» и обрёк себя на поражение.
С выбрасыванием «персияночки, полоняночки» за борт история цветаевского Разина не заканчивается. Обратившись к черновикам Цветаевой, можно увидеть, что тут вступают в дело аллюзии к «Ундине» Жуковского (стихотворному переложению повести французского писателя-романтика Фридриха де Ламот-Фуке). Впрочем, даже без штудирования заметок поэтессы становится понятно, что она использует распространённый фольклорный сюжет – утопленница, как сказано в знаменитой поэме Пушкина, становится «русалкою холодной и могучей». Откровенного мистицизма Цветаева избегает – недаром третья часть стихотворения названа «(Сон Разина)». Однако сон, как водится в народной традиции, конечно же, вещий – мёртвая полоняночка обещает прийти за своим башмачком. Финальные строчки зловещи и полны фатализма: «И звенят-звенят, звенят-звенят запястья: /— Затонуло ты, Степаново счастье!». Но затонуло не некое личное счастье – обывательское благополучие, но и счастье бунташное, разбойничье.
Совсем иным настроением пронизано стихотворение «Царь и Бог! Простите малым…», написанное в первую годовщину октябрьской революции. Огненное кольцо фронтов смыкалось вокруг Советской Республики, и многим казалось, что «красный зверь» будет «смирён и связан». Хотя в сборнике «Лебединый стан», над которым Цветаева работала в годы гражданской войны, белогвардейцы – «белые звёзды доблести русской», «чёрные гвозди в рёбра Антихристу» - откровенно идеализируются, поэтесса прекрасно понимала, что кровожадные времена порождают террор и с той, и с другой стороны.
Волнения тех дней у Цветаевой воплотились в надрывно-истеричные строки. Антри Труайя отмечал, что «Цветаева своей поэзией не говорит: она кричит. Она кричит от тоски, от боли, от любви, от возмущения, от страха перед нескончаемой угрозой смерти». В этом стихотворении особенно слышен надрывный, пронзительный, пробирающий до дрожи крик. В интонациях стихотворения улавливаются и молитва, и причитание, и даже манифест. Рефреном звучат просьбы не казнить, развязать, пощадить, отпустить Стеньку Разина. Истовое кликушество первых строчек к финалу превращается в велеречивое воззвание к недопущению исторических ошибок, примирению, всепрощению. Помилование Разбойника означает спасение и для всех, «в страшную воронку втянутых».
Впоследствии столь развёрнутых обращений к образу Разина у Цветаевой не встречалось, но сам он всё равно не покидал поэтессу, пускай и лишившись как общественно-политических, так и мифологических коннотаций. В стихотворении «Я вижу тебя черноокой, - разлука…» (конец июля 1920-го года) Цветаева поэтически исследует разлуку – состояние, которое на тот момент она основательно прочувствовала и выстрадала. Удалённость от близкого человека, невозможность с ним увидеться и даже связаться представляется то женщиной в разных обличьях, то лихорадкой, то различными зверями, вырвавшимися откуда-то из полусказочных лесов и степей. Вереницу образов венчает сопоставление разлуки с «потомком ли Разина - широкоплечим, ражим, рыжим». Изводящее, выматывающее, опустошающее чувство мыслится подобным бунтарю-погромщику, «выпускающему кишки и перины». Безжалостность и неумолимость внутренних переживаний ни в чём не уступают вольному разгулу народного мятежа.
Ещё раз Цветаева углядит Разина в образе Владимира Маяковского – тоже отъявленного бунтаря, хотя и от мира литературы. Наверное, между двумя этими яркими личностями можно отыскать немало сходств – конечно, не столько реальных, сколько метафорических, надуманных, но Цветаева отталкивается не от родства характеров и устремлений – ей удаётся увидеть в разбившейся о быт любовной лодке Маяковского расписной чёлн Стеньки Разина. Некогда Маяковский счёл, что обязан дать поэтический ответ на самоубийство Есенина, но несколько лет спустя и сам свёл счёты с жизнью. Цветаева, словно следуя его советам, отозвалась на роковой выстрел стихотворением «И полушки не оставишь…» (1930). Там проводится неочевидная параллель в сопровождении вывода, пронизанного мрачной иронией: «Разин — чем тебе не ровня? — / Лучше с бытом совладал». И в этих, казалось бы, не самых значительных строках, можно увидеть не только отношение Цветаевой к Маяковскому, но и свидетельство её духовного надлома. Некогда она утверждала, что Степаново счастье затонуло вместе с утопленной персиянкой, но тут она намекает, что поэту, которого считает схожим с Разиным, следовало бы всё-таки выкинуть княжну за борт, пускай и метафорически…
159. Дарья Тихомирова, ученица МБОУ СШ № 18. Иваново
В погоне за Музой
Каждый, кто хоть однажды обращался к биографии Марины Ивановны Цветаевой, был шокирован тем, насколько многогранной и неординарной была ее жизнь. Она скиталась по свету, по литературным кружкам, по романтическим отношениям, но она никогда не покидала любимую поэзию, единственную вечную вещь в своей жизни. В конце эссе вы поймете, почему оно называется именно так, а пока, с вашего позволения, перейду к кощунственному рассказу о жизни великой поэтессы. Все, кто касается личной жизни великого человека, так или иначе занимаются кощунством.
Если начинать с самого поверхностного, безусловно, стоит затронуть творчество Цветаевой, а именно — его характер до и после коренного перелома. Самое удивительное, что дату творческого поворота все называют разную: кто 1913 год, кто 1921-й, кто аж 1925-й. Пытаться разобраться в этом многообразии дат тяжело, ведь все они верны только для нас с вами. Марина Ивановна наверняка была единственной, кто знал настоящую дату, с которой началась «новая цветаевская литература». Одно можно сказать точно: в этом неизвестном году лиричный текучий слог М. И. стал рваным и бойким, каким и оставался до самого конца.
Эта жесткость, взятая поэтессой под вдохновением творчеством Бориса Пастернака, оценивалась низко многими критиками-современниками, и оценивается так по сей день. Многие литературоведы видят в этом ошибку, попытку уйти от своей природы под предлогом навеянных чужим пером мотивов и стилистических особенностей. Может, оно и так, но кто сказал, что это была фальшивая Цветаева?
Набравшись смелости, я встаю на защиту цветаевской стилевой солянки. Хоть она и сочетает грубый материализм с высокопарным эллинизмом в одной строфе, она умудряется сделать это так органично, что обычный читатель сначала не понимает, что здесь, собственно, не так. Есть в этом что-то родное ее мироощущению, ей самой. Да и как тут не начать мешать железо с пухом, когда твоя собственная жизнь похожа далеко не на сказку?
Жизненный путь поэтессы был полон личных и политических интриг. Личные касались прежде всего бешеной частоты, с которой Цветаева влюблялась в каждый раз новый предмет восхищения. Сергей Эфрон, муж Марины, не мог не знать о ее «греховничестве», как любят выражаться религиозно настроенные ценители литературы. Любовные похождения М. И. предавались общественной огласке, потому Эфрон чуть было не вызвал нескольких любовников на дуэль. Вся это романтическая свистопляска не могла не сказаться на творчестве Цветаевой. Были там и спокойные отношения, и бурные, полные боли и страдания. Один из самых ярких и болезненных периодов, о котором Цветаева позже жалела, описан в запретном цикле стихотворений (названия не будет, знающие читатели догадаются сами).
Отдельного внимания заслуживают отношения Эфрона и Цветаевой с политикой. Знала ли Марина, что ее муж — агент НКВД, доподлинно неизвестно. Тяжелую жизнь в эмиграции омрачали постоянные допросы и обыски Цветаевой, организованные парижской полицией, подозревавшей Эфрона в организации громкого покушения. К сожалению, мы не можем быть уверены, что после такой «встряски» до нас в целости дошло все творчество Марины Цветаевой. Поэтесса уезжает за мужем в СССР, чтобы провести там самые сложные годы жизни.
Гибель Сергея Эфрона окончательно убила в М. И. все остатки былого жизнелюбия. Начался путь ее увядания. Дети в приюте, муж в ГУЛАГе, Марина — в нищете. Горькая незавидная жизнь, рождавшая самые чистосердечные и печальные стихотворения. Начало Великой Отечественной войны ознаменовало последний период творчества этой сильной женщины. Единственной поддержкой Марины был тот самый Борис Пастернак, чью «жесткость» так трепетно вводила в свое творчество. Теперь она была не навеянной, а самой настоящей. Отрывистая, скорбная, печальная жесткость поэтики Марины Цветаевой поставила сильную точку в конце ее литературного пути. В августе 1941 года она повесилась на веревке своего друга, и ее насыщенная событиями жизнь прервалась.
О чем же был этот рассказ? О том, что Марина всю жизнь гналась за чем-то. За рифмой, за образами, за стилем Пастернака, за любовными интригами, за впечатлениями от поездок и общения с интеллигенцией. Но это не так важно, все мы к чему-то стремимся. Куда важнее то, что и саму Марину Ивановну Цветаеву преследовали в вечной погоне. За ней гнались беды, за ней гнались политики, за ней гналась сама жизнь и, в конце концов, смерть. К сожалению, последняя догнала ее быстрее, чем это могло произойти, но тут уж ничего не попишешь, Такова трагичная судьба великой русской поэтессы, зав творчеством которой теперь никому уже не угнаться.
158. Наиль Сиразетдинов, писатель. Казань, Республика Татарстан
Последнее пристанище
О чем думала Марина Цветаева, приближаясь к последнему своему пристанищу, небольшому домику в Елабуге, в тот солнечный, роковой для себя день 31 августа военного 1941 года? О сыне Муре или дочери Але, Ариадне? Что происходило в ее измученном сердце в калейдоскопичной сумятице эвакуации? Что заставило ее добровольно перейти ту незримую грань, отделяющую жизнь от смерти? Их болшевская дача, последний большой дом всей семьи, когда они в последний раз были все вместе или мысли о том, как будет жить уже без нее, единственная теперь зримая кровиночка Мур? А может ей не давала покоя мысль о судьбе арестованной два года назад Али, в такие же солнечные и погожие дни конца августа 1939 года?
Вот она взошла на крылечко и переступила порог дома, в котором им с Муром теперь предстояло жить. В доме никого не оказалось. Ну что же, это ей сейчас только на руку.
Есть все же предел человеческому естеству. На одной из последних прижизненных фото Марины Цветаевой на нас смотрит усталый взгляд уже все же состарившейся женщины. Старели тогда рано, не то что ныне, когда часто семидесятилетние вполне сходят за сорокалетних. Достаточно малейшего импульса, небольшого внутреннего толчка, чтобы растущая безнадежность дальнейшего существования стала очевидной для нее, как безмятежное голубое небо сейчас над ее головой. Тяжелая тоска по Але и сгинувшему в неизвестности сразу после ареста мужу Сергею придавливала душу все сильнее. Все ее мысли были только о них, таких безгранично родных и милых. Теперь рядом только единственная оставшаяся частичка их семьи, Мур. И вот и все!
А может часто она стала вспоминать Ирину, чьей судьбой она как мать так безжалостно распорядилась? Она была не в состоянии в голодной Москве в гражданскую войну прокормить обеих маленьких дочурок, поэтому Ирину она на время отдала в детский приют. Буквально пожертвовав ею ради Али. Там Ирина и умерла. Смерть маленькой тоскливой, нудящей болью отзывалось в сердце Марины Цветаевой всю оставшуюся жизнь.
Та, прошлая жизнь, когда они имели возможность собираться всей семьей, вчетвером, казалась теперь фантастическим сном. Как расточительно они оказывается расстрачивали и совершенно не умели беречь те драгоценные минуты общения. Цветаева еле сдерживалась, чтобы не завыть сейчас в голос. Но глаза оставались у нее сухими. Так всегда было с ней в минуты глубокого сосредоточения. Радостные воспоминания заставили ее даже было забыться, но все же она хорошо помнила, зачем она на этот раз пришла в елабужский домик.
Ощущения в этот погожий денек 31 августа 1941 года обострились у нее до предела. Да, возвращаясь в 1937 году из Франции в СССР после долгой эмиграции, их семья и представить себе не могла куда и в какую страну они возвращаются. Творившееся на Родине изумляло. Аресты знакомых, знакомых их знакомых, были здесь будничным и рутинным явлением. Они жили в Болшево на даче, жили в надуманном и туманном самообмане, что уж их то это зло обойдет стороной. Не обошло. 27 августа 1939 года пришли за Ариадной. Чекисты перерыли весь дом в поиске компромата и увели за собою Алю. Больше свою дочь ее мама никогда не видела.
Марина Цветаева смахнула вдруг внезапно накатившиееся двумя ручейками слезы. И глубоко, всей грудью, чисто по-женски резко вздохнула: "Опять нюни распустила". Она что-то вспомнила и полезла под кровать за большим чемоданом, с трудом выволочив его оттуда. Достала семейный фотоальбом и стала с нежностью рассматривать родные лица, поглаживая подрагивающими пальцами фотографии. Папа, папочка, а вот мамочка, сестренка Анастасия, Сергей, малюсенькая Ириша, Аля, Мур... Мур!!! С внезапным страхом оглянулась, глаза у нее сузились как у кошки, она быстренько засунула фотоальбом в чемодан, не позабыв затолкать его обратно под кровать и словно ее сейчас уличат и застигнут за чем-то тайным и неприглядным, оторвала листок маленького блокнота и резко скашивая строки книзу, начала что-то писать. Потом выпрямилась: "А чего уж там тянуть. Пора!". Вышла в сени и решительно накинула веревку на крюк. Рывком, по-рысьи, вскочила на табуретку...
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверстую вдали.
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли...
157. Ксения Ром, поэт, прозаик, учитель в школе. Самара
"Марина и рябина", — так можно было охарактеризовать атмосферу, царящую 08.10.2022 в здании детской библиотеки, где в маленьком уютном помещении собрались ценители творчества Марины Ивановны Цветаевой. Рябина навсегда вошла в геральдику ее поэзии. Пылающая и горькая, на излете осени, в преддверии зимы, она стала символом судьбы, тоже переходной и горькой, пылающей творчеством и постоянно грозившей зимой забвения.
О.А. Клинг в своей книге «Поэтический мир Марины Цветаевой» пишет об этом так: «Завершает «Стихи о Москве» знаменитое «Красною кистью…», построенное на одном из центральных для Цветаевой автобиографическом мифе. В его основании два семантических центра. Первый—рождение поэта в день Иоанна богослова и отсюда один полюс мироощущения Цветаевой, связанный с тягой к вере, смирению, монашеству, аскетизму. Другое смысловое ядро стихотворения – жаркая рябина, символизирующая неукротимую страсть Цветаевой, её языческое начало, гордыню и фатально предопределённую трагичность (горькая кисть)» Появление Марины Ивановны на свет сопряжено со смертью – извечной темой осени («Падали листья,/Я родилась»). Однако сила и жажда жизни, как видно по последней строфе, пока сильнее смерти.
Имя Марины Ивановны не было мне знакомо с детства, так как в те давние-давние времена, когда я сама ещё была ученицей, фамилия Цветаевой в школьной программе не значилась.
Между тем вся страна, регулярно под Новый год, стругая ""Оливье", смотрела "Иронию судьбы" Эльдара Рязанова, и проникновенное "Мне нравится, что вы больны не мной..." как-то само по себе запало мне в душу и навеки там поселилось.
Ну, а так как я с детства была человеком дотошным, то моей маме пришлось открыть мне страСТную автора этих замечательных стихов. Я с такой страстью пытала маму, что той ничего не осталось, кроме того, как, назвав необычайно красивую фамилию поэта рассказать мне всё-всё, что мама о ней знала.
Я тогда пребывала в состоянии эмоционального шока: Цветаева...Цветы, астры, осень. Марина .Морская, стихийная, не такая, как все. Поэт-женщина, не терпевшая, когда её называли поэтессой, только поэтом.
А потом в моей жизни случился "Жестокий романс" Никиты Михалкова и там снова была Цветаева!
Потом Алла Борисовна своим "Монологом" сразила меня наповал, а Ирина Аллегрова замечательным клипом, снятым на библейский сюжет "отвоевала" так, что никакие Димы Биланы не смогли вытравить из души то первое восприятие и прочтения Цветаевой. Именно прочтения, потому что стихи Марины Ивановны сродни музыке и сразу на неё ложатся, несмотря на трудность восприятия текстов.
А читать Цветаеву сложно, потому что нужно вчитываться и вживаться в её удивительный мир: кипучий, штормящий и мятущийся.
И тогда ощущается её боль: боль непонятого и непринятого человека, боль отвергнутой (конкретным человеком и обществом) женщины и непомерно огромную, всё поглощающую любовь к жизни, вопреки тому страшному концу, который ожидал её нетленную душу, навеки воплотившуюся в простом рябиновом дереве.
В стихотворении 1913 г., посвящённому С.Эфрону – «Уж сколько их упало в эту бездну…» наиболее полно выражено неприятие смерти. В нём как ни в каком другом обнажились ранимость, тонкость душевного устройства поэта. Здесь общепоэтическая и символическая бездна предстаёт как трагическая неизбежность – смерть.
Цветаева, раненная ранней гибелью матери и столь долго игравшая со смертью, в конце стихотворения обращается к читателям:
- Послушайте! – Ещё меня любите
За то, что я умру.
Ощущение своей смертности, конечности бытия оборачивается болью. Цветаевское «Послушайте!» напоминает другое «Послушайте!» – Маяковского. Оба поэта в оппозиции к внешнему, непоэтическому миру, но Цветаева жаждет любви от этого чужого, но столь притягательного мира (« Я обращаюсь с требованием веры И с просьбой о любви»)
В этом стихотворении возникает автопортрет, но в ещё большей степени ощутим отпечаток духовного устройства поэта. Цветаева подчёркивает свою непреходящую детскость. Остро переживая равнодушное состояние мира без себя, после своей смерти, сама даёт себе характеристику: «Меня , такой живой и настоящей На ласковой земле!»
Цветаеву отличало яростное отношение к жизни.
Мужественные слова и строки стихотворения "Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес..." сразу же всплыли в памяти после того, как в нашей семье произошло большое несчастье.Недаром оно восходит к жанру заклинания. Здесь обыгрывается старозаветный сюжет об Иакове, вступившем в единоборство с самим Богом. Автор напрямую не называет имя Бога, а замещает его «тем, с которым Иаков стоял в ночи». Неужели эта хрупкая женщина вступает в единоборство с Ним? Вернее, её лирическая героиня?
Ещё совсем молодой, Цветаева много думает о смерти, в том числе и о самоубийстве. И в 1908 г. и в 1940г. от самоубийства её удерживает мысль только о том, что она нужна – в 17 лет – революции, за год до гибели – детям семье. Однажды зародившись, идея о добровольном уходе из жизни преследовала её до последних дней. А безумная любовь к жизни, судорожная лихорадочная жажда жить уживались в её душе и поэтическом мире.
«Мама и папа были людьми совершенно непохожими. У каждого своя рана в сердце. У мамы – музыка, стихи, тоска, у папы – наука. Жизни шли рядом, не сливаясь…Мама умерла 37-ми лет, неудовлетворённая, непримиримая, не познав священника…Её измученная душа живёт и в нас…Её мятеж, её безумие , её жажда дошли в нас до края», – признавалась Цветаева Розанову. Зрелая Цветаева в очерке «Мать и музыка» писала: «Мать залила нас всей горечью своего несбывшегося призвания, своей несбывшейся жизни, музыкой залила нас, как кровью, кровью второго рождения… Мать поила нас из вскрытой вены Лирики» А музыка ушла в поэзию и прозу Цветаевой, во многом определив неповторимый, завораживающий как сама музыка, притягательный для многих читателей стиль её творчества.
Будучи относительно зрелым поэтом в письме к Юркевичу от 21.07.2016 г. Марина Ивановна опишет своё понимание любви: «…мне не нужно любви, мне нужно понимание. Для меня это – любовь. А то, что Вы называете любовью (жертвы, верность, ревность), берегите для других, .. – мне это не нужно»
В годы студенчества стихи Марины Ивановны казались мне заумными и были абсолютно чужды для моего восприятия. То, что раньше отталкивало и было непонятным, неумолимо влечёт к себе сейчас. Видимо, до Цветаевой мне нужно было дорасти – и физически, и духовно, и, кроме опыта житейского приобрести ещё свой земной опыт – опыт женщины, любовницы, матери, дочери, опыт поэта.
Выйдя во многом из 19-ого века, Марина Цветаева стала крупнейшим поэтом 20-ого столетия, а ныне смело перешагнула в 21-ый век. Её поэтический мир – вне рамок и границ, неповторим и уникален. И каждый в нём находит для себя нечто важное.
156. Марина Александрова, студентка Смоленского государственного университета. Смоленск
Уже кленовые листы
На пруд слетают лебединый,
И окровавлены кусты
Неспешно зреющей рябины,
И ослепительно стройна,
Поджав незябнущие ноги,
На камне северном она
Сидит и смотрит на дороги.
А. А. Ахматова «Царскосельская статуя», 1916
Век спустя эти строки могут быть посвящены другому памятнику, установленному в Одессе. Это памятник двум поэтам, Анне Андреевне Ахматовой и Марине Ивановне Цветаевой. Подобные древнеегипетским царицам, восседают они на скамье в окружении леопардов возле Одесского литературного музея. Хотя нет, слово «подобные» здесь неуместно. Ведь Анна Ахматова и Марина Цветаева – истинные королевы Серебряного века русской поэзии. Огонь и холод, небо и земля, жизнь и смерть – две противоположности, два голоса, звучащих тогда и сейчас. Но самих женщин, словно в насмешку, судьба свела вместе лишь единожды.
Около пятнадцати стихотворений, двадцать пять лет любви и поклонения — вот что связывало поэтесс. Марина Цветаева боготворила Анну Ахматову и неоднократно посвящала ей стихи. Одним из первых было стихотворение «Анне Ахматовой (Узкий, нерусский стан)», написанное в 1915 году. Удивительный, противоречивый, какой-то неземной портрет Анны Андреевны создан здесь Цветаевой. Все стихотворение – антитеза за антитезой. Русская поэтесса – с «нерусским станом», в окружении фолиантов, в турецкой шали. Столь же противоречивы ее чувства – «холод – в весельи, зной – /В Вашем унынии». Марина Ивановна представляет своего кумира ангелом – и одновременно демоном («Облачный – темен – лоб/ Юного демона»). Цветаева боготворит Ахматову – и это обожание и преклонение чувствуется в каждой строке, в обращении «вы», в турецкой шали – мантии, императорском символе. И действительно, безграничной властью над словом и над сердцем обладает Ахматова («Каждого из земных/ Вам заиграть – безделица!»). Последняя же строфа – апофеоз стихотворения, признание в любви.
Встрече предшествовала достаточно обширная переписка поэтесс. Говоря о своем преклонении, Марина Ивановна писала: «На днях буду читать о Вас – в первый раз в жизни: питаю отвращение к докладам, но не могу уступить этой чести другому!». Еще откровеннее говорят строки из другого письма Цветаевой: «Вы мой самый любимый поэт, я когда-то – давным-давно – лет шесть тому назад – видела Вас во сне…». Посылая книги в Петербург, Марина Ивановна просила Ахматову подписать их: «Не думайте, что я ищу автографов, - сколько надписанных книг я раздарила! – ничего не ценю и ничего не храню, а Ваши книжечки в гроб возьму – под подушку!». И действительно сохранила. Сейчас подписанный Анной Андреевной сборник стихотворений «Подорожник» хранится в архиве Цветаевой. Дарственная надпись Ахматовой, сделанная в сборнике, кратка: «Марине Цветаевой в надежде на встречу. С любовью, Ахматова». Вообще в ответ на восторженные и многословные письма Цветаевой Анна Андреевна писала короткие (однако теплые) письма. И их Цветаева также берегла.
Страшными для Цветаевой оказались те дни, когда по городу прошли слухи о возможной смерти Ахматовой. Случилось это вскоре после расстрела Николая Гумилева. «Все эти дни о Вас ходили мрачные слухи, с каждым часом упорнее и неопровержимей», - писала сама Цветаева в очередном письме к Анне Андреевне. - «Эти три дня для меня Петербурга уже не существовало, - да что Петербурга…». Одно это показывает, насколько глубоки были переживания поэтессы, и, возможно, именно из-за этой остроты собственных чувств остальные поэты казались ей в тот момент равнодушными и даже больше, бездушными. И огромную радость принесло ей известие Маяковского о том, что Ахматова – жива! И еще сильнее стало желание встретиться с Анной Андреевной.
Но еще до этого, в 1940 году в руки Цветаевой попал новый сборник стихотворений Ахматовой. И Марина Ивановна неожиданно критически отнеслась к нему, полагая его «непоправимо-белой страницей». Вообще в то время преклонение перед Ахматовой значительно ослабло в душе Цветаевой, и она даже подсмеивалась над собой молодой и своей любовью. «...Да, вчера прочла — перечла — почти всю книгу Ахматовой и — старо, слабо. Часто (плохая и верная примета) совсем слабые концы; сходящие (и сводящие) на нет», - так писала Марина Ивановна в своей тетради о новом сборнике кумира. К тому времени Цветаева считала Ахматову поэтом «без развития, без истории». Поэтом с «готовой душой», что с самого начала творческого пути выявил себя целиком и полностью. Но о встрече по-прежнему мечтала.
И встреча эта, единственная, продлившаяся в два дня, состоялась в 1941 году в Москве. Произошла она на Большой Ордынке в доме 17, в квартире 13 у Ардовых. «И вот в один из дней Марина Ивановна позвонила нам по телефону. Анна Андреевна попросила ее приехать. Но она так сбивчиво поясняла, куда надо прибыть, что Цветаева спросила: — А нет ли подле вас непоэта, чтобы он мне растолковал, как к вам надо добираться? Этим «непоэтом» был я. Мне удалось внятно изложить адрес, Марина Ивановна вскоре появилась в нашем доме», - таковы воспоминания Ардова. А вот со слов Анны Андреевны, записанных Алей, обстоятельства встречи выглядят иначе: «…узнала от Б. Л., что М. И. здесь, дала ему для нее свой телефон, просила ее позвонить, когда она будет свободна. Но она все не звонила, и тогда я сама позвонила ей... М. И. была дома. Говорила она со мной как-то холодно и неохотно — потом я узнала, что, во-первых, она не любит говорить по телефону — «не умеет», а во-вторых, была уверена, что все разговоры подслушиваются. Она сказала мне, что, к сожалению, не может пригласить меня к себе, т. к. у нее очень тесно, или вообще что-то неладно с квартирой, а захотела приехать ко мне».
Но так ли важно, кто и кому позвонил, если долгожданная встреча наконец состоялась? Анна Андреевна и Марина Цветаева несколько часов беседовали наедине, читали друг другу стихи. Обменялись поэтессы и подарками: Анне Андреевне были подарены четки, какие бывали только у тех, кто побывал на могиле Пророка. Четки эти Ахматова носила не снимая. Преподнесла Цветаева переписанные ею «Поэму Горы» и «Поэму Конца», позже изъятые у Ахматовой при аресте сына. «Мы как-то очень хорошо встретились, не приглядываясь друг к другу, друг друга не разглядывая, а просто М. И. много мне рассказывала про свой приезд в СССР, про Вас (Алю) и Вашего отца (Сергея Эфрона) и про все то, что произошло», - так сама Аля записала со слов Анны Ахматовой об этой встрече.
На следующий день женщины встретились в гостях у Н.И. Харджиева и снова долго беседовали. «Марина Ивановна приехала с утра, и весь день мы не разлучались, весь день просидели вот в этой комнате, разговаривали, читали и слушали стихи», - слова Ахматовой. Зачитаны были и отрывки двух поэм: «Поэмы без героя» и «Поэмы воздуха». Оценили друг друга Ахматова и Цветаева весьма критически. Марина Ивановна довольно язвительно сказала, что «надо обладать большой смелостью, чтобы в 41 году писать об арлекинах, коломбинах и пьеро». Анне Андреевне «Поэма Воздуха» также не приглянулась («вещь кризисная и больная»).
После этой встречи они расстались – и более уже не встретились.
155. Станислава Майская, cтудентка художественного отделения СамГУ. Самара
Судьба поэта
“Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами…”
Знакомые со школьный скамьи строчки.
Мелодичные.
Понятные.
Тогда они казались чем - то одухотворенным. Их можно были написать в записке для того самого. Одного - единственного. Первого - последнего...
Их можно было ощущать. Снова и снова.
Ими можно было мечтать.
Но прошли годы…
И они стали другими.
Пережитыми.
Прочувствованными.
Они утратили возвышенность. Перестали быть тайной и откровением.
Они стали приземленными.
Они стали родными.
Строчки, которые не просто говорят.
Строчки, которые ты чувствуешь. Которые ты переживаешь и переосмысливаешь.
Рожденные самой жизнью…
Прокручивая в голове стихотворение, я стояла у здания почты и никак не могла собраться с мыслями. Мой сборник. Сборник стихов, который в распечатанном виде я держала в руках и хотела отправить.
Конкурс. Первый в моей жизни. И такой важный.
А ведь там буду участвовать и состоявшиеся поэты.
По сравнению с ними - я ничто.
Я стояла уже минут тридцать и никак…никак не могла сделать шаг. Шаг, способный перевернуть весь мой мир.
Но важнее этого - шаг, заставляющий меня принять саму себя.
О судьбе поэта можно говорить до бесконечности.
Эта тема значимая и важная в русской литературе.
Затронувшая умы многих гениев, потревожившая великих философов.
Но именно у своего идейного вдохновителя, наставника и учителя я захотела узнать ответ.
У человека, несомненно, талантливого и одаренного, рождённого, чтобы творить, и творящего, чтобы рождаться вновь и вновь.
У Марины Цветаевой, которой и посвятила свой первый сборник стихов.
Марина Ивановна в слове “поэт” всегда видела трагедию.
В её мире он изначально был обречён на страдания, ведь ни эпоха, ни пространство ему не принадлежат, как и он не принадлежит им.
Он другой. “До всякого столетья” - как выразилась она сама в своём стихотворении.
Душа, живущая в другом мире, для которой нет преград и пределов. Для которой не существует самого времени - ведь время порождает рамки, а поэзии рамки чужды. Она создается с целью внести что - то новое и навсегда остаться.
Безразмерная. Вечная.
Поэт говорит о том, что никогда не измениться и не исчезнет, но так, как об этом ещё никто не говорил.
В представлении поэтессы лишь мироздание было соразмерно творцу, ведь именно в нём он и существовал, о нём писал, в честь него творил. И в этом мироздании он был свободен.
Свободен, как птица. Как тот, кто имеет крылья.
И эта свобода ассоциировалась у неё с душой.
Марина Ивановна писала “Равенство дара души и слова — вот поэт”. А про себя говорила: “Душа родилась крылатой”.
Свой талант она представляла как полёт, как невесомость своего существа.
И в то же время, несмотря на чувство прекрасного и живого, поэтессу омрачала правда.
Поэт отличается от всех и вся. А потому отвержен, брошен и отринут.
“Есть в мире лишние, добавочные,
Не вписываемые в окоём.”
Говорила она про поэтов.
“Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться — мне едино.”
Упоминается в стихотворении “Тоска по Родине”, в котором одновременно мы ощущаем и грусть по родной стороне и безразмерное одиночество и осознание: на каком бы языке поэт не говорит, какой бы крови не был, на чужбине ли находился или на родине, - везде и всегда он будет чужим - “мне всё равно, мне всё едино”.
Особенно остро и чутко противостоянии поэта и мира ощущается в стихотворении “Поэт”.
Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший — сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью
В мире мер?!
Поэт - изгой, отщепенец.
И Марине Ивановна знала это по себе.
Не вписывающаяся ни в какие рамки. Не принятая на Родине, отвергнутая как поэт за границей - в кругу русской интеллигенции.
Чужая. Не принятая...
Но не опускающая рук, пишущая для души и от души.
Ищущая любовь и понимание.
И не находя их, выражая всё в строчках, в словах.
Свою боль. Свои страхи. Свою потерянность.
Ещё на заре своего творчества в одном из стихотворений она написала: “Прохожий, остановись!”
Мольба ещё юной, но не по годам талантливой и умной девушки. Мольба о помощи, о понимании…
Но понимания не будет.
И предсказывает это Цветаева в юности, когда мир поэзии ею уже открыт, но она пока не открыта для него.
Так и поэт в её облике будет говорить и станет услышан, но лишь тогда, когда заговорит “голос из - под земли”. Её голос. Голос мёртвого поэта.
И всё - таки, какой бы трагичной и ничтожной не казалась судьба поэта ему самому и окружающим. Есть в ней - сером небе и лучи солнца.
Те самые моменты, когда поэт в полной мере осознает полноту своего таланта, уходит в поэзию с головой
В одном из писем к Иваску она писала:
“"Нет, голубчик, ни с теми, ни с этими, ни с третьими, ни с сотыми… ни с кем, одна, всю жизнь, без книг, без читателей, без друзей, — без круга, без среды, без всякой защиты, причастности, хуже, чем собака, а зато -
А зато — всё".
Всё.
То самое мироздание что соразмерно творцу. что является его приютом и спасением. Творчество, песня слова.
Полёт фантазии, ночь бессонная, но продуктивная, рука. пишущая, словно сама, слог, идущий из ниоткуда на язык, работа мысли, что напоминает тёплый летний денёк, само дыхание жизни.
И это всё как маленькое солнышко в груди, что согревает в самые тяжёлые времена, что дарует смысл, заставляет действовать, творить, дышать…
Как целый мир. Только внутри.
Стихотворение “Поэт”, на первый взгляд печальное, трагическое, теперь видится совсем в другом свете.
“Тот поезд, на который все
Опаздывают…
- ибо путь комет.
Цветаева была мастером слова.
Так задумайтесь. “Комета”.
Разве при этом слове приходит на ум, что - то отвратительное и уродливое. Напротив. Полёт кометы - как послание Богов, их благословение. их “привет”.
Как дар, данный небесами. Людям.
Простым людям, не поспевающим за “поездом” - жизнью, которая у поэтов другая.
Ведь им не нужны проводники - книги, чтобы увидеть красоты мира, стать тем, кем всегда мечтал, исполнить мечту…
Они сами являются проводниками. Они проводят свет в наш мир: “Как луч тебя освещает!”
Их жизнь нельзя уместить ни в расписание. ни в календарь. Она настолько непредсказуема и многогранна, что её не смогу сдержать ни одни границы.
“Мы бога у богинь оспариваем
И девственницу у богов!”
Ещё одна строчка, раз и навсегда ставящая точку в теме поэта и поэзии.
Поэт в глазах Цветаевой сравним с богами.
Нет. Он выше их - ведь он посягает на их дары.
Мотив божества - создателя, творца стихов и миров, заключённых в них. Вдыхающего жизнь в слова. В людей, в целые миры.
Имея при этом лишь лист бумаги и перо.
Так какова же судьба поэта?
Одиночество? Непонимание?
Возможно.
Но вместе с тем и то, что недоступно другим - целые миры, прекрасные и удивительные.
Миры, в которые поэт вдохнёт жизнь.
Которые вдыхают жизнь в других.
Наконец, собравшись с силами, я решилась. Сжав листы со стихами, я зашла на почту. Оформила отправку и, запечатав конверт со сборником, отдала на отправку.
Что меня ждало - я не знала.
Меня могли высмеять.
Могли осудить и не понять.
Отвергнуть.
Но я решилась.
Ведь, как показала Марина Ивановна, это стоит того.
А уж что из этого выйдет. Посмотрим.
154. Анастасия Рогатнева, студентка филологического факультета СмолГУ. Смоленск
«За любовь за твою за лютую»
Говорила мне бабка лютая,
Коромыслом от злости гнутая:
— Не дремить тебе в люльке дитятка,
Не белить тебе пряжи вытканной, —
Царевать тебе — под заборами!
Целовать тебе, внучка, — ворона.
Приближаясь к полуночи, но не успев добраться до нового числа, родился поэт, будто отмеченный апостолом Любви. И, действительно, любовь, в ее недостатке и избытке, вела поэта через ярко зажжённые залы и черные коридоры в завтра. А завтра и родилась Марина Цветаева. Отмечая 8 октября ее День Рождения, стоит добавлять, что оно наступит позже – ближе к числу 9, на грани, где и числа-то особой роли не играют. Должны ли они что-то решать сейчас? Человек ограничен теми же числами, пока ими ограничивает себя. Жизнь Цветаевой безгранична. И не по причине ее поэтства. Причина в любви. Как бы банально все ни было, но любовь, любого качества и срока годности, лежит в основе всего, в том числе, нас самих. Только что делать с этой любовью?
Цветаева взращивала в себе поэта в затишное время. Детство подарило ей множество возможностей, из которых, будто зная что-то из завтрашнего дня, она брала все нужное. Юность встретила молодого поэта еще жарче: первые публикации, любовь, надежда на юное дарование, знакомства, стихи, венчание… Но после затишья всегда приходят тяжелые времена.
Любила Цветаева красиво, но будто бы вполсилы. Ее раннее творчество требовало проверки на искренность, преданность, силу и мужество. Никто другой ничего от нее не требовал.
Первая мировая война. А затем гражданская. Муж демобилизован. Два ребенка. Нищета. Голод. И гордость… Смерть младшей дочери. Многие винят Цветаеву в последнем: недолюбила, недоберегла. Может быть и так – не хватило сил любить: любить Родину, которая разрушается и рушит все вокруг, отвергая и ее; любить детей, без поддержки, в страхе и панике; любить себя, не потерять свое лицо. В итоге Цветаева потеряла практически все. И будет терять за недостаток и переизбыток.
Ровно облако побелела я:
Вынимайте рубашку белую,
Жеребка не гоните черного,
Не поите попа соборного,
Вы кладите меня под яблоней,
Без моления, да без ладана.
Жизнь переломилась, сменила вектор: новые города, новые знакомства, попытки выжить, оставаясь собой. Цветаева эмигрировала из России к мужу, которого на долгое время потерла. Казалось, жизнь станет лучше: кое-какие заработки, единственная дочь растет, родился сын, рядом муж и стихи – стихи пишутся. Но любовь требует. Муж Цветаевой, Сергей Эфрон, как и дочь, постепенно перебирались обратно – на Родину. Они приняли новые правила, Цветаева же не хотела их принимать. Но хотела домой. Обида и любовь смешались в одну большую боль. Или в еще большую любовь?
Не сумев осилить недовысказанную, недополученную любовь, она отдала ее главному человеку в своей жизни – сыну. Он заменил ей все: мужа, дочь, друзей, Родину, Бога…И стихи. Нет, Цветаева продолжает писать, но это уже не главное. Главное – Мур.
Цветаева многое сделала не так, как человек, но пережила все удивительно точно, как поэт. Все что не принял сын, в котором не было воспитано умение ценить любовь, приняли стихи. Она во много потеряла себя в неконтролируемых чувствах, но пыталась вернуть. В завтрашнем дне она на Родине, которую, по-честному, никогда и не покидала.
Поясной поклон, благодарствие
За совет да за милость царскую,
За карманы твои порожние
Да за песни твои острожные,
За позор пополам со смутою, —
За любовь за твою за лютую.
Возвращение домой. Каким оно должно быть? Цветаеву встретили «пылко»: сначала арестовали дочь, затем мужа. Ей осталось лишь пытаться уберечь сына, который устал быть ею любим. Она осталось одна: в стране, которую любит, но которой и не нужна, с сыном, которого любит, но которому так же не нужна, со стихами, которые тоже оказались ненужными. Ее любовь никому не была нужна, как, казалось, и она сама, ставшая этим горьким, как и ее рябина, чувством. Она не стала дожидаться очередной встречи с апостолом Любви – устала жить в завтрашнем. В последний день лета ее не стало. Даже напоследок она, со ставшей свойственной ей больной любовью, позаботилась о дорогом ей сыне.
Во много Цветаева стала жертвой, как патриот, как поэт, как женщина, жертвой любви, в первую очередь, к своей стране, которую у нее отняли. Но какой ужасной она ни была бы, как бы долго и сильно ни избивала ее, заставляя терять и терять, Цветаева предана ей: «За любовь за твою за лютую».
Как ударит соборный колокол —
Сволокут меня черти волоком,
Я за чаркой, с тобою роспитой,
Говорила, скажу и Господу, —
Что любила тебя, мальчоночка,
Пуще славы и пуще солнышка.
«За любовь за твою за лютую» Цветаеву любят сейчас. Любят через стихи. И она через свои стихи все еще любит. В этом Цветаева хороша. Безгранична. Ведь, как мы знаем, числа ничего не значат. Наверное, поэтому не хочется восхвалять Цветаеву, как человека, ее творчество и заслуги перед литературой: все это ограничено, словами или тематикой, разницы нет. Вся суть в любви – именно в ней Цветаева жива. И лишь тогда, когда понимаешь эту «лютую» любовь, начинаешь и Цветаеву любить так же «люто».
Приближаясь к полуночи, но не успев добраться до нового числа, родится ли новая Цветаева? Кого отметит апостол Любви нести избыток и недостаток любви через историю и время? Ведь, наверное, пора…
153. Елизавета Сивакова, студентка Смоленского государственного университета Смоленск
Много рассказано и написано о Марине Цветаевой, настолько много, что, приступая к написанию этой работы, я немного растерялась. О чем же рассказать в своем сочинении, о чем поговорить, чем увлечь? Перебирая в памяти все, что я когда-либо слышала о великой поэтессе, я вспомнила эпизод из её жизни, который когда-то мне очень хорошо запомнился, а сейчас пришелся весьма кстати.
Всем пророкочет голос мой крылатый –
О том, что жили на земле когда-то
Вы – столь забывчивый,
Сколь незабвенны.
Эти строки юная Марина Цветаева посвятила не менее молодому, но очень талантливому актёру-современнику – Юрию Завадскому. Узнав про их историю чуть больше, мне показалось, что об этой случае просто необходимо рассказать.
Они познакомились в октябре 1918 года, когда Павел Антокольский привел Марину на занятие в театральную студию Евгения Вахтангова. Это можно было назвать любовью с первого взгляда: Цветаеву сразу заворожил статный высокий красавец с классическим античным профилем лица. И мало того, что красавец, так ещё и с голубыми глазами («что-то ангельское»), с падающей на лоб седой прядью в двадцать три года… Словом, Марина увлеклась молодым актером отчаянно и со всей страстью, результатом которых стали потрясающие в своей нежности стихи:
Ваш нежный рот –
сплошное целованье...
Любовь ли это - или любованье,
Пера причуда - иль первопричина,
Томленье ли по ангельскому чину –
Иль чуточку притворства –
по призванью...
Именно здесь, в Мансуровском переулке, Цветаева начала постепенное знакомство с прежде чуждым ей миром театра. Прошло совсем немного времени, и она увлеклась всерьез студийцами и их волей к жизни, энтузиазмом, энергией. Они давали ей стимул жить, хотя Цветаева была старше студийцев всего на несколько лет. В этот момент Россия переживала тяжелый период своей истории – шла гражданская война, повсюду боль, разруха, голод – а студийцы, будто назло всему, искали новые пути в театральном искусстве. Это был вызов, который всегда импонировал строптивой и мятежной Цветаевой. Это отразилось и в некоторых стихах поэтессы:
Я с бандой комедиантов
Браталась в чумной Москве...
В то же время Марина, вдохновленная Завадским, почти каждый день, начиная с 1918 года, пишет ему стихи. «Зачарованная им», как она сама говорила позднее, Цветаева собирает эти произведения в сборник «Комедьянт», ставший потом, по её мнению, одним из лучших в её карьере. В потоке этих стихов, объединенных одной мыслью, точно прослеживается облик актера-комедьянта, человека искусства, необычного и противоречивого, но «с нежным и прекрасным лицом» – того Юрия Завадского, которого все знали и не знали одновременно.
Она рассказала читателям такую весть: вот жил когда-то этот «забывчивый и незабвенный» актер «с нежным ликом, знобящим грудь, как зимние моря», – Юрий Завадский. Как трогательно и нежно звучит её признание ему:
Друг, разрешите мне
на лад старинный
Сказать любовь,
нежнейшую на свете.
Я вас люблю...
И от того ещё страннее узнавать, что сам Завадский будто сторонился этой нежности, всепоглощающего присутствия в его жизни. Они встречались очень часто: на репетициях, на спектаклях, на читках пьес, на вечеринках и общих прогулках… Всегда в обычной жизни Завадский был отстранен, можно сказать, что холоден, что совсем не вязалось с его обликом на сцене, или в работе над новой пьесой, когда энергия кипела в нем через край, заражая всех остальных вокруг. Возможно, его пугала чрезмерная любовь Цветаевой, её одержимое желание «одарить», любить первой, любить безоговорочно. Сама Цветаева позже писала об этом с грустью: «Никто не хочет любви, которая вечно горит в моем сердце».
Обладая тонким чутьем, Завадский, кажется, понимал, что Цветаева совсем не такая, как все, женщина, и её любовь может погубить. Поэтому, не смотря на стопочку потрясающих стихов и пьес, посвященных Юрию Александровичу (по их тональности и настроению совсем не трудно догадаться, кто был вдохновителем), пути Цветаевой и Завадского в какой-то момент разошлись, чтобы потом вновь пересечься в 1976 году, когда вышла в свет «Повесть о Сонечке»…
Но это уже совсем другая история.
152. Рамила Гахраманова, блогер, магистратура ВятГУ. Киров, Кировская область
Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший сер,
Где вдохновенье хранят, как в термосе,
С этой безмерностью в мире мер.
(апрель 1923, М.И. Цветаева)
«Безмерность» М.И. Цветаевой, её исключительность, творческая индивидуальность стали главными венцами поэта, которые так выгодно отличают его от современников. Не поэтессы, а поэта – по старой ахматовской памяти мы знаем, что настоящие талантливые люди вне рода, вне нации и, так как мы собрались здесь спустя 130 лет, вне времени.
В чём феномен Цветаевой? В чём искать её уникальность?
Талантливый человек талантлив во всём – многие слышали такое, казалось бы, банальное, но правдивое изречение. Откуда начинается гениальность поэта? С кончиков прядей до пальцев.
Многие современники отмечают песенное плавное течение в речи Цветаевой – она изъяснялась словно стихотворной прозой, «белым стихом». Стоит отметить, что широкий кругозор Марины Цветаевой ставил её в центр дружеского внимания – с удивительным собеседником хотелось пообщаться многим. Эта речь смеси мудрости и ребяческого каприза. Да и писала она так же, как и говорила – ритмично, сглаживая звуки и углы, подчёркивая, усиливая, раздельно, выделяя.
Цветаева обладала богатым словарным запасом. Его наполняемость была с глубоким стилистическим пластом оттенков – от обиходной речи до редких терминов, от диалектов и просторечий до словаря барочной архитектуры. Такая проникновенная языковая осязаемость делала поэзию Цветаевой яркой, чувственной и интересной. Многие современники отмечали, что любой разговор с поэтом мог перейти к словесной игре, литературному турниру, и брошенное ею наугад слово, мысль непременно должны были быть подобраны собеседником.
При прочтении стихотворений М.И. Цветаевой появляется ощущение лёгкой лиричной поэтичности. Пишет чувственная, преданная, осторожная и кроткая девушка. Но внешность и образ жизни поэта далёк от лёгкости женского идеала. Несмотря на вечную нужду в близкой дружбе, тёплом крепком плече, ранимость и излишнюю привязанность к людям, встречающимся на её пути случайно и неслучайно, в ней было что-то природно-тяжёлое для неё самой. Мужские руки, жёлтые ногти, чуть грубая походка выдавали в ней человека удручённого, озабоченного тяготами судьбы и обыденностью дней. В ней был надлом, который заставлял её скитаться по странам, людям, страницам, изданиям. Надлом, режущий и больной, любопытный и умный, но какой-то нервный, опасный, который делал её речь болезненной.
Цветаева боролась всегда. Неукротимая, решительная, воинствующая, она всегда на стороне побеждённых, так как победители ей претили. Стиснутая рамками беспросветной нужды, М.И. Цветаева – необычайной одаренности человек – была вынуждена принять правила мятущейся судьбы. В стихотворениях вычитываешь трагедию несовместимости бренного и вечного. Её стихия – трагедия героизма, жертвенности, гордыни и бедности. Можно даже сказать, что М.И. Цветаеву возбуждало любое дерзновение, борьба – «взять сторону угнетённого», как писал Н.В. Гоголь. В одном из писем она писала: «...беда во мне, я не умею любить, кроме своей души, то есть тоски, расплесканной и расхлестанной по всему миру и его пределам. Мне во всяком человеке и чувстве тесно...я не могу жить во днях. Эта болезнь неизлечима, и зовётся – душа». Тем не менее это не помешало, а даже способствовало новому дуновению поэтического ветерка в русскую литературу первой половины ХХ века.
Как поэт, она ощущала нутром каждое слово – вслушивалась, вчитывалась так, словно каждая буква обладала огромным значением. Она беззаветно любила слово, его самостоятельное значение, его архитектонику. Читая чужие стихи, она делалась актрисой: кивала головой, взмахивала руками – рисовала образы стихотворения.
М.И. Цветаева не примыкала ни к одной литературной группе поэтов – в ней была непоколебимая уверенность в своей непохожести на других – в своём даре от Бога. Ей были свойственны гордость, самоутверждение, но в её случае сознание своей силы – правда, а не порок. Она была органична в своей естественности. Она так чувствовала мир, и эти чувства оставили в своих сердцах многие.
М.И. Цветаевой тяжело давались бытовые домашние работы, чего не скажешь о трудностях творчества, над которыми она легко носилась и даже с удовольствием. Ей нужен был только стол и покой (см. «Стол» Цветаевой М.И.). И стихотворения лились под тонкой струёй озарения свечи. Торжество поэтического дара, которое выходило за пределы рукописей, комнаты, художественной мысли и мировосприятия эпохи. Цветаева всегда была на шаг впереди, и творчество поэта было понято литературным сообществом уже потом.
Трагичный уход из жизни - не менее трагичной была и сама жизнь М.И. Цветаевой. Как говорила она сама: «Одному человеку не хватает одной жизни, другому – её слишком много».
(О, этот стих не самовольно прерван!
Нож чересчур остёр!)
...И – дерзновенно улыбнувшись – первым
Взойти на твой костёр.
Примечание
В эссе использованы материалы из книги «Марина Цветаева в воспоминаниях современников: Годы эмиграции» - М.: Аграф, 2002. – 336 с.)
151. Алевтина Бояринцева, музыковед, кандидат искусствоведения, критик.
Счастье поэта быть музыкантом
Если бы вместе с Мариной не родилось ее чувство к музыке, не родилась бы нежная и гордая Марина Цветаева. Для многих музыкальное детство - первое жизненное испытание. Даже если ребенок одарен, избыток «музыки для учения», настойчивые в своей идее воспитать конкурентоспособного музыканта родители, шумный педагог превратят его жизнь в маленький режимный ад.
Но если ребенок - музыкант-Поэт, все требования режима он превратит сначала в игру, потом в звучащие строки: кантиленные или речитативные (стремительный речитатив secco, прочувствованный accompagnato). Это счастливая история Марины Цветаевой. Одна из немногих счастливых в ее жизни.
Нотки-воробушки, Прекрасный Рояль, табурет, с которого так весело спрыгивать после занятия, такие разные «музыки» - сводной сестры и матери – все это герои детской музыкальной сказки. И одновременно форма примирения суровой дисциплины и абсолютной свободы. Ее могла создать только Марина Цветаева, дочь пианистки. И это могла сохранить в стихах только Марина Цветаева, поэт-музыкант.
Удивительно, что для нее в музыке самым трудным стали ноты – знаки. Их можно было бы приравнять к буквам. Или к тайнописи, а себя увидеть археологом, человеком, которому доступна тайна знаков. «Но ноты <…> - никогда не полюбила. Ноты мне – мешали: мешали глядеть, верней не-глядеть на клавиши, сбивали с напева, сбивали с знанья, сбивали с тайны, как с ног сбивают, так - сбивали с рук» («Мать и музыка»). Мешали еще и тем, что ограничивали свободу общения со стихией звука. Поэту хотелось слушать музыку - и слышать ее, наслаждаться ее стихийностью, непокоренностью. А нотные знаки стихию превращали в прозу. Они условно и примитивно отражали то, что казалось Марине неуловимым.
Позднее отношение к нотам на листе изменится. И даже приблизит момент открытия своего берега в том потоке Лирики, в который погрузила ее мать, – берега поэзии. Увидев в детстве, как пишутся слова в романсах – расколотыми на слоги (слог - нота), - Марина повзрослевшая повторит этот опыт уже на своих собственных словах: «вынужденная необходимостью своей ритмики». Вот лишь один всплесков лирической музыкальной волны, подхватившей поэта еще в раннем детстве – слишком раннем для нот, но своевременном для музыкальных впечатлений.
Своевременной, хотя и болезненно неприятной, была встреча с метрономом: «я его стала ненавидеть и боятся до сердцебиения, до обмирания, до похолодания, как и сейчас боюсь по ночам будильника, всякого равномерного, в ночи, звука» («Мать и музыка»). Для Марины всякая мера, всякий закон – а метроном их объединяет и взаимно усиливает – скучны и страшны. Ее строки неумеренны, не примерны, ее цезуры, пунктуация – «незаконны». Интонационно-мелодический поток поэзии вступает в конфликт с метроритмом. Их примиряет только внутреннее чувство меры, данное поэту от рождения и воспитываемое им. У Цветаевой, возможно, был свой особый «метроном» - не тот, который механически отщелкивает время, а тот, который создает временную ось. Она позволяет поэту точно ощущать время звучания и время молчания. Цветаевский метроном - одушевлен: это континуум, несущий на себе сложную, подвижную конструкцию стиха. Он - антипод метронома из детства. Тот «был – гроб, и жила в нем - смерть». Этот, цветаевский, - простор и свобода для живого поэтического пульса.
Музыка, записанная нотами, закончилась для Марины со смертью матери – ранней, тихой, ожидаемой. Музыка как лирическая стихия началась после освобождения от уз обязательности. «Недюжинных», как напишет позднее сама Цветаева, музыкальных способностей оказалось мало для консерватории, сцены, жизни за клавиатурой. Но достаточно, чтобы раскрыться поэтической природе. Музыка как форма парадоксального высказывания (единство в многозвучности, «читаемость» невербального содержания) помогла Марине Цветаевой: подсказав, что стихотворение может иметь плотную или прозрачную фактуру, что и стена аккордов, и полет пассажей - ему в помощь, что поэзия не может быть равнодушна к тональности. Наконец, что стихотворение имеет право на мелодичность и принципиальный отказ от нее, что темпы, тембры рождаются вместе со словом.
Все эти странности и страстности цветаевской поэзии, конечно, напоминают ранний немецкий романтизм - литературную музыку Гофмана, прежде всего. Напоминают взаимной любовью литературы и музыки. Насколько романтикам была важна красота выражения, настолько интересен был Цветаевой опыт некрасивости. К Романтике она смело добавляла Драматику, к полету – активное действие и контрдействие.
Действенно, смело, драматично, музыкально и литературно развита простая конструкция «за то, что» в двух таких разных, но в равной мере цветаевских сочинениях, как «Реквием» и «Мать и музыка». Их различность чуть смягчается благодаря встречному движению прозы и поэзии: в «Реквиеме» звучит ритмоинтонация прозы, в эссе «Мать и музыка» имитируются поэтические рифмы и ритмы.
«За то, <что>» - структура-анафора. Она помогает объединить разнообразную последовательность ассоциаций. Этот ряд кажется внутреннее более сложным, противоречивым в «Реквиеме» - ведь в нем идет речь (поется) о целой жизни поэта:
…За всю мою безудержную нежность…
…За быстроту стремительных событий…
…За то, что я умру…
В эссе анафора и ее развитие подчинено определенной, конкретной мысли: «Но клавиши – я любила». Однако ассоциативный разбег и здесь очень широк:
…За черноту и белизну…
…За то, что с виду гладь, а под гладью – глубь…
…И за то, что это – траур…
Анафора и ее продолжение-развитие воссоздают композиционно-драматургическую идею музыкальной формы, любимой Шуманом, Брамсом, Рахманиновым, – свободной вариационной. Каждая строка – маленькая вариация на заданную тему: «верить и любить» в «Реквиеме», «любила клавиши…» в эссе. И в стихотворении, и в воспоминаниях есть своя кода, подводящая итог вариационному развитию и одновременно выводящая тему на новый уровень. В молитве – «любовь=жизнь, поэт=жизнь (+смерть), поэт=Любовь». В эссе – печально-настойчивое равенство «море – мать - музыка»: «Так море, уходя, оставляет ямы <…>. Эти музыкальные ямы – следы материнских морей – во мне навсегда остались».
Звучат ее стихи, поет о дали море,
И помнит песня прозы о радости и горе.
И черно-белый клавиш, и черно-белый жизни –
Тон счастья и надежды, тон века и Марины.
150. Алёна Кириллова, студентка Волжского университета имени В.Н. Татищева.
Марина Цветаева-это волевой человек, с нелёгкой судьбой. Поэт, подаривший нашему миру бесценные труды многих лет. Погружаясь в творчество и жизнь великого поэта, начинаешь видеть особенность его работ, родившихся в душевных страданиях, ведь именно они написаны от всего сердца.
И как сердце мне испепелил
Этот даром истраченный порох.
Каждый человек, хотя бы раз сталкивался лицом к лицу, со строгим взглядом судьбы, дающей новое испытание. Но ведь согласитесь, что далеко не каждый, преодолевая эти самые муки, посланные свыше, так стойко, как Марина Цветаева, сможет передать неизмеримую боль в строках стихотворений.
Мной ещё совсем не понято
Что дитя мое в земле.
Для Цветаевой была свойственна лирика в стихах, она любила говорить с читателем, через свои произведения.
Не думай, что здесь - могила,
Что я появлюсь, грозя...
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
Она была чувственной, живой, не каждый человек выдержал бы такой любви, вырывавшейся из груди Марины Цветаевой. Всю свою жизнь она восхищалась многими поэтами, находила в них свое вдохновение и делилась своей любовью и уважением к ним с помощью своих стихотворений. Одним из таких является: "Нежный призрак" из цикла стихотворений "к Блоку". В целом, особое чувство Марина Цветаева испытывала именно к Александру Блоку. Она создала себе идеальный образ Александра Блока и жила с этим, буквально боготворив его:
Восковому святому лику
Только издали поклонюсь.
Поэтесса мечтала встретиться с А. Блоком лично, но когда такая возможность была предоставлена самой судьбой, та не решилась и лишь передала ему свои "Стихи к Блоку". Больше у неё не было шансов с ним встретиться, так как через год поэта не стало. Почти всегда те выдуманные в голове образы любимых нами людей, не соответствуют действительности и мы открыв глаза разочаровываемся в своем представлении и понимании о человеке. Блок не был идеальным, он не был таким, каким его описывала в своих стихотворениях М. Цветаева:
- Плачьте о мертвом ангеле,
Рыцарь без укоризны.
Он был живым, настоящим человеком, совершавшим порой ошибки.
Цветаева жила Стихотворениями, большинство важных для её души событий были отражены на её творчестве. Она была сильной, но не каменной и не смогла выстоять после многих потрясений, подаренных ей её судьбой. Примечательно, что Пастернак, дав ей верёвку, с целью того, чтобы упаковать вещи для переезда сказал: "Она такая крепкая, хоть вешайся". Посредством этой роковой верёвки печальным и трагическим образом закончила свою жизнь М. Цветаева, однако память о ней до сих пор живет и будет продолжать жить в сознании читателей.
149. Александр Прохоров, журналист, переводчик
Мятежница с вихрем в крови
Свою жизнь она воспринимала как страницы легендарной Книги Судеб. Книги, где всё предначертано каждому - «отродясь и дородясь». Ей суждено было вступить в спор с «веком веса и счёта», погибнуть и победить.
Тише, тише, тише, век мой громкий!
За меня – потоки и потомки…
Марина Цветаева писала о себе: «Я – мятежница с вихрем в крови…»; «Быть барабанщиком! Всех впереди! Всё остальное – обман!»; “Мне счастья не надо…»
Родилась Марина Ивановна Цветаева в Москве. Отец, И.В. Цветаев, профессор, основатель Музея изобразительных искусств на Волхонке, был сыном сельского священника Владимирской губернии. Мать, урождённая М.А. Мейн, смешанного польско-немецкого происхождения. «Я и духовно – полукровка», - считала Цветаева.
Как бы предчувствуя раннюю смерть в 1906 году, мать торопилась передать дочери всё, что чтила сама: музыку, поэзию, старую Германию, презрение к физической боли, культ святой Елены, «с одним против всех, с одним – без всех».
«После такой матери мне осталось только одно: стать поэтом» («Мать и музыка»).
Писать стихи Марина начала с 6 лет. В ранних сборниках – «Вечерний альбом» (М.. 1910), «Волшебный фонарь» (М., 1912), «Из двух книг» - Цветаева находится во власти юношеского эгоцентризма. Она «безумно увлечена собой», «слишком розовой и юной». Она ещё в ладу с «прелестным веком» («Ах, этот мир и счастье быть на свете…»).
Во втором сборнике уже появляются дисгармоничные ноты, оттеняющие «блаженную юность» с её верой в собственные силы и возможности.
«Я – мятежница с вихрем в крови…»
«В Марине Цветаевой, - отмечала Берберова Н.Н., - было что-то трагическое от рождения… С людьми ей было страшно трудно, и с близкими, и с чужими она была как будто с другой планеты. Для неё всё было не так. Она сама творила вокруг себя драмы. Из-за тяжёлого характера многие от неё отворачивались».
Сестра Анастасия вспоминала: «Была в Марине с детства какая-то брешь в её соотношениях с дурным и хорошим: со страстью к чему-то и в непомерной гордости она легко и пылко делала зло».
«Юные годы Марины (до её встречи с Сергеем Эфроном), девичество её были – печальны. Ведь именно в 17 лет она пыталась покончить с собой»…
Красноречивым ключом к пониманию этого шага стало стихотворение «Молитва». Лирическая героиня исполнена вдохновенной силы и любви к жизни, от которой она ждёт Абсолюта: «Я жажду сразу всех дорог!» «Чтоб был легендой - день вчерашний. Чтоб был безумьем - каждый день!»
И – неожиданно или естественно?- просит Создателя: «Ты дал мне детство -лучше сказки. И дай мне смерть – в семнадцать лет!» (М.И. Цветаева. «Молитва», 1909.)
Для меня лично особенно значимо, что именно в том 1909 году родились мои любимые бабушки по отцовской и материнской линиям – Агния в Санкт-Петербурге и Елена в Москве, соответственно 6 мая и 17 августа. Так что же это было за время? И что всё же могло подвигнуть Марину к попытке самоубийства в столь юном возрасте?
Вот рассказ Анастасии о событии 1909 года: «Это было в театре, на представлении «Орлёнка» Ростана. Револьвер дал осечку. После этого неудачного выстрела она приехала в Тарусу к Тью (гувернантке Марии Александровны) и сказала: «Не удалось».
«Такою, - замечает в «Кусте рябины» Павловский А.И., - была эпоха: в десятые годы… по стране прокатилась эпидемия самоубийств – среди молодёжи… Одна из частей «Поэмы без героя» называется «1913 год» - с самоубийцею в центре сюжета… То было одиночество гения…»
«Считаю себя слишком достойной всей красоты мира», - заявит Цветаева в январе 1912 г. перед венчанием с С.Я.Эфроном, не предугадывая той «достоверной, посудной и мыльной лужи», в которой окажется с 1917 года.
Романтик по строю души, Цветаева не признавала никакого «организованного насилия» поэтических школ. «Искания и разыскания» символистов были ей чужды, как любая «теоретика» - идеологическая, политическая, литературная. Её девизом было: «ни с теми, ни с этими, ни с третьими». Отвергая любую структуру, она признавала любую стихию – природу, язык, народ, наконец, «стихию стихотворную».
«Единственная обязанность на земле человека – правда всего существа».
Что Цветаева ценила, так это «поэтическую отзывчивость на новое звучание воздуха». И когда пришёл 1914 военный год, в её поэзию вошли народная стихия и тема России.
Но стихи свои она почти не печатала. Лишь в 1922 году в Москве вышли «Вёрсты» - своего рода лирический дневник 1916 года – года её поэтической зрелости.
Революция довершила превращение Марины в поэта. «Истинный поэт, по Цветаевой, это - «равенство дара души и глагола».
«Признай, минуй, отвергни Революцию, - свидетельствовала Цветаева, - всё равно она уже в тебе» («Поэт и время»). «Из Истории не выскочишь», «России меня научила Революция» - так ответила Цветаева на вопрос, откуда взялись в её творчестве эти неподдельные народные интонации.
Интенсивность творчества Марины Цветаевой ещё более усилилась в тяжелейшее четырёхлетие 1918-21 гг., когда с началом Гражданской войны муж уехал на Дон («Добровольчество – это добрая воля к смерти»), а Цветаева осталась в Москве одна с двумя дочерьми, - лицом к лицу с голодом и всеобщей разрухой.
Как ни удивительно, но никогда ещё не писала Цветаева так вдохновенно, напряжённо и разнообразно. С 1917 по 1920 год она успела создать больше трёхсот стихотворений, поэму-сказку «Царь-Девица», шесть романтических пьес (не говоря о трёх незавершённых). И, кроме того – сделать множество записей-эссе. Она любила этот жанр, так же, как и эпистолярный.
Ещё раз напомню цветаевское изречение «Мне счастья не надо…»
«Парадоксально, но счастье, - отмечает Павловский А.И., - отнимало у неё певческий дар… По-видимому, 1927 год, когда была создана «Поэма Воздуха», был по разным причинам временем наитяжелейшей тоски по Родине… Вот из этого-то великого горя, душившего всё её существо, и возникла одна из самых странных, одна из самых трудных и загадочных поэм Цветаевой – «Поэма Воздуха».
Сама Марина Ивановна была убеждена, что беда углубляет творчество. Она вообще считала несчастье необходимым компонентом творчества.
В 1922 году Цветаева эмигрировала, оставив в России своих читателей. В 1929 году вернулась на Родину, оставив за границей свои книги.
Аресты близких, тоска полнейшего одиночества, трагическое ощущение своей ненужности – «ненадобы», война, страх за сына, эвакуация в глухую Елабугу превысили меру душевных сил. И Цветаева, попав в тупик, сделала то, что давно возвещала в стихах, - отказалась жить.
Я вечности не приемлю!
Зачем меня погребли?
Я так не хотела в землю.
С любимой моей земли!
Цветаева предвидела, что её «звёздный час» пробьёт нескоро, но пробьёт непременно.
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берёт!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черёд.
И вот этот черёд, конечно же, настал. Марина Цветаева выросла в поистине «утысячерённого человека» - в Поэта, который в наши дни справедливо причислен к Великим.
148. Полина Красникова, студентка ФГБОУ ВО "Хакасский государственный университет им. Н.Ф. Катанова". Абакан, Республика Хакасия
Образ Москвы в творчестве Марины Ивановны Цветаевой.
Тема Родины в творчестве Марины Ивановны является можно сказать почти ключевой. Но особенно я хотела бы обратить внимание на образ малой родины – Москвы – и её влияния на становление Цветаевой как поэта и личности. Именно образ Москвы стал первой ступенью в широком патриотическом направлении её литературной деятельности. Марина Ивановна родилась и воспитывалась в профессорской семье, поэтому атмосфера искусства и высокой культуры сформировали её высокую чувствительность к происходящим вокруг событиям. Написанные стихи о Москве относятся к раннему периоду её творчества (весна-лето тысяча девятьсот шестнадцатого года), когда она ещё жила в любимом городе и восхищалась им. Позже эта любовь выразилась в цикле «Стихи о Москве», где Цветаева изображает в основном дореволюционную Москву. Основной темой цикла являлось описание и характеристика древнего города. Несмотря на перенос столицы в Петербург Петром I Москва для неё всегда была центром России. Древняя столица имеет особый многогранный облик, накопивший богатое историческое прошлое, а также она одарена воинской славой и небывалой красотой. Марина Ивановна постоянно подчёркивала духовность Москвы, её связь с народными традициями. А главным украшением города предстают величественные храмы. Поэтому Москва в творчестве Цветаевой названа белокаменной с золотыми куполами. Достаточно вспомнить такие строки:
Облака – вокруг,
Купола — вокруг,
Надо всей Москвой
Сколько хватит рук.
Также можно отметить другое стихотворение из цикла:
Над городом, отвергнутым Петром, перекатился колокольный гром…
Царю Петру и Вам, о царь, хвала! Но выше, цари: колокола
Пока они гремят из синевы – неоспоримо первенство Москвы,
И целых сорок сороков церквей сеются над гордынею царей!
Цикл написан в жанре оды, где автор воспевает красоту родного города и гордится, что живёт в нём. В цикле преимущественно учитываются российские историко-культурные особенности, главной из которых Марина Ивановна обозначает православную веру, вследствие чего образ города воспринимается как символ национальной святыни. Это можно проследить в следующих строках:
Москва! Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси — бездомный.
Мы все к тебе придем...
И льется аллилуйя
На смуглые поля.
— Я в грудь тебя целую,
Московская земля!
Вместе с этим она упоминает отдельные церковные праздники, такие как день Иоанна Богослова и Пасху, свидетельствующие в её стихах о глубокой связи души автора с чем-то возвышенным, чистым. Идеи христианского смирения, покровительства и защиты нашли своё отражение в созданном поэтом образе дореволюционного города с его соборами, часовнями и куполами, отражающими саму жизнь Москвы. Как бы далеко Цветаева не была от России, исконная столица всегда была её домом, приютом для бездомных и отвергнутых. Эпитеты "горький", "жаркий", которыми в последнем стихотворении цикла описывается ветка красной рябины, подчёркивают страстный и импульсивный характер лирической героини, с которой отождествляет себя Марина Ивановна Цветаева. Очень важно, что Москва для неё тут воспринимается как живое сердце родной страны, где всегда множество православных храмов и церквей, которые создают её уникальный образ.
Стоит также отметить время создания данного цикла – март-июнь 1916 года. Два года уже идёт Первая мировая война, зреет общественное недовольство, страх за будущее своей страны сильно тревожил Цветаеву. В общем необходимо выделить ряд проблем, которые поднимаются в этом цикле. Во-первых, это грядущие перемены в городе. Во-вторых, переживания за родной город, который может потерять свой исторический облик. И наконец - страх перемен – ей очень дорог облик старой Москвы. Той Москвы, где она родилась и выросла, где впервые в раннем возрасте издала первую книгу и нашла своего читателя. Однако вскоре серьёзные потрясения в стране навсегда изменят её жизнь.
Так, Москва, а вместе с ней и вся Россия, всегда оставались в памяти и сердце её великого поэта, отдавшего за неё даже жизнь. Дань уважения к малой родине была начальным этапом в огромном пройденном пути любви к своей большой родине. Проведя больше десяти лет в эмиграции, Марина Ивановна решает вернуться в Россию вслед за своими мужем и дочерью, пытаясь сбежать от разгоравшегося пожара нацистского влияния в Европе. Однако она была уверена, что прежней России больше не существует и возвращаться некуда. Будучи уже не в силах пережить тяжести последовавшего ареста в СССР, потерю контактов с семьёй и друзьями, она не смогла сопротивляться ударам судьбы. И тридцать первого августа тысяча девятьсот сорок первого года трагически завершился жизненный путь Марины Цветаевой. Печальная несовместимость Цветаевой с обстоятельствами жизни обрекла её на одиночество. Это было гордое и горькое одиночество, которое она была вынуждена нести. И может быть только глубокая внутренняя укоронённость в национальной стихии, остро пережитое чувство потери, а затем обретения в душе родины, России, помогли ей не только сберечь, но и взрастить свой могучий дар. Наверно только когда человек что-то теряет, он начинает по-настоящему это ценить, любить и тосковать от утраты. Прогулка по белокаменным окрестностям под утренний звон колоколов – это и есть Москва в творчестве Марины Ивановны Цветаевой.
147. Галина Костенко, тальман. Архангельск
Конец августа 1989 года. Мне 16 лет. Я помогаю бабушке выкапывать картошку. Подцепляю лопатой картофельный куст, переворачиваю землю. Таким образом переворошу два ряда. А потом ковыряемся с бабушкой в рыхлой земле, достаем картофелины и разговариваем.
В какой-то момент я поделилась о том, что родители не купили мне новую спортивную форму и кроссовки. Что в школе придется ходить в старом костюме. Жалуюсь на них, как они так смеют поступать. Мне учиться надо, а они как-будто не понимают. Э-эх.
И вдруг бабушка мне говорит: "Галя, тебе надо Цветаеву почитать."
"Кто такая Цветаева?"
- Она поэт. - отвечает бабушка так словно она ее подружка.
Я смотрю на нее ошарашенными глазами - как безграмотная бабушка может знать какого-то поэта? Она ведь даже книжек не читает. Мы с сестрой ей иногда читаем. Но книжки с таким автором я у нее не помню.
А бабушка продолжает: "Ее надо обязательно женщинам знать. Она наш женский Христос."
Бабушка верующая, я нет. Знаю, что Христа распяли на кресте. У бабушки висит на шее крестик с Христом. А разве есть крестик с распятой женщиной? Не знаю.
Бабушка рассказывает дальше: "Когда началась война, Цветаева с сыном оказалась в эвакуации. Живет в чужом доме. Работы нет, деньги тают, сын-подросток требует устроить его в школу. Она добирается до другого города, голодная, уставшая. На пароходе страшно. Тут и мобилизованные мужики и раненные солдаты, женщины, дети. Кругом шум, рев, смех, давка. В этом городе встречается со знакомыми. Но в том городе тоже нет ни денег ни работы. Она на пароходе в этих жутких условиях возвращается обратно. На следующий день хозяйка и хозяин дома пошли убирать урожай на совхозные поля. Цветаева отправляет сына вместе с ними на работу. Ведь за такую работу дадут хлеб и немного денег и им это так необходимо сейчас. А когда хозяева возвратились домой, то увидели, что их постоялица повесилась. Она как Христос. Христос перед смертью все людские грехи на себя взвалил, чтобы людям жилось легче. А Цветаева всю тяжесть женского, военного бытия взвалила на себя, взобралась как на Голгофу на табурет и покончила с собой, чтобы другие женщины никогда бы не оказались в такой ситуации."
"Бабушка, она здесь покончила с собой?" - спросила я, зная о том, что у нас есть совхозные поля и бабушка там работала.
- Нет.
- Она когда-нибудь здесь жила? - я все еще недоумевала от того, что бабушка о ней так много знает.
- Нет. Все женщины во время войны рассказывали ее дневник друг другу. Также как я тебе сейчас. Из уст в уста. Везде, на Севере, в Москве, Ленинграде, Сибири, в нашем поселке голодные, уставшие женщины нет, нет да и вспомнят о том как жила последние дни Марина Цветаева. Поплачут, пожалеют ее, друг друга и решают жить дальше. - потом скомандовала - Галя, начинай новые ряды, я эту картошку дособираю.
Я выкапываю кусты и думаю о поэте. Как так получилось, что незнакомые женщины в поездах, пароходах, гостях могли рассказывать друг другу о ее смерти. Даю себе слово читать ее стихи.
Лето 1991 года. В книжном магазине нашла томик со стихами Цветаевой. Купила. Читаю, учу, наслаждаюсь нестандартным ритмом, рифмами, переписываю в тетрадку.
Август 2022. В России идет спецоперация. Мне 49 лет. Младшая дочь на распутье - не учится, не работает.
31 августа 2022 года в крупной библиотеке проходит вечер памяти Марины Цветаевой. В зале зрители - женщины всех возрастов. Под звуки музыки нам читают ее последние дневниковые записи. Я не знаю как спрятать слезы. Слушаю и вижу слабость, растерянность, ответственность, ужас, голод, ненужность, отчаяние не только Марины Цветаевой, но и многих женщин, живущих в то, военное время, живущих в наше время. И я соглашаюсь с бабушкой и обращаюсь к поэту как к подруге: "Марина, не правда, ты не покончила с собой. Ты наш женский Христос! Ты жива!"
146. Алена Мосина, клинический психолог, поэт. Москва
«Золотые деньки» Марины Цветаевой в Тарусе
Детские воспоминания Марины Цветаевой о «маленькой, мирной Тарусе», городе её беззаботных и счастливых лет, были отрадой и внутренним маяком поэтессы на протяжении всей жизни.
Я родилась и выросла в Москве, но, оказавшись в теплые майские выходные в Тарусе, ощутила, будто бы Таруса – мой родной город. Свежий воздух, старинная Воскресенская церковь, величественный собор Петра и Павла, потрясающий вид на Оку, удивительные люди вокруг – приветливые, отзывчивые, светлые. Из суетной, нетерпеливой атмосферы большого мегаполиса, где каждый занят своими проблемами, попадаешь в уютный, спокойный, созерцательный провинциальный городок, куда до сих пор даже по железной дороге не доберёшься, - от Серпухова нужно ехать на автобусе.
Стоял конец мая, уже распускались вишни, сирени задерживались – казалось, еще немного солнца, – и будет слышен на набережной и в садах ее аромат… Удивительный памятник Марине Цветаевой, установленный на набережной, неподалеку от собора Петра и Павла, работы скульптора Юрия Соскиева и архитектора Бориса Мессерера: стройный силуэт, узнаваемый нос с горбинкой, босые ступни, левая ладонь у сердца… Марина стоит перед нами, словно в поклоне. Весь город – словно воспоминание о детстве, о беззаботном времени: «Ах, золотые деньки! // Где уголки потайные, // Где вы, луга заливные // Синей Оки? // Старые липы в цвету, // К взрослому миру презренье // И на жаровне варенье // В старом саду…»
Детство Марины Цветаевой завершилось в тринадцать с половиной лет, с ранним уходом из жизни её матери, пианистки Марии Мейн.
Музей семьи Цветаевых расположен в самом сердце Тарусы. Дача «Песочное», в двух километрах от города, на отшибе, в лесу, где многие годы проводила лето семья Цветавых, к сожалению, не сохранилась. Но в музее воссоздан макет дачи: уютный деревянный дом с мезонином, просторной террасой, небольшим балкончиком. Сестра Марины Ивановны – Анастасия Цветаева, провела здесь не только детство, но и жила в этом доме и в зрелые годы.
В начале четвертого, вечером, перед отъездом домой, мы с другом шли по набережной – дальше памятников Цветаевой, Ахмадулиной, Паустовскому, – на тропинке за Воскресенским серпантином, мы увидели «Цветаевский Камень». Как известно, находясь в эмиграции в Париже, а позже – в Елабуге, Марина всей душой тосковала по Тарусе, любимому городу, и именно в эмиграции написала такие пророческие строки: «Я хотела бы лежать на тарусском хлыстовском кладбище, под кустом бузины, в одной из тех могил с серебряным голубем, где растет самая красная и крупная в тех местах земляника. Но, если это несбыточно, если не только мне там не лежать, но и кладбища того уж нет, я бы хотела, чтобы на одном из тех холмов … поставили в тарусской каменоломни камень». Мне захотелось сфотографировать Камень на память, так что я была увлечена процессом съемки, как вдруг, неожиданно, к нам подошел солидного возраста человек, и произнес такие слова: «А вот в том ручье, неподалеку, Марина Цветаева мочила ножки… Есть поверие…».
Разговорившись с Сергеем, так звали нашего нового знакомого, коренного жителя Тарусы, мы отправились в его сопровождении на небольшую экскурсию.
Проведение это было, или подарок нам перед разлукой с Тарусой, но за час мы увидели старинное кладбище, могилу художника Мусатова, величественное здание Дома литераторов, песчаный пляж, и даже предположительное место, где располагалась дача «Песочное». В благодарность я подарила Сергею деревянный брелок с надписью «спасибо». Наш удивительный экскурсовод скрылся из виду так же внезапно, как и появился, где-то далеко остался позади, в столпе пыли от проехавшей машины…
На скамейке, у памятника Марине Ивановне, глядишь на Оку, и вспоминаешь нежные, пронзительные строки: «К Богу идут облака; // Лентой холмы огибая, // Тихая и голубая, // Плещет Ока. // Детство верни нам, верни // Все разноцветные бусы, – // Маленькой, мирной Тарусы // Летние дни».
А меня Таруса вдохновила вот на такие строки:
Задержалась майская благодать,
Заговорилась с небом, -
Яблони робко цветут ,
Замерла черёмуха, - не раскрылась...
Вишни роняют снег,
Весь двор белый-белый.
Нарциссы перемешаны с одуванчиками,
Одуванчики самовлюблённо смотрятся в лужу.
Холодно в Подмосковье,
Поёт скворец.
Просыпаешься с петухами, -
Солнце бойкое, бьёт в занавески...
К восьми - горожан Тарусы,
Туристов и дачников,
Экскурсоводов и всех-всех-всех
Колокольня собора Петра и Павла
Зовёт на службу...
В центре - фонтан, украшенный мелкой мозаикой,
Бегают дети, проезжают велосипеды...
Будет дождь - разговорились лягушки...
Накануне, на другом берегу Оки
Отсчитала кукушка ещё две недели весне - до лета...
145. Дарья Якусевич, студентка Гродненского государственного университета имени Янки Купалы. Гродно
Счастье по цене розового сердолика
Когда я говорю «Цветаева», я плачу,
Как будто это я воскрес на третий день
Поведать о ее блаженной неудаче,
О первенстве её и о её беде...
В. Айзенштадт
… Детство, одиночество, юность, затем снова одиночество… Цепочка моментов, дней, месяцев, лет… Так жила маленькая девочка Марина, не замечая вокруг себя перемен и радостей. Она любила оставаться одна, предпочитала вымышленных героев живым людям, читала книги вместо того, чтобы заводить новые знакомства. Несмотря на это, Марина Цветаева не была лишена чувств: её душа волновалась, требовала бунтарских настроений и ликовала всякий раз, когда девушка предавалась мечтам о прекрасном будущем.
…Лето 1911 года. Дача Максимилиана Волошина. Именно в это время судьба уготовила для юной поэтессы волну прекрасных высоких чувств: девушка встречает Сергея Эфрона. Большое счастье приняло форму маленького розового сердолика, который, по мечтам Марины Цветаевой, должен подарить ей будущий муж. «Конечно, сердолик этот он нашел тотчас же, на ощупь, ибо не отрывал своих серых глаз от ее зеленых, – и вложил ей его в ладонь, розовый, изнутри освещенный, крупный камень, который она хранила всю жизнь, который чудом уцелел и по сей день…».
…День за днём душа Марины Цветаевой наполнялась желанием заботиться и сопереживать, оберегать и находиться рядом – любить. Загаданный ею камень не просто исполнил мечту, он подарил ей смысл дальнейшего существования, открыл новую главу жизни. Чувственность, искренность и эмпатичность легли в основу её тогдашнего творчества:
Пусть на земле увядание,
Над колыбелькою крест!
Мальчик ушел на свидание
С самою нежной из звезд.
Отношения с Сергеем Эфроном по-настоящему вдохновили Марину Цветаеву: она выпустила сборник стихов «Волшебный фонарь». Именно так она видела этот союз: как нечто волшебное, светлое, способное бороться с окружающей темнотой. Молодым людям действительно не раз приходилось защищаться, ведь сначала пара пыталась победить болезнь Сергея, затем убеждали родных в желанности и прочности будущего брака.
После свадьбы пара отправилась в путешествие по Европе: они посетили Италию, Францию, Германию. Начало супружеской жизни казалось Марине Цветаевой замечательным, беззаботным. Ей нравилась свобода, она любила чувствовать, как сама распоряжается своей новой жизнью, и в то же время поэтесса была безумно влюблена в своего мужа. Именно это время по-настоящему насыщено для неё теплом, радостными эмоциями:
Да, я, пожалуй, странный человек,
Другим на диво!
Быть, несмотря на наш двадцатый век,
Такой счастливой!
Не слушая о тайном сходстве душ,
Ни всех тому подобных басен,
Всем говорить, что у меня есть муж,
Что он прекрасен!..
Так, подаренный розовый сердолик стал началом большого счастья Марины Цветаевой. Одиночество и отрешённость сменились семейной жизнью и беззаботностью, а творчество наполнилось особой душевностью, которая трогает читателя, одерживая победу над временем и пространством.
144. Данил Вишняков, студент УрФУ.
Между нескольких строк
Как я уже писал в эссе о К.Д. Бальмонте, поэт – это созвучие несозвучного, это ком из мощнейших экзистенциальных чувств, которые несет в себе человек. Отмечу слова Е.А. Евтушенко: «Поэт в России больше, чем поэт…». На плечи поэтов порой ложится тяжелая ноша, которую необходимо пронести через жизнь и выплеснуть. Марина Цветаева не была исключением. Ее биография наполнена трагическими событиями: рано потеряла родителей, детей, любимого человека… Смерть буквально преследовала ее, забирая самое светлое, что у нее было. Разруха, голод, нищета – символы, воплощенные в промежутке того страшного времени, в которое ей пришлось окунуться. Период Великой Октябрьской социалистической революции, а также временные промежутки до и после, характеризуются разделением страны на два лагеря – красных и белых. Цветаева наблюдала, как люди предают друг друга, как постепенно террор проходит по стране и забирает ее друзей, родных и близких. Это было отражено в поэме «Крысолов».
В стихах ее, несущих столько боли
Среди любви и неизведанных границ,
Они не помнят. Что им плоть от крови?
Порой у смерти тоже много лиц….
Гениальность Марины заключалась в поэтическом не подражании другим образцам, моде своего времени. Она отказывалась принимать эту жизнь такой как она есть, но при этом упорно принимала все ее тяготы…
143. Елена Зипунникова, лаборант КДЛ. Cтупино
Наверное, я счастливица. Совсем недавно подруга подарила мне тоненький томик в незамысловатой обложке: Марина Цветаева, "Стихотворения". "О-О-О, как интересно", - подумала я. Кажется, я где-то слышала это имя, и вот теперь судьба дает мне шанс составить собственное впечатление. Раскрыв невзрачную на первый взгляд книжицу, я выпала из жизни на несколько часов, завороженная легкой, чарующей поэзией. "Да, великая", - подумала я. Она воистину великая. Стихи такие нежные, трепетные и вместе с тем очень женские и лиричные. Кажется, мне довелось прикоснуться к чему-то воистину ценному, неуловимому, как крылья летящей бабочки, но такому прекрасному. Почему-то невольно вспомнился недавний поход в Третьяковскую галерею, то душевное волнение, что заставило меня замереть в благоговейном восторге у картин великих мастеров. Казалось, я прикоснулась к чему-то издавна знакомому. Есть в этом некий элемент обыденности, ведь репродукции картин великих мастеров знакомы нам с детства. Поверьте, это впечатление весьма обманчиво, смутные, слегка размытые впечатления от знакомства с репродукцией едва ли несут в себе хотя бы сотую часть того света, тепла и очарования, чуда прикосновения к чему-то воистину прекрасному как знакомство с оригиналом. Так и сейчас, раскрыв небольшую книжицу, с удивлением увидела знакомые с детства строфы, чудесные песни из советских фильмов, знакомые нам с детства, это тоже она, и им несть числа этим чудесным лиричным стихам-песням. "Генералам двенадцатого года", "Уж сколько их упало в эту бездну", "Мне нравится, что вы больны не мной". Поэзия Цветаевой такая тонкая, лиричная, безусловно, очень женская, кажется она обращается именно к тебе и душа откликается, очарованная небесными строками, продиктованными свыше. Поэзия вещь такая, немного мистическая. Иногда умом понимаешь, да сильно, безусловно сильно, но душа спит. Поэзия Цветаевой - это любовь с первой строчки. Любовная лирика прекрасна, но в 39 году в ее творчестве появляются и гражданские мотивы. Ведь истинный поэт не может остаться глух к событиям, происходящим в мире, что и это чудесно. Не сомневаюсь, мне не раз захочется перечесть чудесные строки, такие мягкие, лиричные и в тоже время жизнеутверждающие. Спасибо Господу за то, что эта женщина была с нами, неся свет в этот мир.
142. Владимир Злобин, писатель. Новосибирск
Хлыстовка
Когда громоздкий Андрей Бугаев отмучил Берлин своими жуткими танцами, Цветаева заметила, что «фокстрот Белого — чистейшее хлыстовство: даже не свистопляска, а (мое слово) — христопляска, то есть опять-таки Серебряный голубь, до которого он, к сорока годам, физически дотанцевался».
Но ведь и сама Цветаева, обратившись в 1930-е к воспоминаниям, ступила на тот же голубиный путь. Поведя себя из детства, ещё свободного от предстоящего ужаса, Цветаева нарочно закрутилась с хлыстами, с самой любимой Серебряным веком сектой. Далёкая от стилизаций Ремизова, кабинетности Мережковского, сладости Пришвина, поддёвки Клюева или одиноких поездок Блока, Цветаева поместила своих хлыстов в свою же отправную точку, в детство, предопределив свой миф и свои горести этой притягательной «мистической» сектой.
В тридцатых так было делать уже странновато. Другая, заводская гудела эпоха. Чем-то совсем от неё далёким казалась тёмная изба с косматыми Христами, но Цветаева не постеснялась вынести из неё сектантскую поэтику, совпав с хлыстами в движении, телесности, в напряжении экстатической пляски.
Она ведь вся в кружениях — литературных, чувственных, географических, у Цветаевой даже фамилия такая, что вот-вот облетит.
Ты — как круг, полный и цельный:
Цельный вихрь, полный столбняк.
Я не помню тебя отдельно
От любви. Равенства знак.
Воронки, вихри, смерчи, всё какая-то втянутость, тревожная и губительная... Любимая поэтическая фигура Цветаевой — круг, от «пятисоборного круга Кремля» до царского древа в «в круглом раю». В «Земных приметах», раннем прозаическом опыте 1919 года, Цветаева связывает детство, круг и хлыстовство в единый образ:
«Хлыстовское радение — круговая порука планет — Мемнонова колонна на беззакатном восходе… Карусель!»
Казалось бы, совсем скоро умрёт Блок и будет убит Гумилёв, уйдут в Европу те, кто прежде хотел идти к Китежу, а тут опять хлыстовство, первое небо из тех, народных, семи. Несколькими годами ранее Цветаева опрометчиво «ставила хлыстовской Богородицей» Ахматову, у которой лесной венец вызвал лишь аристократический холодок. Это все те же вихри, шаткость замлевшего мозжечка, когда закружился и потерялся во времени, пространстве, словах.
О, Цветаева любила кружиться! «Велик Бог — посему крутитесь!». Потому и «не от мира сего».
Всё началось с Тарусы, с детства на тамошней даче. К 1895 году калужская хлыстовская община была разгромлена, и к юной Цветаевой прибрели лишь «загарные, янтарные» женщины с «ожигающим собирательным оком». Она назвала их Кирилловнами, хотя «никакого Кирилла и в помине не было». Хлыстовки, как птицы, жили в ягодном гнезде за ивами с бузиной. Оттуда местная Ева приходила к Цветаевым воровать яблоки в каком-то странном, заповторённом грехе. И оттуда же, упрятав «кудри в плат», Цветаева мечтала принести ягод «горбоносой» Ахматовой, как хлыстовки приносили им в Тарусе викторию:
На лестницу нам нельзя, —
Следы по ступенькам лягут.
И снизу — глаза в глаза:
— Не потребуется ли, барынька, ягод?
Как такового сектантства в «Хлыстовках» нет. Цветаеву занимают хлыстовские сюжеты, которые она пронесла через свою поэзию: наигранное опрощение («Над синевою подмосковных рощ»), заслуженность наказания («Душа, не знающая меры»), тайное сокрытое знание («Нищих и горлиц»), опьяняющий экстаз («Так вслушиваются…»), пророчествование («Гибель от женщины. Вот знак…»). Вновь кружение, возврат к началу. «Она и так наша будет, — гостья наша мечта'нная, дочка мысленная...», — голосами хлыстовок предрекала себе Цветаева.
Ближе всего с хлыстовством Цветаева сходится на телесном уровне. Она полюбилась Кирилловнам «именно за эту мою жадность, цветущесть, крепость». И действительно, в Цветаевой много огня, почти истерики, едва сдерживаемого, колкого электричества. Были поэты медленные, разворачивающиеся в мощь, как буря, а Цветаева — быстрый поэт, в её творчестве очень много «—», резких уточняющих выпадов. Проза для Цветаевой слишком нетороплива, поэтому она вычёркивает слова этими «—». Опять взлёт, смазанность, вихрь. Но вот что странно: вопреки своему кружению, растрёпанности, поднятому платью, покрасневшим щекам — телесность Цветаевой не эротична и не возбуждающа, а как-то по-хлыстовски самозабвенна и даже забывчива, когда крутятся лишь для того, чтобы мир оставался на месте. Может, именно это Цветаева и вынесла из Тарусы: свою собственную пляску, динамику калужской дорожки, которая непременно приведёт обратно домой:
«Я бы хотела лежать на тарусском хлыстовском кладбище, под кустом бузины, в одной из тех могил с серебряным голубем, где растет самая красная и крупная в наших местах земляника».
Так позднее цветаевское желание перекликается с ранней «кладбищенской земляникой», которой «крупнее и слаще нет», а тарусский «бузинный куст» прорастает одиноким ветвистым памятником. О нём перед смертью вспоминала Ахматова:
Двух? А еще у восточной стены,
В зарослях крепкой малины,
Темная, свежая ветвь бузины…
Это — письмо от Марины.
В конце концов, что такое кружение? Это союз покоя с движением. Возврат из точки в точку. Цветаева была обречена вернуться в Тарусу, к своим загорелым хлыстам. И пусть нет того тихого кладбища, зато на той самой дорожке, у зарослей ивы и бузины, там, где из-за плетня выглядывали ожигающие Кирилловны, а юная поэтесса срывала ягоды, поставлен камень.
На нём высечено:
Здесь хотела бы лежать
МАРИНА ЦВЕТАЕВА
141. Александра Денисова, МАУ ДО ДДТ "Каравелла". Бор, Нижегородская область
«Поэма горы» и «Поэма конца» в контексте творчества Марины Цветаевой
Марина Цветаева - поэт огромного таланта имела трагическую судьбу, которая отражалась и в её творчестве. Но одним из плодотворных периодов во время эмиграции был 1922-1925 гг., его ещё называют «чешский период». Он длился более трех лет. Именно в этой время она написала знаменитые произведения: «Поэма Горы» и «Поэма Конца», которые в 1926 вышли в свет в журнале «Версты» в Праге. Данные произведения, как отмечают литературоведы, считается чуть ли не кульминационная точкой творчества поэтессы. Поэмы принадлежат к числу высших достижений русской поэмы XX столетия.
Интересно то, что «Поэма Конца» была начата в тот день, когда была завершена первая поэма. И это не просто совпадение, поэмы объединены одной тематикой и событием - неудавшимся романом поэтессы с Константином Родзевичем. Поэмы биографичны, известен также и холм, давший название первой поэме, – холм Петршин, расположенный на западной окраине Праги.
Обе поэмы отмечают начало нового этапа в поэзии Марины Цветаевой — по ним часто проводят границу между «ранним» и «поздним» творчеством Цветаевой.
Томас Венцлова определяет эти два произведения кульминационными в творчестве Цветаевой. Поэмы представляют своего рода диптих и рассматриваются литературоведами, как правило, вместе. «События «Поэмы Горы» — плач по любви, уже завершившейся, «Поэма Конца» — описание того, как эта любовь рушилась».
«Поэма Конца» - это продолжение «Поэму Горы». Здесь рассказывается о разрушении любви. Если кратко назвать две данные поэмы, то можно обойтись двумя словами «любовь» и «разлука». Основная тематика поэм – чувства и отношения влюблённых.
Сама Цветаева связывала данные поэмы между собой, в письме Пастернаку она писала об этом: «Гора раньше и — мужской лик, с первого горяча, сразу высшую ноту, а Поэма Конца уже разразившееся женское горе, грянувшие слёзы, я, когда ложусь, — не я, когда встаю! Поэма горы — гора, с другой горы увиденная. Поэма Конца — гора на мне, я под ней». Пастернак отвечал ей: «С каким волнением ее читаешь! Точно в трагедии играешь. Каждый вздох, каждый нюанс подсказан... Какой ты большой, дьявольски большой артист, Марина!». Он отметил стихию лиризма поэмы, который обладает силой внушения и заставляет сопереживать главной героини. Также выделил её своеобразие и несхожесть с другими произведениями, так как в ней запечатлен лирический конфликт.
Интересно отметить, что мотив разлуки различно интерпретирован в обеих поэмах, но всё же их объединяет. В «Поэме Горы» героиня пытается осознать происходящее, но чувства как будто неподвижны, а во второй поэме лирический сюжет более подвижен, мотивы расставания между двумя возлюбленными гораздо драматичнее. Гора пророчески предрекает конец любви в первой поэме, а в «Поэме Конца» это предсказание сбывается, разъединяя главных героев. Этот непростой шаг героиня делает обдумав.
Данные произведения во многом походи, и иногда, даже, дословно: в первой поэме: «Любовь — связь, а не сыск», в «Поэме Конца»: «Любовь, это значит — связь»; в «Поэме Горы»: «Гора горевала о том, что врозь нам / Вниз, по такой грязи», в «Поэме Конца»: «Расставаться — ведь это вниз, / Под гору…»; в «Поэме Горы»: «Помню губы, двойною раковиной / Приоткрывшиеся моим», в «Поэме Конца»: «Мёртвой раковиной / Губы на губах»).
Но также, есть и различия данных поэм: «Поэма Конца» сюжетна, наполнена событиями, диалогами, в ней важна последовательность действий, а вторая поэма напротив, лишена данного, здесь важна последовательность метафор.
Стоит отметить, что «Поэма Горы» — первое произведения поэтессы, где центральным героем становится неодушевлённый предмет, как и позже в «Поэме Конца».
В данных поэмах можно найти много библейских и парабиблейских образов. Томас Венцлова утверждает, что Библия в этих двух поэмах присутствует не только на уровне цитат и мотивов, но «как бы всем своим корпусом». Интересно, что первая поэма ориентирована на Ветхий Завет, в ней воспроизводится история первородного греха и изгнания из рая а «Поэма Конца» ориентирована на Новый Завет, в ней символически изображена история искупительной жертвы на Голгофе.
Две цветаевские поэмы очень похожи, но заканчиваются совершенно по-разному. Первая поэма заканчивается пророческими проклятиями и молением о возмездии. А вторая — плачем, прощением и катарсисом. В этой связи и заглавие Поэмы Конца приобретает дополнительное значение: это не только конец земной любви, но и конец Писания.
Проанализировав две поэмы, можно сделать вывод: «Поэма Конца» — вторая поэма Цветаевой «пражского периода», посвящённая К.Б. Родзевичу. Ей предшествовала «Поэма Горы». В центре «пражских» поэм личность, наделённая огромной творческой силой, безмерностью чувств. Между этими поэмами имеется несомненная внутренняя связь. Многие исследователи совершенно справедливо рассматривают «Поэму Горы» и «Поэму Конца» как диптих, но также, они имеют и различия, и сама Цветаева противопоставляла две части диптиха.
140. Валерия Климина, МАУ ДО ДДТ "Каравелла". Бор, Нижегородская область
Жизнь как книга
Каждый момент жизни важен, как каждая страница важна книге для того, чтобы её понять.
Человеческая жизнь как книга – в ней есть печальные моменты, которые хочется быстрее «перелистнуть» и радостные, которые хочется переживать — перечитывать много-много раз. «Жизни-книги» поэтов являются одними из самых интересных произведений искусства. Так можно сказать и про жизнь Марины Цветаевой, со дня рождения которой прошло 130 лет. Давайте разберем её «книгу» и узнаем о самых увлекательных сюжетных линиях.
Первую часть «книги» о Марине Цветаевой можно назвать «Детство и юность поэтессы». Именно тогда девочка начала свой творческий путь: первое стихотворение маленькая Марина написала в шесть лет. А уже в восемнадцать она опубликовала целый сборник стихотворений «Вечерний альбом». Её произведения читаются легко, и смысл способен понять каждый, даже при первом прочтении.
Многие из сочинений «Вечернего альбома» про любовь. В этих стихотворениях нет глубоких рассуждений об этом прекрасном чувстве, но прочитав хотя бы одно из них, ты погружаешься в состояние эйфории. Каждое такое произведение Цветаевой будто сон, попадая в который, становишься лирическим героем, забываешь обо всём плохом и начинаешь ждать встречи с возлюбленным. Детство поэтессы было наполнено музыкой, ведь её мама – Мария Александровна Мейн считалась блистательной пианисткой. Любовь и музыка – два слова, которые сочетаются друг с другом в жизни Цветаевой. Любовь не может существовать без музыки, а музыка без любви. Именно по этой причине юные стихотворения Марины наполнены таким волшебным чувством.
Следующая часть, которая есть в каждой «жизни-книги» – «Любовь». У Марины Цветаевой был ни один роман и каждый из них оставил свой след, как в жизни, так и в произведениях поэтессы. Несмотря на большое количество любовных сюжетов, настоящий брак у поэтессы был всего один. Муж Цветаевой – Сергей Эфрон стал её супругом совершенно случайным образом. Однажды девушка сказала, что выйдет замуж только за того, кто угадает её любимый камень. И этим человеком оказался Сергей. «Всё хорошо» — так называется глава книги Марины Цветаевой в начале её отношений с Эфроном. О своей любви поэтесса говорила не только лично ему, но и выражала её в своих стихотворениях:
Пусть юности уносят годы
Всё незабвенное с собой. –
Я буду помнить все разводы
Цветных обой.
И бисеринки абажура,
И шум каких-то голосов,
И эти виды Порт-Артура,
И стук часов.
Миг, длительный по крайней мере – Как час. Но вот шаги вдали. Скрип раскрывающейся двери – И Вы вошли…»
Спустя некоторое время в «жизни-книги» Цветаевой появилась ещё одна глава «Проверка на прочность». Как мы уже говорили в начале, у Марины было множество романов, и все их поэтесса начинала, будучи замужем. Каждая из любовных линий Цветаевой описана в её стихотворениях. Поэтесса изменяла мужу, за что многие осуждают её, но если бы она этого не совершала, то и многие её произведения не были бы написаны.
Самым долгим романом Марины Цветаевой можно назвать любовную переписку с Борисом Пастернаком. Этот романтический сюжет определённо один из самых трагичных за всю «жизнь-книгу» поэтессы. Несмотря на то, что Сергей Эфрон был мужем Марины, находясь с ним, она всегда чувствовала себя одинокой. Борис Пастернак стал будто её родственной душой, в отношениях с которым Цветаева чувствовала себя любимой. Спустя долгое время их отношения закончились, осталось лишь много писем, наполненных любовью и произведения, в которых каждый из поэтов выражает свои чувства.
Заключительная часть «книги» о Цветаевой называется «Конец». Как и любая книга, жизнь рано или поздно подходит к концу. И жизнь Марины Цветаевой не исключение. Ушла поэтесса из жизни не от старости. В различных интернет-источниках есть несколько причин самоубийства Марины Цветаевой. Одной из них является то, что женщина не справилась с тяжёлой жизнью: её мужа и дочь арестовали, и в это же время началась война.
Также, отмечают материальное состояние Цветаевой: ей негде было найти работу и денег не хватало даже на то, чтобы прокормить себя и сына.
Сын — третья причина смерти поэтессы: он часто высказывал своё недовольство по поводу поведения своей матери. Но я считаю, что ни один из этих вариантов не был истинной причиной смерти Марины Цветаевой.
Поэты – это такие люди, которые живут в своём мире – мире стихотворений. Поэтому многие из них уходили из жизни, не дожив до старости. Эти люди просто не могут существовать в мире, где всё не так, как они себе представляют. И Марина Цветаева, скорее всего, тоже представляла себе другую жизнь. Возможно, после смерти она её обрела и начала писать новую «жизнь-книгу».
Но из нашей жизни эта прекрасная поэтесса ушла, оставив после себя отпечаток в виде множества произведений, которые читали и читают и будут читать, проживая вместе с ней непростую жизнь.
139. Евгений Ермолин, литератор. Москва
Прогулка
Славик уезжает. И Маша уезжает. Мы втроем идем по бульвару. Предположим, по Страстному.
– Ну что, брат Пушкин? – Да так, брат, – отвечает, – так как то все…
…Хотя лучше бы – где-то у Покровских ворот. Мимо Абая. Мимо Ямы. Между нами все уже сказано и добавить, в сущности, нечего. Поэтому мы вразнобой говорим о Цветаевой, маршрут жизни которой коррелирует с текущими событиями.
– она вернулась – и вот результат!..
– ну да, сожгла себя…
– умела создавать вокруг себя ад и этим питаться…
– да нет, она ж постоянно влюблялась. это не ад, а рай…
– но вскоре разочаровывалась…
– а вот перестала влюбляться - и жить стало незачем…
– или ее некому стало любить…
– ну а Эфрон? хорош гусь!
– он так устал от этого безумия, что пошел на службу к чекистам…
– жила на содержании нквд…
– да и Мур. она собралась в Елабугу, а он ей объявил, вы знаете, кто-то потом вспоминал: «бесчестно бросить Москву в такое тяжелое для нее время»…
– ох, милый, не трави душу. Москве уже не поможешь…
– в детстве я любила ее стихи…
– да я чуть было не женился на ее поклоннице. но Бог отвел…
Ничего нового про нее мы, конечно, друг другу не скажем. Но, остановившись возле дома, где она провела последние дни в Москве, в начале августа 1941-го, долго молчим.
Потом мы спускаемся к Китай-городу не потерявшими старомосковского шарма переулками Ивановской горки – и про Цветаеву уже не пустословим. Уходят лучшие дни московской осени 2022 года. В мире листопад. Ветер подхватывает листья и с размаху бросает их наземь. Со стены Морозовского садика просвечивает небрежно закрашенное политически ошибочное граффити. Заходящее солнце шлет откуда-то с Таганки свой прощальный привет нам в спину.
138. Елизавета Зайцева, ученица МБОУ «СОШ №33». Смоленск
Марина Цветаева как посредник в мир чувств
Марина Цветаева. Любить её или нет – дело ваше, но умалять её писательское достоинство невозможно. Ведь как можно отрицать величие человека, познавшего великую силу любви? Силу, способную ломать и исцелять людей. Силу, наделённой которой человек становится совсем другим, не подчиняемым никаким мерам воспитания и законам природы. Силу, обладание которой может лишить тебя здравого смысла на раз-два и оставить ни с чем. Силу, которой Марина Цветаева была предана от и до, и в честь которой поставила на кон свою жизнь. Поэтесса исполнила роль посредника между миром чувств и нашим, читательским миром.
Невозможно читать Цветаеву без чувства смутной тревоги и пелены тоски, сковывающей сердце и не дающей ему биться безболезненно. Действительно завораживает умение поэтессы заставить нас, читателей, людей, далеких от чувствительного мира поэта, чувствовать то же, что и она чувствовала каждую секунду своей жизни. Читая произведения Цветаевой, мы невольно сводим брови, черты лица грубеют и если внимательно всматриваться в гримасу человека, читающего её поэзию, то мы заметим, как губы с каждой строчкой поджимаются, а в глазах пропадает весь огонь. Строки Цветаевой вонзаются кинжалом в сердце и затем долго-долго отдаются болью. Как же пугает мысль о том, что эти же самые чувства писательница проживала сама. Печальнее произведений может быть только судьба Цветаевой. Бесконечная тоска и несправедливость бок о бок шли с её жизнью. Только она делала шаг вперед, тут же печаль нагоняла её и сбивала с ног, заставлять раз за разом возвращаться в тоскливую реальность и складывать об этом стихи. Кто-то ругает её творчество за лишний мрак и беспроглядную печаль, кто-то хвалит её за понимание искренней любви, но всё это приводит к одному – раз творец смог задеть душу, значит он мастер своего дела, мастер передачи чувств, испытываемых человеком. Все же любой человек искусства это прежде всего психолог, проникающий вглубь нашей души и мыслей с бравой миссией возродить биение сердца и давно забытые чувства. А чувства, вкладываемые творцом в свои произведения прежде всего исходят извне его души, что является прямым доказательством живости творчества. То, какими мрачными порой нам кажутся произведения Марины Цветаевой вполне оправдано её такой же местами мрачной жизнью.
Цветаева показала нам разную любовь. Она показала нам то, что видела сама, что отдавалось в её сердце терпкой горечью, одновременно лишало стимула жить и окрыляло до искренней радости в сердце, наделяло желанием жить и чувствовать. Цветаева выбрала умереть за любовь, чем прожить век в несчастье. И этому принципу она учит нас через свои складные строфы стихотворений и толщу прозаического текста. Поэтесса не прожила долгую или счастливую жизнь, но зато она прожила жизнь во имя своих убеждений и ценностей, во имя творчества, во имя правды, во имя любви.
137. Ирина Московских, библиотекарь. Хабаровск
Последнее стихотворение Марины Цветаевой
В сложной судьбе Марины Цветаевой самый трагический период – годы после возвращения в Россию. Родная земля была неприветлива. Обрушились тяжелые жизненные обстоятельства: арестованы дочь, муж, в ссылке сестра. Но страшнее всего – замолк поэтический голос Марины, прекратилась та лавина творчества, которая ей была свойственна. «…Нового начинать – нет куражу.… все равно не уцелеет», - пишет она Тесковой, когда переезд в Россию становится неотвратимым. А в дневниковой записи 5 сентября 1940 года она опять о том же: «Сколько строк миновавших! Ничего не записываю. С этим кончено».
В 1941 году написано только 2 стихотворения. Последнее из них – «Я повторяю первый стих». Оно обращено к поэту Арсению Тарковскому и является ответом на его стихотворение «Стол накрыт на шестерых». Стихотворение Цветаевой родилось, как всегда у нее бывало, из конкретных событий, моря тех впечатлений, которые она испытала. Под стихотворением стоит дата: 6 марта 1941 года. Встреча же двух поэтов состоялась в конце 1940 году. «Где-то в октябре Цветаевой в руки попадает книга Тарковского – переводы Кемине. Ее восхищают переводы, и, не зная еще адреса поэта-переводчика и не видя его никогда, она пишет ему письмо. Тарковский тепло вспоминал: «У нас с Мариной Ивановной были добрые отношения.… Тогда вышла в свет книга моих переводов из туркменского поэта Кемине (XIX век). Я подарил ее Цветаевой, она ответила мне письмом, в котором было много добрых слов о моих переводах». Тарковский заочно знал Цветаеву, высоко ценил ее творчество. Встретились они у переводчицы Нины Герасимовны Яковлевой-Бернер, и сразу стали читать друг другу стихи, прониклись симпатиями друг к другу.
В то время дружить с вернувшейся из эмиграции опальной Мариной Цветаевой отваживались немногие. Тарковский, напротив, дорожил этой дружбой, ценил ее удивительный дар поэта. Марина, неудержимая в чувствах, очень привязалась к Тарковскому. В дружбе и любви ее отличала полная самоотдача. Но такой же самоотдачи она требовала от других. Увы, не каждый на это способен. Поэт признается позже: «Я ее любил, но с ней было тяжело». Ради дружбы с Мариной требовалось пожертвовать многим. Тарковский не мог. Встречи их стали редкими.
9 августа 1941 года Марина уезжает с сыном в Елабугу. «Я узнал о ее смерти только в конце сентября», – вспоминал поэт. Сразу родились стихи на ее смерть. Как точно понял Маринину суть, глубину ее таланта Тарковский. Уже в первом стихотворении она «звезда», «волна гремучая», «летящая», «милостивица, все раздаривающая на пути», «жемчужина». Он чувствует свою вину: «…подхватить бы и унести». Есть и страшное понимание непоправимости беды: «поздно каяться». Всю жизнь он чувствовал себя виноватым перед Мариной. Обращался к ней в стихах всегда: почти каждый год, и 20 лет после смерти, и позже.
Последнее стихотворное обращение Цветаевой Арсений прочел через 41 год после его написания. Оно было опубликовано только в 1982 году в журнале «Нева». Стихотворение потрясло поэта. «Для меня это было как голос из гроба». В нем Марину сотрясает бездна чувств: тоска, одиночество, обида, негодование.
Стихотворение же Тарковского создано в сдержанно-печальном тоне, полно горечи от утраты людей, дорогих сердцу. Среди них – первая возлюбленная, муза молодого Арсения. Ей посвящал поэт многие стихи на протяжении всей своей жизни. Он почти никогда не называет ее имени, но она угадывается по особой нежности тона стихотворных строк, по отдельным деталям. Часто вспоминает поэт руки любимой: «рука без колец», «как 12 лет назад холодна рука» (ст. «Стол накрыт на шестерых»), « …и эти руки, как перед бедой» (ст. «Ветер»), «смуглая девичья ладонь» (ст. «Первые свиданья»), «…незримых рук твоих…» (ст. «Мне в черный день приснится Высокая звезда…») и другие. Главный мотив стихотворения « Стол накрыт на шестерых» звучит в строках : «а среди гостей моих – горе и печаль». И еще светлая любовь к тем, кто ушел с земли, и любовь умерших чувствует поэт: строки: «Как тебя любили мы!» звучат с искренней радостью.
Стихотворение написано 1940 году. Тарковский читал его во время совместных с Цветаевой гуляний по Москве, по любимым местам Марины. Она его пропустила через себя, восприняла его своей истерзанной душой по-своему и написала взволнованный ответ. Боль одиночества слышна в каждой строфе. Ей, всю жизнь прожившей «камчатским медведём без льдины», так не хватало рядом родных душ, понимания, любви. Ее упреки в адрес Тарковского продиктованы обидой на разлуку и совершенно открыты: «Как мог ты…», «Как смел ты не понять…», «… и все же укоряю». Ее безудержность чувств потрясает читающего стих. С юности она провозгласила о себе: «…я ни в чем не знающая меры», всем прокричала: «Любите меня!». Для нее так важно быть в кругу людей, она даже согласно быть «призраком – с твоими». Тут же поправляется – «своими». Почувствовать себя своей в кругу людей – для нее очень важно. Это спасение от боли: «Вся соль из глаз, вся кровь из ран». Сколько же этой боли накопилось в душе! Освободившись от одиночества, она в состоянии ожить, внести радость в окружение: «Я – жизнь, пришедшая на ужин». Как малости она просит: сесть «с краю». Чтобы среди родных душ, чтобы не отвернулись, не прошли мимо.
Когда я впервые читала последнее стихотворение Марины Цветаевой, мне главными показались строки: «Чем пугалом среди живых - Быть призраком хочу – с твоими, (Своими)…». Тема отречения от этого безумного мира показалась мне главной и предрекала уход Марины с земли. Но мне попалась интересная книга, которая открыла для меня удивительного поэта Арсения Тарковского. Называлась она: «Арсений Тарковский. « Моя душа сгорела между строк». Короткой встрече двух поэтов посвящены несколько страниц. Есть еще и небольшие отдельные воспоминания Тарковского. Близость душ двух талантливых людей потрясает. Они много значили друг для друга. Для Марины Цветаевой – это была последняя любовь, последняя встреча с другом. Она упрекает поэта в том, что он забыл ее – седьмую. Он помнил ее всю жизнь. Памяти Марины Цветаевой посвящены его стихи: « Все наяву связалось – воздух самы …» (1941),«Где твоя волна гремучая…» (1941), «»Я слышу, я не сплю, зовешь меня, Марина…» (1946), «Друзья, прадолюбцы, хозяева…» (1962), «Стирка белья» (1963), «Как 20 лет тому назад…» (1963), «Через двадцать два года» (1963).
Литература
1. Воспоминания о Марине Цветаевой /Составители: Л. А. Мнухин, Л. М. Турчинский. – М.: Советский писатель, 1992. – С. 486-487– Текст: непосредственный.
2. Тарковский А.А. Судьба моя сгорела между строк. А. А. Тарковский . – М.: Эксмо, 2009. – С 39-40. – Текст: непосредственный.
3. Цветаева, М. Стихотворения. / М. Цветаева; Составление и вступительная статья П. Е. Фокина. – 382 с. – (Библиотека школьника) – Текст: непосредственный.
4. Памяти Марины Цветаевой – Арсений Тарковский: сайт – URL: http://www.classicpoems.ru/ (дата обращения 28.10.2022) – Текст: электронный.
136. Алёна Самойлова, студентка факультета журналистики МГУ. Москва
«Бывают странные сближенья…» Цветаева и Пушкин
«Ведь Пушкина убили, потому что своей смертью он никогда бы не умер, жил бы вечно…»
«Открываю дальше: Пушкин: мой! Всё то, что вечно говорю о нём – я»
Марина Цветаева
Литературный мир М.И. Цветаевой прекрасен. Он наполнен яркими красками, основой для которых послужили её судьба, чувства и… Пушкин. Цветаева очень любила поэзию во всех её проявлениях, поэтому много стихотворений было посвящено поэтам- современникам Цветаевой, например: А. Ахматовой, А. Блоку, Б. Пастернаку, В. Маяковскому, С. Есенину, О. Мандельштаму и многим другим мастерам слова. Но определённо единственной и неизменной любовью стал Александр Сергеевич Пушкин, который в творчестве и жизни Цветаевой сыграл особую роль. Он является другом с детства, поэтому так просто и свободно она о нём пишет. Пушкин олицетворяет силу, неисчерпаемость, мудрость и вмещает в себя все лучшие человеческие качества. Самые проникновенные воспоминания о нём в её очерке «Мой Пушкин», об отношении к его личности, его произведениям. Поэт для неё верный идеал и наставник даже в познании мира. Помимо эссе-воспоминания, она писала стихи с его участием или упоминанием о нем. Иногда кажется, что она представляла Пушкина в роли своего современника. Интересно, что Цветаева не любила, когда её называли поэтессой, она чувствовала себя комфортнее со словом поэт. И в этом тоже влияние Пушкина.
Эссе «Мой Пушкин», 1937
Эссе Цветаевой является особой, не похожей на другие, формой произведения, настолько оно индивидуальное. Создаётся впечатление, будто читатель открыл личный дневник, а не очерк. Именно свободная композиция этого жанра даёт возможность Цветаевой использовать смелые ассоциации.
Большое внимание в данном случае надо уделить названию. За много времени до Цветаевой Валерий Брюсов написал работу под таким же заголовком «Мой Пушкин», однако в ней все моменты были направлены на повествование о жизни Александра Сергеевича. Напротив, у Цветаевой акцент ставится на притяжательном местоимении «мой», оно загорается своими необыкновенными, исключительными красками, с помощью которых и описываются её чувства, вызванные Пушкиным в детстве и юности. В первый раз маленькая поэтесса познакомилась с ним, увидев дома картину Наумова «Дуэль», написанную в 1884 году русским живописцем. На ней изображена дуэль Пушкина с Дантесом. Как странно, первая информация о Пушкине, «что его убили», а затем только то, что он великий поэт. Она пишет об ощущениях, чувствует Пушкина, изучает его со всех сторон, обращается к ассоциациям, связанным с личными вещами и предметами.
Памятник Пушкину стал для Цветаевой первой мерой, первой целью, первым числом, первым материалом, даже уроком иерархии.
«Памятник Пушкина был первым моим видением неприкосновенности и непреложности.
- На Патриаршие Пруды или…?
- К Памятнику - Пушкину!
На Патриарших Прудах – патриархов не было…»
В произведении ярко описывается посещение сыном Пушкина – Александром - дома Цветаевых. Сын поэта – это памятник отцу.
Самое раннее произведение Пушкина, которое прочитала Марина Ивановна, - «Цыганы». Особенно интересно, как трепетно она рассказывала о его сюжете и как просила близких слушать её. Поэт даёт ей и первые уроки нравственности. Любовь Татьяны и Онегина. В её восприятии это «Урок смелости. Урок гордости. Урок верности. Урок одиночества». Тогда она сделала выводы для себя: «Я с той самой минуты не захотела быть счастливой и этим себя на нелюбовь – обрекла». За простоту и чистосердечность автобиографический очерк Цветаевой можно назвать шедевром. Надо принять во внимание, что некоторые моменты маленькая поэтесса не понимала правильно, а воспринимала буквально и, фантазируя, играла с деталями, словами. Обратимся к примеру ассоциаций Цветаевой на стихотворение Пушкина «К няне»: «дряхлая голубка – значит, очень пушистая, пышная, почти меховая голубка, почти муфта – голубка, вроде маминой котиковой муфты, которая была бы глубокою, и так Пушкин называл свою няню, потому что её любил». В таком небольшом предложении выражаются сразу несколько чувств: любовь и забота. В характере Цветаевой можно отметить пытливость ума, прямолинейность и любознательность. А также «страх и жалость (ещё гнев, ещё тоска, ещё защита) были главными страстями моего детства, и там, где им пищи не было, – меня не было».
Интересный момент этого эссе - глава «К морю», озаглавленная по одноимённому стихотворению Пушкина. Писатель восхищается морем, красотой и могуществом этой стихии. В нём мы встречаемся с именами: Наполеона и Байрона. «Стихия, конечно, - стихи, и ни в одном другом стихотворении это так ясно не сказано. А почему прощай? Потому что, когда любишь, всегда прощаешься. Только и любишь, когда прощаешься», - так сердечно она пишет. Пушкин видел море тогда в последний раз, чтобы не увидеть его больше никогда. Цветаева пропускает через себя всю эту информацию и сопереживает любимому поэту. Финальная строчка очерка заканчивается так: «свободная стихия» оказалась стихами, а не морем, стихами, то есть единственной стихией, с которой не прощаются никогда. И это было предопределение для Цветаевой. Между Пушкиным и Цветаевой особая связь, которую установила Марина Ивановна. Читая «Мой Пушкин», я будто ощущаю все чувства и эмоции, которые наполняли её. Предложения кажутся нескладными и простыми, словно она всё писала в то время, когда переживала. Русская писательница Серебряного века с наивностью и проникновением изложила то, чем жила в детстве и юности, – это неподдельные чувства…
По – моему, эссе открывает Цветаеву и Пушкина ещё больше. Цветаева становится читателю близкой и почти родной, как для неё по жизни стал Пушкин. Мы открываем Пушкина для себя уже в восприятии поэтессы, и многие его строки биографические и литературные становятся для нас яркими и зримыми.
Направляющая «Пушкин» в творчестве Цветаевой видна и в понимании ими такого состояния, как вдохновение.
Итак, можно сделать вывод, что в жизни поэтов «бывают странные сближения…».
Проанализированное мною эссе позволяет выявить душевное родство Цветаевой и Пушкина, её интерес к великому поэту. Одна атмосфера высокой культуры не смогла бы сделать Марину Цветаеву поэтом с таким неповторимым внутренним миром, наполненным терзаниями и смятениями, какой её сделало душевное взаимодействие с Пушкиным. Процесс исследования заставил меня задуматься, насколько неразлучны и похожи могут быть люди, живущие в разные века, и как искусство слова возрождает человека другой эпохи и учит нравственным ценностям. Благодаря этому Цветаева познала и полюбила Пушкина, внесла частицы его индивидуальности в своё творчество. Тропа Пушкина своя у каждого поэта, у каждого читателя.
135. Марина Зубова, педагог дополнительного образования. Саров, Нижегородской области
Моя Цветаева
Живу - никто не нужен!
Взошел - ночей не сплю,
Согреть чужому ужин-
Жильё свое спалю…
Впервые с творчеством Марины Цветаевой я столкнулась, когда мне было лет 12. В журнале «Работница» существовала рубрика «Поэтическая тетрадь». Каким-то чудом в ней появились стихотворения Цветаевой «Две песни». «Вчера ещё в глаза глядел»- пробило сердце насквозь, засев в нём вечной занозой. Своим ребячьим чутьём я поняла, что столкнулась с творчеством великого поэта! Побежала в детскую библиотеку (во взрослую - записывали только с 14 лет). Стихи Цветаевой нашлись только в какой-то антологии. Там было только стихотворение «Первая роза», которое после «Двух песен» разочаровало. Потом в фильме «Ирония судьбы» прозвучали две песни на стихи Марины Ивановны - «Мне нравится, что вы больны не мной» и «Хочу у зеркала, где муть». Так потихоньку открывала я «свою» Цветаеву…
Позднее были тома, книги, одна из которых, в эпоху повального дефицита, была подарена мамой мне на свадьбу. Для меня было много неясного в судьбе Марины Ивановны. Что стало с дочерью и сыном? Куда пропал Сергей Эфрон?
Времена менялись, стали выходить книги о жизни и творчестве Марины Цветаевой. Помню, с каким упоением я читала журнальные публикации «Воспоминаний» Анастасии Цветаевой и Надежды Мандельштам.
Потом были книги Марии Белкиной, Анны Саакянц и другие. Из любой публикации и любой книги я откладывала в сердце частичку любви к моей великой тезке.
В мемуарах какие-то досужие дамы писали о том, что Цветаева руками выгребала золу из камина – фу, грязные руки! А я точно знала, что зола не грязь, а руки нормальные - рабочие.
Кто-то вспоминал о том, что Марина была некрасива, не умела применять косметику, плохо одевалась! А я помнила только слова Родзевича о том, что в ей было нечто большее, чем красота!
Пусть Юрий Кузнецов делил женщин поэтов на три категории – рукодельницы, истерички, подражательницы! Я не нахожу в этом делении ничего оскорбительного для Марины Ивановны. Каждое утро она с радостью бежала к письменному столу, всю жизнь служила великой русской литературе, весь свой недолгий век прожила, горя ярким пламенем вдохновения, поэтому оставила такое большое литературное наследие!
Марина Ивановна – человек энциклопедических знаний, полиглот, запросто общавшийся и с Казановой, и с Лозеном, с Жанной д’Арк и кавалером де Грие. Спектр тем её стихов и прозы необычайно широк!
Вспоминаются слова Пастернака из книги Марии Белкиной «Скрещение судеб» о том, что никто из современных поэтов не сможет писать так раскованно, как Цветаева. В одном Борис Леонидович ошибся. Он говорил, что нам с Мариной Ивановной памятник не поставят…
В настоящий момент их соорудили не мало. Памятник Цветаевой в Борисоглебском- задумчивый и изящный, памятник не смерти, но бессмертия – в Елабуге, первый памятник в Башкирии, памятник в Тарусе, памятники работы Зураба Церетели в Москве и во Франции, памятник в Одессе…
Раздражает хор дамочек типа «яжемать», осуждающих Марину за смерть дочери Ирины. У меня возникает желание послать их в 1920 год, где из еды только гнилая картошка.
Для любой матери - смерть ребёнка трагедия, а для такой, как Цветаева, трагедия втройне - слишком остро чувствовала и воспринимала!
Судят за романы - реальные и воображаемые! На это хочется ответить словами самой Марины Ивановны о том, что поэту необходимо чувство влюблённости! Не обязательно к мужчине, можно любить ребёнка, дерево, цветок…
Да, с ней было сложно, но глупо подходить к гению с мерками обычного человека!
До сих пор много судачат о её гибели… Но я уверена, что у этого поступка была объективная причина. Война, эмиграция, тревога за судьбу мужа и дочери, страх за сына, отсутствие работы и средств к существованию, возможно, давление со стороны НКВД…
По воспоминаниям очевидцев в её записной книжке нашли слово Мордовия. О том, что там в ссылке находится Ариадна она знать не могла… А может быть, ей об этом сказали и поставили перед жестоким выбором – или она или дети!
Марина Ивановна так решила, и мы не вправе судить её за это!
Могила утеряна…
А может, лучшая победа
Над временем и тяготеньем –
Пройти, чтоб не оставить следа,
Пройти, чтоб не оставить тени…
Но осталось больше, чем тень – её стихи, в которых каждый находит своё заветное – о любви, о судьбе, о Москве, о России, о жизни и смерти …
— Друг! Не ищи меня! Другая мода!
Меня не помнят даже старики.
— Ртом не достать! — Через летейски воды
Протягиваю две руки…
Со мной в руке — почти что горстка пыли —
Мои стихи! — я вижу: на ветру
Ты ищешь дом, где родилась я — или
В котором я умру…
Дом, дом-музей в Борисоглебском переулке бережно хранит память о Марине. Так же, как и дом Максимилиана Волошина в Коктебеле…Из окна можно видеть любимое ею море:
Когда-нибудь морские струи
Разглядывая с корабля,
Ты скажешь: "Я любил морскую...
Морская канула в моря…
«Возьмите мои стихи — в них вся моя жизнь», - писала Марина Ивановна.
У всех есть шанс полюбить её стихи, как это сделала я. Марина Цветаева - безмерность, а впереди – вечность…
134. Екатерина Янчевская, искусствовед, поэт. Лида, Беларусь
«Между молчаньем и речью»: Наталья Гончарова и Марина Цветаева
Между молчаньем и речью – воплощённое Слово. Становление жизни. Становление человека и смысла. Марина Цветаева знакомится с Натальей Гончаровой летом 1928 года. И вскоре после встречи будет опубликован очерк, посвящённый творчеству художницы.
В мастерской Гончаровой в Париже происходит разговор между вербальным и визуальным, между словом и образом, между тем, что стремится быть высказанным вслух и тем, что скрывает свой голос в тишине художественного полотна. Соприкосновение и событие. Переход и местопребывание творческого времени. Распад и восстановление пространства. «По вечерам в мастерской Гончаровой встаёт другое солнце». Это другое солнце дарит энергию роста, энергию стремления и преображения. Для Цветаевой важно (пусть даже на непродолжительный период) ощутить этот звучащий свет и поэтические интонации живописи.
Разговор в мастерской прорастает философскими размышлениями и жизнеутверждающим вдохновением. Именно прорастает, видоизменяя и время, и пространство вокруг. Цветаева пишет в очерке: «Всю Гончарову веду от растения, растительного, растущего». Живописный мазок воспринимается как росток, как миг открытия и откровения, миг изначального соприкосновения с истиной и с основой бытия. Бережное сокровенное приближение к ещё не узнанному, не явному, сокрытому под покровами сомнений и недосказанности. Гончаровские холсты – сад, где Цветаева много думает о возможностях человека, о сути событий, о значимости речи, обращённой в будущее. Остро ощущая собственную уязвимость и чувствительность, Цветаева слышит цвет и свет картин. Видит становление и «состояние роста». Рождение слова из деятельного всматривания в собственное сердце, из пронзительного обращения к близкому человеку. Рождение тишины из «невнятицы дивной», «невнятицы старых садов» («Куст», 1934). Росток, куст, листва, трава, сад, деревья – те образы, которые помогают Цветаевой чувствовать свободу становления. «Единственное событие Натальи Гончаровой – её становление. Событие нескончаемое». Цветаевой важны метафизические и земные тропинки, собственные шаги в родном саду, необходимо дыхание родного леса:
Деревья! К вам иду! Спастись
От рева рыночного!
Вашими вымахами ввысь
Как сердце выдышано! («Деревья», 1922)
И во Франции, вдали от родных мест, она пытается преодолеть раскол пространства, обнаружить «жесты роста» и собственную весну. А картины Гончаровой создают и дарят это ощущение обновления. Мастерская-сад дышит надеждой, а не страданием. Цветаева ищет ответы на вопросы. И находит «под кистью-ответ». Дар и удар одновременно. Удар как соприкосновение с новым чувством–смыслом, удар, которого невозможно избежать, когда в тебе растёт дар поэтической речи. Произведения, которые видит Марина Цветаева, затрагивают (ударяют) своей наполненностью жизнью, распахнутостью навстречу слову и взгляду. Бесконечнось выразительности и сосредоточенность мгновения. Постижение и становление себя, «труд дара».
Слово и визуальный образ, свет и тень, речь и молчание, замысел и его воплощение в мастерской Натальи Гончаровой звучат для Марины Цветаевой Литургией и Воскресением.
133. Анастасия Баранова, учитель русского языка и литературы, МБОУ СШ № 9. Сургут
Цветаева и вера в Бога
Творческое наследие М.И. Цветаевой было систематизировано и открыто для широкого читателя в конце ХХ века и не было обойдено вниманием православных литературоведов (например: Дунаев М. М. Православие и русская литература. В 6-ти частях, Ч. VI. - М.: «Христианская литература», 2000. - 896 с. Глава, посвященная М.И. Цветаевой, - с. 483-511). Можно смело сказать, что после таких рассуждений о поэзии Цветаевой многие православные люди утвердились во мнении, что ее творчество неприемлемо для верующего человека, что «ее грех перед Богом – безмерен», что «существо поэзии Цветаевой: служение тьме, пустоте». Список негативных высказываний можно было бы продолжить.
Критик Лев Писарев считает, что такое восприятие творчества М.И. Цветаевой вызывает у нас немало возражений. Я с ним полностью соглашаюсь. Если только мы подойдем к восприятию ее творчества с готовностью понять и простить душу ближнего, а не с готовностью побить камнями, мы увидим те редкостные душевные качества Цветаевой, которые будут близки православному читателю.
Марина Цветаева – русский поэт, удивительно владеющий словом, могла снять с самого избитого слова потертость и обнажить его смысл: «Рас-стояние — версты, мили, /Нас рас-ставили, рас-садили…» Она не пропагандирует грех, она просто рассказывает о том, что с ней происходило: «И ты поймешь, как страстно день и ночь/Боролись Промысел и Произвол/В ворочающей жернова — груди». В отличие от нас, Цветаева исповедовалась не наедине, а перед всем миром. В ее строках постоянная память о Боге, о Божией правде. «Любить - видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители», - записала Цветаева в своем дневнике в 1918 г. Да и каждое стихотворение было страничкой в книге жизни ее души: «Моя поэзия - лирический дневник».
Везде в книге "Лебединый стан" даты написания стихотворений даны по старому стилю - Цветаева до самой смерти различала "русский" и "советский" календарь. После некоторых дат стоят уточнения: "первый день Пасхи", "третий день Пасхи", "Троицын день", "Сергиев день", "день Иоанна Богослова". И это - не этнография, не игра. Эти стихотворения, в отличие от многих игр и эпатажа ее Музы прежних лет, были словами, сказанными с душевной болью.
Так, первым днем Пасхи 1917 года помечено стихотворение «Царю - на Пасху». Оно стало первым в чреде произведений Марины Цветаевой, посвященных русскому Царю и его семье. Отречение Николая II Цветаевой не было понято и принято. Даже лишенный престола, он оставался для нее царем, над которым суд людской не властен:
Ваши судьи -
Гроза и вал!
Царь! Не люди -
Вас Бог взыскал...
Но в то же время у Цветаевой было понимание, что трон у царя именно отнят, что дальнейшая его судьба – «котомка», и доминирующими чувствами этого стихотворения являются жалость и сострадание. «Поэма о Царской семье» заслуживает особого внимания. Будучи эпическим произведением, она отражает иной уровень осмысления действительности по сравнению с предшествующими лирическими поэмами. Она очень сильно отличается от них не только по тематике, но и по языку.
К созданию «Поэмы о Царской Семье» Цветаева шла долго, с 1917 года, со своего первого стихотворения «Царю - на Пасху». Она собирала материал, тщательно изучала все обстоятельства жизни Царской семьи после отречения царя от престола, читала письма императрицы, опрашивала свидетелей их жизни.
Так, в 1922 году писатель Андрей Белый, посетив ее в комнате пансиона, где тогда жила семья Цветаевой, «стола не увидел, ибо весь он был покрыт фотографиями Царской Семьи: Наследник всех возрастов, четырех Великих княжон, различно сгруппированных, как цветы в дворцовых вазах, матери, отца».
В жизни М.И. Цветаевой была единственная встреча с Государем - на открытии Музея изящных искусств имени Александра III, основанного ее отцом, Иваном Владимировичем Цветаевым, профессором, сыном сельского священника. Она дает описание этой встречи в 1933 г. в очерке «Открытие музея»:
«Красная дорожка - одна, и ясно, что по ней сейчас пройдет, пройдет...
Бодрым ровным скорым шагом, с добрым радостным выражением больших голубых глаз, вот-вот готовых рассмеяться, и вдруг - взгляд - прямо на меня, в мои. В эту секунду я эти глаза видела: не просто голубые, а совершенно прозрачные, чистые, льдистые, совершенно детские...
...За государем - ни наследника, ни государыни нет:
Сонм белых девочек... Раз, два, четыре...
Сонм белых девочек? Да нет - в эфире
Сонм белых бабочек? Прелестный сонм
Великих маленьких княжон...
Через любовь и сострадание Цветаевой была осознана суть подвига Царственных Мучеников как искупительной жертвы за весь русский народ.
Как известно, по каноническим правилам Православной Церкви самоубийц хоронят без церковного отпевания, по ним не служат панихиды. Но мало кто знает, что в 1991 году, в день пятидесятой годовщины кончины Марины Цветаевой, в московском храме Вознесения Господня у Никитских ворот была совершена панихида по рабе Божией Марине — с благословения ныне покойного Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и по ходатайству тогда диакона, а ныне протодиакона Андрея Кураева.
Творчество Марины Цветаевой заслуживает более глубокого всестороннего анализа православных ученых, который не ограничится одним только выделением негативных его сторон. И самое главное, о чем необходимо знать православному читателю Цветаевой. Каков бы ни был ее личный грех перед Богом, мы, к счастью, не можем отказать ей в том единственном, что может дать православный человек другому крещеному человеку, отошедшему в мир иной, - в молитве об упокоении ее души.
132. Елена Голышкова, библиотекарь отдела обслуживания ЦРБ им. 1 Мая. Нижний Новгород
Марина Ивановна Цветаева – яркая звезда поэзии серебряного века с трагической судьбой. Пророчество о том, что ее стихам «настанет свой черед» исполнилось. Несмотря на время, прошедшее со дня смерти поэтессы, её стихи продолжают жить и вызывать интерес у тех, кто хоть раз их услышал.
Марина Цветаева родилась 26 сентября (н.с. 08 окт.) 1892 года в Москве, в небольшом уютном доме по Трёхпрудному переулку. Её отец Иван Владимирович Цветаев был сыном сельского священника, получил прекрасное образование и посвятил свою жизнь созданию музея, который был открыт в Москве в 1912 году. Мария Александровна Мейн - мать Марины Цветаевой - была прекрасной пианисткой. Именно она заметила в дочери поэтические способности и оставила в дневнике запись: «Моя четырехлетняя Маруся ходит вокруг меня и все складывает слова в рифмы. Может быть, будет поэт?».
Марина с детства любила читать книги и с шести лет сама начала писать стихи. В печати ее первая книга стихов «Вечерний альбом», состоящая из 111 стихотворений, появилась в 1910 году. Стихи, тогда еще никому неизвестной поэтессы, вызвали много положительных отзывов.
В 1911 году Максимилиан Волошин пригласил Марину Цветаеву и ее сестру Анастасию провести лето в Коктебеле. Именно там Марина нашла своё счастье - познакомилась с Сергеем Эфроном. Знакомство с ним Цветаева восприняла как начало новой жизни: "Настоящее, первое счастье. Не из книг!". Любовь и поэзия стали для Марины Цветаевой неразрывны.
Рождение дочери Ариадны осенью 1912 года - это один из самых счастливых периодов в жизни Марины Цветаевой. В этом же году в печати появилась вторая книга стихов поэтессы - «Волшебный фонарь».
В 1913 году от приступа грудной жабы скончался отец поэтессы. Его смерть Марина Цветаева переживала очень болезненно. Кроме того, воспоминания о любимой маме, которая умерла очень рано, вспыхнули с новой силой. Навеянное этими чувствами, в 1913 году Мариной было написано стихотворение «Уж сколько их упало в бездну…», где она пыталась определить для себя, что есть жизнь, и чего стоит ждать от смерти.
1914 год. Первая мировая война. Эта война прошла мимо Цветаевой. Слабое здоровье не позволило Эфрону сразу принять участие в войне. Из-за болезни лёгких он был признан лишь «ограниченно годным» к военной службе. В 1915 году студент Эфрон добровольно поступил братом милосердия на санитарный поезд.
В конце 1916 года стало ясно, что Россия находится накануне исторического переворота. Сергей Эфрон в числе первых примкнул к белой добровольческой армии и сражался в стане белых до полного поражения, до отступления Белой гвардии.
В 1917 году у Марины Цветаевой родилась вторая дочь. Местонахождение Сергея Эфрона тогда было не известно. Бедность и голод вынудили Цветаеву сдать детей в Кунцевский приют, где в 1920 году умерла младшая дочь Ирина. Марину спасает поэзия. Несмотря ни на что, она продолжает писать. Одна за другой выходят поэмы: «Царь-Девица», «Переулочки», «Молодец» и «На красном коне». В 1920-е годы появились циклы стихов «Лебединый стан» и «Перекоп», проникнутые сочувствием к белому движению.
Четыре года Марина Цветаева ничего не знала о судьбе мужа. Лишь летом 1921 года Илья Эренбург нашёл способ сообщить Марине, что её муж жив и находится в Константинополе. В 1922 году Марина вместе с дочерью Ариадной уезжают за границу, к Сергею Эфрону.
Три с лишним года семья жила в пригородах Праги. Для Марины, несмотря на денежные трудности, это время творческого подъема. «Поэма горы», «Поэма конца», «Крысолов» - все эти произведения Марина написала именно в Чехии. В это же время Цветаева получила, полное от восхищения её творчеством, письмо от Бориса Пастернака. Так завязалась переписка, длившаяся 14 лет.
В 1925 году у Марины и Сергея родился сын Георгий. В этот светлый и счастливый период жизни Цветаева растворилась в любви к обожаемому ребёнку и своём творчестве.
Время шло. В 1926 году семья переехала из Чехии в Париж. Ради заработка Сергей Эфрон снялся в небольшом 12-ти секундном эпизоде французского фильма, который, можно сказать, предсказал его собственную дальнейшую судьбу. Сергей Эфрон и дочь Ариадна всё больше и больше тосковали по России, рвались на родину. В 1937 году Сергей Эфрон, ради возвращения в Советский Союз, стал агентом НКВД. Вскоре он был разоблачен и бежал в СССР. Дочь Ариадна тоже вернулась на родину. Русская колония Парижа объявила Цветаевой негласный протест - её перестали печатать, средств к существованию не было. В 1939 году Марина Цветаева вместе с сыном вернулась в Россию вслед за мужем и старшей дочерью.
Первой по подозрению в шпионаже была арестована Ариадна. Ранним утром 10 октября на закрытой даче НКВД в Болшево арестовали и Сергея Эфрона.
1941 год. Началась Великая Отечественная война. Марина едет с сыном в эвакуацию в Елабугу. Одиночество, неизвестность о судьбе дочери и мужа, состояние безысходности приводят её к гибели: 31 августа 1941 г в Елабуге Марина Цветаева принимает решение уйти из жизни.
Так трагически завершился жизненный путь этой великой поэтессы. Несмотря на тяжкие жизненные лишения, главными темами ее поэзии были любовь, творчество, Родина. Сергей Эфрон так и не узнал о её гибели - его расстреляли через полтора месяца после смерти жены. Сын Георгий, достигнув призывного возраста, ушёл на фронт и погиб в 1944 году. Дочь Ариадна, отбыв восьмилетнее заключение в лагере, ещё шесть лет провела в ссылке в Туруханском крае и была реабилитирована лишь в 1955 году.
Марина Цветаева оставила значительное творческое наследие: более 800 лирических стихотворений, семнадцать поэм, восемнадцать стихотворных драм, автобиографическую, мемуарную, и историко-литературную прозу. Произведения Марины Цветаевой — выдающееся явление культуры серебряного века. Её имя неотделимо от истории отечественной поэзии.
131. Андрей Порошин, преподаватель, литератор. Санкт-Петербург
Можно не соглашаться
Писать эссе о творчестве Цветаевой – значит оказаться – заранее – не на уровне. Она сама была революционеркой эссе (1). Вместо рассуждений «о» и «об» - прямое движение в сложном слиянии мыслей, наблюдений, воспоминаний, ощущений. К волевому обобщению (например: «Три слова являют нам Брюсова: воля, вол, волк. Триединство не только звуковое - смысловое: и воля - Рим, и вол - Рим, и волк – Рим». - «Герой труда») Сближение слов, «игра словами», установление произвольного порядка.
Такой (простите) волюнтаризм не противоречит бунтарскому духу, бушующему на каждой странице ее стихов и прозы, многих писем, а им обусловлен. Бунт МЦ не в изобретении новых слов, не в экспериментах, не в эпатаже. Он в стремлении убедить: нужно вернуть бытию человека настоящий смысл, настоящую страсть (2). Это не «пена морская», а само море, стихия – очищающая, размывающая и подвигающая к осмыслению. У Цветаевой близость к читателю почти ощутимая - без разнообразных масок. Ни менторского равнодушия, ни надзвездной отрешенности. Ясная искренность, максимализм выражения чувств – через особый (боюсь писать: «новый») характер поэтического усилия. Это плодотворно для читателя, но… опасно для творца. Некое самосожжение, в огне которого иногда сгорает и правда. Разве МЦ всегда справедлива – в суждениях о героях Пушкина, о Бальмонте, о Брюсове? В стихах о любви и ревности? В видении исторических перипетий?
Как посмотреть.
Уже по многим ранним стихам видно: Цветаева – отчетливо классик. Стройность композиции, четкость каждого катрена, без нагромождений, без кокетства умением написать так и этак, свойственного многим поэтам ХХ века. Ясность мыслечувств (не разделить), яркость противопоставлений:
Твой восторженный бред, светом розовых люстр золочёный,
Будет утром смешон. Пусть его не услышит рассвет!
Будет утром — мудрец, будет утром — холодный учёный
Тот, кто ночью — поэт.
В то же время ее стихи даже начала пути категорически современны (современны, я имею в виду, и сейчас). Я и о тех, которые были изданы тиражом в несколько сот экземпляров и которые «никто не брал» (сама свезла на склад большую часть, да и пресыщены были тогда поэзией, охотнее издавали авторов более громких и «насущных» – Горького, к примеру). В том контексте и не могла начинающая поэтесса обрести успех, тем паче что к этому и не стремилась. Зато потом на кого только, как принято говорить, не «оказала влияния»! И до сих пор «оказывает»: некоторые произведения подобной стилистики иногда ошибочно приписывают Цветаевой – и массовый читатель не всегда осознает (невинную, конечно) подмену(3), потому что чувствует подобное цветаевскому мировосприятие, где нет места трусости и фальши. Мировосприятие, оформленное не «лесенкой», не верлибром, а самыми что ни на есть привычными четверостишиями без вычурных метафор и необыкновенных рифм. Сегодня про нее могли бы сказать: переформатировала привычное. Написать: сочетание традиционных форм и новых интонаций, классики и романтизма, преодоление всех «измов», «нельзя не признать – нельзя не отметить». Так, в общем, и отмечают: большой поэт, ни к какому направлению отнести нельзя, сравнивать сложно. Это с одной стороны.
С другой стороны – другое противопоставление (любимая фигура ее мысли-речи). На огромных просторах русской поэзии преобладают произведения, в которых описывается мир – реальный или видимый только автору. Это не только «пейзажные» стихи, это, к примеру, Бальмонт и Анненский, первый том Блока, даже многое у Гиппиус. Поэты в таких произведениях созерцают, доносят истину, а истина действительна всегда. Все внутренне строго, по заветам Пушкина. Нет места произволу.
Но есть стихи, где «мир», «порядок» разрушается, изменяется, а истину еще надо обрести, да и само ее существование под вопросом. Это прозрения «хаоса» у раннего Тютчева, движение стихий в третьем томе Блока…. По преимуществу состояние (не свойство даже!) поэзии МЦ именно таково. Ее голос меняет мир, вызывает свежие, бурные волны, стремится вернуть романтические ценности в жизнь, чтобы она снова стала живой, вернуть словам их выпуклую полноту. Стихи словно сами собой побуждают, нацеливают, заставляют двигаться вслед за начерченным МЦ вектором (4) - лететь со стрелой, если угодно. Прозреть, увидеть заново вечное в новом, встряхнуться, обновить себя и мир.
Цветаева поэт не статики, но динамики (статичность взгляда Брюсова или Чехова ее почти бесила, это неслучайно), и этим вовлекает читателя в со-чувствование, в изменения, но не в тупик или в хаос – сама стройность стиха позволяет преломить любой эмоциональный взрыв в Прекрасное, как кристалл на окне, отражая свет с улицы, иногда вспыхивает радужной палитрой. Про большие ее стихотворения и поэмы, кстати, этого не скажешь – если стихия разгуляется, теряется путеводная нить, а скорость растет - тогда только держись, и читатель в недоумении: если точка зрения на скульптуру – своего рода смакование, то взгляд на любые руины очень субъективен, почти тест Роршаха. Кого-то такое сотворчество отталкивает, а кого-то окрыляет. Поэтому Цветаеву любят и не выносят, соглашаются и отвергают. Но читают.
Стихи Цветаевой ведь не для всех. Они для каждого.
Можно не соглашаться.
Вместо ссылок
(1) «революционерка». МЦ именно революционерка - в прозе даже больше, чем в стихах. Многие ее эссе как заметки, заметки как воспоминания, а где воспоминания, там, как известно, и размышления, то есть опять эссе. Полет при этом часто как в лирике… Размытость жанровых границ – от буйства стихий смысла. И везде обозначен итог как некая преобразованная сумма. С итогом этим тоже можно не соглашаться.
(2) Первую книгу Цветаевой я увидел в детстве – самиздатскую, переплетенный ксерокс. Не редкость в те времена. Помню впечатление от той красной книжки. В фамилии Цветаева звучат и «цветы», и «цвета», о чем-то подобном, полагал я, и пойдет речь. Но - подрыв ожиданий, первый из многих. Никакого изобилия цветовых эпитетов (в сравнении с Есениным или Кузминым) в ее текстах нет (исследователи пытаются доказать, что есть, но почти половина таких словоупотреблений, согласно их же подсчетам, – «черный» и «белый», что ожидаемо), нет и вздохов-букетов. Потому что не в этом подлинная страсть… Смешно: в Петербурге есть магазин цветов и студия флористики «Цветаева» (сочетание культур в разных смыслах этого слова) – красиво, но вне цветаевского кода, против ее духа. Была бы в ярости.
(3) Тут и подражания, и ошибочное восприятие, как произошло с текстом «Не запрещай себе творить…» современной поэтессы. Честно говоря, написать подражание Цветаевой можно: противопоставить созвучные и родственные слова (К примеру, сначала конспективно: «Царьград – виноград, дальше – дольше. Этой меньше рад, этой – больше», - и дальше развернуть частушку в драму),обозначить и настойчиво варьировать главный мотив. Подчеркнуть через повтор, добавить фольклорной интонации ближе к концу; обязательна хлесткая последняя строка, внезапная, как прощальный плеск хвоста русалки. Пиши как хочешь, понимай как знаешь... Да простят мне эту вольность.
(4) Множественные тире в стихах и в прозе не столько «усиливают», «подчеркивают» что-то, как принято говорить, а уточняют, утончают направление вектора.
130. Алина Николаева, студентка СПб ГБПОУ «Техникум “Приморский”». Санкт-Петербург
Быть нежной, бешеной и шумной…
И так же будут таять луны
И таять снег,
Когда промчится этот юный,
Прелестный век.
Почему же творчество Цветаевой так близко всем представителям женского пола? Марина Ивановна – отражение искренней женской любви, желаний и блужданий ума. Поэтесса как нельзя точно описывает в своем творчестве все то, что чувствует окрыленная чувствами девушка и именно в ее стихотворениях я нашла отдушину, мысли лирического героя, которым зачастую является сама Цветаева, словно зеркало души. Бегая глазами по строчкам, у любой читательницы возникнут теплые воспоминания о той беззаботной первой любви, заставляющей порхать даже мертвых «бабочек в животе». А может вспомнится тот мимолетный роман, который навсегда останется в сердце.
Забыть, как сердце раскололось
И вновь срослось,
Забыть свои слова и голос,
И блеск волос.
Стихотворение «Быть нежной, бешеной и шумной» написано в Сочельник 1913 года, в то время Цветаева проводила дни с мужем в Феодосии, сбежав от быта и суеты. Поэтессе хотелось спокойствия и идея об этом месте пришла спонтанно. Марина писала в Москву: «Насчет Феодосии мы решили как-то сразу, не сговариваясь. Сереже хочется спокойствия и отсутствия соблазнов для экзаменов». Бескрайние просторы Крыма, морской бриз и умиротворение – все это заставляло Цветаеву наслаждаться каждой секундой этого прекрасного момента и отражать настроение в стихах.
"Сегодня год назад у нас в Екатерининском была ёлка. Был папа, — его последняя ёлка! Алю приносили сверху в розовом атласном конверте, — еще моем, подаренном мне дедушкой. Еще Аля испугалась лестницы. — Сейчас я одна. Сережа в Москве, скоро, наверное, будут открывать наши ящики с подарками. Он, конечно, думает обо мне".
"...Какая-то Аля будет через год? Непременно запишу в Сочельник. Сегодня я кончила стихи «Век юный», - говорила автор о стихотворении.
Мое свершившееся чудо
Разгонит смех.
Я, вечно-розовая, буду
Бледнее всех.
Лирический герой метается от любви к жизни до раздумий о жизни после смерти. Мысли спутаны, но это еще больше отражает чувства любви. От несчастий, горя, апатии до улыбок, искреннего смеха и спокойствии. Любовь непостоянна и изменчива, но лишь благодаря этому она незабываема и столь прекрасна.
Быть нежной, бешеной и шумной,
— Так жаждать жить! —
Очаровательной и умной, —
Прелестной быть!
Быть и нежной, и бешенной, и очаровательной, согласись, это ли не счастье? Именно оно заставляет так жаждать жить, чувствовать. Жизнь мимолетна, ты можешь быть собой, делать все что душе вздумается, но при этом помнить о том, что после смерти мы все равны. Автор абсолютно точно передает эмоции, это мотивация, проживать каждый день, как последний, любить, улыбаться, идти к новым стремлениям.
Марина Цветаева – фея любви русской литературы. Кто, как не она стремится узнать об этом мире все? Кто, как не она так искренне любит жизнь? Оставив частичку души в своих стихотворениях с каждым днем она зарождает в людях самое главное желание – жить, любить и наслаждаться этим до конца.
129. Вероника Кочан, ученица МАОУ «Гимназии им. А.С. Пушкина». Село Выльгорт, Сыктывдинском район, Республика Коми.
О, для чего я выросла большая?
С каждым годом мир становится всё более непонятным: новые ощущения, эмоции, события - немыслимо, как во всём этом разобраться. Не знаю, для чего время идёт, для кого я меняюсь. И кажется, что никто меня не понимает. Точнее казалось. А потом я открыла для себя сборник Марины Цветаевой “Вечерний альбом”. Открыла - и больше не закрывала.
“В пятнах губы, фартучек и платье…”, — читаешь эти строки, видишь перед собой маленькую девочку, непоседливую, смеющуюся, резвую и невольно умиляешься ей. Она в платье, сотканном из солнечных лучей и ветра. Мягкие волосы заплетены в косички, но пара непослушных локонов все же выбивается из аккуратной прически, сделанной заботливыми руками мамы. Девочка лежит на траве возле сливовых кустов и любуется облаками, воображая, что это диковинные звери. Какой замечательный ребенок! Она играет в дочки-матери или в рыцарский турнир? А о чём она думает и мечтает? Чем живет? Что у неё внутри? Каждый ребенок — это уникальная личность, с необыкновенно богатой душой. Так и цветаевская героиня совсем не пуста, ее виденье мира намного глубже, чем куколки и банты. И только успеваешь об этом подумать, как она убегает далеко вперед: хочет расти, взрослеть. А чтобы за ней угнаться, я обращаюсь к “стихам, написанным так рано”. Они - шкатулка секретов молодой души, готовой открыться чуткому читателю.
«Как мы читали “Lichtenstein”» — это стихотворение, насыщенное образами из детства, которые словно одуванчики сплетаются в дивный венок на озорной макушке.
Тишь и зной, везде синеют сливы,
Усыпительно жужжанье мух,
Мы в траве уселись, молчаливы,
Мама “Lichtenstein” читает вслух.
Не только лексика, но и фоника этих строк создает спокойное настроение: обилие глухих звуков [х], [ш], [с] напоминает умиротворяющий шелест листьев, ласкаемых ветром. Само слово “Lichtenstein” — в русской транскрипции “Лихтенштейн” — почти полностью состоит из глухих звуков. “Лихтенштейн” — это рыцарский роман Вильгельма Гауфа, писателя-романтиста. В начале третьей строфы упоминаются персонажи этого романа — Ульрих и Георг. “Ульрих — мой герой… Герцог Ульрих так светло-несчастен…” — девочка восхищается этим персонажем, поклоняется его прекрасным чертам. Для нее рыцарство — это доблесть, честь, свет. Мотив света сохраняется во всем стихотворении. Бога лирическая героиня тоже соотносит со светом: “Ярким золотом горит распятье / Там, на солнце, нежен лик Христа…”.
Стихотворение построено на оппозиции земли и высоты: образы Бога, солнца, духа, елей противопоставляются образам дороги, мух, травы. Если в первой строфе “мы в траве уселись”, то в четвертой — “ввысь уходят ели”. А что между ними? Мама!
Мама — центральный образ в стихотворении, она сравнима с волшебницей, способной сотворить чудо:
Словно песня — милый голос мамы,
Волшебство творят её уста.
Цветаева - мастер создания художественных образов. Она рисует их так тонко, ярко, изящно, что порой кажется, что ты улавливаешь запахи картин, мелькающих в ее произведении. “Lichtenstein” источает насыщенный аромат слив. И запах этот сочный и сладкий, как детство. Только сливы можно собрать в плетеную корзинку, унести домой и сварить варенье, а вот с детством этого не сделаешь, хотя и хочется поймать его и закупорить в бутылку.
В стихотворении “В пятнадцать лет” перед нами предстает образ уходящего детства лирической героини.
“О, для чего я выросла большая? Спасенья нет!” — будущее представляется лирической героине пугающим, она думает, что с ней непременно произойдет несчастный случай. Она не знает, чего ждать от нового этапа своей жизни, который повлечет за собой множество перемен: “Что впереди? Какая неудача?”. Риторические вопросы и восклицания не перечесть, в них - острота, сила. Сравнивая детство и взрослую жизнь, Марина Цветаева использует антитезу: в детстве “каждый крик шалунье был позволен”, когда как во взрослой жизни героиня ожидает “во всем обман”, “на всем запрет”. Взрослый мир для лирической героини ощущается враждебным, полным ограничений и лишений. Как это знакомо!
Впереди всё ещё неизвестность, но я теперь не одна. Смотреть прямо уже не так страшно, когда рядом тот, кто тебя понимает. Я следую за лирической героиней. В стихотворении “Только девочка” она вглядывается в свое будущее, рассуждает о своем предназначении.
Марина Цветаева использует ограничивающую частицу “только”, чтобы показать, что общество накладывает на девочек определенные ограничения. Образы общества и самой лирической героини контрастируют друг с другом, а усиливают это противопоставление яркие метафоры: “всюду — волк”, “я — овца”. Голодный, злобный волк готов украсть невинную овечку и съесть ее, так и общество, по мнению лирической героини, хочет поглотить ее, погасить её индивидуальность, оно диктует правила:
Мечтать о замке золотом, Качать, кружить, трясти Сначала куклу, а потом Не куклу, а почти.
“В моей руке не быть мечу, / Не зазвенеть струне”, - меч — это символ борьбы, доблести, чести, струна — поэзии, творчества. Лирическая героиня отказывается от них: “не быть”, “не зазвенеть” — но явно с большим сожалением. Создается ощущение, что она смирилась с уготованной ей судьбой: “Я только девочка, — молчу”. Но в последнем четверостишии наконец появляются ее истинные желания: “И улыбаться всем глазам, / Не опуская глаз!”. Глаза, которые девочка так не хочет опускать, — это зеркало души. Лирический образ обладает смелой душой, мечтает показать её миру.
В этой строфе также фигурирует образ звезды, которая должна зажечься для лирической героини и осветить ей путь, указать, какой идти дорогой. Подрастающая девушка верит или, по крайней мере, очень хочет верить, что ее ждет впереди нечто большее, чем “замок золотой”. Она смотрит в будущее с надеждой, и образ враждебного взрослого мира постепенно сменяется образом счастливой, лучшей судьбы.
Для Марины Цветаевой первый сборник собственных стихотворений — это пророческая книга, с помощью которой можно заглянуть в будущее, исследовать свой внутренний мир, и найти свое предназначение. А заодно - помочь другим в его поисках. Она - подруга, соратница, союзница. Ее стихи - дорога из лабиринта, они, словно нить Ариадны, указывают путь. Марина Цветаева повзрослела - маленький огонек, пылающий в ее сердце, разгорелся в большое пламя, а крохотное зернышко, зреющее глубоко внутри, покрыло цветами всю ее душу. Стало быть, она поняла, для чего выросла, нашла свой ответ. И теперь я чувствую: мой где-то рядом.
128. Татьяна Зверева, доктор филологических наук, профессор Удмуртского государственного университета. Ижевск
Цветаева и синематограф
Посетившая «сей мир в его минуты роковые» Марина Цветаева стала свидетелем не только исторических катастроф, но и небывалого культурного Ренессанса, в том числе, зарождения европейского кинематографа. В ее творчестве нет прямых упоминаний о кино, однако эпистолярное наследие и записные книжки свидетельствуют о том, что «электрические сны наяву» будоражили воображение поэта. Отчасти этот интерес был семейным. Сергей Эфрон какое-то время подрабатывал на съемках французских фильмов, мечтал о карьере кинооператора, серьезно занимался теорией кино. Сам Эфрон писал о своем «совершенно особом» отношении к кинематографу: «Это новое и великое искусство, по своей емкости необъятное…». Пристрастилась к новому зрелищу и Аля. Известно, что первым фильмом, на который повела Цветаева свою дочь в 1915 году, была «Дикарка» В. Гардина. Впоследствии, уже в эмиграции, Аля будет писать рецензии: «…зарабатывает изредка фр<анков> по 30, по 50 маленькими статьями (франц<узскими>) в кинематографических журналах, пишет отлично…». Осмысляя пройденный путь, Ариадна Эфрон говорила, что «…из всех видов зрелищ всегда предпочитала кино, причем “говорящему” – немое, за большие возможности со творчества, со чувствия, со воображения…».
Нужно учитывать и общий интерес Серебряного века к “аттракционам” (такое определение дал С. Эйзенштейн изобретению братьев Люмьеров). В русской культурной среде отношение к кинематографу было неоднозначным. Анна Ахматова резко отозвалась о нем и назвала его «театром для бедных»; Корней Чуковский говорил о кино как о «соборном творчестве культурных папуасов». Были среди русских поэтов и писателей и те, кто смог осознать культурный потенциал незатейливых “аттракционов”. Так ирония, пронизывающая раннее стихотворение О. Мандельштама «Кинематограф», в дальнейшем сменится едва ли не профессиональным интересом поэта к этому виду искусства. На эпохальном фоне цветаевские реплики выглядят безыскусными, как впрочем, и ее кинематографические пристрастия. Всегда склонная к афористически-точным определениям, Цветаева не оставила врезающихся в память суждений, касающихся просмотренных ею фильмов. Её интерес к кино носил, скорее, обывательский характер. Это едва ли не единственная область, где Цветаева обнаружила поэтическую слепоту.
Оценки Цветаевой изменяются во времени. Так в страшном 1920 году кинематограф стане символом современности – «времени НЕ МОЕГО»: «Навстречу комиссары в ослепительно желтых сапогах <…> – разряженное женское мещанство новый класс в советской России – гризеток, воспитанный на кинематографе, “студиях” и “Нет ни Бога ни природы”». Такая же резкая оценка первоначально дана и европейскому кино: «Европейский кинематограф как совращение малолетних».
Увлечение кинематографом приходится главным образом на годы эмиграции. Очевидно, что погружение в «электрические сны» – один из самых действенных способов бегства от реальности, от которой Цветаева всегда пыталась дистанцироваться. Многие часы она проведет в темных залах перед черно-белым экраном: «Главная радость – чтение и кинематограф», «Единственный отвод души – кинематограф…», «Единственная фабула моей жизни (кроме книг) – кинематограф». Впрочем, все эти фразы, скорее, декларативны. Цветаева, выражаясь словами Мандельштама, избывает «времени бремя» – бремя земного существования. Кинематографические предпочтения и осуществляемый выбор характеризуют «нечувствительность» Цветаевой к этому искусству. Среди упоминаемых ею фильмов – «Наполеон на Святой Елене» Л. Пика, «Песнь моя летит с мольбой…» В. Форета, «Нибелунги» Ф. Ланга, «Экипаж» Ж. Кесселя, «На заре» Г. Уилкокса, «Одиночество» П. Фейоша, «На Западном фронте без перемен» Л. Майлстоуна… Этот список можно дополнить, но почти весь перечень фильмов, встречаемых на страницах цветаевских писем и записных книжек, сегодня известен, пожалуй, лишь профессиональным критикам. Только однажды и совершенно в другой связи будет упомянуто имя великого Чарли Чаплина. В письмах говорится о немецком актере Вернере Крауссе, но только как исполнителе роли Наполеона. Вместе с тем в историю мирового кинематографа этот актер вошел как исполнитель главной роли в фильме Р. Вине «Кабинет доктора Кали гари». Одно из редких, скорее, случайных угадываний – «Великая иллюзия» Ж. Ренуара: «Пойдите, если не были, на потрясающий фильм по роману Ремарка: “На Западном фронте без перемен”. Американский. Гениальный…».
Едва ли не самое важное для Цветаевой – увидеть собственное отражение в экранных образах, прожить сюжеты, к которым тяготеет душа. Так в Дж. Феррар, исполнительнице роли Жанны Д’Арк, Цветаева узнает себя: «Она немножко напоминала меня: круглолицая, с ясными глазами, сложение мальчика. И повадка моя: смущенно-гордая». Фильм «Жанна-женщина» (1916) произвел на Цветаеву очень сильное впечатление: «– Когда – в 1ой картине – Иоанна с знаменем в руке – входила вслед за Королем в Реймский собор – и все знамена кланялись, я плакала. Когда зажгли свет, у меня всё лицо было в слезах. Платка не было. Я опустила глаза. Иоанна д’Арк – вот мой дом и мое дело в мире, “всё остальное – ничто!”». Знаменательно, что чуткая Аля после совместного просмотра фильма угадывает сходство матери с Орлеанской девой: «Вдруг Марина стала в профиль ко мне и сложила руки, задумавшись. Я воскликнула: “Марина, как Вы похожи на Иоанну д’Арк”. “Да, Алечка, мне это многие говорили”».
В цветаевской жизни реальный и воображаемый миры обладают одинаковой степенью достоверности. Не-случившиеся оставляет не менее острый след, чем то, что сбылось. В беспросветные годы кино заполоняет духовный вакуум, Цветаева со свойственной ей страстностью погружается в открывшейся ей мир. Поражает искренность чувств, брошенных на экранные фантомы: «…я всю жизнь завидовала – всем кто не я, сейчас (смешно, но это так) – особенно – Эльвире Попеско (моей любимой актрисе – из всех: не стыжусь сказать, что бегаю за ней по всем кинематографам – окраин и не окраин) и – мы с ней одного возраста – сравните, пожалуйста: что общего? Ничего, кроме моей зависти – и понимания». Как всегда, без меры и вне меры…
По воспоминаниям Н. Харджиева, во время своей последней встречи с Анной Ахматовой в Марьиной Роще «Марина Ивановна говорила почти беспрерывно. <…> Она говорила о Пастернаке, с которым не встречалась полтора года (“он не хочет меня видеть”), снова о Хлебникове (“продолжайте свою работу”), о западноевропейских фильмах и о своем любимом киноактере Петере Лорре, который исполнял роли ласково улыбающихся мучителей и убийц». Это прощальное цветаевское свидетельство о кинематографе, который она считала «фабулой своей жизни»…
Примечания
Использованы материалы книги И. Башкировой «Марина Цветаева и кинематограф», где впервые систематизирован корпус цветаевских текстов, связанных с темой кинематографа.
127. Валерия Богдевич, студентка Красноярского колледжа сферы услуг и предпринимательства. Красноярск
Меня всегда интересовала литература и писатели разных времён. Марина Цветаева стала для меня одной из первых поэтесс, чьё творчество задело моё сердце в самом хорошем смысле. Несмотря на столь недолгую жизнь и различные испытания в ней, Марина Ивановна Цветаева оставила важный след в литературе, подарив множество произведений и стихотворений.
Родилась поэтесса 8 октября 1892 в Москве. В семье она была не единственным ребенком. Родители Цветаевой главным образом повлияли на ее творческое начало. Ее мать была музыкантом, и виртуозно играла на пианино. Этому в дальнейшем и учила дочь. А с отцом, так как он происходил из интеллигенции и был очень развитым человеком, Марина Цветаева изучала иностранные языки и много читала. Первый свой творческий порыв юная Цветаева испытала в 6 лет, когда написал стихи на французском языке под впечатлением от поездки в Европу вместе с родителями. Но её дебютной работой стали произведения которые Цветаева писала еще в школе, это антология „Вечерний альбом”. Уже тогда её творчество произвело сильное впечатление на разных людей. Несмотря на такие страшные события как Октябрьская революция, а затем гражданская война, женщина не оставила своё творчество, и написала немало поэм и стихотворений. Многие произведения, и сборники стихотворений, были опубликованы только после смерти самой Марины Цветаевой. Также, параллельно со всеми событиями, после эмиграции мужа, Сергея Эфрона, Цветаева осталась одна со своими двумя дочками. Безработица и нищета вынуждают женщину принять тяжёлое решение, и она отдаёт их в подмосковный приют. Как же это тяжело пережить расставание с детьми и войну. Чувства Марины Цветаевой даже сложно представить. Возвращение Цветаевой и её семьи на родину, в 1937 году, не обернулось ничем хорошим, и принесло ещё больше душевных и физических страданий женщине. В это время, творчество Цветаевой не интересовало читателей. Не выдержав всех испытаний, Марина Цветаева совершила суицид и повешалась в доме где её приютили, заранее написав несколько предсмертных записок. Шутка Бориса Пастернака о том, что верёвка, которой он перевязывал скромное имущество поэтессы настолько крепкая что можно повешаться-стало явью, ведь именно так и решила поступить Цветаева. Она умерла 31 августа 1941 года в возрасте 48 лет.
Жизнь поэтессы была полна событий, от самых радостных, до невероятно печальных, но её творчество, наполненное глубоким смыслом не может оставить равнодушным. Хочется проявить сочувствие Марине Цветаевой, и одновременно восхищение её творчеству с такой особенной атмосферой и душевностью. В точности похожих на неё поэтов не будет никогда.
126. Анастасия Лобацкова, филолог, студентка магистратуры РГГУ. Москва
Через музыку путь к стихам
И вот мы погружаемся в мир, где «ноты живут на ветках», клавиши «просто – зубы, огромные холодные зубы в огромном холодном рту – до ушей», «целая вереница скрипичных лебедей» и «метроном был – гроб, и жила в нем – смерть».
Объемные образы. Ритм между строк. Наслоение слов и смыслов. Марина Цветаева так пишет, и так живут ее тексты в нас. А как рассказать о ней? С чего начать?
Начнем с музыки. Пусть музыку Марина Цветаева и не выбирала. Просто ее детство не могло сложиться как-то иначе. Мария Александровна Мейн – первый музыкант в ее жизни. Ее мать.
«Упоение музыкой, громадный талант (такой игры на рояле и на гитаре я уже не услышу!), способность к языкам, блестящая память, великолепный слог, стихи на русском и немецком языках, занятия живописью» [1], – так напишет о ней Марина Цветаева в 1914 г. в письме В. В. Розанову.
«У себя на антресолях мы засыпали под мамину игру, доносившуюся снизу, из залы, игру блестящую и полную музыкальной страсти. Всю классику мы, выросши, узнавали как «мамино»» [2], – находим в воспоминаниях Анастасии Цветаевой.
«Мать и музыка» – эссе Марины Цветаевой о ее непростых взаимоотношениях с матерью, о вынужденном погружении в мир музыки, из которого она вернулась уже поэтом.
Эссе начинается с характеристики, которую мать Марины Цветаевой дает своей дочери: «Когда вместо желанного, предрешенного, почти приказанного сына Александра родилась только всего я, мать, самолюбиво проглотив вздох, сказала: "По крайней мере, будет музыкантша"». Но «самолюбиво проглотив вздох» – явно не слова ребенка, это результат осмысления Мариной Цветаевой прошлого с высоты настоящего.
Вспомним, что пишет о ее прозе Иосиф Бродский в эссе «Поэт и проза»: «В цветаевском случае это [обращение поэта к прозе], конечно же, не попытка переверстать историю – слишком поздно: это, скорее, отступление из действительности в доисторию, в детство» [3]. Любопытно, что Марина Цветаева в своем эссе периодически выходит на уровень обобщения, пишет о мироощущении ребенка в целом: «Дети всегда хотят в чем-нибудь немыслимом жить».
И вроде бы, отправной точкой в эссе «Мать и музыка» становится рождение Марины Цветаевой в семье музыканта, а последним аккордом – уход ее матери из жизни. Но несмотря на эту линейность времени повествование оказывается закольцованным. Строки в начале: «Слуху моему мать радовалась и невольно за него хвалила» и в финале: «Радовать своей игрой мне уже было некого», – тому подтверждение.
А значит, рассказ о восприятии музыкальных реалий поэтом не является в эссе самоцелью. Мир музыки обрамляется историей о матери и о детстве.
Он открывается постепенно. Если с роялем Марина Цветаева «сошлась сразу», то с «с нотами, сначала, совсем не пошло». В их описании наблюдаем оппозицию ноты – буквы, не единственную оппозицию в эссе, содержание которого и строится на противопоставлении. Вслед за нотами идут клавиши, точнее – признание в любви к ним. И вот перед нами – галерея ассоциативных образов, мотивировка каждого из которых озвучена в тексте.
Наблюдаем такое движение: от визуальных, внешних проявлений предмета, до состояния, которое рождается при соприкосновении с ним, от состояния к воспоминаниям разных лет (это и сопоставление с тем, что «чувствовал, в 1918 году, каждый солдат в усадьбе», и ситуация, когда «тогда следом за телеграммой: «"Дедушка тихо скончался" – явилась и она сама, заплаканная и все же улыбающаясяся»). От предмета к слову: «За "клавиатуру" – слово такое мощное <…> За "хроматическую гамму" – слово, звучавшее водопадом горного хрусталя».
Этого описания вполне достаточно, чтобы выделить несколько тенденций. Во-первых, образ клавиш воссоздается в эссе посредством анафоры, приема, который используется во многих стихотворениях Марины Цветаевой. Во-вторых, в мире музыки для нее наиболее важно слово.
Рояль – ключевой образ этого мира. Сначала он упоминается пунктирно, а затем буквально вырастает перед нами во всей красе – в четырех своих пространственных воплощениях, ведь, как пишет Марина Цветаева, «в каждом играющем детстве: раз, два, три – четыре рояля». Замечаем универсальную оппозицию верх – низ. Несмотря на то, что традиционно «верх» трактуется как нечто непостижимое, в эссе «Мать и музыка» наиболее метафорично описание «третьего рояля», того, «под которым сидишь». Возможно, это связано как с тем, что здесь верх – низ соотносится с оппозицией поверхностный – глубокий, так и с особенностями восприятия ребенка, который смотрит на мир взрослых снизу.
Образ «третьего рояля» навевает мысль о том, что в картине мира Марина Цветаевой музыка сопоставима с водой. Находим подтверждение в тексте: «Но от этого соединения: рояльной воды, и воды леечной, рук матери, играющих, и рук, поливающих, попеременно льющих то воду, то музыку, рояль для меня навсегда отождествлен с водою».
Соотношение этих двух явлений выходит за рамки описания музыкальных реалий. «Мать – залила нас музыкой <…> Мать затопила нас как наводнение. <…> Мать залила нас всей горечью своего несбывшегося призвания, своей несбывшейся жизни, музыкой залила нас», – пишет Марина Цветаева. Затем следует утверждение: «Но я не родилась музыкантом».
Так, в эссе «Мать и музыка» наблюдаем два собирательных образа музыки, противопоставленных друг другу. Музыка, которой жила Мария Александровна Мейн, и «другая музыка» Марины Цветаевой. И между ними, казалось бы, пропасть. Мостиком, перекинутым через нее, становится мир музыкальных реалий, нарисованный словом.
При этом о природе своего творчества Марина Цветаева говорит прямо. Например, о том, что для нее слово – источник познания и понимания жизни: «мне всю жизнь, чтобы понять самую простую вещь, нужно окунуть ее в стихи, оттуда увидеть». А также об истоках ритмичности и музыкальности стиха: «Когда я потом, вынужденная необходимостью своей ритмики, стала разбивать, разрывать слова на слога путем непривычного в стихах тире <…> – я вдруг однажды глазами увидела те, младенчества своего, романсные тексты в сплошных законных тире».
Иосиф Бродский в эссе «Поэт и проза» отмечает, что «Цветаева вполне бессознательно переносит в нее [прозу] динамику поэтической речи – в принципе, динамику песни, – которая сама по себе есть форма реорганизации Времени» [3].
И вроде бы всё ясно – в эссе Марины Цветаевой лейтмотивом становится «другая музыка», что в финале воплощается в «силы, которых не может даже в таком ребенке осилить даже такая мать». Остается вопрос: неужели музыкальный мир – лишь средство, чтобы раскрыть эту мысль и фон для погружения в воспоминания? Очевидно, что нет. Поскольку в эссе «Мать и музыка» удивительно само воплощение мира музыки посредством слова. Ведь так о музыке своей прозой может сказать только поэт. Поэт – Марина Цветаева.
Примечания
[1] Из письма В. В. Розанову. Феодосия, 8 апреля 1914 г.
[2] Цветаева Анастасия. Воспоминания.
[3] Бродский И. Дитя цивилизации: Избранные эссе / Пер. с англ. – СПБ.: Издательская группа «Лениздат», «Книжная лаборатория», 2017. С. 201 – 221.
125. Андрей Новиков, поэт, журналист. Липецк
Вольный проезд и ожерелье для Ахматовой
Липецкая область — удивительное место на литературной карте России. Созданная в 1954 году волей Н. Хрущева, изначально бывшая Липецким уездом Тамбовской губернии, она неожиданно приросла территориями соседних областей с богатым литературным наследием. Так досталась нашему краю и старинная Усмань, которая связана с именем Марины Цветаевой. Великая русская поэтесса приехала в Усмань в сентябре 1918 года, гонимая нуждой, чтобы обменять свои скромные пожитки на продукты. В Усмани она прожила больше недели. Позже Цветаева написала очерк «Вольный проезд», подробно описав эту поездку: сценки, портреты, разговоры – на фоне разрухи, жуткий хаос происходящего. Очерк впервые был опубликован в Париже в 1924 году в журнале «Современные записки». Почему выбор Цветаевой пал на Усмань? Вряд ли она выбирала, это был просто вопрос выживания. В многочисленных дневниковых записях Марины Цветаевой явно просвечивает нужда: «Муки нет, хлеба нет, под письменным столом фунтов 12 картофеля, остаток от пуда, “одолженного” соседями, - весь запас...». «Хожу и сплю в одном и том же коричневом, однажды безумно севшем, бумазейном платье, шитом весной 17-го года за глаза в Александрове. Всё прожжено от падающих углей и папирос...». В голодной и холодной Москве ей приходилось заботиться не только о себе, но и о двух своих дочерях.
Какой же увидела жизнь в провинциальном городе Цветаева в период Гражданской войны, в далеком 1918 году?
Вспоминала Марина Ивановна это так: 6 сентября1918 года. Москва. Пречистенка. Институт Кавалерственной Дамы Чертовой, взяла пропуск в Тамбовскую губернию «для изучения кустарных вышивок». Но ехала она за пшеном. Означенный «Институт Кавалерственной Дамы Чертовой» на самом деле дворец Долгоруковых. Особняк строился в 1788 году , а в 1795 году его приобрели князья Долгоруковы. В1863 году особняк арендует Александро-Мариинское училище для девочек, основанное на средства жены генерала П. А. Чертова.
После ее смерти частное училище преобразовали в казенный институт, где учились дочери бедных офицеров. После революции здания усадьбы занимали многочисленные советские учреждения. Здесь-то и получила Цветаева спасительное – потому что в дороге оно не раз выручало всю компанию «путешественников» – удостоверение на вольный проезд. Интересна дальнейшая судьба особняка: обветшавший дворец был отреставрирован, в 2001 году в нем открыли галерею искусств Зураба Церетели. Теперь вернемся к поездке в Усмань. «Вольный проезд (провоз) в 1.1/2 пуда», - пишет в прологе Цветаева. А вот картина путешествия: «Посадка в Москве, В последнюю минуту – точно ад разверзся: лязг, визг. Я: «Что это?» Мужик, грубо: «Молчите! Молчите! Видно еще не ездили!» Баба: «Помилуй нас, Господи» Страх как перед опричниками, весь вагон – как гроб. И, действительно, минуту спустя нас всех, несмотря на билеты и разрешения, выбрасывают. Вагон понадобился красноармейцам. В последнюю секунду она и ее знакомый N все-таки попадают обратно в вагон». Сам N ехал туда с другом и его тещей, сын которой служил красноармейцем в усманском реквизиционном продовольственном отряде. Герои так и остаются безымянными – друг, теща, сын, впоследствии названный Колька. В очерке практически нет имен, названий, адресов или даже конкретных примет тех мест, где останавливалась Цветаева. И это не случайно. Для нее всегда важнее лица, речи, чувства, отношения, голоса, время. И в революционной России Усмань вряд ли выделялась чем-то особенным. Так же, как и везде, одни грабили и убивали, прикрываясь именем революции и интересами пролетариата, другие дрались за свое добро и семьи, прятали зерно и скот, третьи, пользуясь моментом и властью, богатели на бедах народа, а большинство, как Цветаева, просто выживали. Станция назначения объясняется просто: туда пригласил Цветаеву ее знакомый, выведенный в очерке под буквой N, а в записных книжках упомянутый ею как некто Малиновский. Герои так и остаются безымянными. Вот, наконец, приехали на станцию Усмань. «12-й час ночи: «Чайная. Ломящиеся столы. Наганы, пулеметные ленты, сплошная кожаная упряжь. Мы, чествуемые, все без ног, - идя со станции, чуть не потонули». Вот как описывает она себя в то время в хаосе революции: «Зеленое, в три пелерины, пальто, стянутое широченным нелакированным ремнем (городских училищ). Темно-зеленая, самодельная, вроде клобука, шапочка, короткие волосы. Из-под плаща – ноги в серых безобразных рыночных чулках и грубых, часто не чищенных (не успела!) – башмаках. На лице – веселье...» И еще: «Что меня заставляет так мучиться с этими очередями, кооперативами, Смоленскими, вокзалами? – Д<олжно> б<ыть>, всё-таки – чувство долга, но так как я от природы чувствую отвращение к долгу, я бессознательно (из самообороны!) превращаю всё это в приключение». Она вспоминала поездку и так: «Просыпаюсь от сильного удара... Вскакиваю. Полная тьма. Все усиливающийся топот ног, хохот, ругань. Звонкий голос из темноты: «Не беспокойтесь, мамаша, это реквизиционный отряд с обыском пришел!» Чирканье спички. Крики, плач, звон золота, простоволосые старухи, вспоротые перины, штыки… Рыщут всюду».
– Да за иконами-то хорошенько! За святыми-то! Боги золото тоже любят-то!
– Да мы… Да нешто у нас… Сынок! Отец! Отцом будь!
– Молчать, старая стерва!
Пляшет огарок. Огромные – на стене – тени красноармейцев.
А дальше Марина Цветаева описывает людей и базар: «Тридцать верст пешком по стриженому полю, чтобы выменять ситец (розовый) на крупу…
…Базар. Юбки – поросята – тыквы – петухи. Примиряющая и очаровывающая красота женских лиц. Все черноглазы и все в ожерельях. Покупаю три деревянных игрушечных бабы, вцепляюсь в какую-то живую бабу, торгую у нее нашейный темный, колесами, янтарь и ухожу с ней с базару – ни с чем…»
На целую неделю Марина стала бесплатной служанкой у хозяйки чайной. «Мытье пола у хамки».
- Еще лужу подотрите! Повесьте шляпку! Да вы не так! По половицам надо! Разве в Москве у вас другая манера? А я, знаете, совсем не могу мыть пола - знаете: поясница болит! Вы, наверное, с детства привыкли? Молча глотаю слезы».
А вот и конец: «Завтра едем, Едем, если сядем…. Сматываюсь. Две корзинки: одна – кроткая, круглая, другая квадратная, злостная, с железными углами и железкой сверху. В первую – сало, пшено, кукол (янтарь как одела, так и не сняла), в квадратную – полпуда Н. и свои 18 ф. в общем, около 3 п. Беру на вес – вытяну!..» Дотащив «квадратные корзины» до вокзала, чудом разместившись в переполненном вагоне, стоя на одной ноге, Марина Цветаева возвращалась домой…Русская деревенская стихия ворвалась в душу Цветаевой именно в Усмани, певучий простонародный язык вызвал интерес к фольклору. Ведь Марина впервые попала в русскую деревню, общалась с народом. Деревенские относились к ней настороженно, с недоверием, но для Цветаевой эта встреча была бесценной: она нагляделась и наслушалась России. По впечатлениям от поездки в Усмань Мариной Цветаевой создано немало стихов, в которых явственно слышатся народные мотивы. Это «Под рокот гражданских бурь…», «Колыбель, овеянная красным…», «Офицер гуляет с саблей…». Всю жизнь помнила она встречу с усманским «Стенькой Разиным»:
Царь и Бог! Простите малым –
Слабым – глупым – грешным – шалым,
В страшную воронку втянутым,
Обольщенным и обманутым, -
Царь и Бог! Жестокой казнию
Не казните Стеньку Разина!
А стихотворение «Глаза», с датой 9 сентября1918 года, скорее всего, было написано в Усмани:
Привычные к степям – глаза,
Привычные к слезам – глаза,
Зеленые – соленые –
Крестьянские глаза…
Страшная по тем временам Усмань оказалась благословенной для Цветаевой: она вернулась из нее не только с продуктами для детей, но и с полным творческим багажом. Еще она привезла из поездки янтарное ожерелье. Торговки на базаре смеялись, дескать, зачем янтарь барышне? Как еще вспоминала Цветаева, когда пошла на станцию за кипятком и надела янтарные бусы. Девки кричали: – «Барышня янтарь надела! Срам-то! Страм!»
В 1941 году Марина Цветаева впервые встретилась с Анной Ахматовой.
Случилось это в Москве. А в 1957 году произошла встреча Ариадны (дочь Марины Цветаевой) и Анны Ахматовой. Со слов Анны Андреевны она записала беседу двух великих поэтов. В беседе упоминается янтарное ожерелье. Нет сомнения, это было янтарное ожерелье, которое приобрела Марина в городе Усмани на базаре. Марина Цветаева хранила эти бусы более 20 лет и подарила их Анне Ахматовой.
124. Галина Михайлова, кинорежиссер, член Союза кинематографистов России. Пушкин, Санкт-Петербург
Моя Цветаева
«Бывают странные сближенья…»
А.С. Пушкин
«Как слово наше отзовётся…»
Ф.И. Тютчев
Все счастливые любовные истории похожи друг на друга ( если перефразировать Л.Н. Толстого), а несчастную любовь каждый переживает по-своему. А, если это ещё и поэт, то у него могут родиться самые невероятные строки. Любовную историю Марины Цветаевой рассказывает… гора.
С 1922 года М. Цветаева с мужем и дочерью оказались в Чехии. Поселились они в предместьях Праги и прожили там около 3-х лет… В это время и случился роман, как пишут бурный, с белым офицером Константином Родзевичем. Казалось бы, ничего особенного, дело житейское, факт биографии, если бы не написанная в 1924 году (год разрыва с Родзевичем), на одном дыхании «Поэма Горы».
Реальная героиня поэмы – это Петршин холм в предместье Праги, теперь оказавшийся в её центре. Эта невзрачная возвышенность высотой 327 метров даже географически не удостоилась называться горой. Но здесь Цветаева часто гуляла с Родзевичем и поэтому:
Не Парнас, не Синай —
Просто голый казарменный
Холм….
Та гора была — рай?
Только казалась раем, так как рай со знаком вопроса. И вся поэма не о счастье. В этом мире без вопросов оказывается только горе. ГОре созвучно и горЕ, и городу. Частые аллитерации (повторения звуков «г» и «р») усиливают напряжённость, нервность и страстность стиха:
Та гора была — миры!
Бог за мир взымает дорого!
Горе началось с горы.
Та гора была над городом.
Гора была и раем, и адом - горем. Она почти одушевлённая героиня. Она действует: «Гора бросалась под ноги… Гора хватала за полы… Гора валила навзничь нас…». Гора чувствует (и снова гора и горе созвучны):
Гора горевала (а горы глиной
Горькой горюют в часы разлук)…
В поэме частная, личная история становится поводом для почти вселенских обобщений, созвучных и нашему времени. Через судьбу Горы Цветаева очень точно и образно передаёт конфликт между возвышенными чувствами и обывательской, приземлённой жизнью – «…жизнь, про которую знаем все мы: Сброд-рынок-барак…». Тема вечная, знакомая и современная:
Минут годы, и вот означенный
Камень, плоским смененный, снят.
Нашу гору застроят дачами, —
Палисадниками стеснят….
И на том же блаженном воздухе,
— Пока можешь еще — греши! —
Будут лавочники на отдыхе
Пережевывать барыши.
А дальше - совсем беспощадно - о мести горы:
По упорствующим расселинам
Дачник, поздно хватясь, поймет:
Не пригорок, поросший семьями, —
Кратер, пущенный в оборот!...
…Виноградники заворочались,
Лаву ненависти струя.
Будут девками ваши дочери
И поэтами – сыновья! [1]
Здесь необходимо пояснить, почему я пишу именно об этом произведении, и почему, кстати, знаю его наизусть. Хотя с творчеством Марины Цветаевой знакома весьма приблизительно, что вполне естественно, так как в школьной программе этого не было, да и вообще о Цветаевой особо не распространялись. Но дело даже не в этом. У детей, живших в городе, названном именем поэта, учившихся в школе, которая находилась в двух шагах от Лицея, естественно, был один главный поэт – Александр Сергеевич Пушкин. Все остальные – в тени. Но именно Пушкин «познакомил» меня с Цветаевой - в журнале «Наука и жизнь»[2] меня привлекло не имя автора, а заголовок – «Мой Пушкин». Повесть была «проглочена», и до сих пор меня пленяет простое, точное и универсальное название и очевидная, но именно Цветаевой гениально выраженная мысль, что у каждого поэт свой, будь то Пушкин, Лермонтов, Гёте… любой другой. Благодаря грамотным советским издателям, выпустившим в серии «Поэзия – школе» двухтомник «Путешествие в страну Поэзия»[3], я знала стихотворения: «Бабушке», «Идёшь на меня похожий», «Стихи растут» «Белое солнце…», «Вчера ещё в глаза глядел», «Лучина», цикл «Стихи к Пушкину», «Стихи к сыну», «Родина», «Тоска по родине»… Немного, конечно, но, как говорится, репрезентативно. И как они отличаются от «Поэмы Горы»!..
«Поэма Горы» сначала была мною услышана, а не прочитана. Дело в том, что мой друг – поэт Анатолий Иванен[4] - учил её в течение двух месяцев и декламировал вслух. Зачем? Добиться ответа от скрытного ингерманландца было невозможно. И вдруг зубрёжка кончилась. Мы поехали на Карельский перешеек в Хиттолово - родную деревню поэта, поднялись на безымянный холм, с которого виднелись и старые дома, и новые роскошные хиттоловские особняки-крепости, и стало понятно, почему Иванен решил читать «Поэму Горы» именно здесь. И хотя я с видеокамерой была единственным зрителем этого действа, Иванен заметно волновался. Читая слова, написанные о далёком чешском холме, он смотрел на «застроенные дачами» склоны «своей горы» и вспоминал, какими они были живописными, вспоминал школу, которая стояла на холме и которой уже нет, мелькнуло, наверняка и воспоминание о случившейся здесь юношеской любви. Несомненно, он думал и о себе, когда читал о мести горы, о пророчестве Цветаевой, что «сыновья станут поэтами». Судьбы поэтов трагичны.
Был ясный осенний день, ветер задувал в микрофон, но от этого строки звучали ещё более напряжённо. Иванен читал выразительно, тщательно передавая особенности стиха Цветаевой, её многочисленные эллипсисы и анжамбеманы. Волнение исполнителя было столь велико, что он забыл текст и заканчивал читать по книге…
Анатолия Иванена уже нет в живых, он погиб в Царском Селе, в городе муз, где всегда мечтал жить и поселился к концу жизни. Осуществлённая мечта привела к смерти. Запись «Поэмы Горы» сохранилась. И у меня есть «своя» Цветаева, связанная не только с А.С. Пушкиным.
Примечания
[1] Месть самой Цветаевой была красива и достойна поэта. Она отправила свою поэму невесте Родзевича в качестве свадебного подарка.
[2] «Наука и жизнь», №2, 1967 г.
[3] «Путешествие в страну Поэзия», «Лениздат», 1968 г.
[4] Анатолий Вильямович Иванен (1950 – 2013), член Союза писателей СССР и России, автор девяти книг стихов. Лауреат литературной премии имени Бориса Корнилова за 2008 год.
123. Марина Смоленская, специалист по кадрам. Архангельск
Кто создан из камня,
кто создан из глины, -
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело - измена,
мне имя - Марина,
Я - бренная пена морская.
Марина Цветаева – для меня это не только поэт серебренного века, а сильная независимая личность с бунтарскими, ярко выраженными чертами характера. По моему мнению, она является одним из примеров образа песен легендарной уже в наше время группы «Сплин», строки текста которой, наверное, знает каждый из нас – «Гни свою линию!». Ее произведения, как кристаллики памяти, которые, безусловно отражают судьбу автора, передают читателю ее настроение, чувства по разным направлениям – это и отношение к окружающему миру, родным и близким друзьям, любви и жизни, Москве ну и конечно же Родине. Отчизна крепко вцепилась своим нарастающим комом бурных событий того времени в душу автора и осталась там морской солью печали и тоски.
Марина Цветаева не принимает революцию и очень хорошо передает это ее стихотворение «Царю – на Пасху». Такими словами Марина Ивановна передает нам о том, что царская Россия понесла вторжение и перелом - «Настежь, настежь царские ворота!», «Чистым жаром горит алтарь», ну а «Пал без славы Орел двуглавый» и «Есть – котомка, коль отнят –трон» говорят нам о свержении монархии, которое для автора является катастрофой, национальной и государственной смертью. Революция настолько потрясла автора, что она обращается с мольбой ко всему российскому народу. Нельзя без особой симпатии смотреть сквозь призму ее работ, которые наглядно показывают, как автор пытается побудить в читателе чувства к сверженной монархии. На мой взгляд, самым удачным примером этого можно выделить следующее стихотворение:
За Отрока — за Голубя — за Сына,
За царевича младого Алексия
Помолись, церковная Россия! Очи ангельские вытри,
Вспомяни, как пал на плиты
Голубь углицкий — Димитрий.
Ласковая ты, Россия, матерь!
Ах, ужели у тебя не хватит
На него — любовной благодати? Грех отцовский не карай на сыне.
Сохрани, крестьянская Россия,
Царскосельского ягненка — Алексия!
Но мольбы автора не были услышаны, к тому же муж Марины Цветаевой уходит в белую гвардию. Тревога за родного любимого человека, воодушевление его поступком нашли отражение в стихах, которые впоследствии вошли в книгу «Лебединый Стан»:
На кортике своём: Марина —
Ты начертал, встав за Отчизну.
Была я первой и единой
В твоей великолепной жизни.
Я помню ночь и лик пресветлый
В аду солдатского вагона.
Я волосы гоню по ветру,
Я в ларчике храню погоны.
Можно с уверенностью сказать, что работы сборника с большой исторической точностью отображают события Революции и гражданской войны.
22 мая 1922 года Марина Цветаева покидает Россию со своей дочерью и уезжает к мужу заграницу. Разлука с Родиной является для нее тяжелым испытанием, которое в свою очередь, несомненно, нашло отражение в ее работах в виде печали и тоски по любимой отчизне. В стихотворении «Русской ржи от меня поколон» Марина Цветаева вспоминает о родных пенатах, и передает всю тяжесть своего бытия, ищет моральную поддержку:
Русской ржи от меня поклон,
Ниве, где баба застится.
Друг! Дожди за моим окном,
Беды и блажи на? сердце…
Ты, в погудке дождей и бед
То ж, что Гомер — в гекзаметре,
Дай мне руку — на весь тот свет!
Здесь — мои обе заняты.
Высокий эмоциональный пик, вызванный тоской и ностальгией по родной стране, по моему мнению очень хорошо характеризуется такими стихотворениями как «Лучина», «Тоска по Родине!», «Родина». В метафоричном наименовании стихотворения «Лучина» Марина Цветаева ассоциирует Родину с отчим домом, теплотой и уютом:
До Эйфелевой – рукою
Подать! Подавай и лезь.
Но каждый из нас – такое
Зрел, зрит, говорю, и днесь,
Что скушным и некрасивым
Нам кажется «Ваш» Париж.
«Россия моя, Россия,
Зачем так ярко горишь?».
А последние слова данной работы (Россия моя, Россия, зачем так ярко ты горишь?) – это автор говорит нам о том, что Родина у нее вызывает сильную тоску в ее душе, об этом и говорит последнее четверостишье стихотворения «Тоска по Родине!»:
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все - равно, и все - едино.
Но если по дороге - куст
Встает, особенно - рябина…
Стихотворение «Родина» посвящено соотечественникам, которые разделили тяжелые годы эмиграции. Так в первом четверостишье автор пишет:
О, неподатливый язык!
Чего бы попросту — мужик,
Пойми, певал и до меня:
«Россия, родина моя!»
Олицетворение в стихотворении мужика как связь с предыдущем поколением, причем мужик – это как образ крестьянина – труженика, который работает на родной земле, это признание автора Россию своей Родиной. А во втором четверостишье Марина Цветаева передает боль своей разлуки с Отчизной:
Но и с калужского холма
Мне открывалася она —
Даль, тридевятая земля!
Чужбина, родина моя!
Стихотворение так же пропитано воспоминаниями Марины Цветаевой о Родине.
Итак, как мы видим, тема Родины является одним из направлений, которое Марина Ивановна ведет в своих произведениях от начала и до конца своей жизни, являясь при этом поэтическим летописцем своей эпохи. Тем самым, Марина Цветаева внесла большой литературный вклад в культурное наследие нашей страны. В благодарность этому, память о Цветаевой Марине Ивановне будет не только храниться на страницах ее произведений, но и в доме – музее писателя, установке мемориальных досок, памятников, организации литературных исторических кружков и обществ, всего того, что с большой точностью сохранит и передаст в наследство следующему поколению талант и судьбу автора.
122. Максим Картавенков, студент Российского экономического университета им Плеханова. Смоленск
Творчество Марина Цветаевой
Цветаева прекрасная поэтесса, она писала разные стихотворения. Они о любви, о детях, о жизни, бывают философскими. Лично я нахожу произведения Цветаевой жизненными и очень интересными. Они помогают задуматься или вывести на эмоции себя. Если говорить про историю жизни Марины, то она была достаточно интересной личностью.
Но поэтесса многое пережила, например Первую Мировую Войну. В это время она написала «романтические драмы». Слог Марины Цветаевой был легким, уносящий в далекие края, прочь от разрухи в замершей Москве.
В 1919 году из-за тяжелой экономической ситуации в стране Цветаева сдала детей в приют. Но увы, в 1920 году умерла её младшая дочь от голода. Через некоторое время ей пришла весточка от Эфрона (мужа Цветаевой) и она решила поехать к нему. В 1922 году супруги воссоединились.
В целом история Цветаевой полна трагедии и драмы, но она продолжала писать, тем самым поддерживая других людей и помогая, выместить свои эмоции на лист бумаги.
Судьба никогда не скупилась для Цветаевой на печальные события, сильнейшим из которых стала смерть ее матери, Марии Александровны, от туберкулёза. Это сильно повлияло на юную особу, оставив свой неизгладимый след. Далее — Гражданская война, расколовшая мир на «до» и «после». Не в силах смириться с этим, Марина покидает Родину в 1922 году, отправляясь в Чехию, просторы которой уже было весьма хорошо знакомы ее мужу — Сергею Эфрону.
Затем новый удар: Цветаева вынуждена расстаться с Ириной и Ариадной, своими дочерями, первая из которых погибает в приюте. Некоторые до сих пор винят в смерти Ирины Марину, однако по сей день весьма сложно сказать, которая часть вины в столь ранней кончине малютки лежит на ее плечах. Однако в 1925 году она снова становится мамой, у неё родился сын Георгий, в котором она души не чаяла. Но рождение сына не принесло ей счастья, ведь поэтесса жила в нищете. Проводя всю жизнь в постоянной спешке, она в последний раз переезжает в Елабугу с Георгием, где впоследствии вешается.
Символичен так же факт, который почти всем известен, что Пастернак перед эвакуацией принёс Марине верёвку, чтобы упаковать вещи, и неудачно пошутил, что на ней можно даже повесится — настолько она крепкая. Этим «советом» и воспользовалась Цветаева.
На ее творчество особое влияние оказали и такие события, как революция и разлука с любимым мужем. Поэтесса много страдает в одиночестве. В революционные годы ее лирика проникнута печалью. После долгих и мучительных душевных исканий, поездок в Европу она так и не находит смысла своего существования. Силы Цветаевой постепенно иссякают. Она решается на самоубийство. Так трагично заканчивается жизнь этой великой поэтессы. Марина Цветаева отдала нам самое большее, что у нее было – свои мысли чувства, сердце, прожитые дни.
Цветаева оставила огромное творческое наследство. За тридцать лет было написано 17 поэм, 8 пьес, 50 прозаических произведений, более 800 стихотворений. Говорят, чем больше судьба поэта отражает историю страны, тем дороже поэт народу. Эти слова можно отнести и к Марине. На ее стихи написано много песен. В стране открыто и действует восемь музеев Цветаевой. Ей поставили памятники в разных городах. Слова одного из ранних стихотворений Цветаевой оказались пророческими:
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черёд.
Таким образом, жизнь великой поэтессы, стихи которой сейчас активно цитируются и считаются золотом нашей поэзии, прожила страшную жизнь, которую, пожалуй, я не пожелала бы никому. На ее долю выпало множество испытаний, но она смогла «обессмертить» себя с помощью своего таланта.
121. Софья Гудкова, МБУ ДО "Школа искусств". Королев
Цветаева прекрасная поэтесса, она писала разные стихотворения. Они о любви, о детях, о жизни, бывают философскими. Лично я нахожу произведения Цветаевой жизненными и очень интересными. Они помогают задуматься или вывести на эмоции себя. Если говорить про историю жизни Марины, то она была достаточно интересной личностью.
Но поэтесса многое пережила, например Первую Мировую Войну. В это время она написала «романтические драмы». Слог Марины Цветаевой был легким, уносящий в далекие края, прочь от разрухи в замершей Москве.
В 1919 году из-за тяжелой экономической ситуации в стране Цветаева сдала детей в приют. Но увы, в 1920 году умерла её младшая дочь от голода. Через некоторое время ей пришла весточка от Эфрона (мужа Цветаевой) и она решила поехать к нему. В 1922 году супруги воссоединились.
В целом история Цветаевой полна трагедии и драмы, но она продолжала писать, тем самым поддерживая других людей и помогая, выместить свои эмоции на лист бумаги.
Если посмотреть со стороны любовных интриг и отношений, то Цветаева была совсем не верной женой. Она вышла замуж за Сергея Яковлевича Эфрона. Однажды поэтесса сказала, что готова выйти замуж за человека, на которого укажет ее любимый камень. В день знакомства будущий супруг подарил Марина сердоликовую бусину. Этот подарок женщина хранила всю жизнь. Увидев Сергея на морском берегу в белой рубашке, девушка была очарована. Она подумала, что парень слишком пригож, чтобы быть простым смертным. Поженились они почти сразу, в 1912 году. Увы, на их долю выпало не мало расставаний, что «било» по здоровью Сергея.
Цветаева говорила, что сожалела о столь раннем браке.
Первой нетрадиционной любовью Марины Цветаевой стала поэтесса и переводчица Софья Парнок. Они познакомились в октябре 1914 года в московском особняке писательницы Аделаиды Герцык. Это было одно из популярных мест Москвы, где собиралась вся местная богема: поэты, писатели, художники, актёры и музыканты. У девушек начался бурный роман. Софья сыграла роль музы для Цветаевой и вдохновила её на создание новых стихов. Однако обе женщины чувствовали, что вечно так продолжаться не может. Ревность, непонимание и охлаждение былой страсти наступило быстро и неожиданно, а страсть превратилась едва ли не в ненависть. И когда Цветаева в 1933 году узнает о смерти своей возлюбленной, она внешне была невозмутима, но после стольких эмоций человек, вероятнее всего, душа болела. Но мы этого уже не узнаем.
120. Сабина Тынчерова, МБУ ДО "Школа искусств". Королев
Марина Ивановна Цветаева является известной поэтессой, творившей в серебряном веке. Она была по-настоящему талантливым и одаренным человеком. Стихи этой женщины не могут оставить равнодушным никого, они, непременно, трогают струны души каждого, кто читает их. Вообще, вполне закономерно, что ее творчество носит достаточно депрессивный цвет. Сама по себе жизнь у Марины Ивановны была совсем не легкой.
Родилась Марина Цветаева в интеллигентной семье. Отец - Цветаев Иван Владимирович, профессор Московского университета, известный филолог и искусствовед. Огромное влияние на Марину оказала ее мать, Мария Мейн, мечтавшая, что дочь пойдет по ее стопам и станет пианисткой. Но Мария Цветаева заболела чахоткой, и семья была вынуждена уехать за границу. В 1906 году мать умерла и заботы о Марине, ее младшей сестре Анастасии легли на плечи отца.
В 19 лет Марина вышла замуж за Сергея Эфрона. Их знакомство состоялось в Коктебеле. Сергей Яковлевич был веселым, жизнерадостным человеком, душой любой компании. Супружеская жизнь Цветаевой и Эфрона протекала не так гладко, как ожидала Марина. После революции Сергей Эфрон посвятил себя политической борьбе, примкнув к сторонникам белого движения. Поэтессе пришлось одной воспитывать двух дочерей и вести домашнее хозяйство, к чему не была готова. Чтобы спасти девочек от голодной смерти, она решила отдать их в приют. Но вскоре они заболели, и Марина забрала старшую дочь домой. Спустя два месяца младшая умерла в приюте. Для Цветаевой это стало тяжелым испытанием.
В ноябре 1920 года Цветаева присутствовала на спектакле в театре, его неожиданно прервали сообщением о том, что Гражданская война закончена и белогвардейцы разгромлены. Цветаева лихорадочно перебирала в голове мысли о муже: жив, убит или ранен и уже на пути домой.
Весной 1922 года она отправилась с дочерью Ариадной в Берлин, к Сергею. Супруги переехали в деревню под Прагой. Жить здесь было дешевле. Цветаева принялась за устройство быта. Но бытовая неустроенность стала лишь первой пробой характера. Здесь Марина пережила самые сладостные и мучительные сердечные муки, которые ей приходилось испытывать из-за Константина Родзевича. Он увидел в Цветаевой не просто поэта, а женщину, прекрасную, полную живительной энергии. Он никогда не старался казаться лучше, чем был на самом деле, что и покорило Цветаеву.
Марина стала раздражаться по малейшему поводу, замыкаться в себе и не разговаривала с мужем. Когда же наступило время выбора, Марина осталась с Сергеем, но отношения уже, конечно, были далеки от семейной идиллии.
В 1925 году у Марины родился сын Георгий, и скоро семья переехала во Францию. Здесь Марина еще сильнее почувствовала нищету. Усталость от домашних дел все нарастала. Эфрон к этому времени начал заниматься прокоммунистической деятельностью. Он пытался обеспечить себе возвращение на родину.
Один за другим уезжали члены семьи: сначала Аля, а затем и Сергей. Цветаевой дают разрешение на въезд в Россию только в 1939 году. Далее она вместе с сыном приезжает в Москву. Происходит воссоединение семьи и даже начинает казаться, что все самое страшное позади. Новым домом для Цветаевых становится дача в Болшево. Но тут внезапно арестовывают сначала Ариадну, а потом и Сергея.
С началом Великой Отечественной войны Цветаеву в числе прочей писательской интеллигенции эвакуируют из столицы. Вместе с сыном сначала она попадает в Чистополь, а 17 августа 1941 года Цветаева приехала в Елабугу. Сначала она вместе с сыном и другими эвакуированными семьями поселилась в библиотечном техникуме и начала искать работу. Деньги, привезенные с собой, уходили быстро и вещей, которые можно продать, они привезли не много. Работу в Елабуге Цветаева так и не нашла. В Елабуге надо было где-то жить. Марина осталась жить в первом же доме, куда их привели. Хозяйка дома Анастасия Бродельщикова стала свидетелем последних дней Цветаевой.
31 августа жителей вместе с эвакуированными мобилизовали расчищать за городом площадку для аэродрома. Марина Ивановна была больна и осталась дома, на воскресник отправился Георгий. Расчищать аэродром пошла и Бродельщикова. Домой Анастасия Ивановна вернулась после обеда. Тогда она вошла в сени, где на балке повесилась Цветаева. Сначала в темноте она наткнулась на стул, потом - на поэтессу. Марина оставила три предсмертные записки: сыну, эвакуированным в Елабугу писателям и Николаю Асееву в Чистополь.
Поэтесса была похоронена 2 сентября 1941 года в Елабуге. Но из-за того, что шла война, место захоронения так и осталось неизвестным. На этом кладбище сестра Марины, нашла четыре неизвестных могилы, датируемых 1941 годом. Она установила между ними крест, на котором написано, что в этой стороне кладбища покоится поэтесса Цветаева. Это было в 1960 году, а спустя десять лет крест заменили гранитным надгробием.
Поэтесса пережила много тяжелых событий в своей жизни. Вероятно, она покончила с жизнью, так как не выдержала всех жизненных трудностей. Но человеческая слабость не обесценивает её творчества.
119. Наталья Цыбикова, МБУ ДО "Школа искусств". Королев
Биографии писателей и поэтов, живших задолго до нашего появления, неизменно овеяны туманом тайны. По сети гуляют статьи с громкими заголовками и весьма интересные факты, которые вряд ли прозвучат на уроках литературы.
Судьба никогда не скупилась для Цветаевой на печальные события, сильнейшим из которых стала смерть ее матери, Марии Александровны, от туберкулёза. Это сильно повлияло на юную особу, оставив свой неизгладимый след. Далее — Гражданская война, расколовшая мир на «до» и «после». Не в силах смириться с этим, Марина покидает Родину в 1922 году, отправляясь в Чехию, просторы которой уже было весьма хорошо знакомы ее мужу — Сергею Эфрону.
Затем новый удар: Цветаева вынуждена расстаться с Ириной и Ариадной, своими дочерями, первая из которых погибает в приюте. Некоторые до сих пор винят в смерти Ирины Марину, однако по сей день весьма сложно сказать, которая часть вины в столь ранней кончине малютки лежит на ее плечах. Однако в 1925 году она снова становится мамой, у неё родился сын Георгий, в котором она души не чаяла. Но рождение сына не принесло ей счастья, ведь поэтесса жила в нищете. Проводя всю жизнь в постоянной спешке, она в последний раз переезжает в Елабугу с Георгием, где впоследствии вешается.
Символичен так же факт, который почти всем известен, что Пастернак перед эвакуацией принёс Марине верёвку, чтобы упаковать вещи, и неудачно пошутил, что на ней можно даже повесится — настолько она крепкая. Этим «советом» и воспользовалась Цветаева.
Таким образом жизнь великой поэтессы, стихи которой сейчас активно цитируются и считаются золотом нашей поэзии, прожила страшную жизнь, которую, пожалуй, я не пожелала бы никому. На ее долю выпало множество испытаний, но она смогла «обессмертить» себя с помощью своего таланта.
118. Ева Воробьева, МБУ ДО "Школа искусств". Королев
Марина Цветаева – великая поэтесса серебряного века, родилась 26 сентября 1892 года. Семья поэтессы принадлежала к научно-художественной интеллигенции. Уже в шесть лет Цветаева начала писать четверостишия, она знала немецкий и французский языки и также писала на них. Семья Цветаевых нередко была за границей и это, несомненно, сказалось на творчестве поэтессы.
Осознанный творческий путь ее приходится на шестнадцать лет. Именно в этом возрасте у поэтессы выходит первый сборник стихов, который ей помогли опубликовать. Сборник назывался «Вечерний альбом». Именно в нем критики и известные литераторы той эпохи смогли распознать будущего мастера слова.
Первые стихи Цветаевой – это произведения полные чистоты, правдивости. Много стихов поэтесса посвятила своей родне: сестре и матери. Ее творения наполнены радостью, переживаниями, рассуждениями. Марину Ивановну называют своеобразным, непосредственным и талантливым поэтом. Каждый ее стихи – это строки, наполненные воздухом, безграничным раздольем, ярким светом и воздухом. Марина Ивановна была личностью неординарной, свои противоречивые взгляды и эмоции она старалась отразить в поэзии.
Начало двадцатого века знаменуется среди символистов временем, когда модно было писать о смерти и потустороннем мире. Цветаева тоже затронула эту тему в своих произведениях, но сделала это, не употребляя излишнюю слезливость, славословие, картинную позу. Ее стихи были удивительно непосредственны. Будучи еще юной, о своем уходе Цветаева пишет с легкой грустью, с некоей долей иронии.
Поэзия Цветаевой – это настоящий фонтан, который бьет неудержимыми эмоциями. Ей казалось, что если она не выльет из себя строки, то ее душа просто разорвется. Бескомпромиссное отношение к своему творчеству характерно только самым большим поэтам. Именно большим поэтом и была Марина Цветаева, отдавшая себя всю искусству и людям.
В 20 лет Цветаева выходит замуж. Ее избранником стал молодой Сергей Эфрон. Скоро на свет появляется дочь Ариадна. Потом в жизни Марины Ивановны наступает такой момент, когда она начинает крутить роман с одной из поклонниц своего творчества – женщиной по имени Соня. Она повлияла на появление немалого количество стихов и произведений Марины Ивановны. Еще в 1912 году был издан сборник стихотворений. При этом в него вошли многие детские произведения. При этом данная творческая личность, которая была разносторонней, занимается написанием драматических произведений, прозаических и вообще ведет весьма активную и насыщенную литературную жизнь.
На ее творчество особое влияние оказали и такие события, как революция и разлука с любимым мужем. Поэтесса много страдает в одиночестве. В революционные годы ее лирика проникнута печалью. После долгих и мучительных душевных исканий, поездок в Европу она так и не находит смысла своего существования. Силы Цветаевой постепенно иссякают. Она решается на самоубийство. Так трагично заканчивается жизнь этой великой поэтессы. Марина Цветаева отдала нам самое большее, что у нее было – свои мысли чувства, сердце, прожитые дни.
117. Виктория Шуплецова, МБУ ДО "Школа искусств". Королев
Марина Цветаева – поэт, автор замечательных произведений. Родилась 8 октября 1892 года в Москве. Большинство своих поэзий Марина Цветаева написала в периоды сильнейших душевных страданий. Она была сильной и открытой, сумевшей без лишних истерик отразить в своих стихах все, что так близко женщине. Имя Марины Цветаевой навсегда останется в истории мировой поэзии 20-го века.
130 лет назад поэтесса покончила жизнь самоубийством. 31 августа Марина Ивановна осталась в доме Бродельщиковых одна, сказавшись нездоровой. Нашла её хозяйка, вернувшись с работы, в сенях дома на балке. Есть легенда, что в тот роковой день поэт использовала верёвку, которую дал ей Борис Пастернак для связки багажа.
Жизнь Цветаевой была весьма нелегкой, из-за этого ее стихотворения несут депрессивный посыл. Но при этом она была очень талантливым человеком. Невозможно без восхищения читать ее произведения. Они вызывают эмоции и заставляют задуматься.
116. Виктория Чиж, МБУ ДО "Школа искусств". Королев
Биография в трагедии. Нелегкая судьба Марины Цветаевой
У Марины Цветаевой была тяжелая жизнь, которая напрямую отразилась в её творчестве.
Родилась она в 1892 в дворянской семье. Цветаева была наполовину русской, на четверть немкой, и ещё на четверть полькой. Росла она в интеллигентной, умной семье. В шесть лет начала писать стихи.
Ещё до революции вышли три книги ее стихов: «Вечерний альбом» (1910), «Волшебный фонарь» (1912) и «Из двух книг» (1913). В 20-е годы были изданы две книги с одинаковым названием «Версты», где была собрана лирика 1914-1921 годов. С самого начала творческого пути Цветаева не признавала слова «поэтесса» по отношению к себе, называя себя «поэт Марина Цветаева».
Внешние события предвоенной истории мало коснулись ее стихов. Много позднее она скажет, что «поэт слышит только свое, видит только свое, знает только свое». Первая мировая задела её сильнее ведь коснулась жизни её дочери и мужа.
С мужем С.Я. Эфроном она познакомилась в Коктебеле. Выйдя замуж, Цветаева не стала верной женой. Творческий склад характера требовал новых ощущений, новых эмоций. Нужно отдать должное Эфрону, который стоически выносил бесконечные романы жены. В 1913 году вернулся из-за границы брат Сергея Петр, с которым у Марины завязался роман. Отношения завершились с его смертью. В 1914 году судьба свела Цветаеву с поэтессой Софией Парнок, с которой ее связывали не только дружеские отношения. Ей посвящен цикл стихотворений «Подруга». Закончилось все банально, Парнок изменила. Марина вернулась к мужу, отозвавшись об отношениях с Парнок как о «первой катастрофе в своей жизни».
В сентябре 1912 года в этом доме родилась Ариадна. В 1914 году молодая чета переехала в другой дом, расположенный в Борисоглебском переулке, где Цветаева жила до самого отъезда из России в 1922 году.
Начало Первой мировой войны отразилось на судьбе Цветаевой тем, что муж ушел на фронт. Он несколько раз пытался попасть в действующую армию в качестве добровольца, но его попытки были неудачны. Медицинская комиссия не пропускала его, тогда он прошел в качестве медбрата. Позже ему все-таки удалось окончить юнкерское училище, после чего в 1917 году он был зачислен в полк.
В 1917 году у Цветаевой и Эфрона родилась дочь Ирина. В отличие от Ариадны девочка была слишком посредственна, поэтому Цветаева была равнодушна к ней. Она могла оставлять ее привязанной на веревку на целый день в одиночестве. С одной стороны, это делалось для безопасности, однажды девочка съела целый кочан капусты и чуть не погибла, с другой – выглядело жестоко.
Через пару лет столицу охватывает голод, Цветаева перестает издаваться, денег нет, и она принимает очень тяжелое для себя решение. Она сдает дочерей в приют. Когда она узнает о том, что обе девочки тяжело больны, решает забрать только старшую Ариадну в ущерб младшей. Скоро маленькая Ирина умирает.
Связь с ушедшим на фронт Эфроном прервалась на два долгих года. В это время у Цветаевой случилось несколько романов, и все же она неистово молилась за жизнь мужа. Бог услышал ее мольбы, муж нашелся в Праге, куда в 1922 году к нему уезжает и Цветаева с дочерью. Годы, проведенные в Праге, она будет вспоминать как самые счастливые.
Франция, куда семья Эфронов, к тому времени состоявшая уже из четырех человек (в 1925 году у Цветаевой родился сын), переехала, встретила русских эмигрантов неласково. Ещё сильнее сжимались тиски нищеты. Многие современники отмечали, как рано постарела Марина, как обносилась её одежда, и только на неухоженных, красных руках по-прежнему блестели, переливались дорогие перстни, с которыми Цветаева не могла расстаться даже по бедности. Её максимализм, несдержанность, неумение улыбнуться в нужный момент нужному человеку, полное отсутствие того, что называется «политикой», сделали Цветаеву одиозной фигурой в обществе русских писателей и издателей, которое уже успело сложиться к тому времени в Париже. В семье тоже всё было сложно. Эфрон сблизился с прокоммунистическими организациями. Он в Париже нашел советское посольство, и просил отправить его на родину. Но из-за сталинской политики доверчивый Сергей стал агентом НКВД. Тень опасной деятельности мужа пала и на Цветаеву. Она, чуждая всякой политике, оказалась в изоляции. Дома она ещё пыталась сопротивляться, понимая интуитивно, в какую яму затягивает семью муж, но было слишком поздно. Подросшая умная, талантливая дочь Аля заняла сторону отца, она считала мать отставшей от жизни мечтательницей, поэтессой, пережившей свою эпоху, Марина, отчаявшись убедить близких, только бумаге могла доверить свои сомнения:
Не нужен твой стих —
Как бабушкин сон.
А мы для иных
Сновидим времён.
* * *
Насмарку твой стих!
На стройку твой лес
Столетний!
— Не верь, сын!
Первой уехала в Москву Аля. От неё приходили письма восхищения, ей нравилось там все, она сотрудничала в журнале, правда, нештатно, но обещали вскоре взять и в штат. За ней тайно последовал и Сергей. В октябре 1939 года Цветаеву вызвали в полицию по делу об убийстве сотрудника НКВД Игнатия Рейсса. Во время допроса во французской полиции Марина все твердила о честности мужа.
Через несколько месяцев после приезда Цветаевой в Москву, на даче НКВД в Болшево, где поселилась она с сыном, была арестована дочь, а потом и Сергей. Это был последний круг ада, который Марина не могла пережить. Она ещё сопротивлялась долгие два года. Стихи, её драгоценные дети, больше не появлялись на свет. Она существовала ради ежемесячных передач дочери и мужу в тюрьму и ради подростка сына. Она пытается найти поддержку у правительства и пишет Сталину письмо, в котором уверяет, что ее муж всей душой был за советскую власть. Ответа из Кремля она не получает. Марина очень хотела уехать в Чехию, которая ей так полюбилась, но ее уже оккупировали фашисты. Сын стал просто неуправляемым.
В 1941 году они едут в эвакуацию в Елабугу. Пастернак помогал собирать вещи в дорогу. Он принес ей веревку, которая могла пригодиться в дороге. Его шутка насчет того, что она такая крепкая, хоть вешайся, оказалась пророческой. Пастернак долго потом не мог себя простить.
Цветаева пытается найти работу в Чистополе, но ее не берут даже в посудомойки. 28 августа она вернулась в Елабугу. Она была очень измотана, в 48 лет выглядела старухой. Ссоры с сыном, подорванная психика привели к тому, что она покончила с собой. Трудно сказать ту ли веревку она использовала, что дал ей Пастернак, или какую-то другую. Хозяева квартиры, где она жила, вернувшись домой, нашли ее висящей в коридоре. Сын не пришел на похороны матери, сказав, что хочет запомнить ее живой. Похоронили ее как самоубийцу за церковной оградой без отпевания в Елабуге.
В скором времени после её смерти расстреляли Эфрона. Дочь провела 15 лет в лагерях, вернулась в Москву в 1953 году больным человеком.
Цветаева оставила огромное творческое наследство. За тридцать лет было написано 17 поэм, 8 пьес, 50 прозаических произведений, более 800 стихотворений. Говорят, чем больше судьба поэта отражает историю страны, тем дороже поэт народу. Эти слова можно отнести и к Марине. На ее стихи написано много песен. В стране открыто и действует восемь музеев Цветаевой. Ей поставили памятники в разных городах.
Слова одного из ранних стихотворений Цветаевой оказались пророческими:
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черёд.
115. Александра Олейникова, ученица МАОУ СОШ 70. Тюмень
Страницы жизни Великого поэта
Кто создан из камня, кто создан из глины, -
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело - измена, мне имя - Марина,
Я - бренная пена морская.
Марина Цветаева – представительница Серебряного века русской поэзии, великий поэт, чьи произведения подталкивают на размышления на многие философские темы. Она именно поэт, а не поэтесса, потому что Цветаева не любила, когда ее так называли. Она знала себе цену, слово «поэт» отражало глубину ее таланта.
Теперь поговорим о жизни Марины Цветаевой. Она родилась 8 октября 1892 года в Москве. Ее отец был доктором римской словесности, а мать – талантливой пианисткой. Марина родилась в семье, в которой искусству придавали большое значение.
Мать Марины Цветаевой обучала свою дочь музыке, но после ее смерти, когда девочке было 14 лет, Цветаева больше не занималась этим. Но мелодичность и музыкальность в стихах, которые Цветаева начала писать на трех языках уже в 16 лет, укрепилась.
В 1910 году Цветаева издала свой первый сборник стихов «Вечерний альбом». Отправила его на рецензию поэту-символисту Валерию Брюсову, тот в свою очередь упомянул девушку в статье для журнала «Русская мысль». В Коктебеле Цветаева познакомилась с Сергеем Эфроном, с которым вскоре обвенчалась. Тогда же вышли две их книги: «Волшебный фонарь» Цветаевой и «Детство» Эфрона. В 1912 году у пары родилась дочь Ариадна. Через два года наступила Первая мировая война. В 1917-ом году Эфрона мобилизовали. Марина Цветаева осталась одна - теперь уже с двумя маленькими детьми. В феврале 1920-го года от голода умерла младшая дочь Цветаевой, и через год пришло письмо от Сергея Эфрона. Девушка решила ехать к нему заграницу. Супруги встретились в Берлине, в этом же городе Цветаева выпустила 5 книг в период с 1922 по 1923 годы.
Сергей Эфрон учился в университете в Чехии, туда же и отправились Цветаева с дочерью. Снимать квартиру в Праге было дорого, поэтому они несколько лет жили в соседних деревнях. В Чехии Марина Цветаева написала «Поэму горы» и «Поэму конца», поэмы-сказки и многое другое. Здесь же начался 14-летний роман Цветаевой и Пастернака.
В 1925 году Цветаева с мужем и сыном Георгием переехала в Париж. В столице Франции был напечатан последний прижизненно изданный сборник поэта «После России».
Члены семьи Цветаевой стали сторонниками большевизма и горели желанием переехать в СССР. Цветаева не разделяла этих взглядов, но в июне 1932 года все-таки приехала в Москву. Вскоре арестовали Ариадну и Сергея Эфрона. Марина Цветаева и Григорий жили или в Москве у родственников, или на даче писательского Дома творчества в Голицыне. Стоило больших трудов снять комнату, где Цветаева продолжала работать и зарабатывать на жизнь переводами текстов. В разгар Великой Отечественной войны, 8 августа 1941 года, Цветаева с сыном эвакуировались в Елабугу, как и многие писатели. И вот 31 августа этого же года женщина, оставившая огромный след в поэзии, покончила с собой. В Елабуге даже есть дом-музей. Место, где Марина Цветаева провела последние дни своей жизни, которое может посетить абсолютно каждый и хоть немного прикоснуться к истории этого человека.
114. Валентина Бадулина, студентка АмГПГУ. Село Троицкое, Хабаровский край
«Люди, которых судьба наградила талантом к поэзии – больны» так говорила моя учительница по литературе. В её словах есть доля правды, ведь поэты, как правило, больны, но не мигренью или простудой, а самой настоящей душевной мукой, что пронизывает их лирику. Марина Цветаева по своей сути является одним из олицетворений душевной боли и сильной любви. Её лирика – сплошное сверхнасилие над сердцем, она пропитана всеми возможными чувствами поэтессы. Начиная темами о жизни, а заканчивая темами о смерти, Марина Ивановна проводит читателя через весь спектр чувств, что сама испытывает, сквозь строки своих стихотворений.
Мы же детски боимся страданий
И умеем лишь плакать, любя.
Её стихотворения всегда находили отголосок в моей душе. Её стихотворения всегда найдут отголосок в душе других. Невозможно читать строфы поэтессы с каменным лицом, всегда найдется слово или словосочетание, которое тронет сердце, от которого станет печально радостно или радостно печально, от которого захочется петь стихи Цветаевой или плакать, проводя параллели со своей жизнью.
Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая леди,
Никто не спас!
Но все эти чувства разорвали столь прекрасную женщину. Она не выдержала, не смогла. Вся эта буря из ощущений собственной ничтожности, бесталанности и недолюбленности снесла её дом, разрушила ее жизнь. Своевольная поэтесса покончила с собой с переживаниями о том, что не нашла истинное призвание, не получила любовь читателей, но, как и всегда, как и с многими, вся любовь читателей настигла её творчество после погибели физического тела. Теперь Марина Цветаева и вся её душевная боль живет в её стихотворениях и находит место в сердцах людей.
Два цветка ко мне на грудь
Положите мне для воздуху.
Пусть нарядной тронусь в путь, —
Заработала я отдых свой.
113. Виктория Казанбаева, психолог, Российский новый университет. Москва
Россия в стихах Марины Цветаевой
Марина Цветаева – поэт-символист, которая смело заявила о себе в эпоху перемен. В мире крушатся империи, в стране идет переоценка ценностей, и на фоне нищеты и гонений расцветает гениальное в человеке – лирика русского поэта. В этом эссе я раскрываю «Цветаевскую» Россию – Россию поэта-современника, трагично разделившего судьбу своей Родины.
Пламенные упоминания о Родине начинаются с 1916 года. В стихотворении «Москве» (1916) трепетно любимая столица преобразуется в благочестивую женщину, которая твердо хранит свою добродетель перед самозванцами подобно Григорию Отрепьеву («…Гришка-вор тебя не ополячил…»), перед деспотичными царями подобно Петру I («…Петр-царь тебя не онемечил…»), перед внешними врагами подобно Наполеону Бонапарту, «чьи хладные уста не позабыли огненного пойла». Через синекдоху Москва равняется России, и сама страна предстает перед читателем крепкой, стойкой, преданной своему духу.
Один из часто повторяющихся символов в стихах М. Цветаевой – рябина. Рябина – символ появления на свет самой Цветаевой («Красною кистью…» 1916). Также и Россия олицетворяется пылкой и горькой рябиной:
…Зачем моему
Ребёнку – такая судьбина?
Ведь русская доля – ему…
И век ей: Россия, рябина… (1918)
Стихотворение наряду с любовь к Родине отражает страх за судьбу своих детей в этой стране буйных настроений. Цветаева М. искусно применяет и прочие символы, весь ее мир детализирован и метафоричен. В стихотворении цикла «Версты II» поэт обращается к России порочной:
Над кабаком, где грехи, гроши,
Кровь, вероломство, дыры –
Встань, Триединство моей души:
Лилия – Лебедь – Лира!» (1918)
Русь – молодая страна в разрухе, народ искушен и утопает в порочности, нравственные ориентиры спутаны. Однако русских дух еще заявляет о себе через символы изящества («лилия»), благородства («лебедь»), вдохновения («лира»).
Стахович А.А. для Цветаевой М. стал прототипом России XVIII века. Смерть Стаховича – особый момент в ее жизни. Это событие приводит к концу барской России («…Ты сошел в могилу, русский барин!..»). Родная Россия провозглашает себя пролетарской – «чернь цветет». Как и Стахович А.А. она не приняла Революцию. Цветаева М. теряет не только единомышленника и кумира, рассеивается светский образ Родины:
Что Россия нам? — черны купола!
Так, заложниками бросив тела,
Ненасытному червю — черни черной,
Нежно встретились: Поэт и Придворный… (1919)
Россия – это еще и взбунтовавшийся народ, неграмотный крестьянин, «убийца» русской монархии. Негласный союз Стаховича А.А. и Цветаевой М. – негодное бремя для этого злокозненного мира.
В 1920-1921 гг. Красная Армия занимает ряд стран Закавказья, в стране на местах еще слышны отголоски Гражданской войны. Цветаева М. отмечает своими строками:
С Новым Годом – по чужим местам –
Воины с котомкой! (1921, январь)
Русь «битая», «в бегах». Поэт вспоминает Игоря, он «плачет Ярославной», сквозь века наблюдая за Русью. Время жестоко, события и личности обращают страну в «славные обломки».
В следующем стихотворение того периода Цветаева М. пишет о стойкости русского народа – но это не отменяет скорби ее сыновей и князей.
В струпьях, в язвах, в проказе – оправдана,
Ибо есть и останется Русь (1921)
Далее Русь в поэзии Цветаевой М. обретает вид дикого коня:
…Ох, Родина-Русь,
Неподкованный конь! (1921)
Перед «конём» путь полный препятствий, что легче умереть, однако и «палач без рук». Русь в представлении Цветаевой М. возвышенна, но притесняема внешними обстоятельствами: и «подковать» ее некому и «всадники» непутевые. Отчего же она выбирает «нетоптанный путь» и отчего ей «по нраву» всадники по подобию Мамая, остается вопросом.
В стихотворении «Большевик» Русь является в обличии друга поэта, красноармейца Б. Бессарабова.
И земли чуждые пытая,
– Ну какова мол новь? –
Смеюсь – всё ты же, Русь святая,
Малиновая кровь! (1921)
Россия всегда остается при богатырском духе, берет всё силой, святостью своих идей. От самой Руси с захватническими войнами до «Красного террора» большевиков – русский народ умеет агрессивно отстоять интересы своего князя и вождя.
С 1922 г. начинается эмиграция Цветаевой М. Скучая по родным местам людям свойственно смотреть в даль, на дорогу и думать о покинутых местах. Так, в стихотворении «Рассвет на рельсах» (1922) лирическая героиня из «сырости и шпал», «сирости» и «серости», из «шалых вестей» восстанавливает образ покинутой России. В этом ее горькая участь – за пару минут рассвета грезить о Родине, до того, как наступит день «с его страстями стравленными». Россия в этом произведении далекая, закрытая шпалами.
Путаясь в мыслях, не зная, что и думать об оставленной стране, лирическая героиня в стихотворении «Тоска по Родине» (1922) остается с болезненным равнодушием:
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все — равно, и все — едино
Появляющийся родной символ рябины в конце повествования доказывает, что душа всё еще вспыхивает с воспоминанием о России. Позже в 1934 году снова появится Россия в обличии куста рябины («Рябина! Судьбина русская»). Ведь Россия – та же рябина с ее горечью, с «седыми спусками». Только рябина продолжает пылать даже под инеем и снегом.
В стихотворении «Страна» (1922) лирическая героиня задается вопросом:
Можно ли вернуться
в дом, который срыт?
Страна, в которой прошла молодость поэта, где она любила и прожила счастливое детство, где друзья – «…той России – нету, – как и той меня». Цветаева М. в эмиграции, но не даль Родины вызывает ее скорбь, а необратимость времени.
В мае 1932 г. Цветаева М. пишет о России, как о «родной чужбине»:
Даль, отдалившая мне близь,
Даль, говорящая: «Вернись
Домой» («Родина» 1932)
Возникает риторический вопрос, была ли она ближе к Родине с «калужского холма». Где бы не оказаться лирической героине, «прирожденная боль» и чувство «рока» неизменны. Шел 10-й год эмиграции русского поэта.
В 1934 г. появляется патриотическое стихотворение «Челюскинцы», где русский народ – героический и стойкий, где гордость сплетается с трепетом за страну. Здесь уже не наблюдается скорби за покинутую страну:
Сегодня – смеюсь!
Сегодня – да здравствует!
Тоска по Родине, рассуждения о судьбе народа, тщетность бытия и крах мира – всё это экзистенциальные переживания. За ними всегда личность и горе отдельного человека. Россия в стихах Цветаевой М. в символах, образах, метафорах, отождествлённая городами и людьми эпох – это личность самого поэта. «Цветаевская» Россия – «разумница», крестьянская и церковная, «ласковая матерь», «мученица», «роковая», «диковинная», «богатырская», «святая», «молодая», «Гордыня, родина моя!», «край наоборот», «твердый, как скрижаль» – всё это настолько про Россию, насколько про саму Цветаеву М.
И через сто лет я всё еще могу выразить отношение к своей стране ее стихами, это подтверждает, что Цветаева Марина – «до всякого столетия».
112. Иван Родионов, поэт, критик. Камышин
Бабочка, недолгая Психея
(О насекомых в стихотворениях М. И. Цветаевой)
Начнём с апофазиса – со следующего занимательного факта. В текстах стихотворений Марины Ивановны Цветаевой упоминаний насекомых мало, а стрекоз, муравьёв, цикад или ос, не говоря уже о букашках более редких и экзотических, нет вообще. Нет их и тогда, когда без них, казалось бы, никак. На кладбище, где спит вечным сном её лирическая героиня, пестреют жизнеутверждающе яркие маки и ягоды земляники, но нет ни насекомых, ни червей ("Идёшь, на меня похожий...", 1913). А стрекочут у Цветаевой... шпоры ("Война, война! Кажденья у киотов...", 1914).
Думается, отчасти это вызвано тем, что Цветаевой в стихах – натурально не до мелочей. В её лирике, как писал другой поэт и по другому поводу, тонут гении, курицы, лошади, скрипки, слоны – то есть, те самые мелочи. Тонет вещественный мир, конкретика. И пока есть слова, писать нужно о более важном – о человеке и том, что внутри него. Отсюда растёт интересный парадокс: риторический характер поэзии Цветаевой (особенно поздней), не сводит её строки к формульности и не противоречит условной "возвышенности" её тем – скорее, наоборот.
Поэтический мир Цветаевой становится вещественным, когда речь заходит о телесности – в этом случае в её стихах проявляется физиологическая конкретика. Поэт строго анатомичен: пишет про черепа и пищеводы, кишки и жилы – ну и рты, рты, рты, десятки ртов. Всё это важно и не мелочи – ибо человеческое.
Ещё подробнее Цветаева исследует "духовную анатомию" человека – и доходит до таких нюансов, что кончаются привычные понятия, и поэт-первооткрыватель даёт им имена. Как правило, сложные, двукорневые – благодатная тема для будущего исследователя. Полуопущенность, одноколыбельники, жизнеподательница, звездоочитый, сладколичие, тяжкоразящий, двумолние, широкошумный, коленопреклоненье... Интересно: Цветаева, иронизировавшая над советскими аббревиатурами ("Наркомчёрт, Наркомшиш — весь язык занозишь") или над словотворчеством Маяковского с его простреленным "центропевом", сама производила неологизмы в каких-то промышленных количествах.
Но вернёмся к нашим насекомым.
Итак, раскладка по упоминаниям различных насекомых в стихотворениях – поэмы мы здесь не рассматриваем – выглядит так (тексты анализируются по следующему изданию: М. И. Цветаева, Собрание сочинений в 7 томах, М., 1994):
Бабочки и мотыльки – 7 раз ("В люксембургском саду", 1909; "Ночные ласточки интриги...", 1918; "Заря малиновые полосы...", 1919; "Психея", 1920; "Памяти Г. Гейне", 1920; "Душа, не знающая меры...", 1921; "Окно", 1923) Пчелы – 2 раза ("Сказочный Шварцвальд", 1909; "Добрый колдун", 1910) Майские жуки – 2 раза ("Волшебство немецкой феерии", из цикла "Ока", 1912; "Ночь", 1923); Муха – 1 раз (Как мы читали “Lichtenstein”, 1909); Светлячок – 1 раз ("Добрый колдун", 1910); Кузнечик – 1 раз ("Солнцем жилки налиты – не кровью...", 1913); Овод – 1 раз ("И тучи оводов вокруг равнодушных кляч...", 1916); Вошь – 1 раз ("Переселенцами...", 1922); Клоп – 1 раз ("Полотёрская", 1924).
О чём нам это говорит? Разброс невелик – девять наименований, причём шесть насекомых упоминаются по разу, а ещё два – по два раза. Следовательно, восемь из девяти упоминаний почти наверняка не встраиваются ни в какую тенденцию, и выбор насекомых в этих случаях во многом необязателен, произволен. Хотя здесь любопытна эволюция образа майского жука. В стихотворении 1912 года его описание является частью воспоминаний светлых, почти идиллических:
Милый луг, тебя мы так любили, С золотой тропинкой у Оки... Меж стволов снуют автомобили, — Золотые майские жуки.
К слову, по эпитету "золотые" можно понять, что Цветаева имеет в виду настоящего майского жука (он же майский хрущ), а не бронзовку. А вот отрывок из текста "Ночь" (1923 год):
Взойди ко мне в ночи
Так: майского жучка
Ложь – полунощным летом.
Для Цветаевой определение "майский" часто описывает что-то радостное и хорошее.
Но жук обманул: он майский, а на дворе уже лето.
Что ещё? Насекомых в лирике Цветаевой больше в её раннем, дореволюционном творчестве – особенно времён "Вечернего альбома" и "Волшебного фонаря". Что логично – её стихи этого периода более традиционны, чем поздние. Функции насекомых в это время тоже традиционны – пейзажная ("Как мы читали “Lichtenstein”, "Сказочный Шварцвальд", "Добрый колдун", "Волшебство немецкой феерии", "И тучи оводов вокруг равнодушных кляч...", "Солнцем жилки налиты – не кровью...") или устойчиво метафорическая (уподобление платьиц девочек крыльям бабочек, "В люксембургском саду"). После революции какое-никакое насекомое разнообразие в стихотворениях Цветаевой заканчивается. Появляются негативно-мрачные, ассоциирующиеся с болезнями и нищетой вши и клопы ("Переселенцами...", "Полотёрская"). И целых семь раз шесть лет – с 1918 по 1923 год – в стихах поэта упоминаются бабочки или их ночная ипостась – мотыльки. И здесь проявляется удивительная последовательность.
Сначала прилетают мотыльки. Как образ чего-то легкомысленного, бывшего когда-то и исчезнувшего навсегда, как своеобразное иронически-грустное переосмысление "лебединого стана". Таковы "великосветские мотыльки" из стихотворения "Ночные ласточки интриги..." (1918) или "пустоголовые мотыльки"-гусары ("Заря малиновые полосы…", 1919).
Потом бабочка становится поэзией, душой, знаменитой цветаевской Психеей, трагически несовместимыми с приземлённо-трагической действительностью:
Как с мотыльками тебя делю,
Так с моряками меня поделишь!
("Памяти Г. Гейне", 1920)
И – как призрак –
В полукруге арки – птицей –
Бабочкой ночной – Психея!
("Психея", 1920)
Душа – навстречу палачу,
Как бабочка из хризалиды!
("Душа, не знающая меры...", 1921)
А потом бабочка улетает – и её крыло становится для поэта прощальным занавесом. Меж тем идёт только 1923 год:
Атлантским и сладостным
Дыханьем весны
Огромною бабочкой
Мой занавес – и –
Вдовою индусскою
В жерло златоустое,
Наядою сонною
В моря заоконные...
("Окно", 1923)
Потом, после 1923 года, бабочки действительно кончились. Они, увы, живут совсем недолго. А дальше – тишина.
Душа у Марины Ивановны, как известно, была морская, и в ней бушевали постоянные приливы и отливы. А морские просторы не лучшая среда для насекомых. В открытом море, например, обитает один-единственный вид насекомых – галобатесы, они же морские клопы-водомерки. Но бабочку, порхающую над морем, представить себе вполне можно. Во-первых, это красиво. А во-вторых – разве есть пределы для Психеи?
111. Галина Егорова, заместитель директора, учитель русского языка и литературы, МБОУ «Школа № 101 имени Е. Е. Дейч». Нижний Новгород
Родина не есть условность, а непреложность памяти и крови…
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я – поэт,
Моим стихам о юности и смерти
- Нечитанным стихам!
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
Эти строки, написанные Цветаевой в мае 1913 года в Коктебеле, оказались пророческими. Сегодня трудно найти человека, который не знал бы имени Марины Ивановны Цветаевой, не был бы знаком с ее творчеством (пусть и в пределах школьной программы), а ведь всего несколько десятилетий назад не только стихи, само имя поэта (а именно так называла себя Цветаева!) было под запретом.
Вступив в литературу на рубеже веков, в смутное и тревожное время, Марине Цветаевой было суждено стать не просто поэтом, а летописцем своей эпохи. Будучи личностью яркой, эмоциональной, тонко чувствующей, одаренной, по-хорошему дерзкой, ей все было интересно, ей до всего было дело. Остро ощущая трагизм переломной эпохи, Цветаева, обращаясь к другим поэтам, призывала их: «Записывайте точнее! Нет ничего не важного!» Высказывание: «Мои стихи – дневники!» - стало литературным манифестом поэтессы.
Многогранность таланта Цветаевой поражает. Самобытный поэт и неожиданный прозаик, оригинальный драматург и тонкий мемуарист, отличный переводчик и глубокий исследователь литературы. За что бы она ни бралась – все у нее получалось, все выходило. Она всему отдавалась сполна, без остатка, ничего не требуя взамен. Если любить, то «И в судорогах, и в гробе», если восхищаться, то искренне, от всей души «Белогвардейцы! Гордиев узел/ Доблести русской!», если преклоняться, то «Я дарю тебе свой колокольный град,/ - Ахматова! – и сердце свое в придачу», если горевать, то со всей страной «Мракобесие. – Смерч. – Содом./ Берегите Гнездо и Дом», если тосковать, то безгранично, безмерно «Тоска родине! Давно/ Разоблаченная морока!»
Поэтический мир Марины Цветаевой необычайно многолик. В нем нашли отражение многие темы, мотивы, образы. Среди этого многообразия особенно хочется отметить тему родину.
Покинув Россию 11 мая 1922 года, она на целых семнадцать лет лишила себя (да и сына тоже) родины. Так горячо любимой ею родины! С томными домиками старой Москвы, с сияющими витринами Тверской, с лениво движущейся Окой, с навеки угасшим весенним днем над Феодосией, с августом – месяцем поздних поцелуев, с прощальным приветом не изменивших друзей…
Будучи вне политики, Цветаева тяжело переживала разрыв с родиной. Ее душа стремилась вернуться, ее сердце рвалось в Россию, но поэтесса была вынуждена оставаться вдали от родины. Конечно же, в эмиграции Марина Цветаева не прижилась. Да и не могла прижиться! С ее-то истинно русской душой! Быстро выявились непоправимые расхождения между поэтом и влиятельными эмигрантскими кругами. Все чаще и чаще стихи Цветаевой отвергались газетами и журналами, выходившими в Париже. Нищета, унижения, несправедливость, непризнание душили гордую цветаевскую музу. Какой горечью, какой душевной обидой наполнены слова Марины Цветаевой, обращенные ею в феврале 1931-го к своей чешской подруге, писательнице и переводчице Анне Тесковой: «Всё меня выталкивает в Россию, в которую - я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна».
В 1931 году Цветаева пишет стихотворение «Дом». Интересная история создания данного стихотворения. Как-то, бродя по старым улочкам Парижа, поэтесса случайно наткнулась на дом, который напомнил ей ее дом в Москве. Чувство ностальгии, охватившее Марину Ивановну Цветаеву, вылилось в прекрасное стихотворение.
Из-под нахмуренных бровей
Дом — будто юности моей
День, будто молодость моя
Меня встречает: — Здравствуй, я!
Дом в стихотворении живой. Он предстает перед лирической героиней как знакомый ей человек: с нахмуренными бровями, со «лбом, прячущимся под плащом», с глазами «безо всякого тепла». Оторванная от России, Цветаева, без сомнения, рада этому дому, оказавшемуся таким родным. В одно мгновение он переносит ее в то время, когда героиня жила в Москве, была счастлива и любима. Ведь так бывает. Живешь в чужой стране, вдали от родины, и вдруг встречаешь что-то похожее, близкое, и сразу меняется настроение, становится не так одиноко. Использование такого тропа как метафора («Молодость моя/ Меня встречает: - Здравствуй, я!») наглядно показывает искреннюю радость лирической героини, случайно повстречавшей свою молодость. Молодость, когда
О, зелень юности моей!
Та - риз моих, та - бус моих,
Та - глаз моих, та - слез моих…
Но все же несмотря на то, что дом – это воспоминание о юности, заканчивается стихотворение довольно грустно
Меж обступающих громад —
Дом - пережиток, дом - магнат,
Скрывающийся между лип.
Девический дагерротип
Души моей…
«Дом - пережиток», «дом – дагерротип души» - развернутые метафоры, обозначающие что-то застывшее, неподвижное. Но при этом неизменно дорогое.
Темное облако печали всё сгущалось над лирическим небосклоном Цветаевой - особенно в 1930-е годы, когда и жить, и просто дышать ей стало невыносимо трудно. В мае 1934 года, живя в Париже, Марина Ивановна создает одно из своих самых пронзительных ностальгических стихотворений, посвященных теме родины. О своей ничем не заглушаемой тоске по России поэтесса заявляет сразу же, в первых строках стихотворения
Тоска по родине! Давно…
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно –
Где совершенно одинокой
Быть…
Находясь вдали от родины, лирическая героиня настолько одинока, настолько несчастна, что ей «все равно по каким камням домой брести с кошелкою базарной / Где унижаться – мне едино». Как бы ни пыталась убедить себя лирическая героиня в том, что можно стать равнодушной, забыть родные места, ей это не удается. Да и не удастся! Героиня по-прежнему скучает по русской речи, по дорогим сердцу местам. Именно из-за этого лирическая героиня испытывает почти болезненное чувство тоски и любви к родине. Цветаева убеждена, и стихотворение тому доказательство, что куда бы человек ни сбежал, как бы долго он не находился в изгнании (а именно так воспринимала поэтесса свою эмиграцию), сколько бы ни пытался забыться и стать равнодушным, он все равно будет любить Родину. Человеку, связанному с Родиной духовно, невозможно разорвать эту связь. Может быть, именно поэтому стихотворение заканчивается словами
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст.
И все - равно, и все - едино.
Но если по дороге - куст
Встает, особенно – рябина…
Фигура умолчания делает финал стихотворения открытым. Это своеобразная надежда, придающая силы лирической героини. Рябина в цветаевской поэзии – дерево-символ. Символ России, Родины. Символ судьбы самой поэтессы. Нет, не все лирической героини едино. Не все равно, пока есть надежда вернуться, увидеть куст рябины. Увидеть Родину. И ведь будет это! Будет! Надо еще чуть подождать, потерпеть. И писать, писать…
И вот он – новый шедевр. Стихотворение-миниатюра «Это жизнь моя пропела – провыла…», написанное в июне 1934 года, - крик души поэта.
Это жизнь моя пропела - провыла –
Прогудела – как осенний прибой –
И проплакала сама над собой.
Все стихотворение, а это всего лишь три строчки, развернутая метафора, которая наглядно показывает, как тяжело приходится лирической героине. Марина Цветаева отождествляет себя и свою судьбу с судьбой своей лирической героини. Использование такого стилистического приема, как повышающая гипербола, которая сначала «пропела», потом «провыла» и наконец «проплакала», помогает более ярко передать эмоциональное состояние героини, жизнь которой «проплакала сама над собой». Вряд ли, лучше скажешь. Приставочные глаголы совершенного вида употреблены в прошедшем времени (об этом говорит суффикс -л-). Жизнь уже «прогудела – как осенний прибой». А ведь Цветаевой еще нет и 42 лет! В эти три строчки поэтесса вложила всю свою выстраданную боль, невыплаканные слезы, несбывшиеся надежды…
«Родина не есть условность, а непреложность памяти и крови. Не быть в России, забыть Россию – может бояться тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри, - тот потеряет ее лишь вместе с жизнью», - писала Марина Цветаева в эмигрантском журнале «Своими путями». Покинув родную землю, Цветаева с Россией никогда не разлучалась – она носила её в сердце…
110. Алина Хусаинова, ученица МБОУ СОШ №7. Бирск, Башкортостан
Моя - Марина Цветаева
Одна из ярких, но трагичных фигур в поэзии литературы XX века является Марина Цветаева, она же автор критических литературных статей, биографических эссе и просто общительная и щедрая мать и жена.
На портрете Цветаевой, который нарисовал Аарон Билис, видны ее золотистые и короткие волосы, грубые черты лица и взгляд, такой пронизывающий, устремлен куда-то в даль. Такой же взгляд мы видим и на других портретах, там же он направлен на зрителя и складывается ощущение, что Марина Цветаева заглядывает к нам в душу.
Она была незаурядной и нежной личностью, “была человеком слова, человеком действия, человеком долга”- сообщает дочь Марины Цветаевой.
Немалую роль в жизни поэтессы сыграла ее аристократическая семья, дав ей хорошее образование.
Но по мимо этого, Марина Цветаева сама была одаренным ребенком, она владела лингвистическими способностями, знала несколько иностранных языков, в том числе и французский, и уже с 6-ти лет начинала писать стихотворения. Родители прочили дочери великое будущие и оказались правы.
Что же чувствовала поэтесса в эти годы?
Ответ кроется в ее произведениях.
Мариной Цветаевой в 1909 году было написано множество произведений таких, как “В раю”, “Молитва” и “Детский день”, но я бы хотела обратиться к стихотворению “В Париже”. Оно начинается так:
Дома до звезд, а небо ниже,
Земля в чаду ему близка.
В большом и радостном Париже
Все та же тайная тоска.
С первых строк нам предстает контраст суетливой атмосферы города с психологическим портретом лирической героини. Создается впечатление, что для него этот место отдалено и лирическая героиня не разделяет эмоции, которые царят в столице Франции. Она скучает по “покинутой Москве”. Но грустит ли героиня только по месту? Нет.
Иду домой, там грусть фиалок
И чей-то ласковый портрет.
Возвышенная юношеская мечта, разрыв связи с героем прошлого — вот по чему скучает лирическая героиня. И нам раскрывается уже та “тайная” тоска.
Стихотворение завершается картиной сна, в этой сцене мы видим всю трагичность героини Марины Ивановны. Она не сумел заполнить тоску, которая так терзает ее душу.
Также, в своем дневнике поэтесса напишет: “Всеми моими стихами я обязана людям, которых любила – которые меня любили – или не любили”.
Все это показывает ее отношение к такому чувству как любовь.
“Первая Маринина сознательная встреча с театром состоялась, вернее — почти состоялась — в ранней юности, в Париже. Тогда она была увлечена Наполеоном Бонапартом, нет, влюблена в него, готова за него жизнь отдать — столетие спустя; как всякая страсть, которая не есть призвание, это было наваждением, и, как всякое наваждение, это вскоре прошло.”- пишет Ариадна Эфрон.
В один из московских осенних дней 1910 года, невысока гимназистка направлялось в типографию А. И. Мамонтова со стопкой произведений в руках и с дерзость и нерешительностью в душе.
Уже 5 мая 1911 года произошло знакомство Марины Цветаевой и Сергея Эфрона. Загадав, что, если Сергей Эфрон найдет сердолик и подарит ей, она выйдет за него замуж! И конечно, он нашел этот камень, который позже Марина Цветаева хранила его всю жизнь.
После наступления Первой мировой войны, проводив мужа на фронт, она жила в голодной и красной Москве. В эти годы и оборвалась связь между Мариной Цветаевой и Сергеем Эфроном.
Несмотря на тяжелый период в ее жизни, в феврале 1917 года она пишет удивительное стихотворение “Август”.
Сочетание восторженной интонации, гармонии и полноты природы вызывает яркие и положительные ощущения.
Начинается оно с красочного пейзажа, что придает легкую грусть, но позитивный настрой произведению.
Август — астры,
Август — звезды,
Марина Цветаева подмечает, что этот месяц гладит сердце “как ладонью” уже одним своим названием.
Уходящее лето навевать воспоминания о былых чувствах и эмоциях, но лирический герой не грустит о их завершении, он вспоминает их с особым трепетом и прощается с ними на позитивной ноте.
Месяц поздних поцелуев,
Поздних роз и молний поздних!
В лирическом произведении такое время является мостом между летом и осенью, завершение старого и начало чего-то нового.
Август! — Месяц
Ливней звездных!
Ведь по мнению Цветаевой, последний месяц лето — это время особого вдохновения и свободы.
Без любви к Родине, возможно, нет и поэта. И поэтому эмиграция Цветаевой не прижилась. В 1928 году появился последний прижизненный сборник “После России”.
Путь в ее поэзии отмечен многими проявлениями любви, любви-вины, любви-зависимости и даже той любви, которая диктовала ошибочные поступки в жизни поэтессы.
Душевное состояние поэтов мы можем узнать из их дневников, но самые главное-через поэзию поэтов. Все свои эмоции Марина Ивановна будто “выплескивала” на бумагу, поэтому она считается одной из самых искренних поэтов серебряного века. Ее бескомпромиссное отношение к своему творчеству позволило отдать всю себя искусству и людям.
Поэтесса говорила: «Вся моя жизнь – роман с душой. Возьмите стихи – это и есть моя жизнь». Её стихам, «как драгоценным винам», настал черёд.
109. Никита Кириченко, МБОУ «СШ №17». Новый Уренгой
Урок любви Цветаевой: «Я обращаюсь с требованьем веры и с просьбой о любви»
Когда пишешь о Цветаевой, хочется писать как Цветаева. Не стихи, конечно, прозу. Великолепные стихотворения затмевают совершенно замечательную прозу Марины Ивановны. Недаром один наш современник, крупный писатель Дмитрий Быков, сказал однажды, что «Повесть о Сонечке» — лучшая проза, им прочитанная. И это при всем его холодном отношении к Марине Цветаевой. И правда, прочитав «Повесть о Сонечке», сложно остаться равнодушным (эту повесть — как и ее автора — только любить или ненавидеть). По словам Гончарова, «книги делают человека лучше... а это основная, чуть ли не единственная цель искусства». За всех говорить не берусь: холодные к Цветаевой люди после прочтения «Повести…» наверняка только укрепятся в своем скептицизме — и по-своему будут правы. Но меня история о Сонечке определенно сделала лучше. Она, как многое у Цветаевой, — о любви. И о том, что можно любить человека, в котором другие не видят ничего особенного. А ты видишь. Видишь и любишь все в этом человеке, каждую мелочь. Это повесть о любви к человеку: настоящей, непошлой любви к настоящему, живому человеку. А еще это повесть о том, что приходится расставаться. И нет в этом расставании ничего плохого, ведь однажды появившееся искреннее чувство навсегда остается внутри человека.
Поэзия Цветаевой и о том, как любить творца. Важным этапом ее самоопределения было отрицание всех социальных ролей, кроме роли поэта («Ты не женщина, а птица, посему — летай и пой»). Любовь ее к писателям была почти религиозной. В сборнике к Александру Блоку она сознательно уходит от называния его по имени, пользуясь формулой «Не произноси имени Господа всуе». Взять хотя бы строки: «Имя твое — птица в руке». Так самозабвенно могла любить только Цветаева: «всей бессонницей я тебя люблю». Говоря же об Ахматовой, она пользуется противоположным приемом, сознательно и многократно повторяя: «Анна Ахматова! Это имя — огромный вздох, и в глубь он падает, которая безымянна» — Цветаева повторяет имя поэтессы и для нее оно сливается с дыханием. Вот почему в другом стихотворении органично признание: «Я полюбила вас, Анна Ахматова».
Значимым и любимым (возможно, самым) был для Цветаевой Пушкин. Встретив раз стихи Марины Ивановны о Пушкине, я, кажется, навсегда перенял это отношение к Александру Сергеевичу: «Пушкин — мера, Пушкин — грань». Пушкин с детства был для поэтессы не просто памятником. Кумиром, великим, но вместе с тем очень близким, родным. Имя Пушкина «благородное — как брань» было священно для Марины Ивановны. Большой любовью любила Цветаева Пушкина и так же боготворила искусство.
Нельзя без ужаса читать некоторые фрагменты биографии Цветаевой («Сколько тёмной и грозной тоски в голове моей светловолосой»). Цветаева уже в молодости будто предвидела трудности, ждущие на жизненном пути, но знала она также, что любовь будет ее знаменем на всю жизнь. Потеря мужа, смерть дочери, эмиграция и возвращение в Россию — удивляешься, как много испытаний выпало на долю этой женщины. В Москве есть прекрасный музей Марины Цветаевой. Там стихами и цитатами из мемуаров описаны важные для нее люди и события. Можно смело сказать, что музей значительно дополнил образ Марины Ивановны в моей душе: комнаты, в которых дочка основателя Музея изящных искусств занималась музыкой, танцевала и писала; лестницы, по которым она второпях сбегала, чтобы погулять по обожаемой Москве (вспоминается ее «исходи пешком — молодым шажком! — все привольное семихолмие»), ее любимые книги, фарфор, памятные вещи, — все это создает образ легкой, светлой жизни. Тем страшнее подниматься на чердак и видеть в спешке оставленные вещи, жизнь, разрушенную революцией, письма друзьям и мужу, полные тоски и боли. Благодаря таким музеям, великая поэтесса жива не только в своем литературном наследии. И чем живее Цветаева в душе, тем значительнее тот праздник, что, по Бегбедеру, происходит внутри нас.
Мое любимое стихотворение Цветаевой — о ее смерти. «Реквием», возможно, не лучшее и уж точно не самое известное стихотворение Марины Ивановны, но все равно оно любимое. Все потому, что, описывая смерть, поэтесса предстает «такой живой и настоящей». Настоящей, как те люди, которых она любила, и делилась с нами этой любовью голосом искусства, осуществляла себя в любви; вокруг любви вращалась ее жизнь. Я усвоил урок многих и многих прочитанных стихотворений Цветаевой и полюбил ее самозабвенной, пожизненной любовью.
108. Ирина Иванова, ученица МАОУ «Академический лицей». Магнитогорск
Цветаева: поэзия или проза?
Творчество Марины Цветаевой, которой 8 октября исполнилось 130 лет, изучают в школе, ее стихи учат наизусть, но при этом ее не читают! Это довольно странно – ее имя популярно, но люди ничего не могут вспомнить из ее лирики, кроме, конечно же, «Мне нравится, что вы больны не мной».
Ее стихи довольно сложны для чтения. Как Цветаеву только ни называли: и истеричкой, и развратницей, и гением. Действительно, в цветаевских стихотворениях запечатлена постоянная смена эмоций. Читатель как на американских горках – то в приступе ревности лирическая героиня рвет на себе волосы, то уже бросается на колени с мольбой о прощении. Признаюсь честно, ее лирика мне тоже не близка. Любая лирика – это проникновение в душу поэта, а я предпочла бы за километры обходить душу Цветаевой. Сложностью ее стихов (в эмоциональном плане) и можно объяснить отсутствие интереса к ее творчеству. Однако, что же не так еще с этим поэтом? Почему Цветаева так популярна, если ее не читают?
Думаю, многие знают о ее многочисленных романах. Муж Марины Ивановны Цветаевой Эфрон однажды сравнил ее многочисленные влюбленности с дровами, которыми питается ее творчество. Мне думается, муж просто оправдывал свою неспособность остановить Марину в ее увлечениях. Количество влюбленностей Цветаевой немыслимо. Она писала письма чуть ли не каждому поэту в надежде на роман: Пастернак, Мандельштам, Волошин, Блок, Юрий Завадский, Арсений Тарковский и так далее. При таком огромном количестве вымышленных влюбленностей у Цветаевой и не могли рождаться «спокойные» стихи. Все это интригует и сближает ее с тузом в рукаве в глазах обычных читателей. Но когда они, начиная читать, понимают, что чтиво-то нелегкое, сразу бросают это дело и находят кого-нибудь более подходящего, спокойного. Однако для меня самой остается непонятным, почему проза Марина Цветаевой является такой невостребованной, можно даже сказать неизвестной. Да, она автобиографичная, да ее не так уж много. Но только в ней, как мне кажется, полностью проявляется талант Марины. Только там она более или менее спокойна и проявляет свои истинные чувства. Если в лирике поэт все гиперболизировала, максимально изменяла весь окружающий мир, как будто скрываясь под маской напускных эмоций, то в прозе такого нет. Ее лирика страдает из-за обилия знаков препинания, «телеграфных» тире, эллипсисов, многоточий. В стихах она издевается над словом, доводя его значение до апогея абсурда. Когда поэтесса писала, то в отдельной тетрадке по несколько раз подбирала подходящее слово. Эти словесные колонки могли состоять из тридцати, а то и из сорока слов. Такое трепетное отношения к работе благотворно сказывается на качестве ее слога, однако это же придает ему искусственность.
Дмитрий Быков в одной из своих лекций говорил так: «Я начну, пожалуй, с признания, что Цветаева далеко не самый близкий мне поэт, что поэтом, прежде всего, я ее не считаю, а вслед за Новеллой Матвеевой считаю ее величайшим прозаиком ХХ века. И считаю лучшим, что она написала, «Повесть о Сонечке»». Я же сама не отношу ее строго ни к какой категории – поэт, прозаик и т.д. Мне ее лирика не близка, но и что единственно хорошее, что написала Цветаева, - это «Повесть о Сонечке», нет, с этим не соглашусь. Ее поэмы, хоть и имеют ярко выраженное лирическое начало, но тоже представляют для меня особый интерес. Например, «Крысолов» - интерпретация немецкой сказки. Цветаевой удалось хорошо передать в своем экспрессивном стиле по-немецки чопорную атмосферу в городе Гаммельн. Я считаю, что это одна из лучших аллегорий советской власти, довольно хорошая русская антиутопия (хоть и с немецкими корнями). Мне кажется, глупо считать, что Цветаева писала все свои произведения лишь про любовь. Да, с ее постоянным порочным кругом: влюбленность – стих – влюбленность – стих, в умах читателей и не мог не сформироваться стереотип поэтессы любовной боли, но все же у Марины есть еще произведения, в которых поднимаются и другие глубокие темы. Чтобы понять хоть что-то в Цветаевой, мой совет, не читайте ее любовную лирику!
107. Алина Кошелева, ученица МБОУ СОШ 5. Луга
Трагедия одиночества
Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший – сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью в мире мер?!
Читая стихотворения Цветаевой, мы понимаем, насколько тяжела была судьба поэтессы, потому что настолько точно передать тоскливое, удручающее настроение сможет только человек, который сам пережил горький опыт. Душа Марины безмерно чувственна, а от того находится в непрерывном конфликте с окружающим миром, не признавая суровую действительность. На ее долю выпали действительно тяжелые испытания, но она до последнего хранила любовь ко всему миру, доброту и чистосердечность. Удивительная женщина смогла остаться доброй к миру, который обошелся с ней так жестоко.
Ощущение "круглого одиночества" являлось для Цветаевой неугасающей душевной болью. Свое раннее детство будущая поэтесса провела благополучно и размеренно, но счастливую жизнь неожиданно прервала болезнь матери. Мария Александровна заболела чахоткой, врачи прописали ей лечение за границей в мягком климате, но несмотря на все старания, болезнь прогрессировала, и в 1906 году мать Марины умерла. Потеря матери стала серьезным жизненным испытанием, особенно для маленького ребенка, и, хоть Марина старалась быть сильной, все больше начинала "уходить в себя". Отец остался один с четырьмя детьми, которым из-за службы не мог уделять должного внимания. Девочкам пришлось взрослеть самостоятельно. Чтобы как можно реже бывать в осиротевшем доме, Цветаева записалась в интернат при Московской гимназии.
Тема одиночества и смерти становится ведущей в ее творчестве. В гимназии она издает свой первый сборник стихотворений "Вечерний альбом", который одобряют известные поэты. В 1911 году покидает гимназию и уезжает в Коктебель. Там она знакомится с будущим мужем - Сергеем Эфроном, от которого вскоре родит дочь Ариадну. А в 1917 году рождается еще одна дочь - Ирина. Это время оказалось для Цветаевой самым безмятежным периодом в жизни.
Но счастливым дням пришел конец. Послереволюционные годы стали особенно трудным испытанием для поэтессы. Ее муж вступает в ряды Добровольческой армии, оставляя Марину с двумя маленькими детьми на руках. До такой степени они голодали, болели, что вскоре младшая дочь Ирина умирает от истощения. Марина находилась в абсолютном отчаянии, искала успокоение в поэзии, таким образом с 1917 по 1920 год она написала более трехсот стихотворений.
В мае 1922 года Цветаева вместе с Ариадной выезжает в Берлин, где встретится с мужем. Они пробыли там два с половиной месяца. Потом уехали в Чехию на три года, где у них родился сын Георгий. Марина всей душой полюбила эту страну, вспоминала о ней с теплотой. Потом супруги перебрались в Париж. Начался достаточно трудный период для Цветаевой. Во Франции они прожили четырнадцать лет. Они жили в бедности, в семье царили постоянные скандалы и ссоры.
Эфрон тосковал по родине, поэтому все больше думал о возвращении в СССР. Сергей уехал, прихватив с собой Ариадну. Марина осталась одна с сыном, который желал как можно скорее вновь увидеться с отцом. Поэтому вскоре в Москву перебирается и Цветаева. Их семья наконец воссоединилась, но счастье продлилось недолго. В августе Ариадна была арестована, а вслед за ней и Сергей Эфрон. Больше Цветаева его никогда не увидит. Еще одним испытанием стала начавшаяся война. Марина с сыном отправилась в эвакуацию, прибыли в Елабуг. Работы для женщины не было, царил хаос и полная безысходность.
Марина осталась наедине со своим смятением, трагедией. Единственным выходом она видела смерть, поэтому, пока сына не было дома, Цветаева повесилась. В дальнейшем Георгий так и не простит мать.
Несмотря на тяжелую судьбу, Марина Цветаева до последнего сохраняла свой талант и даже под гнетом ужасных событий не переставала писать. В своих произведениях она затрагивает не только темы отчуждения и одиночества, в них также присутствуют идеи искренней любви, счастья, которые характеризуются приятной нежностью слога, присущей ей женственностью. Талант этой женщины безграничен!
106. София Криволапова. МОУ "Терпеньевская общеобразовательная школа номер 13" Мелитопольского района Запорожской области
Когда они встретились…
Небо внезапно затянуло серыми тяжелыми тучами, порывистый крымский ветер морскими волнами накатывался на берег, грозя утащить в море всех, кто стоял на набережной. Крупные капли дождя обильно посыпались на землю, но ни они, ни страшный ветер, который сбивал с ног, не заставили хрупкую, худенькую барышню в сером скромном платьице и шагу ступить, чтобы укрыться от непогоды. Все, кто был в такой ранний час на набережной, забеспокоились, засуетились, побежали прятаться, и только Марина осталась один на один с бурей. Она стояла, приподняв голову к небу, закрыв глаза и расправив руки как крылья, словно ждала, что порыв ветра ее закружит в своем танце и унесет. То ли капли дождя, то ли слезы катились по бледному и фантастически красивому лицу, а губы улыбались и шептали...
Почему ты плачешь? — Так. —
Плакать так смешно и глупо.
Дождь закончился неожиданно быстро, как и начался, Марина открыла глаза, и от удивления у нее перехватило дыхание — сквозь большие серые облака засияли солнечные лучи, появилась радуга на небе! Что ты любим! любим! любим! — расписываюсь — радугой небесной! Марина поправила прическу, которую немного испортили ветер и дождь, и медленно пошла вдоль берега, чтобы повернуть к переулку, где находился дом Волошина, у которого она гостила. Взгляд девушки привлекла большая красная капля на дороге, а подойдя ближе, увидела, что это была роза, кем-то потерянная и теперь раздавленная людьми и проезжающими экипажами. Почему-то защемило сердце и зимней стужей охватило все тело, кольнуло ощущение беды. Знак судьбы, предостережение? Она и так в душе как этот цветок с шипами! Марина дрожащими руками подняла алую розу, которая уже потеряла несколько своих пламенеющих лепестков, прижала к себе с нежностью и не спеша пошла, мыслями же полетела далеко-далеко отсюда, к небесам, к мечтам, к нему. Таким было майское утро в провинциальном Коктебеле.
Каждое утро Марина ходила на прогулку вдоль моря. Она любила гулять в это время, любила оставаться наедине с этим удивительным городом, его жителями и отдыхающими, которых в это время было еще мало. Чувствовала ли она себя в это время одинокой? Ни разу! Море, бескрайнее небо, крымский воздух наполняли ее надеждами и спокойствием. Все, что ее окружало, было прекрасным!
5 мая 1911 года на пустынном, усеянном мелкой галькой берегу Коктебеля Марина Цветаева загадает желание: «Если он найдет и подарит мне сердолик, то я выйду за него замуж». Он нашел! Марина удивлялась, как этот май перевернул всю ее вселенную, как неожиданное (как ей тогда показалось!) знакомство с Сергеем повлияло на нее и ее жизнь, как он, высокий и умный красавец, смог завладеть ее мыслями. Сдержанный, скромный, деликатный, искренний. Они были так похожи и в то же время совершенно разные!
…Я бы хотела жить с Вами в маленьком городе,
Где вечные сумерки, и вечные колокола.
И в маленькой деревенской гостинице
Тонкий звон старинных часов — словно капельки времени.
Марина и Сергей много времени проводили вместе, разговаривали обо всем на свете, часто отправлялись на долгие прогулки, пили кофе, который обожала Марина и терпеть не мог Сергей. Иногда им не нужны были слова, молчание громче всяких слов. Марина чувствовала, что она меняется и пыталась противиться этим изменениям, попыталась запретить себе все чувства, кроме дружбы, но сердце чувствовало, что вот она, та самая, единственная, безграничная и великая любовь пришла и не вырвать ее, не стереть уже из памяти! Любовь не спрашивает, вовремя ли она, нужна ли сейчас, любовь ничего не требует от тебя, она тихонечко наполняет тебя и ждет, когда ты проснешься и откроешь свое сердце. Вот и пришло время, когда душой восстала сама против себя, и нет пути назад. Любовь как вода, быстрая и сумасбродная, вовлекает тебя в глубину и топит.
Я – страсть твоя, воскресный отдых твой,
Твой день седьмой, твое седьмое небо.
А он теперь как призрак, всегда с ней, всегда рядом, Марина чувствовала его дыхание, казалось, она внезапно обернется, а Сергей стоит позади нее и улыбается, и в его бездонных глазах можно утонуть. Ох, таких глаз ни у кого больше нет, эти глаза из других миров! Не надо ей слов, достаточно его взгляда. Боялась сама себе признаться, что готова погубить себя, лишь бы быть с ним. Пусть весь мир будет против нее, она выдержит и сил придаст любовь. И где взять мужества для попытки сопротивления такому чувству? Одержимая любовью, которая ранит и одновременно придает силы, поднимает к небесам и разбивает сердце на маленькие осколки, которые никогда не склеить. И только он спасает Марину от самой себя, от жуткой безнадеги и ежедневного отчаяния, она дышит им и не может надышаться. Они теперь как перелетные птицы, которых поймали и заставили жить по разным клеткам. У них обоих есть только настоящее и совсем нет будущего, и выдержит ли ее душа такой боли и такой потери? Не выдержит. В последний день лета 1941 года Марина перестанет бороться с памятью и чувствами, душа ее измотанная в клочья, нет ее уже, лишь физическая оболочка, а хочется к нему, туда… И он все чаще приходит во сне и каждое утро теперь просто больно, когда открываешь глаза и осознаешь невыносимое одиночество и усталость, не видя его глаз, не чувствуя его дыхания, и нет выхода, кроме одного, уйти к нему сейчас, сию минуту.
Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца –
Оттого что в земной ночи я вернее пса.
Но это впереди, это только будет. Ведь еще не написаны письма к нему, где в каждой строчке, каждой букве переплетутся надежды и вера в бессмертную любовь, еще не написаны стихи для него, они только складываются в ее мыслях и просятся на бумагу. Еще не пришло время писать тебе и о тебе, я пока просто люблю о тебе думать.
Разбросанным в пыли по магазинам,
Где их никто не брал и не берет,
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
Еще не пришло время пустых увлечений и измен, бесконечных ссор, потрясений, житейских проблем, скитаний, рождения детей, потерь и несчастий…
Повернув в переулок, где она жила, возле своего временного жилища Марина увидела знакомый силуэт. Сердце задрожало от радости и крылья выросли за спиной. Нет, не побежала, а полетела к нему, единственному в мире, забыв обо всем. Не заметила, как потеряла увядшую розу, потому что видела перед собой только его такие родные глаза. А Сергей уже спешил ей навстречу, держа в руке небольшой сердолик, найденный на пляже, возможно, случайно, или судьба уже начала писать книгу их любви?
И словно время остановилось, и исчезло все, кроме них, мужчины и женщины, во взглядах которых была написана одна на двоих повесть жизненного пути, где переплетутся искренняя радость и невыносимое горе, и оба понимали, что до счастья еще очень далеко, но сейчас — есть только он и есть только она…
105. Михаил Михайлюк, врач-невролог. Владивосток
О Марине Ц.
Я сидел в парке и чертил веточкой по земле. По обыкновению было пусто, серо, сыро и уныло. Подул лёгкий ветерок, и мне почудился запах жасмина.
– У тебя свободно? – спросил женский голос.
Я поднял голову – надо мной стояла девушка, вся состоявшая из контраста чёрного и белого, будто сошедшая с фотокарточки двадцатых годов прошлого столетия. Она присела на освобождённую половину скамейки и, повернувшись ко мне вполоборота, закурила.
– Будешь? – девушка протянула мне пачку, я взял папиросу, после чего рука с серебряным кольцом поднесла свою и дала прикурить. – О чём задумался?
К удивлению для себя, не склонного к беседам такого рода, я ответил:
– Думаю над эссе о Цветаевой, – дальше меня перебил кашель, так как курить сигареты я давно бросил, а папиросы пробовал только однажды.
– И как, получается? – спросила девушка, необычно красиво сбросив пепел.
– Нет, не получается, – с досадой ответил я. – Когда-то много помнил, в школе даже большое сочинение написал, а теперь у меня остался только неизгладимый образ, собранный из стёганых, проложенных нетленным слогом, лоскутов самозабвенной работы, гордости, несгибаемого упрямства, презрения к быту, обращений к смерти, церковных куполов, ожидания неизбежного, чужой страны и чужих людей, слов «Елабуга» и «Коктебель»; кофе, сигарет и папирос; камней, бус, колец; привязанного к стулу ребёнка, пересудов, фраз «не мать» и «не поэт», аскетичной худобы, бесцеремонных стуков в дверь, чёрных автомобилей, хромовых сапог; то ли убийства, то ли самоубийства; сомнительной могилы, вездесущей душноты и сборника стихов, купленного на несколько моих студенческих стипендий. А вокруг этого образа Ахматова, Мандельштам, Пастернак, Булгаков, Есенин, Блок, Маяковский, Гумилёв и Бродский нимбом водят хоровод, приговаривая: «Каблуки. Каблуки. // По ступеням каблуки. // То не женские сапожки, // А мужские сапоги. // Тарабанят по дверям, // Как хозяйским кулаком: // «Отпирай! Выходи! // Совнарком!». Теперь я вообще всё плохо помню, а запоминаю ещё хуже.
– Главное – образ, – выдохнув дым, сказала девушка. – Главное – это то чувство, которое остаётся, когда биография опадает, как осенняя листа. Чувство, как душа, а биография, как тело. Стихи читай, а в грязном белье сильно не капайся, там ключей нет. Ключи вот здесь, – она прижала ладонь к области сердца, и было слышно, как кольцо на её пальце коснулось бус.
– Прямо так и написать? – улыбнулся я.
– Как запомнишь, так и напиши. И не надо ничего чужого читать и перечитывать. Просто напиши всё, что успеешь до рассвета, больше не надо.
– Хорошо, – сказал я, – после рассвета не писать.
– Да. Не пиши. Выйдет всё равно плохо и некрасиво, а так зато честно и своё, – сказала она.
– Да, – согласился я и снова закашлял.
Девушка добавила:
– А закончи непременно стихами. У тебя ведь был какой-то стих?
– Да. Был.
– Ну, вот, – сказала она, затушила папиросу, поднялась со скамьи и пошла.
Уходя, девушка что-то обронила; я наклонился поднять, но ничего не нашёл. Хотел её окликнуть, однако в парке стало по-прежнему пусто; только маленькая синичка сидела на дереве и вертела своей головкой, держа в клюве кольцо. Но стоило мне отвести взгляд, как и она бесследно исчезла, оставив колебаться веточку, ещё не облетевшие листья которой, будто ладонь, помахивали мне на прощание...
Ниже привожу то самое стихотворение.
Я б пришёл к тебе, Марина, на часок,
Если б знать, куда прийти поговорить,
Только толком объяснить никто не смог,
Где тебя, Марина, можно навестить.
Я ходил искать ответ у Пастернака,
Я ходил к Ахматовой спросить.
Мне сказали обратиться к Мандельштаму,
Но его я тоже не могу найти.
Может где-то на повыцветших бумагах
С краю кем-то нацарапан адресок.
Не могли же, как бездомную собаку,
Удушить в петле и бросить в ров.
Не могли же так любители отчётов
Аккуратностью своею пренебречь,
Каждый винтик был у них пронумерован,
Значит где-то и на каждый опись есть
С временами и местами положений,
С чертежами в профиль и анфас
В папке с надписью в четыре буквы «ДЕЛО»,
От которой сердце стынет и сейчас.
Но, наверное, и вправду потеряли,
И тебя, Марина, не найти никак.
Чьи-то тени на крыльце твоём мелькали,
Как судьбы последний чёрный знак.
Меры нет случившейся утрате,
И для травли оправданий тоже нет.
Мы твоё предсмертное проклятье
Пронесём как знамя через век,
Чтоб одумались поборники режима –
Романтизма нет в скрипучих сапогах.
Нашим стань свидетелем, Марина,
Расскажи, о чём не сказано в стихах.
В тихих отзвуках Серебряного века
Прилетай голубкой, прилети.
Как суметь в отчаяние без брега
Жизнь прожить, Марина, научи.
104. Анастасия Заборцева, ученица МАОУ "Женская гимназия". Сыктывкар, Республики Коми
Моя Цветаева
В нашем доме есть большой книжный шкаф. Каждый раз, заглядывая туда, я нахожу для себя новые книги, но я никогда не знаю, на что в первую очередь упадет мой взгляд: на русскую или зарубежную литературу, на стихи или прозу, на современные или классические произведения. Нужно сказать, что, открывая волшебный шкаф без конкретной цели, каждый раз совершаю для себя открытие, начиная знакомиться книгой, которую мне бы и не пришло в голову почитать, не найди я ее у себя дома.
Так, однажды в руки мне попалась маленькая, но очень красивая книжка Марины Цветаевой «Стихотворения. Поэмы. Драматические произведения». Я знала, что Марина Цветаева – поэт Серебряного века. Открыв сборник на случайной странице, увидела стихотворение «Психея». Прочитав его, поразилась тому, как точно и ярко поэту удалось передать свою мысль, используя минимум строк.
Каждое слово этого стихотворения западало в душу, строки завораживали. В этом произведении чувствовался характер поэтессы. Страстная, импульсивная, необыкновенно притягательная – именно такой она казалась мне. Я удивлялась, почему же Марину Цветаеву привлек образ Психеи?
Именно так началось моё знакомство с творчеством поэтессы. Я ни разу не пожалела о том, что первым, что я увидела в книге, было стихотворение «Психея». Даже спустя несколько лет образ Марины Цветаевой ассоциируется у меня со строками, прочитанными когда-то, строками, словно ставшими эпиграфом к поэтическому миру этой удивительной женщины.
Каждый, по мнению поэта, имеет тело, а вот душу – немногие. Цветаева была одной из немногих:
Я одна с моей большой любовью
К собственной моей душе.
(«Солнцем жилки налиты — не кровью..., 1913)
А вот что я нашла в одном из ее писем: «Я не для жизни. У меня все – пожар! Мне БОЛЬНО, понимаете? Я ободранный человек, вы все в броне. У меня на глубине – НИ-ЧЕ-ГО. Все спадает как кожа, а под кожей – живое мясо или огонь: я – Психея…»
Меня невероятно впечатлили мысли М.Цветаевой. Почему же? Немногие захотят разбираться в своем внутреннем мире, кто-то даже намеренно избегает этого, ведь человек никогда не знает, что найдет в глубинах своей души, а может, и вовсе ничего не обнаружит там, что еще хуже. Остаться наедине с собой – страх для большинства, но не для Цветаевой. Душа интересна, в первую очередь, ей самой, и это делает её незабываемой для других.
Мне кажется, что мы ориентированы прежде всего на окружающую нас реальность, на людей, но совершенно не задумываемся над тем, что представляет собой наш внутренний мир. Благодаря поэту, я поняла, что жизнь – это наши чувства, эмоции и переживания, изменения, которые претерпевает душа, а всё вокруг - катализатор. Окружающий мир не имеет смысла, если ты не умеешь его чувствовать, он обретает жизнь только в сознании тонкой натуры…
Марина Цветаева писала: «Мне плохо с людьми, потому что они мешают мне слушать мою душу или просто тишину». Несложно догадаться, что Психея, которая «пропускает через себя» каждого человека, обречена на одиночество. Большинство людей ей чужды, значит, остается один выход – уединение. Именно так называется одно из стихотворений Цветаевой, написанное в период эмиграции (1934 г.). Тогда её творчество не пользовалось особой популярностью, М.Цветаева ощущала себя одинокой в своих мыслях и переживаниях. При этом в стихотворении она не показывает страданий, ее строки скорее звучат торжественно. Цветаевой чужд мир вокруг, и потому она уходит в себя, в данный момент это ей куда интереснее. Одиночество торжествует, сейчас оно занимает центральное место в жизни поэта. Героиня не находит себе места в окружающем мире, а потому видит в уединении свободу:
Уединение: в груди
Ищи и находи свободу.
Читая эти строки, невольно задумываешься над тем, что душа обречена на страдания и непонимание, поскольку немногим дано её постичь. Цветаева писала: «Не будь души, тело бы не чувствовало боли. Для радости его достаточно».
Марина Цветаева все-таки имела счастье найти родственную душу. Он был поэтом, таким же глубоким и интересным. Об их переписке я узнала из книги «Марина Цветаева; Борис Пастернак. Души начинают видеть». Удивительно, но за время их общения они не виделись ни разу, а ведь это целых 14 лет!
«Мой любимый вид общения — потусторонний: сон. Письмо как некий вид потустороннего общения <…> Я не люблю встреч в жизни: сшибаются лбом». Читая эти строки, поражаешься, насколько всё-таки удивительный человек Марина Цветаева, она и впрямь кажется оторванной от мира, даже встреча с любимым человеком для неё – потусторонняя. В её письмах любовь предстает как что-то неземное, как союз двух душ, которые не привязаны ни к месту, ни к телу. А значит, расстояние не является препятствием.
Что же привлекло мое внимание в этих письмах поэта? В них совсем другая Цветаева: она пишет не о себе – она восхищается Пастернаком, она не занимается рефлексией, а всё время в мыслях проводит с возлюбленным: «Я не скажу, что Вы мне необходимы, Вы в моей жизни необходимы, как тот фонарный шест. Куда бы я ни думала, я Вас не миную. Фонарь всюду будет со мной, встанет на всех моих дорогах. Я выколдую фонарь». В этих строках открывается новая истина: душа восходит на иной уровень, если её кто-то может вдохновить.
Чем же чувства Марины Цветаевой так особенны и не похожи на любовные переживания других людей, почему именно её слова настолько завораживают, почему так остро они воспринимаются. «Пастернак! Вы первый поэт, которого я – за жизнь – вижу. Вы первый поэт, в чей завтрашний день я верю, как в свой. Вы первый поэт, чьи стихи меньше него самого, хотя больше всех остальных», – писала Марина Цветаева. Восхищение – вот чем пропитано каждое слово поэта. Вот почему любовь её будто бы больше и глубже, чем у других. Восхищение – высшая ипостась любви. Это дала понять мне М.Цветаева. Великая награда – найти того, кто будет тебя поражать и очаровывать своими мыслями, работой и творчеством.
Многие считают Марину Цветаеву гениальной. Почему? Раскрыть эту тайну нам помогут строки:
Невозвратно, неостановимо,
Невосстановимо хлещет стих…
(«Вскрыла жилы…», 1934)
Стих ее действительно хлещет. Она начала сочинять с шести лет. Слова сами лились из нее. Время без поэзии она называла небытием. Творец – не тот, кто выдавливает из себя произведения, а тот, у кого они рвутся из недр души.
««Свободная стихия» оказалась стихами, а не морем, стихами, то есть единственной стихией, с которой не прощаются – никогда» («Мой Пушкин», 1937). «Кто такой поэт?» - на этот вопрос она смогла дать ответ. Поэт – это творец, из которого стихи льются сами, тот, кто не может прожить ни дня без сочинения, тот, кто ни за что не простится с любимым делом, тот, для кого нет жизни без поэзии.
…«Стихотворения. Поэмы. Драматические произведения»… На полке стоит красивая книга Марины Цветаевой, я обращусь к ней еще не раз. Она позволила мне насладиться прекрасным миром поэзии, рассказала о том, что такое душа, любовь, кто такой истинный поэт и о многом другом.
103. Александра Комиссарова, аспирантка философского факультета ИвГУ. Москва
Невозвращение
Отъезд Марины Цветаевой в 1922 году был предрешен её выбором 1911 года в Коктебеле. Она уезжала не в эмиграцию- она ехала вслед за мужем Сергеем Эфроном. Несостоявшийся литератор, воевавший в гражданскую на стороне белых, оказавшийся через 4 года в Праге, идеал, друг и невольный виновник трагического конца. Про него Иосиф Бродский скажет в беседе с Соломоном Волковым: «Я думаю, что случай с Эфроном — классическая катастрофа личности». Семнадцать лет жизни в бедности, трудностях и непонимании на чужой земле не убедили Цветаеву принять новую родину. Век-зверь с разбитым позвоночником (яркий стихотворный мандельштамовский эпитет происходящего в эту пору с Россией) сломал не только собственный хребет, но и многие судьбы. Через несколько месяцев после отъезда Цветаевой отправится из Петрограда в Штеттин «философский пароход». Из Праги Марина Ивановна перебирается с семьёй в Париж, другой Париж. От праздничного и романтического города, оставшегося лишь в воспоминаниях о юношеских поездках и свадебном путешествии ничего не осталось. Эмигрантское общество делится на принимающих и отвергающих новую Россию. Бунин, уехавший в 1920 году, так и не смог до конца жизни смириться с действительностью, но именно он написал, возможно лучшее о своём доме. О своём доме писала и Цветаева, называя его странноприимным, зовущим, но, когда ей пришлось сделать выбор, Москва не приняла её. Цветаева, вписывая своим творчеством себя в будущее, не вписалась в настоящее. Вопрос, можно ли русскому писателю творить вне России был для многих неразрешённым, но только не дня неё. «Я по стихам и всей душей своей - глубоко русская. Поэтому мне не страшно быть вне России. Я Россию в себе ношу, в крови своей» скажет Цветаева парижскому корреспонденту «Сегодня» в 1925 году. Сергей Эфрон, принявший сторону большевиков, бежавший от французской полиции в 1937 году, звал жену с собой. Сын Мур мечтал воссоединится с отцом и сестрой Ариадной, уехавшей раньше отца в СССР. Через год Цветаева решится на отъезд, последнее путешествие. «Всё меня вытолкнуло в Россию, в которую я ехать не могу. Там я не нужна, здесь я невозможна» писала она своей подруге в 1931 году. Внешнее одиночество соседствует со внутренним собственным «я». Говоря о Цветаевой, мы во вторую очередь вспоминаем её знаменитого искусствоведа отца Ивана Цветаева, дочь и сестру, сохранивших наследие поэта, мужа, запутавшегося и предавшего идеалы, расстрелянного через полтора месяца после самоубийства жены о котором он так и не узнал. Цветаева, живя последний год в Париже, возможно, чувствовала себя «второй», мужниной женой, от которой отвернулся весь немногочисленный круг друзей и знакомых. Нина Берберова с сожалением вспоминала, что на отпевании князя Волконского она не подошла к Марине, одиноко стоявшей на тротуаре, а прошла мимо «как все». «Я» есть «я», и это «я» никогда не станет – «ты». И «ты» есть «ты», и это «ты» никогда не сделается как «я». Чего же разговаривать. Ступайте вы «направо», я – «налево», или вы «налево», я «направо». Все люди «не по дороге друг другу». И нечего притворяться. Всякий идет к своей Судьбе. Все люди – solo.»- напишет Василий Розанов в сборнике «Опавшие листья».
Удивительно перекликаются с философом строки, которые она так и не опубликовала, напутствия для детей: «Ну а если вам скажут: «Так никто не делает» (не одевается, не думает и т. д.) — отвечайте: «А я — кто!». Быть кем-то в современном Цветаевой мире было трудно, менялся не только привычный пейзаж, но и менялся взгляд. Невозможность оправдать действительность, остаться в стороне. «Лебединый стан», напечатанный в Мюнхене в 1957 - это позиция. Позиция рыцарства и образ белого движения. Для Цветаевой сомнений не было, она по своей натуре не могла быть «нейтральной», как, например её близкий друг Максимилиан Волошин, о чём он сам скажет своим стихотворением «Дом поэта». Принять происходящее со страной и те обстоятельства, в которых оказалась Марина Ивановна после отъезда, в течении семнадцати лет пребывания в Европе, кочевания по разным городам и углам своей родины после возвращения, казалось невозможным. Но поэт жила, жило и слово, которое ждало своего часа. Теперь, глядя на опошлившийся образ Серебряного века мы можем бесконечно рассуждать, к какому литературному направлению принадлежала Цветаева, или она всё же «стояла особняком», оправдывать свои ошибки её лирикой, выносить вердикт, что она хороша только для молодёжи, в отличии от Ахматовой, ценимой дамами за сорок. Судить о поступках, искать виноватых, рассуждать о возможности другого исхода, упрекать в жестокости и слабости - не лучшее дело. «Той России — нету. — Как и той меня», напишет Марина Ивановна в 1931. Россия Цветаевой исчезла в октябре 1917 года в сизой дымке поезда Феодосия -Москва. Голодные дни, ужас происходящего и неприспособленность. «Мы?— вне, мы?— над, мы давно. Вам?— быть, мы?— прошли. Мы?— раз навсегда. Нас?— нету»- ноябрьские тетради. Пасынки времени, не успевшие принять новый быт, не чувствующие себя нужными. Именно ощущение ненужности новому миру и сыну подтолкнёт Цветаеву к концу.
«Внутренняя эмиграция — эмиграция в Царство Божие»- скажет поэт и философ Владимир Микушевич. Марина Ивановна не была религиозна, тем не менее, чувствовала силу таланта, дарованного ей свыше. Влюбленная в «своего» Пушкина она будет отпета 31 августа 1991 года в московском храме Вознесения Господня у Никитских ворот, где 160 лет назад её кумир венчался с Натальей Гончаровой. В эссе Цветаевой «Мой Пушкин» есть такие строки: «Памятник Пушкина был и моей первой встречей с черным и белым: такой черный! такая белая! — и так как черный был явлен гигантом, а белый — комической фигуркой, и так как непременно нужно выбрать, я тогда же и навсегда выбрала черного, а не белого, черное, а не белое: черную думу, черную долю, черную жизнь. ..»
Жизнь и судьба Марины Цветаевой- трагедия «не». Несостоявшееся семейное счастье и неспособность выживать, неумение приспосабливаться и непринятие окружающей действительности, неудачный отъезд и невозвращение на родину, несуществующая страна и невозможность возврата к тому, прежнему миру, который она хранила в себе. Десять лет с 1945 года будет создавать Борис Пастернак, эпистолярный друг Цветаевой, роман «Доктор Живаго», который принесёт ему Нобелевскую премию. Человек, верный своему предназначению и стихия, сметающая всё на своём пути. Катастрофа личности и времени. Таким человеком была и Марина Ивановна. Её голос звучит из- под земли, даже тогда, «когда света нет».
102. Анастасия Трубачева, студентка заочного отделения техникума библиотечных и информационных технологии по специальности "Библиотековедение". Санкт-Петербург
Париж
Париж встречал с нетерпением, трепетно относился к каждому, кто решил ему доверить свои самые сокровенные мысли. Летний Париж особенно уставал к концу дня, когда многочисленные гости устремлялись на его улицы, притягательные французским шармом и загадочным мерцанием огней. Вечером город мечтал, погружаясь в меланхолию. Он сонно кутался в лёгкий ветерок, прячась за кратковременным прохладным дождём и мелодиями уличных музыкантов. Они не пугались погоды, наоборот, наперекор ненастью отчаянно играли под открытым небом на скрипках, аккордеонах, а порой и вовсе собираясь в маленькие оркестры.
Мужчина и женщина не спеша прогуливались по Монмартру - обычная на первый взгляд пара, выбравшая местом для свидания центральную улицу столицы Франции. Но… Только представьте, ради них Париж сбросил оковы сна, с интересом следя за каждым их шагом.
Рядом, «слегка соприкоснувшись рукавами», не произнося ни слова. В какой-то момент она, в надежде согреться, взяла его под руку, искоса наблюдая за реакцией мужчины. Он не был против, даже и не заметил жеста. Лицо мужчины не изменило своего выражения. Всё также задумчиво пребывал в молчании. На лбу пролегла складка, чуть полноватые губы сжаты, острые скулы.
Она посмотрела прямо перед собой, вспоминая всё, накопленное за эти годы. Он первым написал ей, чем немало удивил. Строки восхищения, наполненные глубоким смыслом и… чувством. Она перечитывала их снова и снова, пока они не остались в памяти на открытой новой странице в книге жизни. Дрожащей рукой выводила ответ, нервно ходила по комнате в ожидании конверта, а когда получила, обессиленно опустилась на стул, откладывая прочтение на потом. Сдалась, или решилась – сама не знала. Пробежала глазами по строчкам, любуясь почерком и наклоном букв. И не сомневаясь бросилась с головой в роман в письмах.
Разозлилась, когда сорвалась очередная встреча с ним. «Всё прекратить, немедленно!» - пронеслось в голове. Подбежала со стопкой писем к камину. Голодное пламя тянуло свои языки – чувства для него самый лакомый кусочек, глубокое наслаждение. В последний момент письма высыпались из рук прямо на коврик у камина. «Знак! Это знак!» - шептали пересохшие губы. Она упала на колени, собирая и прижимая конверты к груди. Попытка сжечь любовь провалилась. А глаза застилала пелена. Неслыханно! Ведь никогда не плакала! Откуда эти слёзы?!
Знала, что он бросил жену и ребёнка. Влюбился, как мальчишка в молоденькую девчонку. Скандал! Была уверенна: если бы их встреча состоялась раньше, то сейчас они были бы вместе. Дискутировали о поэзии, чувствах, временах года, да Бог знает, какие темы подверглись бы обсуждению двух родных по творчеству людей.
Вместо этого…
Бесконечные письма, долгожданные мысли, важные слова.
Слыхано ли, десять лет ждать встречи? Где Ваша гордость, Марина Ивановна?! А она именно в нём, в этом самом ожидании, в наконец-таки пересечении дорог судеб.
Приехала в Париж на конференцию простым зрителем. Его выступление произвело настоящий фурор! Борису Леонидовичу Пастернаку стоя рукоплескала публика. Овации не прекращались несколько минут. После ассамблеи каждый почитал за честь пожать руку поэту. Она же стояла чуть поодаль, терпеливо дожидаясь своей очереди. Он улыбнулся, увидев её, в глазах появилась теплота. Борис Леонидович кивнул. Узнал. Быстро высвободился от опеки зрителей и подошёл ближе. За стуком своего сердца она разглядела его усталость, круги под глазами и нервно подёргивающиеся уголки губ. Не заметила, как покинули шумную залу, но почувствовала, что остались вдвоём. Могли бы поговорить о чём угодно, ведь столько невысказанного, отчаянно ожидающего своего часа слов и мыслей накопилось за эти годы. Вместо этого сухое приветствие, полу молчание за столиком в кафе. Им бы наверстать упущенное время!.. Но он всё напоминал о своём нездоровье и нежелании ехать в Париж, нервно ослаблял узел галстука, словно тот мешал спокойно дышать. Она отвечала, часто невпопад. Они словно были на разных полюсах, в противоположных концах земного шара.
Не так ей представлялась эта встреча.
Перегорели. Связывающая души нить ослабла, готовая вот-вот порваться, но держалась едва, наверное, только благодаря воспоминаниям. Но, что удивительно не было больно. Только пусто. В сердце, в груди, в мыслях.
Запоздалая встреча.
Несвоевременная встреча.
«Невстреча» - чудесное определение несчастья.
Вспомнила строки – пророчества:
версты, дали…
Не расстроили — растеряли
Теперь вынуждена была признать, что своей рукой вывела историю не о них и не про них. А сейчас наблюдала словно со стороны за притяжением чужих друг другу людей. Это было с ними, но с другими. Явно не с теми, кем они являлись в момент долгожданной «невстречи», в прогулке по Монмартру в чужой стране города, где на каждом шагу любовь. Её пробила дрожь, заметно стало холоднее. Пропасть становилась всё больше. В попытке спастись она схватилась за его руку, но там… ничего. Тепло тела другого человека, не больше. Пустота, от которой только липкий страх. Она – разочарование. Они – не сбылись.
Увы, Марина Ивановна, вы действительно ошиблись.
Париж наблюдал за мужчиной и женщиной, идущими в своих чувствах в никуда. Город провожал их взглядами уличных фонарей, недоумевая, почему он – всегда любовь. Порой, чтобы сохранить равновесие, он делает исключения. Только о расставаниях говорить не принято. Но на этот раз Париж не был уверен. Он отчего-то знал, что даже спустя много лет Марина Ивановна и Борис Леонидович будут его самым большим горьким воспоминанием…
Примечание
В июне 1935 года в Париже состоялась Международная антифашистская конференция писателей в защиту культуры, где выступал Борис Леонидович Пастернак. Марина Ивановна Цветаева же была простым зрителем. После ассамблеи спустя 10 лет эпистолярного романа наконец и состоялась та самая «невстреча» двух поэтов.
101. Екатерина Фадеева, студентка Владимирского государственного университета имени А.Г. и Н. Г. Столетовых
«Reconnaissance» Марины Цветаевой
Если слово за словом, что цвет,
Упадает, белея тревожно,
Не печальных меж павшими нет,
Но люблю я одно — невозможно.
И. Анненский
Драматические произведения Марины Цветаевой, как и ее стихотворения, поражают головокружительной глубиной сюжета, красотой слога, плавными перекатами рифмы. «Я стала писать пьесы – это пришло, как неизбежность, – просто голос перерос стихи...» – говорила сама поэтесса. Искренними ли были эти слова? Кажется, ответа мы уже не узнаем, однако тот яркий, резкий порыв души Цветаевой создал те жанры, которые еще предстоит открыть как самостоятельное явление и литературоведению, и театру.
Одной из первых пьес поэтессы стала «Метель», написанная в 1918-ом году. Крушение эпохи, новая, еще неизведанная, но уже слегка пугающая своей зыбкостью действительность... В ту пору рождается «reconnaissance» Марины Цветаевой. На страницах ее дневника вскоре появится запись, объясняющая многое: «Узнавать — вопреки всем личинам и морщинам — раз, в какой-то час узренный, настоящий лик». Узнавать свою судьбу, свою любовь, которая истинна и неповторима, пускай порой и невозможна. Узнавать друг друга даже в сумраке ночи, когда снег уже отнимает надежду увидеть свет и душа хочет вырваться, чтобы снова оказаться свободной!..
Образ метели, зимы был навсегда повенчан в сердце Цветаевой с Александром Сергеевичем Пушкиным, который являлся для нее больше, чем всем, был образом истинного труда и истинных сил природы. «О, как я вижу эти нагруженные снегом плечи, всеми российскими снегами нагруженные и осиленные африканские плечи!..» – пишет поэтесса о памятнике Пушкину. Это «то, что вечно». Творчество, которое остается навсегда, как нам дается благодать, сочувствие и тепло. Во имя этой великой цели оно способно противостоять любой непогоде на своем пути!
Конечно же, мотив метели, узнавания лика тесно переплетается в нашем сознании с творчеством Александра Блока, его поэмой «Двенадцать». Неожиданно Цветаева, та самая, что гордо заявляла о позиции вне направлений, перекликается "на воздушных путях" с символистами: мы видим гадание и узнавание сквозь метельные и вьюжные россыпи. Свободная стихия поэтических строк открывает путь в невозможное.
Reconnaissance сквозь метель... Об этом важном понятии написана пьеса Цветаевой. Является ли произведение побегом от суровой действительности тех лет? Споры об этом, раз вспыхнув, не хотят умолкать.
«В ночь на 1830 год, в харчевне, в лесах Богемии, в метель» мы встречаемся с несколькими загадочными лицами. Кто-то сокрыт от нас плащом, кто-то – открыт настолько, что читатель способен разгадать его действия наперед. Тайна, смешанная с суровой обстановкой харчевни. Реальность, пронизывающая темный уголок тайны.
Под крышей встречаются прошлое и настоящее – старуха и дама, которые думают и говорят о любви. Для прошлого это чувство легко и задорно, как весенняя бабочка. Оно неожиданно появляется, порхает и исчезает, не оставляя глубокого следа. «То, что Король подарил шутя, // В час, когда стража уснула в будке, — // Можно и должно принять как шутку», – произносит старуха.
Для дамы любовь – повод, сценическая машинерия, отправляющая ее в долгий путь по заснеженным дорогам и неистовой пурге. В этом пути за пределы любых сцен — смысл жизни графини, ее главная цель, без которой мир оказывается лишь существованием.
Сильнейший порыв метели – и на пороге новый гость. Его привела за руку сама природа, сам мир, который жаждет гармонии. Это узнавание. Это «reconnaissance» Марины Цветаевой.
«Все как раньше: в окна столовой // Бьется мелкий метельный снег, // И сама я не стала новой, // А ко мне приходил человек», – о том же, только с очень личным пониманием гармонии, строки Анны Ахматовой. У Цветаевой другая мысль, о всеобщей гармонии, раскрывающейся в мечте о настоящей любви. Дама в плаще чувствует, что встретила человека, предназначенного небесами. Возможно, она уже встречала его раньше. Несколько лет назад? Или несколько эпох назад, эпох бытия самой природы?..
«Вся Ложь звала тебя назад, // Вся Вьюга за тебя боролась», – медленно произносит господин в плаще. Дама вторит ему, словно во сне: «Я где-то видела ваш взгляд, // Я где-то слышала ваш голос…» Их души, преодолев нити времени, эту пряжу веков и судеб, снова встретились и узнали друг друга. Меняются века, проходят тысячелетия, тела приобретают другую форму, но две души, которые навсегда связаны, встречаются вновь. Пусть в одной из жизней они не будут вместе, зато сколько сотен шансов их ожидает впереди...
В 1860-ом их душам не суждено воссоединиться. Графиня замужем, и истинной любви невозможно избавиться от холодных оков предубеждений. Князь Луны, её вечный возлюбленный, понимает это и уходит навек. «На-век» – написала бы Марина Цветаева. Ведь век для любви – лишь миг.
Возможно, эти души встретятся сейчас, в нашем мире, на сцену которого пришлось выйти нам. Несомненно, это произойдет, таков закон «Метели». Нужно лишь помнить о «reconnaissance» и забывать о школьных законах природы, открывая законы времени.
Страннице — сон.
Страннику — путь.
Помни. — Забудь.
М. Цветаева
100. Юлия Казакова, студентка-музеолог СПбГИК
М. и З.
«Бывают странные сближенья…»
А.С. Пушкин
В 1937 г. в очерке «Мой Пушкин» (очерк – слишком строго для той дневниковой откровенности) М. Цветаева пишет: «Мой первый Пушкин – «Цыганы». Таких имен я никогда не слышала: Алеко, Земфира, и еще – Старик». Подумать только – Земфира! Знала ли Марина Ивановна, что через время, много позже нее, будет еще одна Земфира – не цыганка, без Алеко и Старика, но такая же вольная и смелая? Земфира-поэт, Земфира-музыкант, Земфира-скандал? Но Земфира случилась. И случилась любовь – до надрыва и до крика.
Любовь, возможно, неосознанная («и любить тебя неосознанно, нечаянно»), но не теряющая от того в своей прочности. Удивительным образом тексты Земфиры очень часто отсылают нас к текстам М. Цветаевой, что заметно не сразу, наоборот, творчество их кажется максимально друг от друга далеким. Но при ближайшем рассмотрении понимаешь, что версты, мили – это не про них, что несходство их, как говорится, гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою, ну а в нашем случае – между Белой и Москвой.
«В утренний сонный час, час, когда все растаяло, я полюбила вас, Марина Цветаева…» – признание в любви поэту его же словами, в чем особая близость и особая смелость. В манере любить – бесстрашно и бесповоротно, любить во все стороны, искать в любви душу и тем обрекать себя на женщину, кажется, больше боясь не любить вообще – в этом точка их наибольшего сближения. В их текстах о любви напряжение, страсть, ток – высоковольтная эротика! Так, интертекстуальность композиций Земфиры проявляется на уровне образном. Любовь – это руки, прикосновения, волосы, шрамы:
Рука, к которой шел бы хлыст, и — в серебре — опал. (М.Ц.) Мне бы хотелось, рисовать твои руки, читать твои мысли… (З.) И руку движеньем длинным Вы в руку мою вложили, и нежно в моей ладони помедлил осколок льда. (М.Ц.) Я держу тебя за руку, и все расплывается… (З.) Есть женщины. — Их волосы, как шлем… (М.Ц.) Я так и застыла взглядом: волос рыжеватый мех (М.Ц.) Люблю твои запутанные волосы... (З.) Любовь, это значит... – Храм? Дитя, замените шрамом на шраме! (М.Ц.) Не смотрите – эти шрамы не про вас... (З.)
Следующий уровень интертекстуальности композиций Земфиры – мотивный. Мотив суицида (и шире – мотив смерти), пронизывающий многие песни Земфиры, встречается и у М. Цветаевой:
Вскрыла жилы: неостановимо, невосстановимо хлещет жизнь…(М.Ц.) Отказываюсь — быть. В Бедламе нелюдей отказываюсь — жить. (М.Ц.) Еще меня любите за то, что я умру. (М.Ц.) Я выбирала жизнь, стоя на подоконнике. (З.) Пожалуйста, не умирай, или мне придется тоже. (З.)
Также стоит отметить повторяющийся мотив размышлений автора о своих произведениях:
Моим стихам… — Нечитанным стихам! ...настанет свой черед. (М.Ц.) Мои песни однажды покинут меня. (З.)
Третий уровень интертекстуальности стихов Земфиры – морфологически-синтаксический. Часто употребляется частица «не», слова, ее имеющие, могут составлять целые ряды:
И убить тебя неосознанно, нечаянно… (З.) Хочется быть невозможной, немыслимой, недопустимой, неправильной. (З.) Невозвратно, неостановимо, невосстановимо хлещет стих. (М.Ц.)
И не надо никого, и даже мыслей… (З.)Мне ль, которой ничего не надо… (М.Ц.) Не надо мне ни дыр ушных, ни вещих глаз. (М.Ц.)
Между ними был и прямой диалог – в «Поэме Горы» М. Цветаевой читаем:
Гора говорила, что коемужды
Сбудется — по слезам его.
<…>
Еще говорила, что это — демон
Крутит, что замысла нет в игре.
Гора говорила, мы были немы.
Предоставляли судить горе».
У Земфиры в песне «Гора»:
Врёте. Вы все врёте.
И гора говорит «Нет!»
И вот мы поставили этих женщин в один ряд, столкнули лбами эпохи, жанры, почерки, столь далекие и увидели, что в текстах Земфиры действительно встречаются те же образы, мотивы, речевые конструкции, что и у М. Цветаевой – не те же самые, но такие же, переосмысленные. Как же объяснить этот взгляд в одну сторону? Назовем это цветаевским мифом, который, быть может, самой Земфирой в ее тексты не закладывался («дар напрасный, дар случайный»), но тем интереснее его там обнаружить. И это действительно дар – дар любви и трагизма двух спартанских душ всем нам, любить так и не научившимся, любви боящимся, любви во всей ее сложности и широте не принимающим.
99. Рустам Мавлиханов, инструктор по туризму. Салават, Башкирия
Три стихотворения
В 1933 году эта несвятая троица (Есенин, Маяковский и Цветаева – прим. ред.) отправилась в Европу. Все они были уже увенчаны славой и причащены медными трубами, все были состоявшимися литераторами с бесконечными рядами шкафов, заполненных скелетами. Все они чувствовали приближение смерти, но больше того – удушающую атмосферу посткорниловской России. И их страсть, их отчасти искусственный треугольник был для них, вероятно, пропеллером аэроплана, что даст если не крылья, то глоток воздуха. Не нам судить, сколько людей вихри их путешествия – Варшава, Берлин, Париж, Лондон, Рим – втянули, перемололи и бросили оземь.
Как писала Татьяна Яковлева, они ворвались в размеренную богемную жизнь Парижа как монголы – дикие и необузданные. Хэмингуэй собирался стреляться с «этим гунном» Маяковским, Пикассо пытался похитить Марину Ивановну – даже нанял апашей с Бельвиля, Владимир завёл интрижку с Сильвией Бич. Казалось, этот джаз с нотками ноктюрна будет вечным, и кто знает, чем бы закончилось нашествие "ветра с востока, что передует ветер с запада", если бы не рука лукавой судьбы, направившая и разрешившая страсти, обуревавшие эти великие души.
18 октября 1933 Сергей женился – назло друзьям – на Софье Толстой, унаследовавшей деспотичность деда. Конечно, его лёгкий нрав долго не выдержал, и, вскоре порвав отношения с супругой, Есенин бежал в Биарриц к Марине. Они уехали с мрачного бискайского побережья в Италию: к флорентийским лилиям и «Ave, полная благодати» над закатным Фьезоле, что так напоминали Марине об Анне, о подаренном ею стихотворении, об их гремучем романе из ревности и восхищения на жгуче-белых скалах Митилини; к праздному счастью Капри – "русского ковчега" и непотопляемого философского парохода; к щекочущим нервы гипсовым фигурам в Помпеях, застывшим в вечном ужасе пред слабым отражением того апокалипсиса, которым обернётся рождение ХХ века; к эху сардинских теноре в сложенных титанами нурагах; и просто есть сыр и пить вино. На Рождество их пригласил знакомый Маяковскому по поездке в Мексику подполковник Батлер Эймс. Все вместе они замечательно, судя по письму Марины Ахматовой, встретили праздник на купленной американцем вилле Бальбьянелло: «Серёженька смотрел в серые волны озера и что-то говорил. Как будто о моих предплечьях, о вине в моей руке… а оказалось – о вине моей руки».
Наутро Сергей Александрович уехал в Венецию и через 2 дня, 28 декабря, застрелился в номере Luna Baglioni. В его предсмертной записке было одно стихотворение:
Подавись ты своей земляникою!
Волос твой – не медвяная рожь.
Ты, собака больная и дикая,
Спорыньи сеешь чёрную ложь,
И перчатки твои перепутаны,
И шаги твои – грохот камней.
На какую же выменял суку я
Знойнокожую лань Шаганэ!»
Смерть друга и поклонника тяжело сказалась на Марине Ивановне. Она в сердцах прокляла Владимира и умчалась в Париж к мужу, резиденту департамента внутренней разведки Сергею Эфрону. Маяковский взорвался:
Что проклинаешь,
как Папа
Германию,
За интердиктом –
анафема?
Выжгла
мне душу
чадящим пожарищем
И плачем своим
по кудрявому!
Мне ли, громаде,
Кому
быть соперником?!
Мне ли
к удавке
примериться
шеею?!
В цепи б тебя,
как когда-то
Коперника,
И провертеть
галилеево.
Он связался с бойцами другого поэта, Габриеле д’Аннунцио, выступал на митингах, захватывал мэрии, и, как результат, весной его нашли повешенным на цветущей яблоне в Бергамо.
Теперь Марина раскаивалась в разрыве с Владимиром Владимировичем. На грани сумасшествия, она стала навещать могилы любимых, собирая там "стебель и ягоду". Её часто видели бесцельно бродящей то по Монмартру, то по Замоскворечью; затем она решила проехаться по России. В последний день холодного лета 1935 года Марина Цветаева бросилась под поезд на глухой привятской станции. При осмотре в кармане её пальто было найдено написанное на полях газеты стихотворение:
Нагадала волжанка мне - чёрная,
Зачерпнута из омута чертом ли:
Не зовись горькогубо - рябинушкой,
Причастись, да ступай. Под осинушку.
По алтыну греша да по грошику,
Так истёрла две глыбы я в крошево.
Дура дурой жила, дурой кончила,
Как Иудушка Ис-кареочая».
Из книги "Закат империй в зеркалах культуры", Рафал Вильчур, Краков, 1938. Гл. 7 "Падение Петербурга"
Примечания:
флорентийским лилиям и «Ave, полная благодати» - отсылка к стихотворению Марии Юзефовны Конопницкой (1842-1910), одной из самых популярных после войны поэтесс Польши;
Митилини - главный город острова Лесбос, родина Сапфо;
теноре - полифоническое пение Сардинии;
нураги - мегалитические крепости бронзового века Сардинии;
"стебель и ягоду" - стихотворение Цветаевой
98. Игорь Сухих, критик, литературовед, доктор филологических наук, профессор СПбГУ. Санкт-Петербург
Цветаева: поэт как критик
Критик: следователь и любящий.
Критик: увидеть за триста лет и за тридевять земель.
М. Цветаева. Поэт о критике
В автобиографии, видимо, последней (Январь 1940, Голицыно), Марина Цветаева в заключительном абзаце перечисляет «прозу», среди прочего упоминая «Статьи: “Искусство при свете совести”, “Лесной царь”».
На самом деле, в наиболее полный (на сегодня) семитомник входит в десять раз больше - двадцать! – критических «статей, эссе» - от девической «Волшебство в стихах Брюсова» (1910; МЦ – восемнадцать, но гимназистка уже издала первый сборник стихов «Вечерний альбом») до итогового «Пушкин и Пугачев» (1937).
Чрезвычайно важна последняя фраза автобиографии: «Вся моя проза – автобиографическая». Поэтому отнесение двойчатки «Мой Пушкин» (тоже «юбилейный» 1937) в другой, автобиографический, раздел чисто формально. Все статьи МЦ написаны одной рукой, выдержаны в едином стиле.
В недавней юбилейной статье об Аполлоне Григорьеве (Новый мир, 2022, № 8) я упоминал, что шестидесятые годы девятнадцатого века были золотым веком литературной критики. Вторым ее золотым веком оказался век серебряный. Практически все заметные писатели/поэты эпохи занимались сочинением статей и рецензий (у Мережковского, Брюсова, Андрея Белого их набрались целые тома – библиотека). Эстетические битвы на журнальных страницах и в зрительных залах (акмеисты против символистов, Чуковский против футуристов, футуристы против «грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми») вызывали огромный интерес. Не многостраничный журнальный текст, а хлесткий газетный отзыв, фельетон, свободное размышление – эссе – становится главным жанром эпохи. Общий стиль объединяет И. Анненского и К. Чуковского, Ю Айхенвальда, Н. Гумилева и В. Маяковского.
Цветаева не успела на этот праздник непослушания. «Первая статья в жизни – и боевая» (на самом деле, вторая, но «Волшебство… Брюсова» не было опубликовано и не было боевым) «Световой ливень» написана уже в эмиграции (1922). С нее и начинается автобиографическая проза, которую можно назвать и критической (понятие, применявшееся к А. Блоку), и лирической, и собственно эссеистикой, узнаваемой едва ли не с любого абзаца, одного предложения.
На самом деле, Цветаева воюет редко. Боевыми/полемическими можно считать, пожалуй, лишь «Поэт о критике» (1926; принципиальный спор с Г. Адамовичем, сопровожденный многостраничным «Цветником» цитат из его статей) и «Мой ответ Осипу Мандельштаму» (1926; резкая оценка книги бывшего друга «Шум времени» об отношении к императорской России, белой армии и пр.)[1]
Она с равным интересом пишет об уже признанных поэтах, далеких и близких (Жуковский, Пушкин, Маяковский, Рильке), и о тех, о ком, пожалуй, не мог бы/не захотел написать почти никто («Кедр», 1924 - «апология» книги князя С. М. Волконского «Родина»; «Поэт-альпинист», 1935 - рецензия на сборник стихов трагически погибшего юного друга Н. Гронского). Причем – случай для довоенной литературы нерядовой – она говорит о русской культуре поверх барьеров. Антиподы Маяковский и Пастернак, «из всех детских книг самая любимая» советская «Детки в клетке» С. Маршака и «высокий лад и слог» поэта-альпиниста Н. Гронского – звенья одной цепи, общее дело литературы.
Главным героем критики МЦ все-таки оказывается Борис Пастернак. Ему так или иначе посвящено три эссе. В критическом томе около 400 упоминаний его фамилии.
Выделю, пожалуй, две главные черты критической прозы МЦ: ее рецензия/портрет всегда шире предмета; она предпочитает логической цепочке рассуждений/наблюдений разветвленную метафору, эссенцию, афоризм.
Она не аргументирует, а формулирует. Статья-параллель «Эпос и лирика современной России» (1933) имеет подзаголовок «Владимир Маяковский и Борис Пастернак». Основное противопоставление задано уже заглавием. Обычный, дюжинный критик-справочник (определение МЦ) и строил бы композицию статьи на жанровой/родовой антитезе. «Единственный справочник: собственный слух и, если уж очень нужно (?) - теория словесности Саводника: драма, трагедия, поэма, сатира, пр.», - полусоглашалась Цветаева[2].
Но сама она делает по-другому.
«Есть формула для Пастернака и Маяковского.
Это - двуединая строка Тютчева:
Всё во мне и я во всем.
Всё во мне - Пастернак. Я во всем - Маяковский. Поэт и гора. Маяковскому, чтобы быть (сбыться), нужно, чтобы были горы. Маяковский в одиночном заключении - ничто. Пастернаку, чтобы были горы, нужно было только родиться. Пастернак в одиночном заключении - всё. Маяковский сбывается горой. Пастернаком - гора сбывается».
И еще: «Маяковский отрезвляет. Пастернак завораживает.
Когда мы читаем Маяковского, мы помним всё, кроме Маяковского.
Когда мы читаем Пастернака, мы всё забываем, кроме Пастернака».
И еще: «У Маяковского мы всегда знаем о чем, зачем, почему. Он сам - отчет. У Пастернака мы никогда не можем доискаться до темы, точно все время ловишь какой-то хвост, уходящий за левый край мозга, как когда стараешься вспомнить и осмыслить сон.
Маяковский - поэт темы.
Пастернак - поэт без темы. Сама тема поэта».
Исходная антитеза превращается в «сад расходящихся тропок» варьируется даже не десятках - в сотнях противопоставлений поэтов все по новым и новым признакам/основаниям. Вся статья – больше двадцати страниц кратких абзацев – построена как этакое/некое стихотворение в прозе. Ее нельзя прочесть залпом, пробежать по диагонали. Каждая метафора и антитеза требует остановки, вдумывания, соотнесения с целым.
В результате возникает образ двух равновеликих, но несовместимых поэтических вселенных, между которыми в финале вдруг обнаруживается общность по двум, опять-таки парадоксальным, признакам: отношению к России («Здесь Пастернак и Маяковский - единомышленники. Оба за новый мир… <Однако и здесь> Маяковский: ведущий - ведомый. Пастернак – только ведомый») и пробелу песни («В Пастернаке песне нету места, Маяковскому самому не место в песне. Поэтому блоковско-есенинское место до сих пор в России “вакантно”».
Что-то в этом бесконечном метафорически-афористическом полотне можно оспорить, но вряд ли его можно продолжить или превзойти. Фирменный стиль МЦ узнаваем мгновенно.
Но и этого показалось мало. В статье МЦ «Поэты с историей и поэты без истории» (увы, известной только в обратном переводе с сербскохорватского) возникает еще одна - теоретическая - антитеза опять-таки реализованная в цепи метафор-афоризмов.
«Все поэты делятся на поэтов с развитием и поэтов без развития. На поэтов с историей и поэтов без истории.
Первых графически можно дать в виде стрелы, пущенной в бесконечность, вторых - в виде круга».
И далее подробно – опять в форме метафорических вспышек-антитез – рассматривается поэтика Пастернака: «Круг, в котором Б. Пастернак замкнулся, или который охватил, или в котором растворился, - огромен. Это - природа. Его грудь заполнена природой до предела <…> До Пастернака природа давалась через человека. У Пастернака природа - без человека, человек присутствует в ней лишь постольку, поскольку она выражена его, человека, словами. Всякий поэт может отождествить себя, скажем, с деревом. Пастернак себя деревом – ощущает». По пути возникают и разнообразные характеристики поэтов с историей – Гете, Пушкина, Блока.
Академическое литературоведение открыло продуктивность «идеи пути в поэтическом сознании Ал. Блока» (Д. Максимов) только через четыре десятилетия.
Цветаевское мой Пушкин при смене темы превращается в мой Жуковский, Маяковский, Есенин, Пастернак и т. д., в конечном счете – мою литературу. На героев критических (как и мемуарных) эссе МЦ смотрит изнутри – требовательно и влюбленно (следователь и любящий).
Как поэт на поэтов.
Слово «поэт» четырежды повторяется в заглавиях цветаевских эссе. Однако «Искусство при свете совести» (1932) оканчивается так: «Быть человеком важнее, потому что нужнее. Врач и священник нужнее поэта, потому что они у смертного одра, а не мы. <….> Зная большее, творю меньшее. Посему мне прощенья нет. Только с таких, как я, на Страшном суде совести и спросится. Но если есть Страшный суд слова - на нем я чиста».
Критика Цветаевой – слово поэта. Ее интересно читать и перечитывать.
Примечание
[1] «Это книга презреннейшей из людских особей – эстета <…>, вся <…> гниль, вся подтасовка, без сердцевины, без сердца, без крови…» Журнал «Современные записки» отказался печатать эту инвективу на «своего», статья появилась лишь в год столетия МЦ (1992).
[2] Учебники В. Ф. Саводника (1874 – 1940) широко использовались в русских гимназиях.
97. Валерия Карелина, студентка Санкт-Петербургского государственного университета Петра Великого. Санкт-Петербург
Марина Цветаева
Этим летом была в Татарстане. 4 часа езды до маленького городка Елабуга, и я стою перед домом-музеем и читаю табличку: «В этом доме с 19-20 по 31 августа 1941 года провела последние дни жизни русская поэтесса Цветаева Марина Ивановна».
До этого времени, честно признаться, я была лишь немного знакома с её творчеством. «Мне нравится, что вы больны не мной…» - были мои любимые строки, и они же единственные, более я не знала. А когда представился шанс ненадолго прикоснуться к миру, где, пускай и всего неделю, жила Марина Цветаева… По возвращении домой я искренне загорелась идеей познакомиться с историей этой сильной женщины.
Она была тонкой и чувственной - поэтесса с нелёгкой судьбой. Марина Цветаева воспитывалась в любви к языкам, искусству и вскоре сама подарила миру свое творчество.
Кто бы мог подумать, что за строгими чёрными буквами прячется нежная светлая натура? Поэтесса перекладывала на бумагу бередящие сердце чувства и переживания. Для неё это было, безусловно, ремеслом, потому что так она зарабатывала на жизнь. Но талант и кропотливый труд М. Цветаевой не поставили на ней сухой, грубый штамп ремесленника, её имя навсегда сохранилось в вечности - сквозь года проносится добрая память о творчестве поэтессы.
Она писала про жизнь, отражала в словах любовь: её стихи – палитра красок, выразительные рисунки, в которых теплится огонёк исключительного дара.
Нам могут быть не всегда понятны поступки, которые совершает человек. Но можем ли мы в полной мере осуждать его за непростой характер или за горести жизни, которые ему пришлось совершить? Как бы то ни было, за тяжелыми и сложными решениями, за сильными и мудрыми произведениями стояла хрупкая девушка, женщина, которая всем сердцем желала покоя и радости себе и своей семье.
96. Елена Долгопят, прозаик. Москва
Эссе Марины Цветаевой «Пушкин и Пугачев». 1937 год.
Отчего нет войны в вашем перечне стихий (которые гибелью грозят), Марина Ивановна?
Что есть? Жуть из сказок, метель, чума, жар (тайный), бунт. Но не всякий. Я понимаю, понимаю, да вы и сами объясняете для непонятливых: «Декабрьский бунт бледнеет перед заревом Пугачева. Сенатская площадь – порядок и во имя порядка, тогда как Пушкин говорит о гибели ради гибели…». Вот и война – если и не порядок, то во имя порядка, всегда-всегда-всегда.
Вам же, Марина Ивановна, порядок – тоска смертная, вам бездна нужна, край.
Вот человек на самом на краю. Заглядывает вниз (не гляди, не гляди, там Вию подняли веки). Но смертный глядит – прямо в черные, неподвижные глаза. Жуть!
Да ведь каждый на краю, Марина Ивановна, и поэт, и домохозяйка, и царь, и царица, и волк, и девица. Спасения нет. Но можно, можно не глядеть.
Вам не глядеть – нож острый.
Из «Капитанской дочки» вы взяли да вычеркнули капитанскую дочку. Марина Ивановна – Марью Ивановну. Стихия – порядок.
Ваш в повести только Вожак (Вожак да метель, из которой он явился.)
Вот что я вам хочу сказать про Вожака.
Он ведь сын Бездны, как Христос - сын Божий. И живет Вожак совсем человеческую (совсем разбойничью) жизнь, а Петруша Гринев об этой его жизни свидетельствует. «Капитанская дочка» - «Евангелие от Гринева».
И тайная их вечеря, вот она, глазами Петруши: «Необыкновенная картина мне представилась: за столом, накрытым скатертью и установленным штофами и стаканами, Пугачев и человек десять казацких старшин сидели, в шапках и цветных рубашках, разгоряченные вином, с красными рожами и блистающими глазами».
Казнили Христа, казнят и разбойника. Вожака. Бездну.
Да разве можно казнить бездну или метель, или стихию (или стихи). Нет, они бесплотны, бескровны, но жаждут крови (и стихи, и стихи, - правда, Марина Ивановна?). Жаждут плоти, а насытиться - нет, не могут. И если бросить в сердце метели топор, то метель уймется, а топор будет лежать весь в крови, липкий. Знаете ли вы это, Марина Ивановна? Очень даже знаете. Вожак ваш насытиться не может, вот и томится, вот и бесится, казнь для него - свобода, воля - вот она, - истечь кровью, своей, не чужой.
А про Машу вы не понимаете. Маша ведь совсем не человек, от того у нее и нет черт. Маша (которая в обморок падает) – твердыня. Крепость. Бездне ее не проглотить (подавится). Маша - это круг, тот самый, который описывает Хома Брут округ себя в церкви. Церковь не спасет, но круг охранит (главное, не гляди, не гляди!).
Ах, Марина Ивановна, вам этот круг страшнее петли. Потому что в нем ничто не движется. Свет светит, покой длится. Матушка варит в гостиной медовое варенье, батюшка читает у окна Придворный календарь.
95. Надежда Куликова, психолог, магистрант Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Феодосия
Изменчивая и своевольная
Ты — голос бытия. Ты — творческая потенция, стремительно прорывающаяся наружу. Ты не подвластна мирским законам. Ты была и остаешься символом недосказанности, загадки. Символом чего-то такого, что еще пока не понято. Ни нашим поколением, ни потомками. Символом будущего открытия.
То ли это любовь, то ли спонтанность, то ли творчество…
А может быть, все вместе?
То ли бездна, то ли хаос, то ли бессознательное…
А может быть, все сразу?
Могу ли я проникнуть туда? Могу ли открыть то, о чем еще никто не знает? Пришло ли время?
Смотрю в твои глаза: тихие… спокойные и тут же — дикие, необузданные. Ты бываешь разной. Вот-вот и улыбнешься. Чувствую: принимаешь. Есть поле для творчества.
Всегда быть на грани. На грани миров ты привыкла.
В той точке живешь, из которой никто не выходит:
Зайти невозможно и выйти,
Уйти невозможно и прийти.
Пугает то место своей неоднозначностью,
Рассудок не в силах сказать что-либо, так как не знает о чем говорить,
А о чем он не знает — о том молчит.
Лишь творчество. Творчество может.
Та точка между мирами, если ее можно назвать точкой,
То касание двух порождает все.
— Что все? — спросит меня читатель.
— Все — это все. Твой мир, настоящее и будущее.
— А при чем тут Цветаева?
— А при том, что она говорила из той точки, жила там, если вообще можно так выразиться.
— А что это за место и какие миры оно соединяет?
— Я сама бы хотела знать.
Может быть, это не точка, а момент, то есть нечто динамичное… Может быть, ты всегда жила в моменте единства бессознательного с сознательным? В моменте творчества. Может быть, само твое бытие укоренено в творческой потенции бытия вообще, как и каждого из нас?
Если это так, то в моменте моего эссе сознательное соединится с бессознательным, и на свет родится что-то новое. Оно будет творить мой мир, продолжит творить твой.
— Как это?
— Оно работает само. Бессознательное проявится. Отпусти контроль. Дай словам свободно выходить из тебя, какими бы несуразными они не показались. Ты готова.
Эксперимент
Придет поток — твори,
Уйдет поток — твори,
Играясь — не соли,
Игру не прячь.
Не бойся, не бездарность!
Ты смыслы можешь раскрывать,
Не даром много знаешь.
Коперника поймаешь —
За хвост.
И побежишь за ним сквозь бури облаков.
Он понесет на силушке своей,
Вдвоем вам будет веселей
Среди потоков и оков.
Что написала, не поймешь?
А ты не думай дважды.
Твой путь раскроет сам собой событий ярких рой.
И не кори, не ущемляй, не критикуй, а твердо знай,
Что творчество твое — не только для тебя,
Своими странными словами ты можешь рассказать о том, что ум не выразит стихами.
— Родилось! Родилось что-то новое. Но что это? Органичная форма, словно живая. Смыслы, до конца непонятные и самому автору… как-то весело, даже напоминает легкий сумбур.
— Это весело и одновременно серьезно. Это своевременно. Если бытие говорит с тобой так, значит, хочет сказать что-то важное. Доверяй.
Изменчивое и своевольное. Не следующее никаким правилам, кроме закона любви и творческого обновления. Я не могу тебя подчинить, не могу наложить на тебя запреты. Ты прорвешься. А если не прорвешься ты, то что будет со мной? Если я всеми силами восстану против и на дам менять мою привычную жизнь? Нет. Ты все равно прорвешься. Ты сильнее. Будешь делать это через людей, события, но ты прорвешься. А лучше — я буду дружить с тобой, откроюсь тебе. Да, да! Мы станем одним целым и начнем творить вместе.
Муза
Встреча I
Момент, когда сила любви спонтанно творит из бездны хаоса на свет что-то новое. Это происходит прямо сейчас. Ты можешь быть причастен к нему, а можешь отвернуться. Если не отвернешься, то прочувствуй это мгновенье глубже. В тишине. Ощути, как жизнь созидает саму себя. Посмотри, как она пульсирует. В тебе… во мне… в птицах, летящих за окном… и одновременно ни в ком. Все живое. Оно непрестанно творится. Заметь, вообще не умолкает.
— Ну и что, — скажешь ты, — это всего лишь движение. Где же здесь творчество?
— Ты думаешь так, потому что тебе не видны смыслы, а еще, потому что не веришь в целостность этой картины. Фрагментарное восприятие не позволяет увидеть, как все связано, но если ты доверишься… смыслы начнут открываться. Да, это риск. Требуется мужество. Первый раз трудно, потом легче.
— Зачем ты мне все это рассказываешь?
— Ты звал меня.
— Когда? Я не помню.
— Когда в очередной раз анализировал события своей жизни, тщетно пытаясь уловить смысл; когда взывал к небесам и просил о помощи.
— Я думал, что это будет как-то по другому… легче, что ли.
— Легче не получится, придется меняться изнутри.
— Как я могу это принять? Я даже не знаю, что это.
— Оставь на какое-то время. Жизнь завершит все сама.
Встреча II
— Ты пришла вновь?
— Да, надо доделать эссе.
— Что за эссе?
— Эссе про Марину Цветаеву. Мы с тобой — два героя, ведущие диалог о творческой потенции бытия, как ты заметил.
— Я совсем себя не знаю…
— Я тоже... наш создатель в процессе.
— Вспомнил! Я — молодой студент. Длительное время нахожусь в упадке. Смысл жизни утерян.
Одиночество. Самокопание. Я загнал себя в тупик собственных ограничений. Вдобавок изнутри прорывается что-то такое… с чем я еще не знаком. Боюсь. Боюсь жить, боюсь будущего, боюсь самого себя.
— И я вспомнила. Я — муза. Прихожу к тебе в образе Марины Цветаевой, чтобы поддержать, ведь ты — будущий поэт, мыслитель. Твой талант еще не раскрыт, а это как рождение — всегда болезненно.
Встреча III
— Я ждал тебя.
Муза молчит.
— Внутри меня что-то поменялась. Я влюблен и я свободен. Мне больше не хочется думать о себе так много, как раньше. Знаешь, я чувствую, что не достоин тех слов, которые ты обо мне сказала в прошлый раз, и при этом искренне тебе верю. Посмотри, что я написал:
Твой мальчишеский образ вдохновляет мужчин
Не по внешнему виду, а — силе!
Силе веры и силе любви, силе силы и силе старанья.
Силе мудрости и признанья.
Ты поверишь в того, кто не верит в себя,
И расскажешь ему о своих ожиданиях,
И воспрянет безвестно ушедший в себя,
И взойдет новый образ в долине мечтаний.
Марина Цветаева улыбнулась в ответ легкой принимающей улыбкой. Это привлекло внимание студента, ведь ему было по-настоящему важно, что же скажет она — его муза. Молодой человек не получил резкой осудительной реакции, которую побаивался в глубине души; не получил он и точных правок, подгоняющих под выверенные стандарты, хотя понимал, что ей, великой поэтессе, как никому другому это позволено. Спустя несколько лет наш студент осознал, что, возможно, именно поэтому Цветаева и смогла раскрыть силу своего гения, так как не убивала стремление к творчеству ни в себе, ни в ком другом. Она заметила в его стихах главное — жизнь.
Да, с уверенностью было все еще плоховато, зато наш герой поверил словам музы, а разбрасываться таким даром — сродни кощунству для начинающего поэта. Марина помогла обрести ему нового себя.
Встреча IV. Спустя семь лет
— Здравствуй, мой друг.
— Здравствуй, муза! Я не думал, что еще раз увижу тебя. Зачем ты пришла в этот раз?
— Я хотела порадоваться твоему успеху. Ты стал отличным писателем!
— Знаешь, я всегда помню о тебе…
— Знаю.
— Когда мы сможем быть вместе? Мое сердце томится…
— Это обязательно случится! В тот день, когда ты покинешь этот мир, а пока — служи людям своим талантом.
После этого наш герой прожил еще шестьдесят лет. Муза в образе Марины Цветаевой больше не являлась ему. Из года в год мужчина совершенствовался, проводя время часами за своим письменным столом в кропотливом труде по обтачиванию строк, и лишь иногда чье-то незримое касание нежно наполняло душу вдохновением. В эти мгновенья пожилой писатель оживал, а после понимал, что сейчас был не один.
94. Ирина Максимова, драматург. Екатеринбург
Своевольница русской литературы
Ее голос – он раздается в надтреснутом осенью небе:
– 31 августа 1941 года – я, Марина Ивановна Цветаева – самовольно – ушла из жизни...
В ответ серое сиротское небо молчит.
Запрокинув голову, вслушайся в осеннюю тишину мира, который опустел…
***
Где ты, маленькая шестилетняя девочка, старательно выводящая стихи сразу на трех языках?
Где ты, пансионка с крутящимися в голове то вальсами Шопена, то строчками – ах, можно и лучше! – очередного немецкого романтика.
А польская кровь? А этот ветер в растрепанных волосах? А тот мальчик и его тонкие пальцы, и сердолик, зажатый в кулачке, – отгадай, отгадай желание! – и шум моря, и соленые губы... Царица морская...
Ступать по морской гальке – осторожно, ощущать стопой всю гладкость и коварство камня. Ступать по ритму строки – то вальсируя, то декламируя, то шепча.
Вот мамины руки бегут по клавишам, переливая звуки из черного тела рояля в пространство комнаты. Вот эти звуки бегут по твоему телу, будоражат, делают тебя подвижной, легкой, почти невесомой. И ночью, когда нужно спать, детская вдруг наполняется этими звуками, и они начинают превращаться в слова – в строчки – в строфы…
Все стихи – из музыки. Ей мало наших ушей. Она хочет завладеть нашими глазами, нашим языком. Море – стихия, человек – стихия, музыка – стихия, поэзия – стихия. Стихи – стихия…
И волшебный Коктебель, и его косматый хозяин. И день вашей первой встречи: ты, маленькая, с бритвой головой – чтобы носить чепец, – и он, большой, с львиной гривой. Зевс-Максимилиан пришел за новой царицей. Прочь чепец! Морскую царицу на престол!
Нет, не взойдёт. Не присягнет. Не примет.
Слишком своевольна. Слишком своя у себя.
И, казалось бы, откуда ей, юной, уже знать: самый подневольный в царстве – сам царствующий. И если и есть у тебя твое царство, то населено оно только тобой да душами тех, кто любимы.
Никто не знал о любви столько, сколько она. О ее любви.
Есть только одна верность – верность самому себе. Остальные «верности» и «неверности» не касаются морских цариц. Так ведь, Сережа? Не опускай глаз, ответь! Ведь это за тобой она выйдет из ада и спустится обратно в ад.
Единственная черта, которая чтима ею, – благо-родство. Чтимо всё, что рождает благо. Благость, благодарность, благотворность…
***
Хтонический слом веков обнажил всю суть человека. Его мятежный дух вырвался на свободу. Старый миропорядок бился в агонии, но хаос бытия уравновешивался гармонией поэзии. Множество лирических голосов разной тональности и высоты звучало со всех сторон. Их торжествующая вседозволенность скоро сменится трагической тишиной. А вездесущие критики расфасуют их по пыльным коробкам с наклейками под названиями «-измы».
Но пока Морская царица со своей мажорной лирой чутко вслушивается в эту разноголосицу и понимает: для неё возможно только соло. Но и возможность этого соло – от невозможности, нежелания быть частью хорового пения.
Стоять в стороне, не примкнуть ни к одним – во всполохах 20 века это было не просто опрометчиво, это было самоубийственно. Но только стоя в стороне, она могла чувствовать свою волю, жить своей волей, а значит и выполнять свое предназначение – писать...
Москва, её «колокольный град»… Она ступает по ее мостовым. Прочность и коварство камня. Торжественным мажором звучит мелодия ее колоколов, ее слов, ее стихов. Ее душа исполнена щедрости – держите! отдам и «сердце свое в придачу!»
Ах, как неосторожно открыта, как распахнута, как неуместно самопровозглашена там, где каждый повесил свою лиру на предназначенный ему гвоздик!
***
– Мой брат Крысолов, мой со-дух, мой со-ратник. Мой ратник, мой боец, мой поверженный «тяжелоступ»... Прощай! Теперь ты «в веках».
И гром в предгрозовом небе – это его голос, его оклик, его предупреждение…
Главное местоимение – «мой». Мой Пушкин, мой Пугачев... При-своение (свой!), у-своение другого через себя, через свой ум, душу, сердце – иначе немыслимо.
Так упоительно, так сладостно-тревожно присвоение себе далёких и близких мужчин и женщин. И так невозможно, так изнурительно-трудно освоение того, что близко по крови, – материнства.
Дети – о них больно и неприятно думать. Ариадна, Ирина, Мур...
Нет, матерью быть не сложно. Матерью быть невозможно. Ведь сама-то она – «выношенная во чреве Не материнском, а морском!» Не «мама» – «Марина».
Воздушный мир ее детства оказался неповторим. Ее детям достался другой мир: он не пестовал и не лелеял. Он стремился поработить, изнемочь тело и душу голодом и холодом.
Она не хотела чувствовать себя бессильной под его хищным взглядом. У нее был оберег – ее стихи-Я. Но это был только ее оберег. На детей он не распространялся. О них было больно и неприятно думать. Особенно по ночам, когда сердце тяжело ходит в груди. Нет, не потому она так настойчиво отделялась от девочек и так настойчиво льнула к сыну, – дело не в избранности. Дело в том, что где-то внутри сидит непреходящая тоска: не таким, не таким должен был быть ее воображаемый мир!
И бежать из одного пространства в другое – тщетная попытка спасения. Она знает. Но все равно бежит. Сначала из России, потом обратно.
Везде – люди. И везде они говорят на чуждых ей языках...
***
Ты можешь быть нужен и жизневозможен только тем, для чего рожден.
Она была предназначена для бегущих по бумаге строк. Поэзия, проза – какое пустое деление! Придуманное непосвященными для непосвященных.
Писать, писать, писать – и тогда хищный мир на время отступает, делается бессильным. Ее личная воля довлеет над ним. Да, в это время она была Царица морская.
Добывание еды? – Тщета, если есть добывание слова. Детские болезни? – А как же болезнь мятущейся души? Нет-нет, что-то одно из. Невозможность одновременности того и другого.
***
Последний звук, который ты слышишь в этой жизни, – шум морской волны. Это кровь приливает к вискам…
«Бренная пена морская» уходит в песок. Ты растворяешься в чужой татарской земле. Нет на погосте места, где остановится в память о тебе прохожий. Вот она – истинная бренность бытия...
Это твой голос звучит в предосеннем небе:
А может, лучшая победа
Над временем и тяготеньем —
Пройти, чтоб не оставить следа…
Рожденная осенью, она в новую для себя осень уже не вступила. «Красной кистью рябина зажглась» в этот раз уже без нее.
Природа бесконечна, осень повторима – вновь и вновь. Природа не может прекратить себя. А человек – он может прекратить себя?
Или он всё же повторится – повторится вновь и вновь. В поэтическом слове, которое однажды зажглось – и то греет, то обжигает нашу душу.
И уже не подневольно своему своевольному автору…
93. Анастасия Карпова, студентка Литературного института им. А.М. Горького, прозаик. Вологда
«Болярыня Марина» (Варлам Шаламов)
Не потому ли поэзия Марины Цветаевой рождалась в призме «пересохшей души»? Поэт оказывается непредсказуем и груб к самому себе, потому что «не дается счастье даром!» — эта печать творческой судьбы ровной тенью падает в одном из ранних стихотворений «На бульваре». Но для других она же предстает явлением закономерным, ясным и, безусловно, живет вне времени, будто и не для себя вовсе. Марина — отзвук прозрачного единства души и сердца, которые не представляют жизнь без сложной судьбы, но «Мчится в розовые тучки / Синий шар», напоминая о том, что в ее слове, действительно, расцветало необъятное.
Цветаева стала племенем вольным и открытым, что говорит о невероятном земном присутствии и даже больше — она шагала в поэзии вольным солнцем, ибо «Солнце — мое. Я его никому не отдам». При этом поэт оттеняет привычное и обращает слово к богам. Неслучайно и Юлия Нейман находит в ее поэтическом голосе объем, неугомонный и невозможно смелый:
Шар земной кружа, как прялку
Встряв с богами в перепалку —
Мир о мир и миф о миф…
При этом в ее многоголосии души и бесконечности пространства мы каждый раз сталкиваемся с конкретизацией образа и вполне себе объяснимым желанием замкнуться в рамки. Такой эффект считывается в знакомом «Имя твое — птица в руке» — в стихотворении, обращенном к Александру Блоку. Имя — птица, льдинка, знакомое движение и еще проще — пять букв. Но столь непривычный контраст объема в поэзии Марины Цветаевой разрушается острым звукописным рядом, пробивающим жизнь и ту самую «пересохшую душу»:
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту,
Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут…
Стоит сказать, что многое Марина Цветаева говорит без слов, и в этом ее безусловная сила. Ведь тот же мячик поймали — он беззвучен и предостережен от звучания самой плоскости. И губы оказываются неподвижны. И камень без доли совести в ее стихах не бьется резвым шлепком о гладь пруда, а, напротив, лишь застывает где-то «над». Рука статична, лишь около нее звучит что-то, прорывается, дышит. Именно так автор невольно фиксирует вечность, отделяя физическое от временного и наоборот.
Особое внимание в ее творческом наследии занимает пунктуационная особенность, объясняющая поэтическую интонацию вне времени и пространства — это, конечно же, тире. Тире растягивает и продолжает мысли, тянет время, которого Цветаевой будто и до сих пор мало. Но конечность ее начала порождает вдох, надрывный, вневременной и безумно трагичный:
Буду брать — труднейшую ноту,
Буду петь — последнюю жизнь!
(отрывок из «Поэмы заставы»)
«Буду» прорывается острым копьем, утверждаясь на том самом вдохе-паузе. Но здесь уже нет того мимолетного бега, той капризной шалости и игривой задумчивости. Это воздух другой Марины пробирается сквозь века, ведь жизнь оказывается далеко не последней.
92. Михаил Гундарин, литератор. Москва
Стоять и таять: Цветаева и Земфира
Марине Цветаевой посвящали стихи при ее жизни. После смерти и снятия запрета на широкую публикацию, количество посвящений измеряется многими сотнями. Их авторы (преимущественно женщины; мужчины больше пишут к Сергею Есенину) как правило, от всего сердца сочувствуют цветаевской судьбе , благодарят за понимание нелегкой женской доли, уверяют в нетленности и вечной актуальности цветаевских строк и т.п. Несмотря на вполне понятный разброс – от графомании до профессиональной поэзии – все это бывает и трогательно, и поучительно (в смысле исследования «как слово наше отзовется»; отзывается по разному). И, конечно, тема «Цветаева в поэтических зеркалах наших современниц» (современников тоже) заслуживает отдельного разговора.
Вот одно из таких зеркал – текст Земфиры Рамазановой, или просто Земфиры. Популярной певицы, автора всех своих песен. Соответственно, и аудитория текста, о котором речь, чрезвычайно велика для современной поэзии. Речь, между прочим, идет о нескольких сотнях тысяч человек!
Прежде всего, бросается в глаза пародийность текста, подкрепляемая пародийной, на грани издевательства музыкой (песня входит в альбом Земфиры «Спасибо», 2007 года) – откровенно шаржированной версией танго. Фортепьяно плюс «нервная» скрипка, и даже кастаньеты! Традиционно танго – это музыка богемы, преувеличенных страстей, не очень правдоподобных историй «на разрыв аорты. Тут все так и есть. Автор последовательно перечисляет различные варианты причинения самой себе непоправимого вреда. Для короткого текста (всего-то 16 строк) их преувеличенно, неправдоподобно много. Это и газ, и пистолет, и, наконец, твердое намерение выброситься из окна. Мы застаем героиню текста именно в таком положении – но что же дальше? Вот шесть последних строк.
Я выбирала жизнь,
Стоя на подоконнике.
В утренний сонный час,
Час, когда все растаяло,
Я полюбила вас,
Марина Цветаева…
Последнее четверостишие пародийно уже на все сто процентов. Объект пародии очевиден - в целом эквиритмичное Земфириному стихотворение Марины Цветаевой 1915 года «Анне Ахматовой». Оно завершается так:
В утренний сонный час,
— Кажется, четверть пятого, —
Я полюбила Вас,
Анна Ахматова.
Речь у Цветаевой идет о том, что героиня всю ночь читает стихи Ахматовой, восхищаясь как ими, так и самим обликом автора «Вечера». Включая легендарную «ложноклассическую шаль» - здесь это «шаль из турецких стран». Вообще, Цветаева как будто описывает не реальную Ахматову (с которой она в то время лично знакома не была), а известный рисунок Модильяни – «Вас передашь одной ломаной черной линией». В тексте Земфиры есть пародийные переклички и с другими частями стихотворения Цветаевой. Например, Цветаева пишет «безоружный стих в сердце нам целится». А у Земфиры «грусть целилась прямо в голову». Обращение на «вы», выглядящее сегодня подчеркнуто архаичным, тоже, конечно, перекочевала к Земфире от Цветаевой.
Но самое главное: как на месте Ахматовой возникла Цветаева? И в чем причина пародийной установки Земфиры?
Прежде всего, отмечу, что Земфира использовало в своем тексте не одно, а как минимум два цветаевских стихотворения.
У Цветаевой есть стихотворение, в котором героиня, как и у Земфиры стоит у окна, причем там тоже «все растаяло». Начинается оно так.
Сегодня таяло, сегодня
Я простояла у окна.
Взгляд отрезвленной, грудь свободней,
Опять умиротворена.
В стихотворении говорится о таянии весеннем – и одновременно таянии в душЕ «какого-то большого чувства». И то, и другое таяние героиня воспринимает с большим удовлетворением – как наступающую свободу.
Мы даже примерно знаем, о каком чувстве идет речь. Стихотворение, датированное 1914-м годом, входит в 17-текстовой цикл «Подруга», посвященный Софье Парнок, с которой, как известно, Цветаеву в то время связывал полуторагодичный роман. То есть, это стихотворение о любви к женщине. Как собственно, и стихотворение, посвященное Ахматовой (конечно, речь идет о разной любви – ну да Цветаева принимала все ее разновидности).
Вернувшись к тексту Земфиры, теперь мы можем предположить, почему героиня «выбрала жизнь». Растаяло чувство, которое, как нынче говорят, было деструктивным и подвигало героиню к суициду. Зато пришло чувство новое, новая любовь – на этот раз к Марине Цветаевой.
Судя по текстам Земфиры, отношения, подобные тем, что связывали Цветаеву и Парнок, ее героиням отнюдь не чужды (поэтому вполне логично ее обращение к циклу «Подруга»). Почему бы героине текста Земфиры не полюбить ДРУГУЮ? Ахматова тут не подходит, поэтому и заменена. А вот Цветаева – вполне. Как автор текстов (вариант стихотворения «Анне Ахматовой»), или даже как человек (вариант «Сегодня таяло…»).
И вот тут становится понятной довольно грустная и даже жесткая ироническая интонация Земфиры. Это ирония отнюдь не по отношению к Цветаевой, а по отношению к самой себе, то есть, к героине (ирония и самоирония – вообще одна из отличительных черт текстов Земфиры). Ирония в том, что избавить от «плохой» любви может только любовь к классику – современниц не находится. И в том, что спасает героиню от самоубийства чувство к поэту, как известно, этого не избегшего…
Замечу еще: текст Земфиры, заканчивающийся процитированным выше признанием в любви отличается от большинства текстов, посвященных Цветаевой, во-первых, своей позитивностью (героиня выбрала жизнь и любовь, на альбоме эта песня так и называется «Я полюбила вас»). Во-вторых, тем, что, парадоксальным образом, он больше о Цветаевой, ее стихах и жизни, чем об авторе. Увы, ребяческое самолюбование «на фоне Цветаевой» - одна из отличительных особенностей подобного рода сочинений. Не говоря уж о самодеятельных поэтах, этого не избежал, на мой взгляд, и Леонид Губанов, чье стихотворение «Была б жива Цветаева….», честное слово, без неловкости читать сегодня невозможно.
Я уж не говорю о том, сколько слушательниц Земфиры после этой песни прочитали стихи Цветаевой – может быть, и впервые.
91. Ева Ли, студентка Якутского гуманитарного колледжа по специальности Экономика и бухгалтерский учет
Поэзия Марины Цветаевой
Нежный и бесповоротный
Никто не глядел вам вслед-
Целую Вас – через сотни
Разъединяющих лет.
Марина Цветаева – яркая звезда на небосклоне российской поэзии Серебряного века. В ее творчестве на первое место выходят новые мотивы: состояние человеческой души, ощущение одиночества, печали.
Творчество поэтессы – это открытая книга ее сердца. Ведь вся поэзия Марины Цветаевой это пережитое и прочувственное, вылившееся в поэтическом слове. Именно поэтому стихи Цветаевой не оставляют равнодушными. Ведь они не текут спокойной рекой лирического откровения, они рвутся из глубин души и взрываются вихрем эмоций. Талант Цветаевой пытались раскрыть, утвердить, опрокинуть, оспорить многие. По-разному писали о Марине Цветаевой писатели и критики русского зарубежья. Русский редактор Слоним был уверен в том, что «наступит день, когда ее творчество будет заново открыто и оценено и займет заслуженное место, как один из самых интересных документов дореволюционной эпохи».
Творчество Марины Цветаевой носит трагический характер. Литературный герой ее стихотворений – человек противоречивый: она стремится к уединению и в то же время испытывает сильное влечение к общению, жизни обществе. Поэтесса любила жизнь, ей хотелось взять от нее максимум эмоций, переживаний и ощущений. Но понимание ее быстротечности и невозможности полного познания стало причиной появления в ее откровениях настроений безысходности. Марина Цветаева боялась старости, ибо несет она беспомощность, немощь и тоску, поэтому считала, что лучше гибель в молодом возрасте:
Ты дал мне детство – лучше сказки
И дай мне смерть – в
Семнадцать лет!
Но это не мешает поэтессе впитывать красоту бытия и понимать необъятность мира. Трагическое сочетание любви к жизни и понимание ее мимолетности ведут в душе Цветаевой постоянную борьбу между стремлениями и унынием, философским восхищением окружающим и фатальной неспособностью что-то изменить в ней.
Первый сборник «Вечерний альбом» (1910 г.), изданный еще гимназисткой, состоял из трех разделов – «Детство», «Любовь», «Только тени». В этих ранних стихах прорезывалась будущая манера Цветаевой, проявляющаяся в выразительных интонациях, разорванной, взволнованной, эмоционально насыщенной речи. Стихи были светлыми, искренними, но даже в этих полудетских по смыслу стихах уже тихонько звучала трагическая нотка. О «Вечернем альбоме» отозвались М. Волошин, Н. Гумилев, В. Брюсов, отметившие талантливость юной поэтессы.
Затем в 1912 году вышли еще два сборника – «Волшебный фонарь» и «Из двух книг», в которых оттачивалась своеобразная поэтическая система Марины Цветаевой. В стихах проявлялась та черта характера поэтессы, которую она в письме к философу В. Розанову определила как «судорожную, лихорадочную жадность жить». Тема любви в творчестве Цветаевой идет параллельно с темой разрыва, клятвы верности соседствуют с упреками ревности. В ее стихах чувства выплескиваются наружу в разорванной строке, оборванной, незаконченной фразе. Спокойный мир – не для Цветаевой. Ее стихия – борение страстей, увлечение и разочарование, муки непонятности и жажда неизведанного.
Первая мировая война, канун революции вводят в стихи Цветаевой тему Родины, России. В стихах этого периода проходят бесконечные русские пейзажи – деревни, поля, дороги. В 1916-1920 гг. Марина Цветаева создает цикл «Стихи о Москве».
Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром…
Пока они гремят из синевы –
Неоспоримо первенство Москвы.
Годы революции и гражданской войны были очень тяжелыми в жизни Цветаевой: умерла младшая дочь Ирина, сражался в белой армии, а затем вместе с отступающими войсками вынужден был эмигрировать ее муж Сергей Эфрон. Войну Цветаева воспринимала не с политической, а с гуманистической точки зрения, видя в ней общенародное горе.
Белым был – красным стал,
Кровь обагрила.
Красным был – белым стал,
Смерть побелила.
И справа, и слева,
И сзади, и прямо,
И красный, и белый:
- Мама!
Страшную реальность того времени она переплавляла в рваные, полные скорби и боли строки: «Взятие Крыма», «Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!..» Еще в мае 1917 года, между двумя революциями, Цветаева предвидела, какой будет свобода:
Из строго, стройного храма
Ты вышла на визг площадей…
Свобода! – Прекрасная Дама
Маркизов и русских князей.
Свершается страшная спевка, -
Обедня еще впереди!
Свобода! – гулящая девка
На шалой солдатской груди!
В 1922 году Марина Цветаева с дочерью Ариадной уезжает в Берлин, затем к мужу в Прагу, где она прожила три года, полюбив Чехию, посвятив ей немало стихов. В эмиграции были созданы «Поэма Горы», «Поэма Конца», «поэма Лестницы». С 1925 года Цветаева переезжает во Францию. Здесь была написана полная недомолвок и тайн «Поэма Воздуха» - философских трактат о посмертных блужданиях духа, реализовался талант Цветаевой-прозаика.
В 1939 году Цветаева с сыном возвращается в Россию, куда годом раньше уехали муж и дочь. Возвращение оказалось началом трагедии: были арестованы Сергей Эфрон и Ариадна. Сама Цветаева жила в очень тяжелых бытовых условиях, не было жилья, денег, не был принят к печати сборник стихов. С началом войны Цветаева эвакуируется в Елабугу, где прожила всего 10 дней и 31 августа 1941 года покончила с собой.
Марина Цветаева закончила свой жизненный путь трагически. Она отчаялась и сломалась. Однако поэзия Цветаевой – самобытная, действенная, жива и осталась в наших сердцах и по сей день. В истории литературы поэтесса оставила свой след как неординарная личность, человек широкой души и неограниченных взглядов.
90. Мариника Петрова, студентка 3 курса Якутского гуманитарного колледжа по специальности «Правоохранительная деятельность»
Рана, из которой сочилась кровь…
За Императора - сердце и кровь,
Все - за святые знамена!»
Так началась роковая любовь
Именем Наполеона.
Любовь - величайшая загадка мира. Это чувство, которое несет в себе наибольшее счастье и редкую грусть. Первая любовь обладает одним императивным идеалом - счастьем. Имя первой любви высечено в сердце каждого человека, потому что является частью его души. У одних первая любовь вызывает грусть и сожаления, у других оставляет шрамы на сердце на всю оставшуюся жизнь.
Для Марины Цветаевой была характерна гиперчувствительность, она всегда влюблялась в предмет своего интереса, создавала культ предмета своей страсти и подобное мироощущение пронесла через всю жизнь. Величественность при небольшом росте, величие – изнизу, поклонение – сверху. Это был ее Наполеон.
С раннего детства я - сплю и не сплю -
Вижу гранитные глыбы».
«Любите? Знаете?» - «Знаю! Люблю!»
«С Ним в заточенье пошли бы?»
Наполеон Бонапарт и его сын Наполеон II по прозвищу Орленок, были для Марины Цветаевой больше чем просто историческими или литературными персонажами. Они оба были ролевыми моделями ее юности.
Любовь Марины Цветаевой к Наполеону можно связать с воспоминаниями о матери, пианистке Марии Мейн, которая стала для дочери главным проводником в европейскую культуру, литературу и историю.
Постижение образа Наполеона I было у Марины самостоятельным, но началось оно с разговора с матерью: «Мама, что такое Наполеон?», - спросила шестилетняя девочка. «Как? Ты не знаешь, что такое Наполеон? Да ведь это же - в воздухе носится!». Маленькая Марина погрузилась в историю Франции, а период правления Наполеона I стал ее любимой темой. Она, с детства любившая читать, начала познавать мир через литературу. О Наполеоне она узнала из книг, а стихотворение Пушкина «К морю» стало ее любимым:
Одна скала, гробница славы…
Там погружались в хладный сон
Воспоминанья величавы:
Там угасал Наполеон.
Юная Марина Цветаева начала собирать коллекцию объектов, связанных с отцом и сыном. Роясь в исторических трудах, она открыла для себя личность, которая показалась ей достойной беспредельного обожания и подражания. Ее сестра Анастасия писала: «Она выписывала из Парижа, через магазин Готье на Кузнецком, все, что можно было достать по биографии Наполеона, - тома, тома, тома. Стены ее комнатки были увешаны его портретами и гравюрами Римского короля, герцога Рейхштадтского. Кого из них она любила сильнее - властного отца, победителя стольких стран, или угасшего в юности его сына, мечтателя, узника Австрии? Любовь к ним Марины была раной, из которой сочилась кровь. Она ненавидела день с его бытом, людьми, обязанностями. Она жила только в портретах и книгах. Ни одна из жен Наполеона, ни родная мать его сына, быть может, ни оплакивали их обоих с такой страстной горечью, как Марина в свои 16 лет!». Марина с головой уходила в иную эпоху, жила среди иных имен. «Знаю, не любила, никогда не буду любить, люблю только Ростана и Наполеона I и Наполеона II - и какое горе, что я не мужчина и не тогда жила, чтобы пойти с Первым на Святую Елену и с Вторым в Шенбрунн», - из воспоминаний самой Цветаевой.
Наполеон – это любовь и увлечение юности, тема творчества и коллекционирования и вечный образ, который в разной степени и в разных ролях проявляется в рукописях поэта на протяжении всей жизни. Он был ее первой виртуальной любовью, которой она не могла найти замену. Позднее она полюбила его сына, которому посвятила слова:
Твой конь, как прежде, вихрем скачет
По парку позднею порой…
Но в сердце тень, и сердце плачет,
Мой принц, мой мальчик, мой герой…
Любимейший из героев, Наполеон II стал ее кумиром. Когда ей не было еще семнадцати лет, она уехала во Францию для изучения французской средневековой литературы. Литературные курсы в Сорбонне были лишь поводом, чтобы получить разрешение отца отправиться во Францию. Страстное увлечение Наполеоном Бонапартом, огромное желание поклониться наполеоновским местам - вот что заставляло юную Цветаеву рваться в Париж. Неудивительно, что в Париже она поселилась на улице Бонапарта, Rue Bonaparte. Она с гордостью гуляла по улице, по которой когда-то ходил сам Наполеон! Она писала:
Мне Франции нету милее страны!..
Странная любовь к Наполеону не оставляла ее и позже. «С 11 лет я люблю Наполеона, в нем (и его сыне) все мое детство, и отрочество, и юность – и так шло и жило во мне, не ослабевая, и с этим я умру. Не могу равнодушно видеть его имени», писала Цветаева своей подруге Анне Тесковой. А ведь к моменту рождения Марины Цветаевой уже прошло 77 лет со дня смерти Наполеона I на острове Святой Елены и 66 лет со дня смерти его сына, Наполеона II.
В романтический образ сына Наполеона I, умершего в 21 год, юная Цветаева была влюблена. Посылая своей чешской подруге, Тесковой фото своего сына Георгия по прозвищу Мур, уже взрослая Цветаева отметила, что тот более похож на наполеоновского сына, чем сам сын Наполеона. В своих воспоминаниях Цветаева писала: «Господи, да за это все мучения можно претерпеть, не то что умереть! Я знаю, что никогда не достигну своей мечты – увидеть его, поэтому и буду любить его до самой смерти больше всех живых!». И ночью, засыпая, она думала о нем:
Там чей-то взор печально-братский.
Там нежный профиль на стене.
Rostand и мученик Рейхштадский
И Сара – все придут ко мне!
В 1912 году в возрасте 19 лет Цветаева выпустила второй сборник стихов «Волшебный фонарь». Два стихотворения, посвященные герцогу и бонапартистам, стали для нее символическим прощанием с юностью. В стихотворении «Расставание» она писала:
Теперь мой дух почти спокоен,
Его укором не смущай…
Прощай, тоской сраженный воин,
Орленок раненый, прощай!
Ты был мой бред светло-немудрый,
Ты сон, каких не будет вновь…
Прощай, мой герцог светлокудрый,
Моя великая любовь!
На долю Марины Цветаевой выпало множество жизненных испытаний. Ее голос, порой трагический и безысходный, начинает звучать, как сталь, когда гнев одерживает верх над страстью, а любящая женщина превращается в Орлеанскую деву:
Любовь! Любовь! Куда ушла ты?
- Оставила свой дом богатый,
Надела воинские латы.
- Я стала Голосом и Гневом,
`Я стала Орлеанской Девой!
Любящая и ненавидящая, капризная и покорная, верная и непостоянная, страстная и равнодушная, Цветаева сама была воплощённой любовью – без берегов и границ, без страхов и запретов. Жизнь даётся один раз – и она должна быть яркой и неповторимой, единственной в своём роде:
Ты мне не жених, не муж,
Твоя голова в тумане…
А вечно одну и ту ж –
Пусть любит герой в романе.
Первая любовь, как правило, настигает человека тогда, когда он находится на грани между ребенком и подростком. Свою любовь к героям прошлого Марина Цветаева пронесла через всю жизнь, тепля в себе надежду, что это еще не конец истории. Она оставила в себе навсегда воспоминания о первой любви, любви виртуальной, любви несбыточной, любви особенной.
Когда я перестану тебя ждать,
любить, надеяться и верить,
то я закрою плотно окна, двери
и просто лягу умирать…
89. Кия Шадрина, студентка 2 курса Якутского экономико-правового института по специальности «Экономика».
Трудный подросток из счастливой семьи
Все бледней лазурный остров – детство,
Мы одни на палубе стоим.
Видно, грусть оставила в наследство
Ты, о, мама девочкам своим.
Известно, что мать Марины Цветаевой была пианисткой и старалась привить девочкам не только хорошие манеры, но и привить им любовь к музыке, литературе и искусству. Она много времени уделяла дочерям, хотя воспитывала их в строгости. Девочки любили уроки музыки: «Детство наше полно музыкой. Всю классику мы, выросши, узнавали как „мамино” – “это мама играла…”. Бетховен, Моцарт, Гайдн, Шуман, Шопен, Григ... под звуки мы уходили в сон», вспоминала позднее Анастасия Цветаева.
Принято считать, что Марина родилась в полной, благополучной и счастливой семье. Но было ли ее детство счастливым? Отец, Иван Владимирович, профессор университета, просветитель, создатель первого в дореволюционной России Государственного музея изобразительных искусств, рано потерял горячо любимую жену, мать своих двоих детей Варвару Иловайскую, которая навсегда осталась его первой, бесконечной любовью. На воспитание младших детей от второго брака с Марией Александровной Мейн у него не хватала ни времени, ни желания. Несмотря на невнимательность, дети любили своего отца. Марина всегда чувствовала, что родители, особенно мать, предпочитают ей младшую дочь Асю. Позднее Марина узнала и уже никогда не забывала, что они обе были разочарованием для матери, которая ждала сыновей и уже выбрала для них имена: Александр для Марины и Кирилл для Анастасии. Одним из ранних стихотворений Марины было «Скучные игры»:
Глупую куклу со стула
Я подняла и одела.
Куклу я на пол швырнула:
В маму играть – надоело!
Не поднимаясь со стула,
Долго я в книгу глядела.
Книгу я на пол швырнула:
В папу играть – надоело!
В этом стихотворении Марина показывает отдельный мир отца и матери, их отчужденность друг от друга. Скука, которую видит Марина в жизни родителей, страшит ее: «Вся жизнь моя – страстная дрожь!...».
Мария Александровна заставляла дочь играть на рояле по четыре часа в день. Маленькой девочке было не до нот, она любила играть со словами. В раннем возрасте она начала писать стихи, причем одинаково хорошо на русском, немецком и французском языках. Матери бы гордиться дочерью! Она, зная об увлечениях дочери, запрещала ей брать бумагу и карандаш. «Все моё детство, все дошкольные годы, вся жизнь до семилетнего возраста, все младенчество - было одним большим криком о листке белой бумаги», -вспоминала Цветаева.
Но не только в бумаге было отказано. Дом Цветаевых был полон запретов. «Мать никогда ничего не запрещала словами; глазами – все». Мария Александровна жила в своем мире, где царила обида на детей, иногда нежелание их видеть. Стихотворение «Мама за книгой» ясно показывает, как Марина воспринимала поглощенность матери своим миром:
Сдавленный шепот… сверканье кинжала…
«Мама, построй мне из кубиков домик!»
Мама взволнованно к сердцу прижала
Маленький томик.
…«Мама, а в море не тонет жирафа?»
Мама душою далеко!
Маленькая Марина, как и ее мать в детстве была одинока. Со своей сводной сестрой она не общалась, а Ася была объектом ее дикой и безграничной ревности к матери. Марина чувствовала свою ненужность в доме. Горечь отвергнутой любви к матери и ревность к Асе остались в ней на протяжении всей жизни. «Я у своей матери старшая дочь, но любимая не я. Мною она гордится - вторую любит». Разве могла сказать эти слова девочка из счастливой семьи? У Марии Александровны на этот счет было другое мнение: в Марине она слишком рано распознала себя: свою страстность, свои недостатки, свои вершины и бездны и она, как могла, старалась укрощать и выравнивать их в дочери. Это и было ее материнской любовью.
Осенью 1902 года детство Марины Цветаевой закончилось. Марине было 10, Асе – 8 лет, когда они узнали, что у матери чахотка, и она умирает. Четыре года семья провела в Италии и в последние дни своей жизни Мария Александровна хотела, чтобы с ней была только Ася. В день смерти, 4 июля 1906 года, она позвала обеих дочерей: «Подойдите…». Мы подошли. Сначала Асе, потом мне мама положила руку на голову. Живите по правде, дети», - сказала мать на прощание.
После смерти матери Марина тут же забросила занятия музыкой и начала серьезно писать стихи. В этот период она стала ближе к Асе, которая ее боготворила. Она читала ей свои стихи. Асе посвящено множество стихов:
Взгляните внимательно и если возможно – нежнее,
И если возможно – подольше с нее не сводите очей.
Она перед вами – дитя с ожерельем на шее
И локонами до плечей…
… Зовут ее Ася, но лучшее имя ей – пламя…
Отец, как всегда, оставался недосягаемым. Все юношеские проблемы Марина таила в себе. Ей не с кем было разделить свои подростковые переживания. Она ненавидела свою внешность: розовые щеки, круглое лицо, плотное сложение… Отвергая себя, она проводила часы и дни в своей комнате: читала, писала и мечтала.
Подростковый возраст является одним из наиболее кризисных возрастных периодов. Именно в это время становления личности ребенок становится «трудным». Этот возраст богат конфликтами и осложнениями. Все это происходило и с Мариной Цветаевой. Будучи внешне достаточно привлекательной, она категорически не хотела носить макияж: «Всякий дурак подумает, что я для него накрасилась». У нее было очень плохое зрение, она носила очки с толстыми линзами до 16 лет, потом взбунтовалась и навсегда отказалась от них. Все, что она видела, было размыто, но этот факт мало ее волновал. Она предпочитала достраивать картинку в своем воображении.
Она действительно была «трудным подростком»: много времени проводила в своей комнате, закладывала вещи в ломбард, когда ей не хватало денег, красила волосы, а в 17 лет начала у нее появилась вредная привычка. Она начала курить. Сестра Анастасия вспоминала: «Курила сперва скрывая, щадя папу». Пробовала она и алкоголь.
«Трудный» подросток Цветаева, будучи талантливой от природы, плохо училась в школе. Из двух гимназий подряд ее выгоняли за своенравный характер. Лишь в третьем по счету учебном заведении будущая звезда поэзии прижилась и успешно окончила.
«Все мы родом из детства», - говорил Антуан де Сент-Экзюпери. И проблемы надо искать тоже в детстве. Не будучи любимым ребенком в семье, Мария Александровна, не смогла полюбить обеих дочерей одинаково. Марина Ивановна также предпочитала старшую дочь младшей: «Старшую из тьмы выхватывая – младшей не уберегла».
Марина Цветаева – свободолюбивая и непредсказуемая, дерзкая и эрудированная, умная и талантливая знала себе цену.
Кто создан из камня, кто создан из глины, -
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело – измена, мне имя – Марина,
Я – бренная пена морская.
Мы не вправе судить людей, тем более таких, как Марина Цветаева, которая оставила богатое литературное наследство будущим поколениям, но я все же придерживаюсь мнения, что ее проблема счастья и несчастья кроется глубоко в детстве. Ее счастливое детство – это только внешняя оболочка.
88. Рисалахтан Аманова, студентка 3 курса Якутского гуманитарного колледжа по специальности «Правоохранительная деятельность»
Поэзия, ставшая песней
…Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
Наследие Марины Цветаевой добиралось до читателя долго и трудно: первая посмертная книга вышла в СССР лишь спустя 20 лет после ее смерти. Ее творчество стало крупнейшим и самобытнейшим явлением русской литературы XX века, величие и трагедию которого она так талантливо выразила в своих произведениях.
Марина Цветаева – одна из самых сложных и, возможно, даже самых противоречивых представителей русской поэзии Серебряного века. Поэзия в сочетании с музыкой – эффективный путь движения поэзии навстречу людям. С музыкой поэзия лучше воспринимается. Музыка упрощает и ускоряет путь поэзии к массовому читателю, который превращается в слушателя. Психологическая глубина и внутренняя музыкальность многих поэтических произведений Цветаевой привлекала внимание многих талантливых композиторов. Ее стихи, иногда сложные даже для чтения, удачно легли на музыку и были великолепно исполнены российскими исполнителями.
Марина Цветаева скептически относилась к творчеству многих поэтов своего времени. Но этого поэта она чтила не как собрата по ремеслу, а как божество от поэзии, которому как божеству поклонялась. Она называла его «рыцарь без укоризны», «божий праведник». 21 стихотворение она посвятила ему:
Имя твое – птица в руке,
Имя твое – льдинка на языке.
Одно - единственное движенье губ.
Имя твое – пять букв…
Цветаева не была знакома с Блоком лично, но видела между собой и им, известным символистом, схожие черты характера. Главная тема этого произведения – любовь не физическая и даже не духовная. Автор опасается приблизиться к объекту любви, в тексте мелькают метафоры «поцелуй в глаза», «птица в руке», «поцелуй в снег». Стихотворение является набором эпитетов, которыми поэт наделяет фамилию Блока: мячик, пойманный на лету; серебряный бубенец во рту. Оно заканчивается фразой «С именем твоим – сон глубок», а ведь Марина признавалась, что нередко засыпала за чтением произведений Блока.
Спустя 100 лет российский композитор Игорь Крутой написал музыку на эти слова. Впервые песню с одноименным названием «Имя твое» исполнила Ирина Аллегрова на конкурсе «Новая волна» 2021. Премьера песни была встречена бурными овациями зрителей. Стихи Цветаевой продолжают свою жизнь в песне.
Впервые Игорь Крутой создал композицию по просьбе самой Ирины Аллегровой, страстной любительнице творчества Марины Цветаевой: «Ира сама попросила написать музыку на эти стихи. Писать на стихи Цветаевой - большая ответственность. Меня больше всего волновал вопрос аранжировки, потому что в конце должна была быть ревность женщины, доведенная до таких высот, что она успокоится только, когда мертвым его увидит. Такие образы могла написать только Цветаева».
Это стихотворение Марина написала в 1916 г. Оно имеет четко обозначенное и глубокое смысловое посвящение Никодиму Плуцер-Сарно – философу и поэту. В репертуаре Ирины Аллегровой песня появилась в 1994 г. спустя 78 лет после написания.
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес – моя колыбель, и могила – лес,
Оттого что я на земле стою – лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою – как никто другой…
«Я тебя отвоюю» получилась столь проникновенной, что, когда слышишь эту песню, по коже бегут мурашки. По словам Ирины Аллегровой такой эффект достигается от того, что все стихи Цветаевой - это истории из жизни.
Это стихотворение было написано Цветаевой в 1915 г., когда ей было только 22 года! Стихотворение, написанное 60 лет назад, получило всенародное признание! Любовь зрителя пришла к нему с выходом на экраны мелодрамы Эльдара Рязанова «Ирония судьбы ли с легким паром». Композитор Микаэл Тариведиев написал музыку. Впервые фильм был показан зрителю 1 января 1976 года и с тех пор многие россияне не представляют себе новогодних каникул без фильма, в котором Алла Пугачева исполнила романс:
Мне нравится, что Вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не Вами…
Разгадка написания этого стихотворения была найдена в 1980 году. Ею поделилась сестра поэтессы Анастасия Цветаева. Она рассказала, что это яркое и в чем-то даже философское стихотворение было посвящено ее второму мужу - Маврикию Минцу. " Мне было 20 лет, я рассталась со своим первым мужем. На моих руках - двухлетний сын Андрюша. Маврикий Александрович впервые переступил порог моего дома, мы проговорили целый день. Маврикий Александрович сделал мне предложение. Я стала его женой. Но, когда Маврикий Александрович познакомился с Мариной - он ахнул! Марине 22 года, и она уже автор двух поэтических сборников, у нее прекрасный муж и двухлетняя дочь. Маврикий Александрович любовался Мариной, она это чувствовала и... краснела. Марина была благодарна Маврикию Александровичу, что я не одинока, что меня любят... Вот об этом стихотворение. Марине "нравилось", и никакого второго смысла в нем нет".
Марина Цветаева рано потеряла мать. Со временем чувство потери притупилось, душевная рана зарубцевалась, однако, в своем творчестве Марина Ивановна часто обращалась к теме смерти, как бы пытаясь заглянуть в мир, который ей недоступен. Стихотворение «Уж сколько их упало в эту бездну…» было написано в 1913 г. двадцатилетней Мариной. Потусторонний мир Цветаева воспринимает, как некую темную пропасть, бездонную и устрашающую, в которой люди попросту исчезают.
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Марина осознает, что после ее ухода ничего в мире не изменится:
…И будет жизнь с ее насущным хлебом,
…И будет все – как будто бы под небом
И не было меня!
Сама смерть не пугает молодую Цветаеву, которой уже не раз пришлось столкнуться с этой нежданной гостьей. Она переживает только о то, что близкие и дорогие ей люди уходят из этой жизни, и со временем память о них стирается: когда дрова в камине становятся золой.
Реквием (Монолог) «Уж сколько их упало в эту бездну…» впервые исполнила, точнее, сыграла на сцене, Алла Пугачева в 1988 г. Музыку на стихи Цветаевой написал известный российский композитор Марк Минков. В репертуаре Алла Пугачевой много сильных песен, но этот Реквием, мне кажется, является шедевром в репертуаре российской певицы. Хрупкость жизни делает и Цветаеву, и Пугачеву ненасытными, нуждающимися в любви, здесь и сейчас, потому что слишком легко опоздать. Пугачева, как и совсем еще молодая Цветаева, стремится оставить свой след на земле:
К вам всем – что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?!
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
Поэзия Марины Цветаевой «пошла в народ» и стала частью нашего языкового сознания, прежде всего через песни и романсы.
Хочется надеяться, что в ближайшем будущем будут написаны новые песни и романсы на стихи гениального поэта Серебряного века Марины Ивановны Цветаевой, 130-летний юбилей со дня рождения которой отмечается в октябре 2022 года.
87. Марем Аушева, студентка 4 курса Якутского гуманитарного колледжа по специальности «Правоохранительная деятельность».
Роман поэта с собственной судьбой
Просьба: не относитесь ко мне, как к человеку,
Но - как к дереву, которое шумит вам навстречу.
Марина Цветаева была женщиной, но по мощи своего таланта действительно была поэтом:
… Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!...
Огромное влияние на формирование будущего поэта оказала мать, пианистка Мария Мейн. Свою жизнь она посвятила детям и музыке. Она была человеком мятежным и страстным. Пылкую и романтичную натуру она выплескивала в звуках. «После такой матери мне оставалось только одно: стать поэтом», - писала Марина позднее.
Судьба поэта Цветаевой драматична. Не каждому мужчине под силу вынести весь груз испытаний, выпавший на плечи этой хрупкой, утонченной, с парящей походкой женщине. Жизнь Марины Цветаевой – это светлое детство и молодость, тяжелые испытания в годы революции и войн, эмиграция и трагический конец
Я открыла для себя Цветаеву еще, когда училась в школе. Творчество Марины Ивановны у меня ассоциируется с ароматом опавших листьев, с дыханием самой осени. Как и А. С. Пушкин, Цветаева любила осень:
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Рябина – кисло-горькая ягода, которая созревает в конце лета и ассоциируется с приближающейся осенью. Образ рябины присутствует во многих стихотворениях Марины Цветаевой, рябина стала символом ее судьбы, такой же пылающей и горькой. Рябиновые ягоды она воспринимает как определенный знак судьбы, который несет в себе духовное очищение и является синонимом совершенства. Читая ее стихи, можно легко представить себе русский пейзаж и рябину у дороги:
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все – равно, и все – едино.
Но если по дороге – куст
Встает, особенно – рябина.
Признание таланта Цветаевой неоспоримо. Тринадцать изданных книг при жизни и еще пять посмертно, вобрали в себя лишь часть написанного ею. Среди созданного Цветаевой кроме лирики большой интерес представляют и семнадцать поэм, восемь стихотворных драм, автобиографическая, мемуарная, историко-публицистическая и философско-политическая проза. Цветаева была жизнестойким и сильным человеком. Она писала: "Меня хватит еще на сто пятьдесят миллионов жизней"! Она жадно любила жизнь, и как положено поэту-романтику, предъявляла ей высокие требования:
Не возьмешь моего румянца,
Сильного, как разливы рек.
Ты охотник - но я не дамся,
Ты погоня - но я есмь бег.
Цветаева – поэт трагического склада, трагической судьбы, она осталась в истории русской литературы «одиноким духом». Ей пришлось пережить революцию, первую мировую и гражданскую, начало Второй мировой войны. Она не понаслышке знала, что такое голод, непризнание и невостребованность ее творчества:
…Лежат они, написанные наспех,
Тяжелые от горечи и нег.
Но, как истинный поэт, она верила, что:
…Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
Как многие творческие личности, Марина Цветаева, была натурой влюбчивой. Она не раз заводила романы на стороне. На мой взгляд, увлечения на стороне были для нее пищей для ее поэзии. Иногда она увлекалась настолько, что хотела уйти из семьи. Но мне кажется, что по-настоящему она любила лишь своего мужа Сергея Яковлевича Эфрона:
…В его лице я рыцарству верна.
Всем вам, кто жил и умирал без страху.
Такие – в роковые времена –
Слагают стансы и идут на плаху.
Вначале отношения Марины и Сергея были нежными и уважительными. «Мы никогда не расстанемся. Наша встреча – чудо. Он – мой самый родной на всю жизнь», - писала она критику и философу В.В. Розанову. Муж для Цветаевой был всем: объектом ее пылкой страсти, человеком, чьими нравственными качествами она не могла не восхищаться, наконец, он был отцом ее детей и тяжким крестом, который она, как истинно русская женщина, смиренно пронесла до конца:
… Милый, милый, друг у друга
Мы навек в плену!
Они всегда обращались друг к другу на «вы»: «Если вы живы, если мне суждено еще раз с вами увидеться… Я буду ходить за вами, как собака», - писала мужу Марина Ивановна в годы Гражданской войны. Но реальность оказалась другой.
Не принесло ей счастья и материнство. У Марины Цветаевой и Сергея Эфрона было трое детей, одна из дочерей Ирина, умерла в приюте в возрасте трех лет. Для детей она не была мамой, она оставалась для них Мариной Ивановной или просто Мариной. Свою старшую дочь Ариадну, Алю, она обожала до тех пор, пока могла гордиться ею.
Маленький домашний дух,
Мой домашний гений!
Вот она, разлука двух
Сродных вдохновений!
Но, как только девочка подросла, она тут же перестала быть объектом обожания матери, настало душевное отчуждение, ссоры, скандалы и почти полный разрыв.
Моя несчастная природа
В тебе до ужаса ясна:
В твои без месяца два года
Ты так грустна…
Почти ту же эволюцию прошли и отношения Марины Цветаевой с сыном Георгием, по прозвищу Мур:
… От неиспытанных утрат –
Иди туда – куда глаза глядят!
При жизни Цветаева оставалась незамеченным поэтом. Отметили и признали ее уже потом, спустя годы после смерти. Возвеличили тоже потом.
Свою судьбу она, казалось, знала наперед, она предсказала собственное долгое забвенье, а затем, после глухоты и немоты, громкую посмертную славу; угадала и свою страшную смерть, ошибившись лишь во времени суток:
Знаю, умру на заре! На которой из двух,
Вместе с которой из двух - не решить по заказу!
Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!
Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!
Не выдержав одиночества, безработицы и гонений, Марина Цветаева покончила жизнь самоубийством. Накануне самоубийства она написала сыну: «Я не хочу умирать. Я хочу не быть». «…Вся моя жизнь – роман с собственной душой, с городом, где я живу, с деревом на краю дороги, с воздухом», - писала Марина Ивановна. Она прожила жизнь, понятную только ей, реалистичную и воображаемую. Она была разной, любила по-своему, характер у нее был трудный и неуступчивый, она была предельно горда и предельно проста одновременно. Ее жизнь была по словам Ильи Эренбурга «клубком прозрений и ошибок».
Рябину
Рубили
Зорькою.
Рябина –
Судьбина
Горькая.
Рябина –
Седыми
Спускали...
Рябина!
Судьбина
Русская!
В этих стихах вся картина жизни Марины Цветаевой. Здесь рябина – судьба Марины, судьба русская. Уничтожали Россию-сад, ранили российскую душу, убивали душу поэта. Она и из жизни ушла в конце лета, когда поспевает рябина. Ягоды ее, кисло-горькие, похожи на жизнь поэта.
В русской поэзии она останется навсегда «самой трогательной, самой больной, всем нам болящей фигурой» - по словам Ю. Карабчинского. Для каждого Цветаева своя. Для меня она – гениальный поэт. Я восхищаюсь силой характера этой русской женщины-интеллигентки, которая «чувствовала себя и считала себя самым несчастным, самым обездоленным человеком, гонимым отовсюду странником».
86. Луиза Акиева, студентка 4 курса Якутского гуманитарного колледжа по специальности «Правоохранительная деятельность».
Марина Цветаева – человек трагической судьбы
Птица - Феникс я, только в огне пою!
Поддержите высокую жизнь мою!
Марина Цветаева – русская поэтесса, прозаик, переводчица. Цветаева - поэтесса трагического склада, трагической судьбы, она осталась в истории русской литературы «одиноким духом».
Стихи поэтессы разнообразны по мотивам и во многом интуитивны. В них есть нечто, объединяющее все ее произведения, – ее трагическое мироощущение – “на разрыв”, которое в полной мере отразилось в творчестве поэтессы.
Что другим не нужно – несите мне!
Все должно сгореть на моем огне!
Марина позднее писала: «Чем больше узнаю людей, - тем больше люблю деревья! Я ведь тоже дерево… льну к вечному. А потом меня срубят и сожгут, и я буду огонь…».
Почему любовь заставляет страдать? Почему жизнь преподносит внезапные удары судьбы? Марина Цветаева – человек, который любил и одновременно ненавидел и предавал близких. Ее первой, и последней любовью, был Сергей Эфрон.
Не слушая речей <о тайном сходстве душ,>
Ни всех тому подобных басен
Всем объявлять, что у меня есть муж,
Что он прекрасен.
Первые совместные годы были безоблачными. Цветаева окружила Сергея какой-то даже чрезмерной заботой. Он переболел чахоткой, и Марина заботилась о его здоровье, писала его сестре отчеты о том, сколько бутылок молока он выпил и сколько яиц съел. Она заботилась о Сергее, как мать.
Всю жизнь Марина любит Сергея, всю жизнь она отчаянно рвется к другим. Когда Сергей ушел на фронт, тяжелые мысли о муже изводили ее, но она была поэтом и даже в эти два года она вспыхивала, влюблялась или придумывала себе увлечения. Просто ее чувства к мужу были выше всего этого и занимали в ее душе отдельное место:
Я с радостью ношу его кольцо
- Да, в Вечности – жена, не на бумаге.
Однако, спустя годы, Цветаева признавалась: «Личная жизнь не удалась… Он меня по-своему любит. В каких-то основных линиях: духовности, бескорыстности мы сходимся, но ни в воспитании, ни в жизненном темпе – все врозь! Главное же различие - его общительность и общественность и моя (волчья) уединенность. Он без газеты не может, я – в доме, где главное газета - жить не могу».
Цветаева - поэт трагической судьбы. Для меня она невероятно умная поэтесса, романтичная натура, и в целом, просто женщина, которая нуждалась в любви и понимании. Ее жизнь была наполнена различными испытаниями судьбы: брак по собственному предсказанию, отчаянные влюблённости, смерть дочери. Когда муж Цветаевой ушёл на фронт, она осталась совсем одна со своими детьми, в числе которых был нездоровый слабый ребёнок - Ирина. «Я больше так жить не могу, кончится плохо», - писала Марина о тех днях. Не было ни муки, ни хлеба, женщина и ее дети питались одной картошкой или ходили обедать к друзьям и родственникам. И тогда Марина приняла нелегкое решение: оставить детей в Кунцевском приюте. Она выдала детей за сирот, считая, что в приюте будет «лучшая жизнь», а в итоге потеряла дочь. Для меня показалось кощунственным равнодушие Цветаевой к смерти дочери, ведь она даже не явилась на ее похороны.
Две головки мне дарованы.
Но обеими – зажатыми –
Яростными – как могла!
Старшую из тьмы выхватывая –
Младшей не уберегла.
Марина Цветаева не стала хорошей матерью своим детям. Причина этого, возможно, кроется в детстве. Из двух родных дочерей Марии Александровны Мейн, она, Марина была «нелюбимицей». У девочки имелись способности к музыке, и ее мать мечтала, что она станет знаменитой музыкантшей. Но девочка хотела писать стихи, и это безмерно раздражало мать. Ребенку не давали бумагу, а найденные «вирши» родительница торжественно зачитывала, чтобы продемонстрировать всю их бездарность.
Ты лети, мой конь ретивый,
Чрез моря и чрез луга,
И, потряхивая гривой,
Отнеси меня туда!
«Куда - туда?» - с сарказмом интересовалось мать Марины. Юная поэтесса стояла, оглушенная и красная, как пион. Молчала, сдерживала слезы, а потом срывалась и кричала: «Туда - далеко! Туда - туда! И очень стыдно воровать мою тетрадку и потом смеяться!» По воспоминаниям Анастасии, Марина старалась не огорчать мать, но иногда запреты приводили к обратному: она жаждала их нарушить. Сестра Цветаевой считала, что из-за деспотичности Марии Александровны в голове у ее старшей дочери смешались понятия добра и зла. Судя по всему, Марина протестовала против правил матери - и в то же время они глубоко отпечатались в ее сознании. Видимо поэтому, одаренную Ариадну она считала достойной дочерью, а обычную Ирину - плохой, негодной.
Как многие творческие личности, Марина Цветаева была влюбчивой. Влюбленности обычных людей остаются фактами из личной биографии, любовные же отношения поэтов оставляют заметный след в их творчестве. Так было и с романом двух представительниц Серебряного века – Марины Цветаевой и Софии Парнок. Их пылкая любовь началась с первого взгляда, 16 октября 1914 года. В тот же вечер Марина написала стихи:
Я Вас люблю – Как грозовая туча
Над Вами – грех –
За то, что Вы язвительны и жгучи
И лучше всех…
София безоговорочно принимала гениальность подруги и воздерживалась от прямого литературного поединка. Для Цветаевой София Парнок сыграла роль музы и вдохновляла на творческий прорыв. Их роман продолжался полтора года и завершился драматично.
Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая леди,
Никто не спас!
В дальнейшем Цветаеву ждали неприятности и беды: арест мужа и дочери Ариадны, нищенское существование, непризнание на родине после возвращения из Франции. В стихотворении «Тоска по родине Марина признается: «Мне совершенно все равно, где жить в нищете – в России или за границей». Начались скитания поэтессы по временным комнатам, хождениям по инстанциям в попытках добиться хоть какого-то жилья и прописки. Она пыталась устроиться посудомойкой в столовую в Елабуге, но ее так и не успели открыть.
Во многом от материальной безысходности Цветаева покончила жизнь самоубийством. В предсмертной записке сыну она писала: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Передай папе и Але - если увидишь - что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик».
Живя в сложное время, Марина Цветаева оставалась поэтом, невзирая на часто нищее существование, бытовые неурядицы и трагические события, преследовавшие ее. Цветаева хорошо ощущала время, эпоху, в которую ей довелось жить. Поэтому в ее стихах такое внутреннее напряжение, надлом. Будто предчувствуя свою трагическую судьбу, Марина Цветаева пишет такие строки:
Христос и Бог! Я жажду чуда
Теперь, сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда
Вся жизнь как книга для меня.
85. Алла Суонинен, филолог, медик. Хамин, Финляндия
Александров. Чувство Судьбы
Александров возник на пути изящно и незаметно. В Александровской Слободе я оказалась в поисках давно смытых потоком времен следов Иоанновых воевод, Тщетно пытаюсь уловить отзвуки грозненской старины. Холмистый волнистый, “красные овраги, зеленые косогоры… городок в черемухе, в плетнях” ведет - вверх-вниз, вверх-вниз - и неожиданно выводит к серому дощатому забору, вырастающему из буйства лопухов, к воротцам “баб-ягинского” домика. “Музей Марины и Анастасии Цветаевых”. Счастливое лето сестер, 1916 год.
Александров, пыльный дремотный Александров, растекшийся в мареве июльского зноя, требует доказательств серьезности намерений. В дом пытаюсь войти дважды. В первый раз - двор, мостки, “сплошная дичь: зелени, прущей в окна” , земляника. Тихо, пусто, жарко, и ощущение выброшенности из времени; в 21 веке просто не может быть такой укрывающей тишины, заросшего бесполезного двора, некрашеного домика - для гениального поэта. Не оттого ли гениальных поэтов в дне нынешнем так мало?
Кладбища, на которое Марина водила гулять Осипа Мандельштама и детей, Алю и Андрюшу, поблизости нет. Позже узнаю, что кладбище снесли, на нем уже много-много лет расположен городской рынок. Марина оказалась, сама того не зная - или зная? она могла… - провидицей, размышляя на этом кладбище: “Бедные мертвые! Никто о вас не думает! Думают о себе, который бы мог лежать здесь и будет лежать там. О себе лежащем здесь. Мало, что у вас Богом отнята жизнь, людьми, Мандельштамом с его «страшно» и мною с моим «хорошо», - отнимается еще и смерть! Мало того, что Богом - вся земля, - нами еще и три ваших последних ее аршина.”
Месторасположение кладбища узнаю, придя к дому во второй раз, изрядно заплутав, хотя, казалось бы, негде в Александрове плутать. Испытывал город, ничего даром в руки не подавая. В доме ждут большую экскурсионную группу, но я прошусь без экскурсии, "одним глазком". Милейшая женщина Надежда Вячеславовна Садова, стоявшая, как потом оказалось, у истоков создания этого музея 40 лет назад, когда жива была еще Анастасия Цветаева, все же не выдерживает и принимается рассказывать…
Музей-метафора. Мало подлинных вещей Марины Ивановны, основная ценность - сами стены дома. Два строения. В одном - виды городка конца 19 - начала 20 века и портреты обывателей, друживших с сестрами. "Погружение в атмосферу", в благодушное, хотя и военное, лето с домашними концертами, с чаепитиями под яблонями, с проводами эшелонов на фронт: “Махали - мы - платками, нам - фуражками.”
Другое - собственно дом. “Сплошная печь”, рукомойник у двери, ведра, кувшины. Рояль, по которому разбросан "Нувеллист", музыкальная газета с нотами, часто упоминаемая и Мариной, и Анастасией в воспоминаниях. Письмо Анастасии, список вещей, набросанный рукой Марины, редкая фотография няни Нади Борисовой, “волчихи”, “Восемнадцатилетняя, крутоскулая, желтолицая,l брови углом, глаза как угли, вся - жила, вся - нерв.”
Марина александровского лета счастлива. Розовая скатерть, румяная клубника. Стихи. Осознание, после юношеских терзаний о “неромантичной” внешности, своей женской силы, обретение уверенности в праве влюбиться - и разлюбить, очароваться - и насмешливо развенчать того, кто недавно воплощал собой весь мир. У Марины шляпы с изящными булавками, нарядные тарелки, элегантные конверты, палочки цветного сургуча для писем, гравюры, альбомы, милый “осьмнадцатый век”, а где-то рядом тени Пугачева и Разина, пушкинский Вожатый, “вор и волк”, который не обзавелся еще кожанкой - цигаркой - семечками - наганом, не выплеснул волчью суть в реальную жизнь. Однако Марина колдовским чутьем поэтического дара улавливает: “судьба в тот день и час входила - в сапогах или валенках (красных сибирских «пимах»), пешая и неслышная….” , С поэтом происходит непостижимая и в то же время удивительно естественная метаморфоза: она, проведшая детство в немецких и французских пансионах, слушавшая лекции по литературе в Сорбонне, никогда не бывавшая в русской деревне, выезжавшая лишь в Тарусу, вдруг обращается к фольклору, да так, словно выдохнула на ходу, на бегу из давнего-дальнего, жадные глаза и пылающие щеки пытаясь узорным платом прикрыть:
Поясной поклон, благодарствие
За совет да за милость царскую,
За карманы твои порожние
Да за песни твои острожные,
За позор пополам со смутою, —
За любовь за твою за лютую...
И наговаривала в ночи, из глубин, от высот, от вековечного женского:
Ветры веяли, птицы реяли,
Лебеди — слева, справа — вороны…
Наши дороги — в разные стороны.
Ты отойдёшь — с первыми тучами,
Будет твой путь — лесами дремучими,
песками горючими…
Стихи 1916 года критики не жалуют, утверждая: “Марина примеряет маски”, “Марина увлекается театральщиной”. Я вижу Маринин 16 год иначе. Она ощущает - вспоминает - предчувствует - повороты истории через судьбы Марины Мнишек, Царь-Девицы, боярыни, персияночки, уличной девки, Ищет в них силу, независимость, укрепу. Знает о них и себе: за распахнутые навстречу руки и душу быть в аду. Отбрасывает привычные, приличные правила, отвергает устои, оставаясь верна себе: “Павшего, гонимого, проклятого - пожалей”. Восстает за Софью - на Петра, за Димитрия - на “лже-Марину”, “гордецу своему не отершую пота”, за Германию в Первой мировой войне, за Белую стаю - в дни большевистских побед, за оккупированную немцами Чехию в 1939. В дни Революции родится у Марины Ивановны стихотворение “Пожалей”, о дурочке городской, готовой лечь в могилу рядом с убитым: “Вдруг ему, сыночку, страшно, одному?” Окружающие, такие же здравомыслящие, как критики, пишущие о Марининых “масках”, недоумевают:
Он тебе не муж? — Нет.
— Веришь в воскрешенье душ? — Нет.
— Гниль и плесень?
— Гниль и плесень.
— Так наплюй!
Мало ли живых на рынке!
И правда - мало ли… а “беззаконница” полюбила, пожалела, оплакала всех бывших и будущих грязных, окровавленных, поверженных, мертвых. В уютной тесноте и умиротворяющей прохладе комнат домика, бывшего так недолго Марининым и Асиным сказочным теремком, на высоком зеркале цитата, сама как осколок давнего, ранящего счастья, канувшего в зеркальную глубь: "Все дело в том, чтобы мы любили, чтобы у нас билось сердце - хотя бы разбилось вдребезги! Я всегда разбивалась вдребезги, и все мои стихи - те самые сердечные серебряные дребезги". В тиши бревенчатого дома посреди раскаленного июля, я говорю себе: вот важное, что останется от этого дня. Но тогда при чем тут давно обратившиеся в прах воеводы, чей взгляд и дыхание я пытаюсь уловить?
Ответ приходит, данный самой Мариной Ивановной: “Чувство Истории - только чувство Судьбы.” Судьба воевод - служение; они мощь русской истории, тяжелой, кровавой, величественной, захватывающей дух. Судьба поэта - служение Слову. Они бусины на нити Времени: полузабытые герои грозненских походов, без могил, без доброй памяти и Марина Цветаева, у которой ныне есть памятники и музеи, а при жизни была - лишь голая душа. Они дети и они же творцы той России, у которой в руках копье и щит, а за спиной крылья поэзии.
Примечание
* В тексте процитированы строки из стихотворений М.И. Цветаевой “ Трем Самозванцам жена..”, “Пожалей”, “Говорила мне бабка лютая…”, “Отмыкала ларец железный…”, “Коли милым назову - не соскучишься…”, а также из очерка “История одного посвящения”.
84. Дарья Судачкова, учащаяся ГБОУ СОШ №10. Чапаевск, Самарской области.
Марина Ивановна Цветаева появилась на свет 26 сентября 1892 года. Летом 1893 года маленькую Марину вывезли на дачу, которая находилась недалеко от города Таруса, на берегу Оки. Это был старый барский дом, окруженный прекрасными березами. Родители любили подолгу гулять, дышать свежим лесным воздухом. Для Марины и ее сестер эти места стали любимыми. Казалось, не было счастливее детства, чем в Тарусе. Марина общалась с каждой березкой, с каждым орешником, с каждой елью. «Ах, золотые деньки!» - напишет она позже в своем стихотворении.
В 4 годика Марина научилась читать, а в 6 лет написала первые стихи. Все слова девочка связывала в рифму, это было удивительно. Никто не сомневался, что растет будущая поэтесса. К сожалению, мама Цветаевой была против того, чтобы дочка была поэтом. Она мало времени уделяла своим детям и не давала той любви, которой достоин каждый ребенок. Отец тоже был строг: развлечения были под запретом, сладости тоже, во всем была скромность, даже в одежде и еде. Маленькая Марина сопротивлялась, в отчаянии она продолжала писать стихи даже тогда, когда мать прятали листы бумаги и убеждала всех родных и близких в бездарности своей непослушной дочери.
Но в Тарусе Марина чувствовала себя свободной, свободной от жестокого порядка, царившего в доме. Может, поэтому в 1910 году она напишет стихотворение «Мирок», наполненный детскими грезами, детскими мечтами и фантазиями. Но в этом мире не только радость, но и страх «глазок боязливых». Все, как в детстве самой поэтессы: овечки, птички, русалки, сказки Пушкина о царе Салтане, даже «Богу у кроватки трепетный обет». А сколько предположений, сколько вопросов, «целый мир гипотез радостных наук». И на все нужно найти ответ!
В 1910 году Цветаевой было 18 лет, не так далеко ушло детство, еще свежи воспоминания, именно они легли в основу стихотворения «Мирок». Марина вспоминает вечера, когда ребенком она сидела на диване в уютной детской, смотрела в окно и не отводила взгляд от блесток фонарей. Дети - это «мира нежные загадки». В чем же это загадка? А ответ «кроется» в самих загадках.
Вся жизнь Цветаевой была загадкой, тайной. Даже смерть Марины была мистической. Когда-то отец посадил на даче у Тарусы три елки как символ нежности и женственности и дал им имена трех дочерей: Лера, Ася, Марина. 31 августа 1941 года две елочки стояли сочно-зеленые, и только одна - сухая. До самого корня! Она засохла в день смерти Марины Цветаевой...
83. Марина Сальникова, ученица МАОУ "Многопрофильная школа "Приоритет". Пермь
"Отражение" М. И. Цветаевой в творчестве
Наши встречи, — только ими дышим все мы, Их предчувствие лелея в каждом миге, — Вы узнаете, разрезав наши книги. Все, что любим мы и верим — только темы.
Сновидение друг другу подарив, мы Расстаемся, в жажде новых сновидений, Для себя и для другого — только тени, Для читающих об этом — только рифмы. "Эстеты"
Так однажды написала о творчестве поэтов великая русская поэтесса и переводчик - Марина Ивановна Цветаева. Её яркая, но, к сожалению, довольно короткая биография всегда вызывала много вопросов у литературоведов, но так и осталась до конца не разгаданной.
Цветаева родилась в Москве, в семье интеллигента, профессора Московского университета и искусствоведа- Ивана Владимировича Цветаева.
Мать поэтессы – пианистка Мария Мейн - питала надежды увидеть дочь в роли музыканта, однако, девушка выбрала другую судьбу, но это не вызвало разногласий.
«Не слишком сердитесь на своих родителей, — помните, что и они были вами, и вы будете ими.» - так считала поэтесса.
Начальное образование было домашним, но из-за частых переездов, ей довелось поучиться в женской гимназии в Москве, в католическом пансионе, во французском интернате и в немецком пансионе Фрайбурга.
Овладев несколькими европейскими языками, Марина зарабатывала на переводах. Она считала высокой целью переводчика -" проникнуться" духом произведения, которое переводишь: «Я перевожу по слуху - и по духу (вещи). Это больше, чем "смысл"».
В 1910 году она выпускает свой первый сборник стихотворений «Вечерний альбом», который заметили Н. Гумилев и В. Брюсов. Сборник был, как сказала сама Цветаева, «взамен любовного признания человеку, с которым иначе объясниться я не могла». Этим человеком был Владимир Оттонович Нилендер, расставание с которым она перед этим пережила.
Следующий сборник-«Волшебный фонарь»- был издан в 1912 году. В нём мы видим зарисовки семейного быта, очерки милых лиц мамы, сестры, знакомых, есть пейзажи Москвы и Тарусы. Однако эти произведения были встречены более сдержано критиками, нежели прошлый. Такой исход заставил поэтессу задуматься над своим стилем и индивидуальностью, она начала поиски нового поэтического «я».
Через некоторое время Цветаева становится активным участником и посетителем литературных кружков.
Поэтесса не останавливается на стихотворениях и в 1920 году выпускает поэмы: «На красном коне», «Егорушка», «Царь-девица».
С 1925 года Марина Цветаева жила во Франции. В течении многих лет она вела переписку с Пастернаком, однако, лишь малая часть стихотворений, посвящённых ему бала опубликована.
Борис Пастернак писал Марине Цветаевой:
"Успокойся, моя безмерно любимая, я тебя люблю совершенно безумно... Сегодня ты в таком испуге, что обидела меня. О, брось, ты ничем, ничем меня не обижала. Ты не обидела бы, а уничтожила меня только в одном случае. Если бы когда-нибудь ты перестала быть мне тем высоким захватывающим другом, какой мне дан в тебе судьбой ..."
Она же отвечала ему:
"Наши жизни похожи, я тоже люблю тех, с кем живу, но это доля. Ты же воля моя, та, пушкинская, взамен счастья".
Такой же искренней Марина Цветаева была и в своём творчестве. Она обладала уникальной способностью передачи тончайших движений женской души. Поэтесса открыта к своим читателям и пишет о том, что, действительно, волнует и касается её напрямую.
Её произведения и есть её биография.
Так в 1914 году она написала стихотворение «Я с вызовом ношу его кольцо…», посвящённое Сергею Эфрону. Не смотря на взлёты и падения их отношений, Цветаева рассказала о настоящих глубоких чувствах к супругу.
С первых строк произведения можно понять отношение лирической героини к молодому человеку. Она, действительно, любит избранника и горда тем, что является ему женой:
Я с вызовом ношу его кольцо / – Да, в Вечности – жена, не на бумаге.
Поэтесса так же упоминает о его необычном происхождении:
В его лице трагически слились / Две древних крови.
Дело в том, что мать Сергея была русская дворянка, а отец – выходец из мелкопоместной еврейской семьи. Это удивительное сочетание наградило её возлюбленного стойкостью духа и мужеством. И именно эти качества так привлекали Марину в нём.
В описании внешности Цветаева использует метафору: «под крыльями распахнутых бровей» и сравнивает глаза Эфрона с бездной. Такое сравнение говорит о глубокой симпатии к внутреннему миру человека, потому что глаза - отражение (диалектика) души человеческой, так считал Лев Николаевич Толстой
Последние строки произведения стали пророческими:
Такие – в роковые времена – / Слагают стансы – и идут на плаху.
Спустя несколько лет Сергей Эфрон будет вынужден эмигрировать во Францию. Причиной этого послужил его выбор: встать на сторону белогвардейцев. Она смирилась с такой участью и последовала за мужем. Для поэтессы это был довольно тяжёлый шаг, она невероятно скучала по Родине и смогла уговорить Эфрона вернуться. Однако история закончилась трагически. В октябре 1941 года он будет расстрелян, уйдя на уготованную для него плаху.
Не менее важной личность в жизни и творчестве Марины Ивановны Цветаевой стал Александр Александрович Блок. Многие поэты отзывались о нём, как о человеке внеземном, одарённом свыше. Ему посвящены многие стихотворения и даже поэтические циклы.
Одним из таких циклов является сборник «Стихи к Блоку» М. И. Цветаевой, открывающийся стихотворением «Имя твоё – птица в руке…».
Это произведение отражает искреннее восхищение поэтессы Блоком, утверждая, что это чувство – одно из самых сильных, которое она испытывала когда-либо в своей жизни. Однако в данном случае речь идёт не о любви женщины к мужчине, так как Блок казался ей чем-то недосягаемым.
Его имя она сравнивает с «птицей в руке», «льдинкой на языке», а самого поэта с «мячиком, пойманным на лету», что говорит о неуловимости, лёгкости образа. Он, как птица, что завораживает своим пением и видом, но только раскроешь ладонь, и она (птица) выпорхнет, не собираясь возвращаться. Вторит этому также строчка: «Одно единственное движенье губ». То есть сказанного слова не вернёшь.
Не смотря на свое трепетное отношение к Блоку, Цветаева осмелилась сравнить его имя ещё и с «поцелуем в глаза». И всё же от образа её "идола" исходит холод, поскольку поэтесса до сих пор не верит в то, что такой человек может существовать в природе. После же смерти Блока, она напишет, что её мысли не столь тревожит ужас этой картины, а то, что он вообще жил среди обычных людей, создавая при этом неповторимые стихи, наполненные сокровенным смыслом. По этой причине он представлялся ей неким божеством, рядом с которым находиться казалось невозможным.
Цветаева чувствовала духовную связь с Блоком, его образ был, как родной, а стихи поэта являлись для неё прямым доказательством бессмертия души.
Марина Ивановна Цветаева - великая поэтесса!
Для современных читателей причиной для восхищения становится её творчество. Перед нами она предстаёт не только поэтом, автором, но и трогательной, чуткой женской натурой. Внутренние переживания, порывы эмоций, мысли и идеи представлены в стихотворениях и поэмах этой "впечатляющей" личности. Она открыта к выражению самой себя, она открыта к читателям.
Она, действительно, впечатляет и восхищает! "Разит" в самое сердце.
82. Даниил Титкин, студент Педагогического колледже №18 «Митино». Москва
Марина Ивановна Цветаева - русская поэтесса XX века, была сильной и волевой, гениальной, открытой, но при этом она была женщиной, которой хотелось любви. Знакомые, наоборот, считали, что она была надменной, неискренней и абсолютно неженственной, мало кто знает, какая она была, на этот вопрос не могут ответить и сейчас. Несмотря на такие черты, которые ей присвоили, все равно она написала прекрасные стихи за свои годы жизни, главная ее особенность была в том, что поэтесса могла передать все женские проблемы без истерик, все четко и ясно.
Большинство считает, что стихи Цветаевой прекрасны. Конечно, я могу предположить, что это связанно с ее открытым, чувственным характером, без этого не получится написать произведения высшего уровня, но на это явно еще наложил отпечаток период душевных страданий Марины Ивановны. Один из стихов мне очень понравился «Возьмите всё, мне ничего не надо», он показался мне кладом для рассуждения, поэтому хочу его проанализировать. В нем показан эмоциональный всплеск человека, который скорее всего на грани нервного срыва. С чего я сделал такой вывод? Вчитайтесь в эти строки:
Возьмите всё, чего не покупала:
Вот ......., и ....., и тетрадь.
Я всё равно — с такой горы упала,
Что никогда мне жизни не собрать!
Следующие строки показали некоторые объяснения, что у случилось в жизни поэтессы:
Да, в этот час мне жаль, что так бесславно
Я прожила, в таком глубоком сне, —
Щенком слепым! — Столкнув меня в канаву,
Благое дело сотворите мне.
Скорее всего она узнала какую-то правду или же осознала некоторые вещи своей жизни, из-за чего и был вызван эмоциональный всплеск.
Как и все поэты Марина Цветаева начала писать в детстве с 6 лет, сборник стихов «Вечерний альбом», который понравился известным в тот промежуток времени литераторам, а это уже говорит о таланте человека к творчеству, понравиться таким людям очень тяжело и не всем дано.
Свои ранние публикации делала за собственные деньги, что говорит о гордости, целеустремленности, четких и ясных намерениях человека к творчеству.
Подводя итог, я пришел к такому мнению, что Марина Цветаева на первый взгляд строгая, властная, но на деле сильный мягкий человек с огромным внутренним миром и имеющий ощутимый негативный опыт.
81. Жанна Черкасская. Мытищи
Комната - одна, как я - одна
Я стою в комнате Марины Цветаевой в доме в Борисоглебском переулке. Маленькое окно со сдвоенными белыми ставнями выходит во внутренний дворик. Каждый день по нему туда-сюда снуют работники музея, распихивая по карманам пачки сигарет. На подоконнике стоит ваза “зелёного стекла с четырёхгранным амфорообразным туловом, переходящим в узкое горло с раструбом”, - это говорит в моей голове голос, привыкший каждый день сочинять для предметов точные описания, чтобы их никто не потерял.
После вазы - стол. Тяжёлый, прямоугольный, коричневый, со столешницей, накрытой стеклом. Справа - две сиротливые фотографии в рамочках. Юный Сергей Эфрон с волком и тринадцатилетняя Марина Цветаева с отцом. Под стеклом - копии страниц из тетрадей Цветаевой, на стекле - такая же стеклянная чернильница.
Пустая.
В комнате холодно. Музейным предметам от этого хорошо, так они дольше сохранят свой внешний облик. Сохранятся кофейная чашка и блюдце с портретом Жозефины, тарелка со львом, похожим на Волошина, пресс-папье из трёх стеклянных шаров, переливающихся в солнечном свете перламутром. Предметам так хорошо - они покоятся в тишине и памяти о тех, кому они принадлежали. Но этих людей уже нет. Они там, где вообще не существует предметов.
Где-то за моей спиной скрипят половицы и шуршат бахилы - кто-то из посетителей крадётся по коридору мимо рояля из светло-коричневого дерева. “Для невиданной той стены знаю имя: стена спины за роялем”, - шепчет мне из окна ветер, запутавшийся в листьях вишни.
Что было бы, если бы Цветаева вдруг вошла в эту комнату? Не призрачная, не воображаемая - живая? Мне запомнилась фраза из её записных книжек: “Представьте себе, что Гейне ожил и в любую минуту может войти в комнату. Я та же, Гейне - тот же, вся разница в том, что он может войти в комнату”. Войти в комнату - значит воплотиться, перейти из бестелесного состояния в овеществлённое. “Ведь всё моё чудо с нею было”, - пишет Цветаева о Сонечке, - “что она была снаружи меня, а не внутри, не проекцией моей мечты и тоски, а самостоятельной вещью, вне моего вымысла, вне моего домысла, что я её не намечтала, не напела, что она не в моём сердце, а в моей комнате - была”.
Была в комнате, точно как и сама комната - была, ведь комнату тоже можно оживить. Украсить её, наполнить милыми вещицами, каждая из которых - кусочек собственной души. Наклеить на стены родительского дома в Трёхпрудном переулке собственноручно выбранные обои - красные с золотыми звёздами, потому что с наполеоновскими пчелами в продаже не оказалось. Потом звёзды окажутся скрыты портретами кумиров - Наполеона Бонапарта и его сына, герцога Рейхштадтского, - но дело не в этом. Если звёзды там есть, значит, кто-то хочет, чтобы эти звёзды были.
Собственная комната дарит право на уединение. Здесь можно днями напролёт мечтать о рыцарских подвигах, можно зачитываться до утра любимыми книгами и плакать о несправедливо загубленном судьбой светловолосом мальчике, замершем в гравюре на стене. “Я всё лето, всю прошлую весну жила мыслями, снами, чтением о нём. Есть драма "Орлёнок" ("L'Aiglon"), это моя любимая книга. В ней в проникновенных стихах выражается вся трагическая судьба сына Наполеона I”. “Для меня Rostand - часть души, очень большая часть. Он меня утешает, даёт мне силу жить одиноко”. “16-ти лет безумно полюбила Наполеона I и Наполеона II, целый год жила без людей, одна в своей маленькой комнатке, в своём огромном мире”. "Меж бровей его застыла складка, он печален в потемневшей раме… Хорошо невзрослой быть и сладко о невзрослом плакать вечерами!"
Так в 16 лет переживается собственное одиночество.
Подростковая комната Цветаевой - не просто комната в обыкновенном московском доме. Щелчок затвора волшебного фонаря, и комната превращается в сумрачный замок в Шенбрунне, становится каютой на корабле, который несётся по волнам на остров Святой Елены. Открыв комнату, пристально рассмотрев её, можно прикоснуться к душе человека. "Отвори нам желанную дверь, покажи нам заветные комнаты <...> Дай нам в душу тебе заглянуть в той лиловой, той облачной комнате!” - просит Цветаева Чародея Эллиса.
Чужие комнаты всегда особенно интересны, если они заперты. В музее на двери, ведущей в помещение фондов, висит табличка: “За дверью нет ничего интересного”. Табличка затем, чтобы в дверь не ломились посетители - они почему-то всегда думают, что им туда нужно. Наверное, они чувствуют, что именно за этой дверью и происходит всё самое интересное.
Комнаты волшебны - в одной из них, комнате старшей сестры Валерии, Цветаева встречает Чёрта в обличье дога. "Чёрт в меня, как в ту комнату, пришёл на готовое. Ему просто нравилась комната, тайная красная комната - и тайная красная девочка в столбняке любви на пороге". Нарушить материнский запрет, читать за закрытой дверью запрещённые взрослые книги из взрослого шкафа - право на это тоже дарит комната.
Щелчок.
Чёрта в комнате больше нет.
"Как всегда, немножко упираюсь, немножко улыбаюсь, - мнусь. Наконец вхожу. И - о, ужас! Пусто. На кровати - никого. Его на постели - нет. Одна красная комната, полная солнца и пыли. Комната - одна, как я - одна. Без него”. Без волшебства в комнате пусто и тесно. Цветаева одна в комнате - как Наполеон, томящийся в заточении на острове Святой Елены, как светловолосый узник в замке Шенбрунна.
"Целый год на необитаемом острове. Без единого, хотя бы приблизительного, собеседника. Без никого. Все эти месяцы - в комнате, погребенная заживо, замурованная". “Угнетает жизнь в комнате, помимо человека, угнетает комната”. “Тесные келейки - наши сердца”. “Мне во всём - в каждом человеке и чувстве - тесно, как во всякой комнате, будь то нора или дворец. Я не могу жить, т.е. длить, не умею жить во днях, каждый день, - всегда живу вне себя. Эта болезнь неизлечима и зовётся: душа”.
Стены комнаты - тело, из которого хочется вырваться и взлететь вверх, как на качелях. Выход из комнаты - отказ от вещественности, прыжок в бестелесность. И смысл здесь в том, что…
“Дорогие друзья!”, - говорит динамик над моей головой. – “Пожалуйста, не снимайте маски. От этого зависят ваше здоровье, безопасность окружающих и сама возможность нашей работы”. Я снова стою в комнате Марины Цветаевой в доме в Борисоглебском переулке у окна со сдвоенными белыми ставнями. Я знаю это объявление наизусть - оно звучит на весь музей каждые 20-30 минут.
Мне плохо здесь.
Я не могу этого объяснить, но мне всё время кажется, что в этих комнатах чего-то нет. И это странно, потому что все предметы всегда на своих местах - тарелка со львом, чашка и блюдце с Жозефиной, пресс-папье, альбом с фотокарточками, сине-белая ваза с трещиной, рояль, граммофон, голова Амазонки, Сара Бернар в рамочке на стене. Внизу, там, где за дверью нет ничего интересного, я каждый день сочиняю для музейных предметов точные описания и заворачиваю их в белые бумажные сорочки, чтобы им было удобно и мягко спать.
В кармане жужжит телефон - пришло уведомление от коллег. Мне надо идти, меня ждут предметы - и я иду вниз, прочь из этой комнаты.
Всё равно никого здесь давно уже нет.
80. Елена Хидиятова, вязальщица. Челябинск
Марина Цветаева - классический писатель «Серебряного века». Как и все классики, смотрящая вглубь времен и умеющая предугадывать события. В 1933 году Марина Ивановна пишет стихотворение «О слезы на глазах…», по строкам которого можно предположить, что автор чувствует надвигающуюся на нас сегодня ядерную угрозу мирового масштаба. («О, Чехия в слезах! Испания в крови!»). Как мы знаем ядерная бомба нависает черным грибом и уничтожает все живое («О, черная гора, затмившая весь свет!»).
Марина Цветаева очень любит свою родину – Россию. И выражает свои чувства к ней в стихотворной форме (Работы: «Родина», «Дом», «Страна»). Для Марины Ивановны дом – это особое место, где находится приятно и где происходят важные события, а в дальнейшем о них хранятся воспоминания. И только дома она живая и родная («Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст»). В 1922 - 1939 гг, 17 долгих лет Марина Цветаева провела в эмиграции. Именно этот внутренний надлом, жизнь вдали от любимой России, очень повлиял на Марину Цветаеву и как на писателя и как на личность. Как говорила сама поэтесса, « русское» народное направление всегда присутствовало в ее стихах.
Даль, отдалившая мне близь,
Даль, говорящая: «Вернись
Домой!» Со всех – до горних звезд –
меня снимающая мест!
79. Полина Захарова, ученица МОУ Гимназии 56. Поселок Красково, Московская область
Марина Ивановна Цветаева-выдающийся литературный деятель, искусный поэт Серебряного века и переводчик.
Появилась на свет поэтесса 8 октября. Отец был известным филологом и искусствоведом, а мать— пианисткой. Очевидно, творческие корни взяли вверх. Родители, также как и дочь, были творческой натуры. Обстановка в доме была напряженная. Сестра девушки-Анастасия Цветаева, как и Марина, являлись детьми от второго брака отца. Семья была многодетной, поэтому в доме, помимо девушек находились дети от первого брака- Андрей и Валерия. Мария Александровна-мать поэтессы умерла, когда девочке было 14 лет. Если оценивать ситуация поверхностно можно легко выявить суть, семья у Цветаевых явно не удалась.
Дети часто дрались, и воспоминания о ссорах остались в их дневниках. Анастасия писала: «В пылу драк каждый из нас имеет свою специальность: Андрюша «щипается», Муся кусается, а я царапаюсь». Кровные узы не заставили ребят сблизиться, хотя всё же, через какое-то время родная сестра поэтессы очень с ней сроднилась.
Марина Иванова была поистине «трудным подростком». Она курила, красила волосы и закладывала вещи в ломбард, дабы получить денег. Девушка знала несколько языков, первые стихотворения были написаны на французском. Например: D’où pareille tendresse? В переводе: «Откуда такая нежность?». Цветаева много занималась переводами и написанием критических статей и эссе. Подруги и одноклассники вспоминали: «Марина много читала, ее захватывал мир книг — она полностью погружалась в него и жизни героев.» Вероятно, это увлечение и помогало создавать шедевры, как-никак чтение-важный аспект литературного русла.
Марина Ивановна укоренила и оставила след в русской литературе навеки. По собственным словам, писать стихи она начала с семи лет. Весь ее бурный и тернистый жизненный путь был впоследствии неразрывно связан с творчеством.
Первую книгу стихов Цветаева начала собирать в 14 лет, после смерти матери от чахотки. В октябре 1910 года она вышла в Москве под названием «Вечерний альбом». После одобрительного отзыва на нее М. А. Волошина началась его дружба с юной поэтессой.
В феврале 1912 года после венчания с Сергеем Эфроном автор вновь выпускает книгу. Так и появился второй сборник Марины Цветаевой, под названием «Волшебный фонарь».
В общем количестве сборников 15.
После публикации третьего сборника стихов пройдет восемь лет, прежде чем Марина Ивановна снова начнет издавать собрания сочинений. Период, ознаменованный Октябрьской революцией и спровоцированными ей изменениями, и вызвал поэтический всплеск в творчестве Цветаевой, нашедший отражение во второй части «Верст». События, происходящие в мире она переживала тяжко, чрезвычайно.
В 1925 году семья Цветаевых переехали во Францию, в пригород Парижа. Жили они, мягко говоря, в нищете. В 1928 году, спустя три года был публикован сборник «После России». Этот сборник стал последним, вышедшим при жизни Марины Цветаевой.
Скончалась поэтесса 31 августа 1941 года, в возрасте 48-ми лет. Она ушла из жизни неотпетой. Причины смерти очень загадочна, над ней можно размышлять часами. Талантливая женщина совершила самоубийство-повесилась. Она оставила три посмертные записки: официальную, со словами "дорогие товарищи", вторую - поэту Н. Асееву, где умоляла усыновить 16-летнего сына и выучить его (чего Асеев, кстати, не выполнил) и самому сыну Георгию, подростку - о том, что она попала в тупик и выхода, увы, не видит…
В самый канун нового, 2008 года в Москве, к 115-летию со дня рождения Марины Цветаевой был установлен памятник поэтессе.
Его место - Борисоглебский переулок, напротив её дома-музея.
Марина Ивановна умерла, относительно, рано. Несмотря на это она всегда будет жива. Жива в сердцах читателя и жива в истории великой русской литературы.
78. Валентина Кашляева, журналист, редактор и писатель. Москва
Заразительная любовь
Из всего множества съёмных квартир, по которым довелось мне кочевать в ранней молодости, ярче всех мне запомнилась маленькая неуютная двушка в Отрадном. В этой квартире провела я прекраснейшие осень и зиму, связанные с необыкновенной любовью — любовью, которой я… заразилась. Я ни разу даже не видела предмета своей любви — мы лишь переписывались.
Но — какое это было чувство!.. Самое сильное, самое светлое, самое яркое и самое же несбыточное! И как бы мне хотелось присвоить его себе, сказать, что именно моя душа сгенерировала эту непередаваемую красоту!..
Но это было бы неправдой. Теперь я точно знаю, что не я породила это чувство. И уж тем более не мой «предмет». Я «заразилась» любовью, как заражаются мелодией, весёлым настроением, ажиотажем или грустью. Я пропиталась наскв