Раненый губитель
Роман ирландской писательницы Джозефины Харт «Ущерб» (1991) был экранизирован сразу же после публикации — в 1992 году выдающийся французский режиссер Луи Маль снял фильм с тем же названием, где главные роли исполнили Джереми Айронс и Жюльетт Бинош. Через 30 лет история роковой страсти успешного врача и политика к невесте сына вновь привлекла внимание кинематографистов и на сей раз была рассказана в форме небольшого сериала «Одержимость» («Obsession», Великобритания, Франция, 2023, 4 серии). Страшный финал этого небанального адюльтера и завораживающая фигура главной героини, оказывающей парализующее воздействие на мужчин, выводят эту повесть на уровень древнегреческой трагедии, герои которой не в силах противостоять судьбе. Несмотря на то, что обе адаптации весьма точно следуют за событийным рядом первоисточника, они предлагают полярные трактовки происходящего.
В книге у главного героя, которого в фильме назвали Стивеном, а в сериале — Уильямом, нет имени, поскольку повествование ведется от его лица, что придает его изложению остро субъективный характер, лишающий читателя возможности составить об Анне сколько-нибудь независимое, не замутненное его жаркими эмоциями представление. Мы можем лишь догадываться, почему эта молодая женщина настолько завораживает зрелого, солидного и (до встречи с ней) уверенного в себе мужчину, что он теряет всякую рассудительность. Специфика экранного зрелища не позволяет авторам настолько скрыть своего персонажа от непредвзятого взгляда зрителя, и об Анне в исполнении Жюльетт Бинош в фильме или в трактовке Чарли Мерфи в сериале складывается вполне определенное, хоть и очень разное впечатление. Обе актрисы играют глубоко травмированного персонажа, который смотрит на мир и на других людей сквозь искажающую призму своей боли. Но в одном случае авторы дают Анне выскользнуть из порочного круга страдания, а в другом героиня остается в ловушке своих поведенческих паттернов.
Роман главного героя и Анны происходит практически без слов, погружая обоих в захватывающую пучину чувств. Тщетные попытки Стивена/Уильяма придать этим необычным отношениям традиционную форму и привести сложившуюся ситуацию в некий порядок наталкиваются на недоумение Анны, которая ищет в этой близости совсем не того, чего обычно добиваются женщины от своих возлюбленных. Мотивы ее поступков остаются не проговорены, и, хотя мы видим на экране реальную женщину с ее неповторимой мимикой и пластикой, а не расплывчатый фантом, нарисованный лихорадочным воображением охваченного страстью любовника, о побуждениях Анны нам остается только гадать.
Загадку представляет уже первая встреча главного героя и Анны: в огромной толпе светского раута Стивен/Уильям мгновенно цепляет взглядом отчужденную незнакомку и нисколько не удивляется, когда она начинает с ним флиртовать. Тот факт, что она оказывается невестой его сына, уже не может отменить вспыхнувшее неудержимое влечение. В романе сказано, что в этот момент герой почувствовал шок узнавания, разглядев в этой женщине родственную душу, однако по дальнейшему ходу событий мы видим, что они представляют собой классическую пару противоположностей. Известный хирург и общественный деятель, личная и социальная жизнь которого прозрачны для постороннего взгляда, он резко контрастирует со скрытной Анной, окруженной непроницаемой пеленой тайны и приучающей своих возлюбленных любить вопросы, не пытаясь получить ответы на них. Его рационализм и стремление все регламентировать наталкиваются на воплощенный хаос. Раздирая на ней одежду в пароксизме страсти, затравленно восклицая: «Кто ты?» или вырывая страницы из ее интимного дневника, главный герой пытается пробиться сквозь эту непроглядную завесу, чтобы расшифровать феномен Анны и понять причину ее власти над собой, однако все его попытки остаются тщетны.
В фильме сын упрекает его в холодности, а в книге Анна уверяет, что принесла ему то страдание, в котором он так отчаянно нуждался, прозябая в своей разумно выстроенной, но лишенной живой страсти жизни. Роман открывается лирическим рассуждением главного героя (который уже знает, чем закончился его рассказ) об оковах, спадающих однажды с души человека, открывая ему его истинное лицо. Очевидно, именно это и происходит с ним в момент встречи с Анной. Вся его предыдущая размеренная жизнь, удачный брак, завидная карьера — рушатся в мгновение ока, приводя его к полному краху, стоит ему увидеть Анну, в которой он узнает свою скрытую до времени анархичную Аниму. «Крах» — именно под таким названием роман Жозефины Харт был переведен на русский язык. Оригинальное название книги — «Damage» («Ущерб») — может быть отнесено ко всем основным персонажам, столкнувшимся с ужасными обстоятельствами, но тотальный крах пережил только он один. Фильм Луи Маля, как и роман, посвящен душевной деградации сломленного человека, который даже после гибели сына продолжает преследовать Анну, полагая, что совместная жизнь с ним для нее все еще возможна. В последних кадрах фильма, как и на заключительных страницах книги, мы видим его, полностью раздавленного произошедшим, но все еще не способного расстаться с неотразимым образом своей губительницы.
Иначе построен сериал. Ричард Армитидж, исполняющий здесь роль Уильяма, создает образ, весьма близкий тому, каким сыграл этого персонажа Джереми Айронс, однако основное внимание авторов на этот раз сосредоточено не на нем, а на Анне. У нее даже появляется ряд сцен без участия Уильяма, что превращает ее из слепого орудия судьбы в реального человека. Предысторию Анны, сформировавшую ее взгляды на мужчин и печальную уверенность в невозможности собственного счастья, мы узнаем где-то посередине повествования, когда она рассказывает об обстоятельствах, предшествовавших самоубийству ее брата. Внешнее сходство жениха с погибшим братом Анны, которое испуганно отмечает ее мать, несомненно говорит о том, что давняя боль продолжает терзать Анну, но не объясняет, пытается ли она таким образом символически попросить прощения у покончившего с собой Астона или, напротив, стремится разбередить незаживающую рану и наказать себя, снова испытав былой кошмар. Во всех вариантах этой истории Анна намеренно соблазняет отца своего жениха, бессознательно или нарочно создавая ситуацию, при которой ее будущий брак рано или поздно должен будет распасться. Говоря о том, что с Мартином/Джеем она могла бы создать нормальные отношения, Анна при этом не отпускает Стивена/Уильяма, даже когда тот пытается прервать связь с ней ради счастья своего сына.
Мягкая, податливая Анна в исполнении Жюльетт Бинош, видимо, все же надеется на возможность благополучного течения своего двойного романа. Она как будто безвольно уступает обезумевшему Стивену, перекладывая на него ответственность за происходящее. В романе он говорит, что Анна никогда ничего не высказывала и лишь терпеливо сносила медленную муку его обожания. Можно подумать, что, изнывая от неизбывного чувства вины перед погибшим из-за нее братом, она боится отказать влюбленным в нее мужчинам, чтобы не спровоцировать тем самым новую трагедию. Уходя с места гибели жениха с каменным опустошенным лицом, она словно безнадежно констатирует неизбежность подобного исхода. Однако в эпилоге мы узнаем, что Анне все же удалось создать нормальную семью — Стивен мельком видит ее в аэропорту с мужем и ребенком и с горечью замечает, что теперь она была неотличима от остальных, то есть утратила ту притягательную ауру страдания, которая некогда приковала его к ней, а теперь стала его собственной ношей.
Питер, за которого Анна выходит замуж в романе и в фильме, знает ее с детства и становится для нее ключевой фигурой, связанной с утратой брата. Первая ночь любви с Питером непосредственно следует за самоубийством. Видимо, таким образом юная Анна пытается хоть в какой-то степени приглушить невыносимую боль, а в результате секс нерасторжимо связывается для нее со смертью и мучением. Основным отличием сериала от романа и первой экранизации является отсутствие этого персонажа, и как следствие, Анна лишается единственного спасителя, бывшего с ней в самую тяжелую минуту ее жизни и способного вытащить ее из омута бесконечных романов, в которых она пытается утопить воспоминание о своей травме, одновременно воспроизводя ее снова и снова. По сравнению с первым экранным воплощением этого образа Анна, которую в сериале сыграла Чарли Мерфи, похожая на молодую Изабель Аджани, выглядит изощренной хищницей, охотящейся за беззащитными душами, которым она тщетно пытается отдать свою боль. Говоря, что пострадавшие люди опасны и лишены жалости, поскольку они выжили и знают, что и другие на это способны, она цинично делит всех людей на жизнеспособных негодяев и обреченных романтиков, для которых общение с ней чревато гибелью.
В психологии существует понятие «раненый целитель», которое ввел в обиход еще Карл Густав Юнг, а за ним использовали и другие психологи. Эта идея подразумевает, что трудный и болезненный опыт может стать источником силы для терапевта, обретшего благодаря этим переживаниям глубокое понимание человеческих страданий и способность помочь другим людям в их душевном исцелении. Образ Анны, особенно в его последнем воплощении, утверждает нечто прямо противоположное. Как зачумленный больной, она передает свое неизлечимое горе всем окружающим, обрекая на крушение все проявления искренней любви и стремления к простой, полной радости и взаимного доверия жизни. Ее незаживающая рана становится источником не сочувствия, а жажды заразить своей болью максимальное число людей, которых после этого она без сожаления бросает, поскольку, подтвердив ее наихудшие представления о человеческой природе, они перестают быть ей интересны. Поэтому, в частности, в сериале мы ничего не узнаем о последующей судьбе Уильяма кроме того, что он — из расы выживающих в отличие от его сына.
В сериале Анне не удается вырваться из заколдованного лабиринта травмы и стать неотличимой от окружающих, как ее книжному прообразу. В заключительной сцене мы видим ее на приеме у психотерапевта, и по внезапно вспыхнувшему плотоядному блеску в глазах безошибочно догадываемся, что она нашла очередную жертву для своих жестоких экзерсисов. Такой сценарный ход, позаимствованный из фильмов ужасов, где злодей никогда не бывает окончательно повержен, превращает повесть о нанесенном душе ущербе, который путем невероятных усилий все же может быть преодолен, в историю об одержимости болью, не предполагающей возможности вернуться к нормальности.
Раненым губителем, завороженным женщиной по имени Анна и пытающимся скрыть от самого себя свою травму, является и главный герой немецкого сериала «Терапия Себастьяна Фитцека» («Die Therapie», Германия, 2023, 6 серий), известный берлинский психиатр Виктор Ларенс (Штефан Кампвирт). Этот запутанный психологический триллер, поставленный по роману популярного немецкого писателя Себастьяна Фитцека «Терапия», получил столь громоздкий заголовок, очевидно, чтобы отличить его от комедийного сериала с тем же названием с Харрисоном Фордом и Джейсоном Сигелом в главных ролях.
Уже первые кадры, когда Виктор видит себя на берегу моря, но в следующее мгновение осознает, что лишь смотрит на висящий на стене пейзаж, подсказывают нам, что мы имеем дело с ненадежным рассказчиком, бессознательно искажающим собственное восприятие. Повествование построено по принципу луковицы, с которой зрителю вместе с главным героем приходится сдирать один слой ложной шелухи за другим, чтобы добраться до сердечника истины. Загадочное исчезновение 13-летней дочери Виктора Джози (Хелена Ценгель) становится тем ключевым событием, вокруг которого блуждает его больное сознание, не в силах пробиться сквозь плотную пелену мглы, обступившей его со всех сторон. Поначалу мы склонны воспринимать происходящее как реальность: через два года после трагической пропажи Джози Виктор отправляется на крохотный, затерянный в Северном море остров Паркум, чтобы в уединении записать ответы на мучительные для него вопросы журналистов об этом, так и не раскрытом преступлении. Однако множество деталей скоро заставляют нас усомниться в том, что сцены, свидетелями которых мы оказываемся, происходят наяву. Обрывки тумана обволакивают пустынный островок, куда в межсезонье не приезжают туристы, а позже на немногочисленных местных жителей обрушивается ненастье, изолирующее их от внешнего мира. Эти зловещие природные явления визуализируют состояние душевной смуты, охватившей Виктора, все еще не теряющего надежды напасть на след пропавшей дочери, но поставившего самому себе жесткие блоки на этом пути.
Самым тревожным фрагментом паззла, никак не складывающегося в единое целое, Виктору кажется появившаяся из ниоткуда нервная молодая женщина, обратившаяся к нему за психологической консультацией. В романе ее фамилия — Роткив — представляет собой зеркальное отражение имени Виктора. Поскольку на слух такой ребус разгадать не так просто, как в тексте, авторы сериала переименовали ее в Анну Шпигель, что по-немецки означает зеркало. Призрачность этого персонажа становится все более очевидна — Виктор не может найти никакой достоверной информации о ней, а свидетельства местных жителей о странной гостье весьма противоречивы. Ее саму и Виктора мы часто видим в отражении, пока наконец пуля, направленная в Анну, не сражает Виктора, обнаруживая их идентичность и развеяв иллюзию пребывания Виктора на острове, созданном его воображением. Сложную многоуровневую галлюцинацию, в которую проваливается покалеченное сознание Виктора, он использует в качестве управляемого сновидения, призывая себе на помощь свою теневую личность, воплощенную в женском облике и призванную разрушить защитную стену, которую воздвиг его разум, чтобы спрятать от него чудовищную правду.
Очнувшись от двухлетней комы стараниями его коллеги, доктора Рота (Тристан Пюттер), Виктор понимает, что, лишь пребывая в пограничном состоянии между жизнью и смертью, он сможет вернуть себе свои подлинные воспоминания и разрешить загадку исчезновения дочери. Подобно Орфею он покидает мир живых, чтобы освободить томящуюся во тьме истину. Однако это сошествие в глубины собственного подсознания оказывается для Виктора намного более ужасным, нежели он мог предвидеть: чудовищем, причинившим вред его дочери, оказывается он сам. Но до того, как придти к этому страшному выводу, Виктор еще раз пытается закамуфлировать собственные поступки под действия других.
Поначалу тема конфликта Виктора с Джози кажется второстепенной. Капризы взрослеющей девочки, борющейся с запретами родителей, выглядят обычными для подростка, а отношения отца с дочерью — близкими к идеальным. Их трогательная взаимная привязанность материализуется в лирической мелодии, сочиненной Джози и ставшей символом неразрывной родственности их душ: стоит одному из них заиграть эту милую безмятежную пьесу на фортепиано, как другой неизменно с радостью присоединяется к нему. Необъяснимая дурнота Джози, периодическое кровотечение из носа и потеря сознания и вовсе представляются малозначительными деталями. Но постепенно тщательно поддерживаемая родителями инфантильность Джози становится все более заметна. Окруженная мягкими игрушками и лишенная права проколоть уши в то время, как ее ровесницы уже вовсю интересуются мальчиками, Джози выглядит подавленной и болезненной, и шутки ее отца, что ей не 13 лет, а 8, звучат нарочито неуместно. Допуская мысль, что кто-то может намеренно вредить его дочери, Виктор ищет виновника вокруг, и услужливое сознание подбрасывает ему мнимые доказательства, что этим злодеем является его жена. Соседствуя с пугающими видениями того, как он несется на машине к обрыву вместе с Джози, в его памяти всплывает сцена их совместного бегства от жены, которую Виктор обвиняет в том, что та методично травила их дочь. Однако и эта чешуйка луковицы служит Виктору лишь еще одним изобретательным способом обмануть самого себя и смягчить свою вину.
Авторы сериала решили придать характеру Виктора большую глубину по сравнению с его литературным прообразом и подарили ему предысторию, раскрывающую источник его травмы. Перед его выходом из комы Анна, которую на тот момент он еще считает реальным человеком, произносит ключевую фразу, снимающую запоры с его сознания: «Спаси меня, как некогда от смерти, от этой жизни, что смерти равнозначна». Не понимая, из каких глубин его памяти она пришла, Виктор повторяет ее, придя в себя, привлекая к ней внимание своего лечащего врача. Доктор Рот обнаруживает, что эта цитата из основанной на античном мифе трагедии И. В. Гёте «Ифигения в Тавриде». Дочь Агамемнона Ифигения, принесенная в жертву Артемиде ради благополучного исхода Троянской войны, обращает эти слова к богине, умоляя отпустить ее к родным, раз уж та спасла девушку от гибели, хотя и унесла на Тавриду. В контексте истории Виктора эта фраза звучит отчаянным призывом защитить Джози и избавить ее от грозящей ей скрытой опасности. Пробравшись в дом Виктора, доктор Рот находит там старую афишу оперы, основанной на этом сюжете, в которой пела мать Виктора. Вид этой афиши, вплотную подводящей его к самому главному потрясению его жизни, повергает Виктора в столь кризисное состояние, что его с трудом удается откачать.
Все его существо противится обнаружению подлинных побудительных причин его болезненного поведения, и Виктору вновь приходится прибегнуть к помощи своего воображаемого зеркального двойника — Анны Шпигель, которой, благодаря кодовой фразе, в конце концов удается извлечь из тщательно запечатанных подземелий его подсознания узловое событие, повлиявшее на формирование личности Виктора. Этим событием было самоубийство его матери, после которого Виктора отправили в интернат, и мальчик оказался лишен родных. Новая семья, которую он создает повзрослев, и особенно любовь к приветливой и послушной Джози, кажется, навсегда излечивают его детскую травму, но взросление дочери грозит положить предел идиллии их отношений. Леденящий страх утратить безусловное обожание маленькой девочки, которая стремится к новым уровням самостоятельности, где уже нет места отцу, накладывается в восприятии Виктора на ужас смерти матери и побуждает его найти средства сделать Джози слабой и беспомощной, а, следовательно, нуждающейся в его опеке. В психиатрии такое искажение называется делегированным синдромом Мюнхгаузена в честь знаменитого выдумщика, и его весьма сложно диагностировать, из-за чего невозможно определить, насколько часто он встречается.
Своеобразие истории, рассказанной нам в сериале «Терапия Себастьяна Фитцека», состоит в том, что больной и лекарь объединены тут в одном персонаже, хотя, для того чтобы вытащить самого себя за волосы из болота собственных измышлений, Виктору приходится раздвоиться, воплотив дееспособную, стремящуюся к выздоровлению часть своей психики в отдельную псевдоличность. Большинство эпизодов, свидетелями которых мы оказываемся, представляют собой череду картин, проплывающих перед внутренним взором Виктора, и лишь ближе к финалу нам удается отличить реальные события от вереницы его видений. Открытие истины становится роковым для Виктора, сознание которого не может смириться с тем, что он чуть не стал виновником гибели любимой дочери. Он находит убежище в иллюзорном мире острова Паркум, утратив всякий контакт с реальностью. Вопрос, который сериал явно не задает, тем не менее угадывается в заключительных кадрах. Похорошевшая и утратившая свою отроческую угловатость Джози отправляется в путешествие со своей подругой и по дороге находит в себе силы зайти в лечебницу к отцу, которого ей как будто удалось простить. Но освободилась ли она окончательно от нанесенного ей ущерба? Не вспыхнет ли былая боль в новых обстоятельствах, заставляя мучить других? Рассказывая истории о травмах, глубоко укоренившихся в сознании главных героев, оба сериала предоставляют нам самим возможность поразмышлять о дурной бесконечности болезненного опыта, который люди склонны транслировать, стоит лишь подвернуться удобному случаю.