Тоже мне песня

Танец

 

Что ж ты помнишь, сердце, кроме

танца в безугольном доме?

Или, в случае не лучшем,

все взмывающие к тучам

атмосферные потоки,

всех ключиц кровоподтеки

и рождённую в Парижах

польку-бабочку бесстыжих?

 

Или снега над Невою

топотанье круговое,

сбивчивое на провалах

в щебет бесконечно малых?

Полусвет над полыньями,

перестукиванья в яме:

пляшут мёртвые с живыми,

дышат радуги над ними.

 

Что ж? на голубом глазу ли

по сто лет сулят зозули

пялящимся гологлазо

андрогинам, полным газа?

Гроболазы, грибоеды

не хотят иной победы

кроме бдения в попарном

козловаке биполярном.

 

Что ж… раздаться ли, раздеться ль?

Тарапунька или Штепсель,

то ли Шерлок, то ли Ватсон —

распадаться, извиваться

и исчезнуть в океане

где ни иня и ни яня —

в серых бабочек дозоре,

в данс-макабре инфузорий.

 

Цой

 

слушай звуки

взломанных лир

малохольные звуки

ведущие прочь

в спёртый воздух

малогабаритных квартир

в стёртый воздух

прижелезнодорожных рощ

 

где ты сам как

грач на суку

ты гудящим лесам как

ольха на ветру

ну и значит

слушай эти ква-ква и ку-ку

это значит:

он умрёт ты умрёшь я умру

 

крик грачиный

там на горе

крик совиный

в лесополосе

пожелай мне

злого встречного в тёмном дворе

пожелай мне

задремать на рассветном шоссе

 

вот так номер

смерти-то две

 

твой порядковый номер

на рукаве

 

 

*  *  *  

 

Мне нравится ходить по улицам в мороз,

Вдыхая аромат автомобильных роз.

 

Кто любит жёлтый свет и темноту за светом?

Кто любит — пропадёт и растворится в этом.

 

Мне нравится туман и посвист ветровой…

Кто станет по весне водою и травой?

 

Кто любит плоский снег и жёлтый свет над снегом?

Так, некий господин. Что говорить о неком?

 

Кто гладит лепестки автомобильных роз?

Кто любит тишину, в которую пророс?

 

Кто видит светофор, мигающий сквозь дымку?

Кто любит… (Он пропал. Ловите невидимку.)

 

Тоже мне песня

 

как земля-как-вода

по пути в никогда

пузырящаяся иглокоже

как земля без огня

и в руке у меня

но чуть-чуть так сказать помоложе

 

этот скрип под ногой

или скрип но другой

в этой сырости живородящей

это разве зима

это зреет луна

для какой-то зимы предстоящей

 

(этот скрип за спиной

из какой-то иной

из какой-то бесследно пропащей

из какой-то в былом

из несметных числом

но какой-то почти настоящей)

 

это я как тогда

как вода в никуда

как снаряд позабывший о цели

как земля под водой

как балда с бородой

как подменыш в чужой колыбели

 

то в избушке дрожу

то ледышку лижу

то подлёдной козявкой зимую

но дышу допьяна

и иду допоздна

в эту длинную зиму земную

 

 

Шарманщик Чапаев

 

1

 

Звёзды, звери, конники —

всё пройдёт, всё.

В кадрах кинохроники

всё пройдёт, всё.

 

Ружья заряжённые —

всё пройдёт, всё.

Рощею зелёною

всё пойдёт, всё.

 

Речи пулемётные —

всё пройдёт, всё.

В пропасти болотные

всё уйдёт, всё.

 

Щёки адмиральские

в землю сойдут,

и валы уральские

в Каспий уйдут.

 

Короли бубновые,

дамы червей —

что ни день, то новая

пища червей.

 

Ах, мой милый Августин,

всё прошло, всё.

Был июль, а в августе

всё прошло, всё.

 

Затянуло тиною

в августе всё.

Звуковой картиною

сделалось всё.

 

 

2

 

По-над рекой

пышут костры.

Вон выплывает дура-луна

из небесной дыры.

 

Шепчет огонь:

«Я же и старше, Петь,

мне уж в привычку гаснуть в конец

и снова гореть».

 

Дура-луна,

ты невпопад:

хватит светить, пусть до утра

наши герои спят.

 

 

3

 

От сырой простыни говорящая

свистопляска учёных теней,

и глаза из могилы таращу я

на неё, и не знаю о ней.

 

Как красиво текут эти воды,

и тебя доедает вода,

как красиво идут эти годы,

на воде не оставив следа.

 

И бесчисленных тварей фасетки

из своих вылезают орбит,

дует ветер, качаются ветки,

и мучительно валик скрипит.

 

 

*  *  *  

 

шуметь бы лиственницей квёлой

в леске за восьмилетней школой

шуршать истоптанной травой

 

листом крошиться прошлогодним

срываться на ветру исподним

с гнилой верёвки бельевой

 

блестеть кометою хвостатой

гудеть оборванной цитатой

у идиота в голове

 

и плыть эсминцем в океане

а то бактерией в стакане

а то и корюшкой в Неве

 

рассеиваться тихой тучей

разрезываться бычьей тушей

но нет судьба не такова

 

а просто пасть безустой рванью

в дельфиний свист и брань воронью

как лиственница и трава