Блюз ошую и одесную

*  *  *

 

Ровным оранжевым заостряясь

бьющееся наверх

будто желтка семенная завязь

курица голубь стерх

солнце утреннее скаталось

выросло ниже всех

 

только и можно что снизу снизу

выше себя рвануть

плотная чёрная прорва память

памяти плотной ртуть

 

сколько живых в теменной осталось

жалости к жизни чуть

 

 

*  *  *

 

Завывающие сирены заводят заупокойную,

зазывающие сирены, возбуждают любить наощупь.

и торчат нелепо раскиданные ободранные колени

из-под кипенной жертвенной простыни.

 

затыкайте уши! в наушниках заиграет блюз неврастеников,

чтоб, взвинтив до небесной маковки, оторваться от верхней бровки.

трубный рупор визжащей паники, вниз бесчисленные ступени.

блюз аукается в радарах, блюз сшибает бомбардировки.

 

жадно сглатывая, посасывая, верхним до разорвать аккорды,

на подушечках пальцев вытравить чуть дымящиеся воронки.

из провала желудка в лёгкое, в восходящую часть аорты —

эта кода брюшины вспоротой и оторванной селезёнки.

 

вспухнут рамы и расхохочутся, брызнут стёклами врассыпную.

над xлопком разведённой паузы вознесётся: живи и здравствуй!

над тобою повиснет музыка — блюз ошую и одесную,

и сирены споют желанием, разрывая блестящий раструб.

 

 

*  *  *

 

Когда нибудь случится этот последний раз.

какой он будет? знать заранее или не знать?

запомнить каждым волоском,

как кожа слипается с кожей, как стонут мышцы.

 

«Она села на угол кровати, увидела себя

в зеркале,

как белые бедра круглы, как похоже

тело на контрабас.

увидела и решила: хватит.

жизнь женщины кончится здесь и сейчас».

 

Когда-то, совсем другая,

сверху глядя на шею в щетине,

вздрагивающую в спазмах,

она поняла, что этот раз

будет у них последним.

почувствовала изнутри вязким теплом.

 

Время остановилось на секунду

и кадр зрения стал невыносимо ясен,

как бывает только в резкости фотошопа,

или когда просыпаешься ранним утром

где-то на склоне горы, а внизу

воздух прозрачен,

и вся долина лежит под тобой

как будущее, в котором ясно все,

до камешка на песке, до волоска на коже

прилипшего,

до морщинки на потном лбу.

 

 

*  *  *

 

Не бери ножа, сделай копию паспорта, возьми бутылку воды,

зарядку, ручку, чёрное не надевай,

белое не носи, говори только «да»,

не сопротивляйся, не матерись,

когда будут бить,

прикрой голову, пальцы сожми в кулак.

превратись в каучуковый мячик.

У меня есть знакомый тренер по карате,

дайвер и парашютист.

он прыгал с двух километров.

первый парашют не раскрылся, второй

купол запутался.

ничего не оставалось как отстегнуть оба.

полтора километра он летел вниз

в свободном падении.

и упал на землю.

люди сбежались и увидели, что он цел.

только кроссовки лопнули и кимоно,

в котором он прыгал,

разорвалось.

Я спрашивала его «Как?»

и он мне ответил:

«Превратись в каучуковый мячик!

внутри все должно быть собрано,

а снаружи

тело нужно расслабить,

чтобы удар

вышел насквозь».

Так, наверное, падают пьяные,

вылетают из окон мешком

и поднимаются целыми,

принимая с радостью

землю, асфальт...

так нужно держать удар боли,

чтобы мышцы не порвались

от невыносимого,

чтобы внутри

оставаться комочком,

крошечным «ты».

В сентябре

сын пойдет на карате.

надо учиться носить белое,

говорить «нет».

 

 

*  *  *

 

Лес выдыхает свет и приминает траву,

до того как ступишь ногой.

лес головами качает на шеях колючих и длинных.

чьи это головы, чьи?

до макушки глазам не достать —

детской макушки, что пахнет и мхом, и малиной.

 

только моргнешь, и обнимет тебя темнота,

лапами елей накроет тяжелое платье,

но не узнает: «не та ты, не та ты, не та».

и упадешь в темноту, как летела в объятья.

ты же хотела обняться навечно? так вот:

скомканный мох и земли разветвленное устье.

руки корней перетянут холодный живот

и не отпустят.