Брёхово
Галине Нерпиной
Брехали в Брёхово собаки,
Ходили Брёховым вояки,
Надёжна Брёхова броня;
Там гарнизона свиноферма
Подходом к дачам пахла скверно,
Пруды окрестные грязня.
Зато ловились там когда-то
Карпы жирней, чем поросята,
И караси, внутри с дерьмом.
Я рыбу отдавал соседке —
Домохозяйке и эстетке,
И угощался коньячком.
Сейчас там бурелом, тропою
Чтоб подойти к воде былою
И думать нечего, но вот:
Узнал, что ты жила когда-то,
Где брёл солдат без автомата,
С ведром, заморыш и задрот.
И стало это место ближе,
Запахло лучше, чем в Париже, —
Шанелью, я же не о том…
На карте много разных пятен,
Но дым отечества приятен,
Покинутый дороже дом.
* * *
дети не знавшие Фета
в баттлах искусны вельми
знают другого поэта
Баста — такой мимими
что они сделают с нашим
русским могучим молчу
эти няняши и краши
думать о том не хочу
не поучаю не бумер
просто я жил без понтов
просто я вовремя умер
среди чувих и кентов
Дачное
1
А я, наивный, полагал, что Бог
моей рукою водит и слова
подсказывает мне.
Смеркалось, тусклый свет,
похожий на всходящую луну
за яблонею, навевал унынье.
Похолодало, обустраивать ночлег
отправился я к дому —
меж дверей стоял обогреватель,
я мощности добавил, ощутив струю тепла,
и, уходя, подумал, что завтра надо лампу заменить.
Да, непременно заменить, и завтра.
Чай остывал, с прилежностью жена
последние тарелки домывала.
Как током дежавю сознание моё пронзило:
это всё я проживал когда,
о даче даже мысли не было.
Как так?
Ни елей этих за окном, ни дома.
И вот сегодня, точно как тогда,
я выставлял температуру на дисплее
на двадцать пять по Цельсию,
и в планах было лампу заменить
на летней кухне;
струя тепла мне щекотала ноги.
Тусклый свет, похожий на луну
за яблонею,
навевал унынье.
Чай остывал, сидела так же дочь
в моей толстовке,
погрузясь в смартфон
и уходя на дно его, как в омут.
Ужель определение дано нам свыше
и весь сценарий жизни утверждён?
Мой двойник идёт незримо впереди меня,
а я его всё время догоняю.
И сны мои, где я пишу стихи,
его стихи.
Я только повторяю
то, что во мне нашёптывает он.
А я, наивный, думал — это Бог
моей рукою водит и слова
подсказывает мне…
2
Пёс за забором напротив рычит:
Страшно, однако.
Дача, калитка, табличка висит —
«Злая собака».
Вот от меня вам плакатный ответ,
(Что-то ж я стою) —
Здесь проживает опасный поэт,
Склонный к запою.
Синяя гравюра
Или показалось?!
Зряче, из сумбура,
Сном нарисовалась
Синяя гравюра:
Низкие таверны,
Шпили, вертикали,
Корабли из верфи
В небо уплывали.
Купол Монферрана,
Город иллюзорный,
Прямо из тумана
Проявлялся Смольный.
И синели дали
Чётче за Невою,
Виды оживали
С синей быстротою.
Где я видел эти
Ростры из гранита?
Где я видел этот
Синий сгусток света?
Где я видел этот
Оттиск с акватинты?
Где я видел этот
Остров без багета?
Площади, фонтаны,
Голубые рощи,
И на дальнем плане
Гатчину и Ропшу?
И в каком музее,
И в каком альбоме?
Летний сад, аллеи,
Сна и яви кроме;
Контур оружейный,
В синих досках всадник,
Где сквозит Литейным
Мой отец-блокадник.
На даче бывшего капитана
На даче бывшего капитана,
Бывшего садового товарищества Госплана,
Ныне Партизанская один, единица —
Я решил с морковкою укорениться;
И на ней проживаю с этого года,
Чтобы отдохнуть от городского народа.
Сколько же дерьма я вывез с участка,
Кажется, капитан, а никакого порядка.
Столько же ввёз своего, поновее,
Видимо, с дерьмом-то оно веселее.
Вывез диваны его и кресла,
В коие он погружал свои чресла,
Мечтая в майоры из капитана,
Принимая на зорьке по полстакана.
Даже штангу его я вывез
По блинчику, в жару мечтая о пиве.
(С этим мы точно погорячились,
Для гнёта в хозяйстве они б сгодились).
Вывез мундиры его и шинели,
Оставил себе берёзки и ели,
Вывез всё, что вдова оставила нам частично,
С чем было бы жить совсем неприлично.
Но всё равно на душе тревожно, не скрою,
Кажется, встроенный шкаф я открою,
Из него вывалится скелет капитана,
И хочется с Партизанской в лес к партизанам.
В дороге
Мне не нужна забота ваша,
Хоть я седой.
Какой я, на фиг, вам папаша?!
Я молодой!
Ещё в набитой электричке
Я постою,
Как на вечерней перекличке
Средь вас в строю.
Мне шестьдесят,
Мне скоро сорок,
Мне тридцать… да!
Не уступайте больше места
Мне никогда.
Особенно смешна забота
От милых дам,
Ведь я кошу вполоборота
По их телам.
Ещё мне интересны ноги,
Волнует грудь,
И в убывающей дороге
Мой скрашен путь
Их прелестью. Я обращаю
Дорогу вспять:
Мне шестьдесят, я обещаю —
Мне сорок пять.