Карантин
закончился (кажется, чтобы начаться снова, но на других условиях), кинотеатры заработали, и миссия
вновь заманить зрителей к большому экрану выпала на долю супербоевика «Довод»
Кристофера Нолана.
Нолан — особенный режиссер, создатель
легендарной трилогии о Бэтмене (2005 — 2012),
фантастической сказки «Начало» (2010) про сон во сне с Леонардо ди Каприо, трехчасовой
космической эпопеи «Интерстеллар» (2014) и образцово-показательного
(анти)военного фильма «Дюнкерк» (2017). Баловень судьбы, распоряжающийся
стомиллионными бюджетами и имеющий при этом право окончательного монтажа, перфекционист, снимающий дорогое кино «для умных» и
претендующий экранизировать в рамках жанрового кино общую теорию относительности.
Мне он, признаться, кажется немного занудой, но, возможно, дело в том, что у
нас просто не совпадают «туннели реальности». Тем полезнее иной раз переступить
через себя и заглянуть в соседний туннель: чего и как там устроено? Тем более и
повод недюжинный: первый грандиозный блокбастер после конца света локдауна.
Первое, что лично меня
поражает в картине «Довод», — контринтуитивность —
чтобы не сказать безумие — исходной посылки. Представьте, что человечество
будущего из «Интерстеллара», задыхающееся от пыли и
вымирающее от голода на обреченной Земле, не отправилось покорять просторы
Вселенной, а решило вместо этого колонизировать прошлое, все еще полное
ресурсов, чистой воды и воздуха. Они придумали, как поменять зарядами электроны
и позитроны, изменить направление энтропии и развернуть тем самым все
естественные процессы вспять. Так что теперь из будущего на нас точит зубы орда
потомков-завоевателей, готовая заместить собой, то бишь банально уничтожить
всех живущих ныне людей. Нет, гости (и гостьи) из будущего появлялись в мировом
кино регулярно, но в основном с локальными целями: что-то подкрутить в
настоящем, кого-то убить ненужного или спасти, наоборот, нужного; изъять или
внедрить какой-нибудь «миелофон», дабы направить
дальнейший ход событий в желанное русло. Но чтобы так глобально… Мой
примитивный разум мгновенно выдает сентенцию про «сук, на котором сидишь» и
подсказывает: срубишь — сверзишься, без вопросов. Но у людей из будущего, самого
Нолана и его фанатов разум вовсе не примитивный.
Поэтому «дилемма убитого дедушки»: а может ли внук, явившись из будущего, убить
в настоящем своего дедушку и при этом остаться в живых? — воспринимается ими
как логическая задача, не имеющая однозначного решения. Часть злокозненных «будетлян» верит, что может, и готовится идти на нас
«третьей мировой войной», а часть не верит и секретно партизанит в настоящем,
чтобы этого не допустить.
Это — рамка. Условия
игры, которые в основном проговариваются в туманно-многозначительных диалогах.
Внутри же разворачивается напряженный шпионский боевик
а ля Джеймс Бонд, где все как положено: драки, погони, шикарные локации по
всему миру, непотопляемый Протагонист (героя прямо так и зовут), которого
играет по всем правилам нынешнего Голливуда чернокожий актер Джон Дэвид
Вашингтон, злодейский русский олигарх в исполнении корифея шекспировских
постановок Кеннета Брана, блондинка в беде (Элизабет Дебики) и впечатляющая битва в финале. Тут все о-очень высокобюджетно и о-очень серьезно. Достаточно упомянуть тысячную
массовку в открывающей фильм сцене захвата террористами «Киевской оперы». 70-мм
кинопленка. Минимум компьютерных спецэффектов. Все трюки в основном поставлены
вживую, включая настоящий боинг, который таранит
здание хранилища в аэропорту Осло.
Однако
главное отличие «Довода» от известных образцов жанра —
демонстрация на экране инверсированных объектов. Тут пули при выстреле летят из
стены в пистолетное дуло. Взрывы сворачиваются в уютный клубок. Машины несутся
по автостраде задом наперед на бешеной скорости. Огонь замораживает. А люди
курсируют во времени туда и сюда, периодически сталкиваясь в кадре с версией
себя же из прошлого/будущего. Вроде бы тоже ничего нового — эффект «обратной
перемотки» известен со времен Мельеса, но в «Доводе»
все это выстроено с каким-то невероятным, сверхчеловеческим тщанием: одни
объекты в кадре существуют в нормальном потоке времени, другие — в обратном, за
всем этим приходится, дико напрягаясь, следить, мозги разъезжаются, так что
фильм дает зрителю прямо-таки на собственной шкуре, на уровне головной боли и
рези в глазах ощутить, что время — улица с двусторонним движением. Правда, едва
ты усвоил все эти крайне запутанные правила обитания в обратимом времени,
режиссер тут же коварно про них «забывает».
К примеру, персонажи-из-будущего, обязанные в настоящем носить респираторы
(неинверсированный воздух нашего мира порвет им
легкие), вдруг появляются на экране без масок — и ничего. И пока ты лихорадочно
ищешь на полу, под креслом отпавшую челюсть, пропускаешь едва ли не половину
финальной битвы. Инверсированные и не-инверсированные бойцы спецназа-из-будущего,
одни с синими, другие с красными повязками (чтобы не перепутать), воюют не
пойми с кем на руинах бывшего советского закрытого города Стальск-12:
вертолеты, взрывы, пыль, хрипящие рации; одни бойцы бегут прямо, другие спиной
вперед; бетонные здания рушатся, вновь собираются из обломков и снова рушатся…
А параллельно с впечатляющими кадрами этой битвы при Стальске
русский олигарх Андрей Сатор-из-будущего воркует на
яхте у берегов Италии со своей очаровательной женой Кейт-из-будущего
(оба с разными коварными целями инверсировались на
неделю назад, но оба при этом без масок — безобразие!). Нежная, длинноногая
цапля Кейт морочит мужу-мяснику голову, не давая ему
покончить с собой, т. к. его смерть приведет в действие какой-то запрятанный в Стальске макгаффин и
запрограммированно вызовет конец света. Здоровенный и лысый Охранник олигарха
(Юрий Колокольников) в Стальске
угрожающе тянет из шахты эту убийственную железную хрень. Протагонист и
Командир спецназа-из-будущего
(Аарон Тейлор-Джонсон) ведут с ним отчаянные переговоры из-за
решетки: «Не делай этого!» — злодей ухмыляется. Но тут Кейт
стреляет в мужа, так и не дождавшись конца «Сталинградской битвы», однако
«нашим» каким-то образом в последний момент удается завладеть хренью;
охранник-злодей летит в шахту, мир спасен, Кейт
соединяется с сыном (Сатор над ней издевался и не
давал общаться с ребенком), а Протагонист узнает, что это он сам-из-будущего
спланировал всю операцию.
Что это было?
Не стоит думать, что
«Довод» — просто жанровый аттракцион, намеренно запутанный, чтобы спровоцировать
особо дотошных зрителей повторно отправиться в кинотеатры. Нет! Это кино очень
авторское и очень личное. Основная коллизия практически во всех фильмах Нолана от раннего черно-белого «Преследования» (1998),
снятого за 6 тысяч долларов, до последнего «Довода» с 200-миллионным бюджетом —
манипуляция, власть знающего над профаном, «зрячего» над «слепым». Герои обычно
делятся на тех, кто выстраивает запутанный лабиринт событий, и тех, кто в нем
слепо и безнадежно блуждает. При этом тема власти тесно связана у Нолана с темой времени. Время с его
линейностью/необратимостью не подчиняется человеку, ограничивая его власть над
миром, и это досадное ограничение Нолан всячески пытается
преодолеть. С маниакальной увлеченностью он играет со временем, как на уровне сюжета,
так и на уровне структуры повествования в своих фильмах. В радикальной картине
«Помни» (2000) нехитрую историю о мстителе, потерявшем память и ставшем
игрушкой в руках манипуляторов, которые заставляют его убивать снова и снова, Нолан разрезает на множество коротких цветных и черно-белых
фрагментов и монтирует эти фрагменты так, что в чередовании черно-белых сюжет
излагается линейно, а в цветных — задом наперед. В многоэтажной архитектуре
«Начала» (2010) время на разных уровнях сюжета-сна течет с разной скоростью:
где-то проходит 30 секунд, где-то час, а где-то — целая жизнь. По тому же принципу
сделан и «Дюнкерк»: бой в воздухе продолжается в течение часа, плаванье
реквизированной яхты длится день, а приключения героев на пляже — неделю. Но
время в этих картинах все равно течет в одну сторону. Зато в «Интерстелларе», в загадочном эпизоде внутри тессеракта[1],
Нолану удается наконец совершить невозможное и
превратить время в пространство. Разные моменты земной жизни героев
сосуществуют в тессеракте одновременно, так, что все
их можно охватить одним взглядом, что и позволяет папе-астронавту, застрявшему
в Вечности, выбрать подходящий момент и вступить в контакт с любимой дочуркой,
оставшейся на Земле. Тессеракт в картине — искусственная
конструкция, специально созданная для такого контакта. Ее оборудовали некие
таинственные «Они». Но в какой-то момент героя вдруг осеняет, что «Они» — это
«Мы», мы-люди, люди из будущего, вознесшиеся в пространство 5 измерений,
овладевшие гравитацией и способные теперь с легкостью просверлить «кротовью нору»
между галактиками и свернуть временной поток в «кубик Рубика».
«Довод» — продолжение
того же заветного метасюжета. Спасение мира от
невнятной угрозы тут, мне кажется, не более, чем жанровая условность. Главное —
путь Протагониста от незнания к знанию, от блуждания впотьмах к абсолютной
власти. Он вступает в игру обычным профаном — агент ЦРУ, спалившийся
во время заварушки в «Киевской опере». Затем его вовлекают в секретную операцию
по спасению мира, сообщив лишь пароль: «Довод», и постепенно он знакомится с
инверсированными игрушками, учится оперировать ими и открывает для себя тайное
знание: человек способен овладеть временем. Ну а в конце Протагонист достигает
уже полного понимания, кто он, — человекобог, самый
главный, тот, кто все спланировал и всем управляет, кто решает, кого казнить,
кого миловать. Прошлое, настоящее и будущее — в его руках.
Характерно, что
антагонист — то бишь зловредный олигарх Андрей Сатор,
продавшийся злокозненным «будетлянам» (SATOR — часть
латинского палиндрома: SATOR AREPO TENET OPERA ROTAS, откуда позаимствовано и
английское название фильма «TENET», короче, — он необходимый элемент
головоломки), — тоже жаждет почувствовать себя богом, но никакой власти не
получает. Почему? Да, потому что Протагонист — хороший, он мужественно спасает
мир, защищает женщин и детей, постигает истину… А Сатор
— плохой, бьет жену, решает все дела подкупом и насилием и к тому же смертельно
болен. Всей его злобной фантазии хватает лишь на то, чтобы попытаться
уничтожить этот мир вместе с собой. Он — антибог,
дьявол, и его карта бита.
Есть тут еще и третий
герой по имени Нил (Роберт Паттинсон) — помощник
Протагониста. Очаровательный и загадочный персонаж, который изначально и сполна
обладает секретным знанием, может свободно перемещаться между прошлым,
настоящим и будущим, причем безо всяких технических приспособлений,
периодически творит чудеса, но исполняет исключительно служебную роль.
Протагонист — человек, ну а этот, видимо, ангел (благо внешность исполнителя —
звезды «Сумерек» — тому способствует).
В итоге вся навороченная сайнс-фикшн конструкция «Довода» легко прочитывается в координатах
Библейского мифа и приводит на ум одну давно и хорошо знакомую схему: человек
стремится овладеть Вечностью, стать богом, используя для этого секретные
формулы, продвинутые технологии и новейшие физические теории. «Вавилонская
башня»! Фильм Нолана — удивительная иллюстрация к
этой Библейской истории: титанические усилия, куча денег, море пафоса, бездна
изобретательности, и на выходе — грандиозное, но абсолютно «некоммуникабельное»
и, кажется, вполне бессмысленное сооружение. Ибо как в макромире не работают
законы квантовой физики, так в Вечности, в Непроявленном — не работают ни те,
ни другие. Там, где царит Полнота времен, нет ни пуль, ни гильз, ни машин, ни
воздуха, ни электронов, ни позитронов, и попытка использовать все это не как
метафору, а впрямую — как строительный материал и подручные механизмы для того,
чтобы штурмовать Небеса, — ведет лишь к «смешению языков» и обрушению смысловых
планов.
Но фильм «Довод», я
думаю, все-таки останется в истории как мгновенный и точный слепок
умонастроений постковидной эпохи: «Black lives matter»,
русские олигархи — абсолютное зло, будущее угрожающе и туманно, но, если все мы
сплотимся и мужественно станем воевать за все хорошее против всего плохого, —
мы выживем и даже, может быть, победим!
[1] Тессеракт
— четырехмерный гиперкуб (буквально от греческого «четырехлучевой»).
Согласно Оксфордскому словарю, слово придумано английским математиком Чарльзом Хинтоном (Charles Howard Hinton) и впервые
использовано в его книге в 1888 году.