Поляков Андрей Геннадиевич родился в 1968 году в Симферополе, где живет постоянно. Окончил филологический факультет Симферопольского государственного университета. Работал журналистом, преподавал гуманитарные дисциплины, в 1997 — 1998 годах был главным редактором крымского дайджеста российской литературной периодики «Толстый журнал», созданного под эгидой Русского ПЕН-центра. С начала 1990-х — участник крымско-московской поэтической группы «Полуостров» (вместе с Николаем Звягинцевым, Игорем Сидом, Михаилом Лаптевым и Марией Максимовой). Стихи переводились на французский, английский, немецкий, итальянский, болгарский и украинский языки. Автор шести поэтических книг. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе Премии Андрея Белого (2011), «Русской премии» (2014) и премии имени Андрея Вознесенского «Парабола» (2014).
Русские во сне
Мы есть во сне одни из этих всех:
нам снится сон-про-что? про-первый-снег?..
про-первый-класс?.. про-третий-минус-третий?..
Мы здесь кругом вокруг, кругом в Крыму
в каком-то бледном вроде бы дыму
в аквариумном свете
Мы кормим хлебом рыбоголубей
а снегосвет течёт ещё сильней
становится речней и голубей
смывает, омывая, наши лица
от самых ног до самой головы
но плохо получается, увы
во сне метафизически умыться
и мы — мы размываемся, и мы —
уже как вы, однако, мы — не вы
и ваше, извините, нам не снится
* * *
Не божись, кровь носом пойдёт
(поверье)
А теперь посмотри поскорей на стихи —
видишь эти слова в лунном свете?
Слов, ей-богу, не много
но в каждом из них
заболевший Луною поручик Голицын
сочиняет стихи
про Луну…
Вот, ей-богу, он пишет
присев на кровати
положив на коленку блокнот:
«Осень света… Ей-богу, ей-богу…
Осень русская… Прага, Берлин…
Ностальгия моя золотая…
Но и там, где совсем не бывает Луны
нужно помнить: Россия — святая
Наша кровь — ни на шаг
носом кровь — не ушла
но в крови:
мы уносим Россию…»
Что это значит?
Да разве я знаю — что значит?
Мне приснились при свете сестрицы Луны
эти строки и лунный Голицын
мне, ей-богу, приснились
а я — записал
цветом ночи по белой бумаге
чтоб вернуться в Россию со светом Луны
из небесного плена —
стихами!..
* * *
...пленённый серебристой глубиной
я полюблю себя, как смертного младенца
как петербуржца, как единоверца
и расцелую зеркало с собой
качаемый то водкой, то Луной
Мой прадед по отцу — эстонский мельник
дед — агроном, женился на литовке
и переехал в Вильно, а оттуда
семья с детьми перебралась в Варшаву
а после — в Петербург...
Что я могу
сказать об этих людях, если даже
я никого из них в глаза не видел
и вовсе не уверен, что когда-то
они существовали?..
Я невидим
да и они — лишь тени в темноте
но вскрик кота, как восклицанье брата
пропеллеры на страшной высоте
но писк мышей, как перекличка чаек —
всё это мне теплее и родней
когда меня над крышами качает
мой звёздный океан
мой гений
мой злодей!
Приметы: подражание персидскому
Гляжу я на строки мои
внимательно, как на чужие —
какие они не такие!
какие они не мои!
Вечерком глядишь куда-то —
а куда, куда?..
Воздух чуть голубоватый
(воздух летний, глуповатый)
рядом с ласточкой крылатой —
бледная звезда
В дымных тучках пурпур розы
отблеск янтаря
Скоро осень, дождик, слёзы
скоро — детские вопросы:
улетают ли стрекозы
за подземные моря?
Ну, цитатка, ну, толково
а в целом — пустячок...
Слово нижется на слово
И чего уж тут такого?
Так — всегда у Полякова
Так — себе стишок
Космонавт-метафизик
Ну что ж, если хочешь, отвечу
какими бывают стихи —
порою светлее, чем с ангелом встреча
порою темней, чем грехи
но самой любимой порою — замечу! —
светлее-темней вот такой чепухи:
Качались далёкие ели
зелёные ели Земли:
с Ойле мы к ним долго летели
казалось, годами летели
веками, веками летели —
никак долететь не могли
Всё стало совсем уж далёко —
и ели, и плёс, и туман...
Осталась надежда на Бога
одна лишь надежда на Бога
ведь Он нам поможет немного —
не правда ли, мой капитан?
* * *
Тридцать лет Аполлону молиться
умолять, торговаться
и ждать
что он скажет в ответ…
Что он скажет в ответ?
Я забыл, что он должен сказать
Запечатанное письмо (муза)
…непонятый сон подобен письму
которое ты не открыл
Рука старушечья, но девочки двухлетней
брала меня за горло и душила
как будто бы ласкала — и во сне
я задыхался, пел и поднимался
на кровяной играющей волне…
Я выброшен волной на берег
смотрю, и ничего не понимаю:
тело — от меня отдельно
я вокруг себя летаю
Вон лежу я смутный, сонный
перепуганный на вид
за окошком — день осенний
серый дождик семенит
* * *
Луна унылая блестит
во сне лунатик спит, не спит —
мышиным шагом с крыши
всё выше лунатик, всё тише...
Ночного неба вещество
твоё пленило существо —
и ты глядишь, пленённый
как мальчик, в богиню влюблённый
А что, лунатик небольшой
возьмёшь приятеля с собой
ловить Луну руками
мышиными тихо-стихами?
Смотрю на свои стихи с высоты забвения
...не быстро
— взлетают восходят летают пылают толпятся
теснятся воркуют клубятся теплеют играют дымятся
летают белеют летают прощают болеют ложатся читают
кружатся летают сдыхают светлеют —
они
не они
* * *
...безразлично. А что страшно? А страшно не перестать
сочинять вообще, а продолжать — но так же, как раньше
Не смерть страшна, а умирание. Каждый из нас носит в себе
свою тень. Я ношу в себе свою «смертность» и «графоманство»
Всё изменилось. А что изменилось? —
В солнечном воздухе что-то сгустилось —
Вроде бы Цезарь убит
Словно бы в сердце какая-то точка
или на небе такая-то тучка
больше, чем зубы, болит
Будто Георгий Иванов подмешан
в мокро-лиловую горку черешен
в — на клеёнке круги
или вообще — Владислав Ходасевич
или совсем — Николай Алексеич
или — Авось и Низги
Всё изменилось. Но что-то осталось —
Самого малого самая малость —
Косточек лёгкая горсть...
Что изменилось?.. А просто погода —
Видимо, крылья оставил у входа
самый невидимый гость
На отсутствие снега в августе
На расстоянии ветра и тёплой от лета спины
видеть, как светятся снегом твои невесёлые сны
— Только ли в молнии искры и пляски
только ли в августе жаль
льнущие к свету зари занавески
льда золотую печаль?
— Только ли льда или всё-таки снега
может быть, танцев других
может, невест, прилетающих с неба
в платьицах лёгких на них?
— Только ль от ветра вечернего жарко
тонкой над сердцем груди?
Только ли летом и только ли жалко
разве я знаю? — Почти!
Маленькая элегия августу-месяцу
Орфей всю ночь боролся с Богом —
и выстоял. Но стал хромать…
…когда Орфей в залатанном халате
пойдёт хромать по комнате своей:
в одной ноге — одические рати
в другой ноге — не так, как у людей
когда блеснёт над серыми холмами
холодная и дынная заря
и осень воспалёнными устами
подует на листы календаря
мы август погребём, как человека
как правнука фракийских пастухов
и два венка серебряного века
положим между бронзовых венков —
и муза-мышь мелькнёт среди стихов
хромая, как элегия-калека
Oratio pedestris
Солнце садится
солнце встаёт, рота
солдат по мосту идёт
Гремят сапогами, песни
поют. Хорошо идти, когда
кругом идут. Всё проходит
И ты пройдёшь. Стол деревянный
железный нож. Мадера в рюмке. Орфей
в аду... Я никогда от тебя не уйду
* * *
Всё сошьётся ещё, всё ещё возвратится
на живую нить
Будет время течь, будет красная лента литься
вечность — временить
Перекрутив на пальце эту живую нитку —
слабый такой стишок —
спрячем от злых людей крестик, иглу, улыбку...
Спрячемся — и молчок!