*
НИ ЖАЛОСТИ, НИ СТРАХА, НИ ЛЮБВИ
Мария Голованивская. Кто боится смотреть на море. М., «АСТ; Редакция Елены Шубиной», 2016, 346 стр.
Роман, повесть и три рассказа — таково содержание нового сборника Марии Голованивской «Кто боится смотреть на море». Ее предыдущая книга — замеченная в премиальном процессе и получившая более дюжины доброжелательных отзывов критиков «Пангея» — представляла собой увесистый фолиант — целых 752 страницы. Титульное же произведение новой книги, обозначенное как роман, занимает немногим более 120 страниц, а работа с ним велась, как следует из книги, с октября 2015 по январь 2016 года. Жанровые каноны в литературе давно перестали быть устойчивыми — на сотне книжных полос с равной долей успеха нынче может разместиться и повесть, и роман. Порой холодок короткого, но мощного горного ручья способен освежать организм уставшего путника быстрее, чем медленно текущие воды величественной равнинной реки.
Майя — главная героиня романа «Кто боится смотреть на море» — с первых страниц вызывает отвращение. Автор раздувает огонь нелюбви, подбрасывая все больше и больше острых эпитетов: «дылда, некультяпистая, пучеглазая, с руками-оглоблями, сутулая, квадратная...» Мало? Получите еще «отекшие ноги, руки, кровавые корки в носу и чесночную отрыжку». Вода в горном ручье оказывается горькой на вкус. Голованивская усиливает первое впечатление — мысли Майи об окружающих людях столь же отвратительны, как и ее внешность: «это же так интересно, что сейчас переваривает желудок вот этого замшелого толстяка или как выглядят ногти у него на ногах». В воспоминаниях героини тоже мало приятного: живодерня из детства, умирающая мать, сестра в гробу. Телесное доминирует над чувственным, более того — убивает его. В мире, наблюдаемом глазами Майи, не едят, а жрут, не занимаются сексом, а трахаются.
Сильный и во многом неожиданный ход — писатель не жалеет красок, делая все, чтобы читатель сразу возненавидел персонажа. Проблески жалости Голованивская упорно гасит: отвращает и поведение Майи, и ее речи, и отношение к тем, кто хочет помочь. Натурализм зашкаливает.
Книга вышла в серии «Проза: женский род», а в женской прозе персонажи по традиции обязаны пройти испытание любовью. Пройдет ли его Майя? Любовная линия в романе прописана, кажется, вполне традиционно: знакомство с мужчиной, зарождение и развитие чувства, планы, которые строит уже сложившаяся пара на будущее… Правда, то тут, то там спотыкаешься о разбросанные автором острые камни. Ударяешься, естественно, до кровавых ссадин, до долго исчезающих фиолетово-желтых синяков; в возможный happy-end и веришь, и не веришь. Должна же одинокая женщина, всегда жившая под девизом «Никому я не нужна, и мне никто не нужен», обрести настоящее счастье! А она в ответ как рыгнет, как закатит доводящий до инфаркта скандал, как устроит очередную проделку похлеще старухи Шапокляк — так и хочется счастье у нее отобрать. Не было — и не надо!
Сценой для разворачивающегося действа служит прекрасная старушка Европа, где влюбляться и любить, кажется, сам Бог велел. Но русский и европейский менталитеты ужиться не способны; недаром о разнице менталитетов еще в середине девяностых Голованивская написала монографию и на ее основе впоследствии защитила докторскую диссертацию. «Кто боится смотреть на море» — практический перенос научных исследований в художественное пространство. Давно эмигрировавшие из России персонажи — прежде всего полюбивший Майю Юрий Григорьевич, а также его дети — стали вольными европейцами; Майя так и не оторвалась от своей страны. При всей ее общей раздражительности и недовольстве жизнью, она патриот. Нелепый, смешной, вызывающий раздражение — но патриот. Европейская жизнь, европейская любовь для героини останутся чужими — попробовав их на вкус, Майя поморщится и выплюнет. И не потому, что кисло или гадко, — напротив, очень даже сладко и приятно. Но — чужое, ненастоящее. Зато дома — разбитое корыто, но свое, родное, проверенное годами на прочность.
Патриотизм, писал вслед за Сэмюэлом Джонсоном Лев Толстой, последнее прибежище негодяев. Но Майя вовсе не негодяй. Она просто человек, которого автор в силу своего замысла сделал неприятным, отталкивающим, и честно говоря, непонятно, что именно отторгает героиня — «фальшивую» Европу или возможность изменить привычную жизнь, привычный способ поведения, взгляд на мир. Человек, которому неожиданно выпал дивный подарок судьбы — возможность изменить свою жизнь и измениться самому, отнюдь не всегда спешит этим подарком воспользоваться, говорит автор, — и дело вовсе не в вожделенной «загранице». Такая же история могла произойти с героиней в любой точке России, просто здесь она наглядней, ярче.
На обложку вынесена ключевая фраза аннотации к роману — «...это история торжествующей, удавшейся НЕЛЮБВИ». Нелюбовь побеждает. Финал романа Голованивской созвучен с концовкой пронзительного, с детства знакомого рассказа Леонида Андреева «Кусака». Существенное отличие лишь одно — и оно принципиально. Кусака, доверившись, открывшись людям, впустив в свое сердце любовь, была жестоко людьми обманута. Майя, приведенная автором к тому же итогу, впустив в свое сердце любовь, сама ее в конце концов без остатка выскребла, растоптала, жестоко обманув саму себя. А знаменатель общий — «собака выла». Роман оказался сшит из жесткой, грубой материи. Откровенность тем, обилие сниженной лексики, никаких сантиментов. И главное — безжалостность автора к своей героине.
Не жалеет автор и центрального персонажа повести «Двадцать писем Господу Богу» — герой по имени Ласточка так же сам разрушил собственную жизнь — обманом, изменами, нелюбовью. Автор своей волей наказывает его еще суровей, чем Майю, — ему предстоит медленное угасание от неизлечимой болезни. Повесть написана почти двадцать пять лет назад, актуальность же ее, похоже, была, есть и будет вечной. Как и споры о Боге и Божьем промысле.
Вечный вопль Иова, страдающего проказой от прикосновения Божьей длани, — за что? Ласточка, отмечает автор, всегда недолюбливал Бога, «но вначале недолюбливал скорее равнодушно. Ненависть родилась после первой ремиссии...» В двух десятках писем разных отправителей одному адресату, по случайности попавших в руки герою, — двадцать отношений к Господу: от любви до хлесткого вызова и обвинений Всевышнему. Для каждого письма Голованивская выбрала индивидуальное оформление и свой стиль. И в этом — мастерство автора; в повести Голованивской за каждым письмом стоит отдельный человек со своими уникальными личностными и языковыми особенностями. Вот суховатая исповедь старика, написанная корявым почерком и полная просторечных выражений. Вот возвышенные, чувственные признания влюбленной девушки, сплетающие молитву с русской сказкой. Вот полуофициальный язвительный доклад, отпечатанный на пишущей машинке. Вот сложные, запутанные измышления философа о хаосе и беспорядке. Вот слова ребенка…
На правду и справедливость Голованивская предлагает посмотреть под несколькими углами. Один из персонажей рассказывает Всевышнему о современном мире: «Люди славят пороки и принижают добродетели, люди превозносят до небес свою исчервленную природу и поют гимны свободе, губительной при их слабом умишке более, чем самый отравный из ядов. Они убивают, крадут, владеют чужими женами, богохульствуют, не почитают более родителей своих, они похотливы, как козлы, гордыня убивает в них последние крохи здравомыслия». Не нравится? А ведь тоже правда. Парадоксально, что это слова человека, всю жизнь прожившего неправедно и считавшего этот путь единственно верным. Голованивская, отказывая читателю в жалости к своему герою, как бы прослаивает эти послания все новыми и новыми подробностями жизни Ласточки. Всего один легкий, но какой мощный штрих к портрету: в свое время возлюбленная героя, как и он сейчас, умирала от рака — Ласточка же придумывал оправдания, чтобы не быть с ней рядом, и втайне мечтал о ее скорейшей смерти.
Для персонажей Голованивской смерть, как и любовь, — испытание, проверка. При этом, как и в испытании любовью, автор безжалостен к героям, — с достоинством, с сохранением человеческого лица испытание смертью у нее никто не пройдет. Интродукция титульного романа — воспоминания Майи об умершей младшей сестре Соне — «пустой высер памяти». Соня всегда была антиподом Майи, и теперь, после смерти младшей, старшая злорадствует: нет больше всеми любимой красивой и успешной, зато я — в шоколаде! В «Двадцати письмах к Господу Богу» смертей несколько. И на многие явления жизни Ласточка смотрит через призму смерти. То он пытается решить, когда человек бывает по-настоящему счастлив: в молодости, когда все впереди, или перед смертью, когда можно доживать свой короткий век легко, отбросив лишние сомнения. Когда нет ни любви, ни надежды — недаром он так следит за процессом умирания любви Жерара и Мартины — сладкой парочки — соперников по игре в маджонг.
Маджонг — проходящий сквозь ткань повести символ. В детстве центральному главному герою объяснили правила игры: каждый должен «выложить из камней, дарованных ему судьбой, свою комбинацию». Параллель очевидна: Господь Бог дал тебе жизнь, а ты, дорогой, уж решай, как ею распорядиться. Символическая точка в конце этой линии — признание умирающего Ласточки в том, что в маджонг он всегда проигрывал, и в неспособности доходчиво растолковать суть игры чужому человеку.
Ядром трех новелл, замыкающих сборник, также служит смерть. И на этих скелетах, на этих смертях Голованивская наращивает мякоть сюжетных ходов. Смерть повсюду объединена с любовью. Два мотива в книге прочно склеены. В «Ветре» смерть максимально жестока: барин травит собаками соблазнившего его супругу Цыгана. Описания вновь предельно натуралистичны — романтичным барышням такое почитать не посоветуешь. «Укус Софы: рассказ писателя N» (под инициалом мне угадывается Достоевский) — смерть любви: по-детски влюбленная в дядюшку двенадцатилетняя Софья не простит ему «измены». «Танатос-spa», написанный по мотивам рассказа Андре Моруа «Thanatos Palace Hotel», — путь к задуманной, запланированной гибели с кратким предсмертным влетом в любовный рай.
Измены, ревность, страсть и — стоящее надо всем и всеми эго героев. Устроивший кровавую расправу Петр Семенович («Ветер»), сам всю жизнь напоказ изменявший своей второй половине, недаром оправдывает разбушевавшуюся стихию, калечащую плодовые деревья в саду: «Разве ветер бывает жесток? Ломает слишком тяжелые ветки — вот и все. Бремени лишнего не любит». Уже немолодая Майя («Кто боится смотреть на море») и юная Софья («Укус Софы…») привыкли учитывать лишь личные интересы. Смирнов («Танатос-spa»), привыкший к дорогой, красивой жизни, в момент кризиса выберет не дауншифтинг, а дорогую, красивую смерть. Ласточка («Двадцать писем Господу Богу») вообще поставит себя наравне с Богом, решившись прочитать письма, адресованные Всепрощающему.
Голованивская одарила главных героев произведений множеством пороков, отказав им в возможности пороки эти увидеть. Герои обладают максимальной степенью свободы, однако каждый нравственный недостаток встает стеной на дороге к счастью, оказывающемуся недостижимым. Если же кто в финале и прозреет, все равно будет слишком поздно…
Надо бы нам всем наконец научиться побеждать в игре в маджонг.