Сульчинская Ольга Владимировна родилась в Москве. Окончила филологический факультет МГУ и Высшую школу гуманитарной психотерапии. Работала редактором, переводчиком, копирайтером и преподавателем психологии. Публиковалась во многих литературных журналах и альманахах, автор трех книг стихов. Живет в Москве.
Ольга Сульчинская
*
ЗОЛОЧЕНАЯ ИГЛА
Иллюзия
За десять минут до назначенной встречи
На место свиданья прибыв,
Ты ловишь обрывки разрозненной речи,
Карманных шарманок стандартный мотив.
Окрашены зеленью свежей бульвары,
Скамейки небрежного ждут седока,
Хрустят по дорожкам довольные пары,
Из сахарной ваты плывут облака,
Родителей тискают липкие дети,
От пышной невесты кусает жених.
Ты выпал из жизни, ты только свидетель,
Никто, а не кто-то из них.
На нежную поросль, юную плесень
И плеск новобрачной весны,
Почти невесом и слегка бестелесен,
Ты смотришь с какой-то другой стороны.
Но что тебе делать с открывшимся знаньем?
А тот, кого ждал ты, спешит с опозданьем
И мимо проходит, задев за рукав,
Решительным шагом, тебя не признав.
Вращение
Отцы умирают, а матери вяжут,
Разматывая бесконечную пряжу,
Качая на спицах чулок.
И солнце сквозь полночь ползет на восток.
Однажды ты так же уйдешь с караваном,
Покинув любимых в краю гореванном,
И мертвых своих, и живых,
Оставив себе только память о них.
Так реки, рожденные в мире жестоком,
Однажды прощаются с милым истоком,
Согласно вращенью Земли,
Неясно предчувствуя море вдали.
Атлантида
Атлантида Советский Союз.
Брежнев тяжкий как бремя.
Неподвижное время на вкус.
Одобре. Удобренье.
Крепче кремня, упорней ремня.
Не греми у Кремля кандалами.
Атлантида, не мучай меня,
Не вставай над волнами.
Коклюш, свинка, болезнь левизны.
Доктор Ленин у детской постели.
Не входи в мои взрослые сны,
Не лови по ночам Дойче Велле.
Ты еще в полнолунье видна.
И саднишь, как былая обида.
Но не надо, не надо со дна
Подниматься, моя Атлантида.
Прощание
И снова похороны. Возле морга.
Не все знакомые. Вдова у гроба.
А рядом кто. И я не знаю.
Теперь на кладбище. Лежит в проходе.
Дорога тянется. На поворотах
Съезжает крышка.
Промзона, проволока. В окно не глядя.
Тоскливо, скучно. За скучно стыдно.
Такое горе.
И снова холодно. Казенный траур.
Не подходящая температура
Тем, кто не умер.
Поминки, сутолока. Ну, кто скажет.
Напитки, овощи, а что с горячим.
Июль, но ветреный. Январь, но сыро.
Теперь кто следующий. Где ты. Где ты.
Марина Цветаева в Елабуге
Воспитательницей в детском саду,
Переводчицей ли в НКВД…
Все в округе обещает беду,
И куда ни поверни — быть беде.
Далеки огни Парижа — не жаль.
До Казани много ближе — не сглазь! —
Провожала сотни лет каторжан,
Не предложит ли нам новую казнь?
Хлеба мало, и в обрез папирос.
Зреет в воздухе грозовый заряд.
Если сына заберут на допрос,
Все напишешь, как велят-говорят.
Строчку ровную выводит швея,
Гвоздь прилаживает мастер-кузнец.
Шея белая, веревка — твоя.
Жилка синяя, замри наконец.
И бессонные отходят ко сну,
Бесприютные находят приют,
Ветры северные валят сосну,
А безвинных все равно отпоют.
Половина
Вспыхивают с треском дрова в камине.
Любящие нас повышают плату.
Время приближается к половине.
К половине жизни, а не к закату.
И еще далеко до вечерних, долгих,
Но слегка подросли, удлинились тени,
Накопилось пыли на книжных полках —
Больше от равнодушия, чем от лени,
Мысль о смерти пытается стать уютной,
Раз уж не получается стать приятной.
За отсутствием часовой следишь за минутной.
И она не отправится в путь обратный.
* *
*
В твои руки войти — как в глубокую воду пловцу:
И прекрасно, и страшно. Возьми мою жизнь. И к лицу
Поднеси, поверти — чтобы зорче ее рассмотреть.
Там сидит взаперти на иголку надетая смерть.
Я не знаю, как быть. Я прошу, чтобы ты меня спас.
Словно кровотечение, вдруг открывается бас —
Из-за острова, слышу, на стрежень Шаляпин плывет,
И волна поднимает челны, и о воле поет.
Кто-то держит меня на руках над могучей рекой
И, к моей, раскаленной, прижавшись холодной щекой,
Говорит: «Не пора». Я не знаю всех правил игры —
Но никто до сих пор не сломал золоченой иглы.