КНИГИ

КНИГИ

*

КОРОТКО

Симона де Бовуар. Недоразумение в Москве. Перевод с французского Нины Хотинской. М., «Эксмо», 2015, 208 стр., 1500 экз.

Роман, написанный по следам поездки (вместе с Сартром) в СССР в 1966 году.

Большая книга победителей. Новая проза. Редактор-составитель Е. Шубина. М., «АСТ (Редакция Елены Шубиной)», 2015, 560 стр., 6000 экз.

Проза ведущих — по версии жюри премии «Большая книга» — современных писателей (З. Прилепин, Д. Рубина, Л. Улицкая, В. Пелевин, В. Сорокин и др.)

Наталья Горбаневская. Избранные стихотворения. Редактор-составитель Игорь Булатовский. СПб., «Издательство Ивана Лимбаха», 2015, 296 стр., 2000 экз.

Стихи 1962 — 2012 и 1992 — 2013 годов, а также стихи, написанные в последний год жизни для «Живого журнала»; вступительная статья — Данилы Давыдова, в качестве послесловия — Томас Венцлова о Наталье Горбаневской, а также эссе Полины Барсковой и Игоря Булатовского.

Александр Нежный. Вожделение. Роман. М., «Рудомино», 2015, 336 стр., 2000 экз.

Новый роман Александра Нежного — о любви и о «торговцах поддельными духовными ценностями».

Людмила Петрушевская, Людмила Улицкая, Мария Метлицкая, Дина Рубина, Юрий Буйда, Олег Рой. Любовь, или Связь поколений. Сборник рассказов. М., «Э», 2015, 352 стр., 7000 экз.

Любовь и семейная тема в рассказах самых популярных современных писателей.

Евгений Попов. Прощанье с Родиной. М., «Эксмо», 2015, 384 стр., 4000 экз.

Новая (лирико-эпическая, она же — «философско-ироничная») проза одного из ведущих современных писателей — рассказы про писателя Гдова и безработного Хабарова, про двух «семидесятников» в новые времена.

Русский бестселлер XIX века. М., «Олма Медиа Групп», 2016, 304 стр., 2650 экз.

Проза когда-то популярных, но малоизвестных сегодня русских писателей (Николая Лейкина, Михаила Альбова, Виктора Билибина, Игнатия Потапенко и других).

Наталия Санникова. Все, кого ты любишь, попадают в беду. Песни среднего возраста. Предисловие Ильи Кукулина. М., «Воймега», 2015, 80 стр., 500 экз.

Вторая книга стихов уральского поэта — из тех книг, по которым, собственно, и можно составить представление о состоянии сегодняшней русской поэзии.

Татьяна Толстая. Войлочный век. М., «АСТ (Редакция Елены Шубиной)», 2015, 352 стр., 14000 экз.

Сборник рассказов — уже широко известных и новых.

Г. К. Честертон. Бэзил Хоу. История первой любви. Наши перспективы, как они были определены членами Клуба начинающих спорщиков. Перевод с английского Н. Эппле. М., «АСТ», «CORPUS», 2015, 288 стр., 2500 экз.

Юношеская проза Честертона.

*

ALBA RUSCIA: белорусские земли на перекрестке культур и цивилизаций (X — XVI вв.). М., «Квадрига», 2015, 256 стр., 600 экз.

Сборник статей — Белоруссия как составная часть Европы в Средние века и раннее Новое время.

Андрей Белый: автобиографизм и биографические практики. Редакторы составители Клаудиа Кривеллер (Падуя), Моника Спивак (Москва). СПб., «Нестор-История», 2015, 320 стр., 500 экз.

Сборник статей, посвященных прямому и опосредованному отражению в творчестве Андрея Белого фактов его биографии, включая особенности его «эзотерического пути».

Андрей Аствацатуров. И не только Сэлинджер: десять опытов прочтения английской и американской литературы. М., «АСТ (Редакция Елены Шубиной)», 2015, 312 стр., 4000 экз.

Кроме Сэлинджера персонажами эссе Аствацатурова стали Апдайк, Генри Миллер, Фолкнер, Голдинг и другие.

Алиса Динега Гиллеспи. Марина Цветаева. По карнизу поэзии. Авторизованный перевод с английского М. Э. Маликовой. СПб., Издательство Пушкинского Дома, «Нестор-История», 2015, 480 стр., 500 экз.

Книга американской исследовательницы, содержащая анализ «доминирующей в поэзии М. Цветаевой темы: невозможность для женщины быть вписанной в традиционные мифы об обретении поэтического вдохновения».

Евгений Ермолин. Последние классики. Русская проза последней трети ХХ века: вершины, главные тексты и ландшафты. М., «Совпадение», 2016, 120 стр., 300 экз.

Вершинные явления русской прозы по Ермолину: Домбровский, Семин, Астафьев, Искандер, Владимов, Азольский, Кормер, Аксенов; мотивировки — в тексте.

Роман Сенчин. По пути в Лету. Публицистика, литературная критика. М., «Литературная Россия», 2015, 304 стр., 1000 экз.

Хроника литературной жизни и событий собственно литературы, данная в неразрывной для автора связи с хроникой общественной и политической жизни России начала века.

Ольга Сконечная. Русский параноидальный роман. Федор Сологуб, Андрей Белый, Владимир Набоков. М., «Новое литературное обозрение», 2015, 256 стр., 1500 экз.

Несмотря на разухабистость названия, серьезная монография об отражении в творчестве русских писателей «популярных в начале прошлого столетия клинических теорий и философских систем».

Свободный философ Пятигорский. В 2 томах. Вступительные статьи К. Кобрина, О. Серебряной, М. Эндель. Научный редактор А. Марков. СПб., «Издательство Ивана Лимбаха», 2015, 3000 экз. Том 1 — 320 стр. Том 2 — 496 стр.

Лекции по истории мировой философии, прочитанные Александром Пятигорским на радио «Свобода» в 1970-е и 1990-е годы.

Марья Миллс. Узнать пересмешника. Жизнь с Харпер Ли. Перевод с английского Т. Эйдельман. М., «Индивидуум паблишинг», 2015, 329 стр., 3000 экз.

Биография Харпер Ли, написанная журналисткой из «Чикаго Трибьюн» в 2000-е годы.

Александр Хорт. Радости и страдания Николая Эрдмана. М., «Б.С.Г.-Пресс», 2015, 528 стр., 300 экз.

Жизнеописание Эрдмана и публикация не печатавшихся ранее его текстов.

*

ПОДРОБНО

Илья Габай. Письма из заключения (1970 — 1972). Составление, вступительная статья и комментарии М. Харитонова. М., «Новое литературное обозрение», 2015, 336 стр., 1000 экз.

Для тех, кто не знает: Габай Илья Янкелевич (1935 — 1973) — педагог, литератор, активный участник правозащитного движения в СССР, арестованный в 1969 году и осужденный на три года заключения. Во времена моей, например, студенческой молодости Габай был не человеком, а — именем. Живой легендой. Не меньше, но, увы, и не больше. Мы (студенты филфака МГПИ, учившиеся здесь через десять лет после Габая) слышали о его участии в демонстрациях в защиту арестованных диссидентов, о «Хронике текущих событий», о его помощи крымским татарам, о двух арестах Габая, о его заключении, о предательстве Габая его друзьями (Якиром и Красиным), о его самоубийстве; ну и — по пересказам — о содержании его речи на суде. И только. Содержание вышедших в начале 90-х трех сборничков текстов Габая как бы встраивалось задним числом в эту легенду. Ну а сегодня, когда движение времени внутри страны снова замедлилось, а тема человека (личности) в истории, тема внутренних (личностных) мотивировок в общественной деятельности вернули себе новизну, книга Габая обретает актуальность. Как книга о той точке внутреннего развития нашего общества, на которой мы когда-то остановились в конце 80-х (если не сказать: от которой за последние два десятилетия заметно откатились назад).

Я, например, открывал книгу эту для того, чтобы узнать подробности давних историй из «диссидентских» времен в СССР, о жизни политзаключенного в советских лагерях — все-таки это письма «из заключения». Но содержанием писем Габая оказался не репортаж о лагерной жизни, а — литература и философия. У Габая, занятого на физических работах, на чтение оставалось два-три часа в сутки, и вот эти часы были главными в содержании его лагерной жизни. Нет, разумеется, в письмах его много деталей и подробностей его лагерной жизни, но основное содержание писем составлял анализ прочитанного, скажем, только что появившейся в «Вопросах литературы» статьи Аверинцева о восточной (библейской) и античной традиции в литературе, статья Апта о Томасе Манне, новая книга Ахмадулиной и т. д. — «…в том же Лефортово я прочитал книги, за которыми давно охотился: Винкельмана, Дворника о средневековом искусстве, Муратова „Образы Италии” — многое. А в отношении беллетристики все возвращается на круги своя: я снова, после долгих крушений и сомнений, возлюбил XIX век, и в нашем искусстве — его традиции… А не XVIII, XVII век, и их продолжателей наших дней — с опорой на эффективную, но не всегда глубокую и, главное, не всегда человечную притчу. Законченное на днях перечитывание Камю (самое интересное, по-моему, в этом роде — а не Ионеско или Фриш) как-то еще больше скорректировало все это». В своих суждениях о литературе Габай достаточно определенен, почти жесток, но — не категоричен. Он думает, а не выносит приговоры. Оценки его — оценки человека, читающего литературу еще и своим тогдашним образом жизни, своим лагерным опытом. Литература и сочинительство не были для Габая попыткой заслониться от лагерного быта. Напротив, это был процесс выработки не только эстетических критериев, но и критериев этических — «…грустно очень, что у нас часто смещается терминология: нам бы сказать просто — холопство, подлость, а мы скажем, что у них обстоятельства, „среда заела”. Словом, настоящая интеллигенция не компрометирует себя обычной порядочностью (профессиональной), считает нормой сосуществование двух образов мысли: для своих и для всеобщего обозрения — и это, по-моему, чрезвычайно скажется в конце концов на общем потоке нашего научного, литературного и пр. багажа. Не может же быть, мне кажется, „теплая” (не холодная и не горячая) литература, наука». За слова эти автор их отвечал выбранной им самим судьбой.

Слабая надежда, но, возможно, чтение этой книги поколеблет высокомерно-снисходительное отношение последующих поколений наших интеллектуалов (для публичного употребления разучивших слова «постмодерн», «деррида», «фуко» и др.) к наивно-прямолинейным, безнадежно отставшим от своего времени «шестидесятникам», тип которого по устоявшейся традиции они персонифицируют полукарикатурными образами Евтушенко-Рождественского.

Александр Архангельский. Коньяк Ширван. М., «Время», 2016, 300 стр., 2000 экз.

Жанр (а в данном случае и — содержание) трех текстов, составивших эту книгу, следовало бы определить как «лирико-исповедальная проза», написанная в формате исторического исследования. У каждого текста в названии — историческая дата. И первый текст («1953. Ближняя дача»), самый как бы «незамысловатый», лирическая зарисовка из детства, читается в книге как программный — воспоминание повествователя о себе, мальчике из конца 60-х, гуляющем в Матвеевском в лесочке вдоль забора бывших правительственных дач, дорогу которому вдруг преграждает возникшая из проема в заборе собака — немецкая овчарка с белесым безжалостным взглядом; и мальчик инстинктивно понимает, что отступать нельзя; превозмогая себя, он делает угрожающее движение, потом шаг навстречу собаке, еще шаг и еще, и собака, заскулив, исчезает за забором. Ну а на следующий день мальчик возвращается, ему нужно увидеть то, что за забором: там — глухой заросший скорее лес, чем парк; «холодная пустая тишина, поперек которой каркают вороны», деревянный дом, «аляповатый, несуразный: очень длинный, а при этом низкий, двухэтажный», в котором жил и умирал Сталин, и стая собак, по-прежнему охраняющих это место. Первое острое непосредственное проживание истории.

Дата в названии следующего текста «1962. Послание к Тимофею» выбрана как бы произвольно: это год рождения повествователя, но — «времена не выбирают…» Текст представляет собой художественное исследование личных отношений повествователя и членов его семьи с «большой историей»; то есть исследование и исторической картины мира, породившего автора, и места автора в ней. Сюжетные мотивы: де Голль, ОАС, отказ Франции от Алжира — начало формирования новой конфигурации Европы, Европы «единой»; Карибский кризис и начало новой эпохи войн — медийных; Солженицын и Твардовский, поэтапное возвращение России ее исторической памяти, уход, как надеется автор, от перспективы всесокрушающего социального взрыва; Папа Иоанн XXIII и Второй Ватиканский собор в 1962 году как попытка Европы сохранить свои внутренние духовные опоры и т. д. И, наконец, третий текст в книге — «1987. Коньяк Ширван» — о смене исторических эпох в России, написанный Архангельским на подчеркнуто «локальном материале» — микромир советской художественной элиты: в телевизоре уже Горбачев, но писатели на автомате перед микрофоном все еще начинают свои речи словами «партия и правительство»; последние минуты прошлого, уже мертвого времени.

Гертруда Стайн. Войны, которые я видела. Перевод с английского Ильи Басса. Тверь, «Kolonna Publications»; «Митин журнал», 2015, 458 стр., 500 экз.

Чтение новых для нас текстов Гертруды Стайн — это радость приобщения к истокам современной прозы. Очень многое из открытого ею способа письма стало общим местом в стилистиках современных писателей, но в изначальной полноте и силе стилистика эта остается только в прозе самой Стайн. Ну, скажем, само дыхание ее прозы, в котором — парадоксальная форма взаимоотношений объекта художественного исследования с субъектом этого исследования, который («субъект») — это не только личность автора-повествователя, но и стиль жизни, которой живет повествователь, мир, который вокруг него, и, соответственно, «объект» и «субъект» в ее прозе как бы меняются местами, образно говоря, непонятно, кто кого изучает: автор изучает действительность или действительность — автора.

Вот ситуация, которая выстраивает текст «Войн, которые я видела»: Вторая мировая война. Гертруда Стайн, американка, еврейка, уехавшая из Парижа, прячется от немцев в деревне на юго-востоке Франции. Автор размышляет о том, что такое война, автор задается вопросом: «Что внутри вынуждает все знать о войне» — и попыткой ответить на этот вопрос и является, собственно, книга, которую пишет евро-американская интеллектуалка, точкой обзора выбрав традиционный — столетиями оформлявшийся и сохранивший до середины ХХ века свое внутреннее содержание — уклад жизни французской деревни.

Составитель Сергей Костырко

Составитель благодарит книжный магазин «Фаланстер» (Малый Гнездниковский переулок, дом 12/27) за предоставленные книги.

В магазине «Фаланстер» можно приобрести свежие номера журнала «Новый мир».