ПРИНЯТ, А НЕ ОТВЕРЖЕН

ДМИТРИЙ САРАБЬЯНОВ

_*

ПРИНЯТ, А НЕ ОТВЕРЖЕН

Сарабьянов Дмитрий Владимирович родился в 1923 году. Фронтовик. Искусствовед, автор многочисленных монографий и исследований по истории русского и мирового искусства. С 1992 года действительный член Российской академии наук. Автор двух книг стихов. Живет в Москве.

_{* *}

_*

Я подгоняю строки парами,
Не пользуясь резервуарами,
Гашёной известью загруженными,
Лесами, арками подпружными.

Я на глазок леплю юродивых.
Они в ответ послушны вроде бы,
Но временами хорохорятся —
Друг с другом и со мною ссорятся.

Как возомнятся Заратустрами —
Не столь уж мудрыми, сколь шустрыми,
Заполонят пространство значимое
Пустыми мыслями растраченными.

Мне их приходится обманывать —
Ряды и буквы строить заново,
Чтоб им и звуком и значением
Служить другому назначению.

Обман когда-нибудь раскроется,
И мне тогда не поздоровится,
И старику напомнят снова,
Что поначалу было слово.

Но как найти слова заветные,
Пусть тихие и незаметные,
Хранящие приметы местные,
И мне, и всем другим известные?

_{* *}

_*

Покой не снится мне никогда.
Снятся людьми набитые поезда,
В асфальт одетые города,
В их лабиринтах текущие дни —
Вдали от близких, от всей родни.

Тонет каждый шаг в пустоте,
Как первая строчка на белом листе.

Так же будет, когда концы
Отдашь, как правнукам леденцы.

_{* *}

_*

В полночь выйдешь, чтоб запереть дверь,
И остановишься у порога.
За спиной — Москва, впереди — Тверь.
Рядом — в избах Павел, Борис, Серёга.

Они не спят. Еле-еле горят огоньки
В окнах комнат, нарушая ночной порядок,
Слабым светом, как фитили из пеньки,
Вставленные в жёрла отстрелявших давно снарядов

(Тех, что с военных лет в памяти задержались).
Но хвастливо сияет деревенский фонарь,
Соревнуясь с луной и ей подражая.
И падают звёзды в ночную хмарь,

Скрываясь за спинами горбатых домов,
В которых никто не живёт, да и жить не может
Не только осенью и зимой,
Но и в летние месяцы тоже.

Но присутствие тех, кто ушёл давно,
И тем более тех, кто покинул сей мир недавно,
И, как показалось многим, — бесславно,
Ощущаешь, как жизнь, поглощённую сном,
Но текущую рядом — за занавешенным шалью окном.

Почему всё вместе здесь собралось —
Луна, люди — близкие и чужие,
Свет фонаря, падение звёзд,
Тени ушедших, что прежде жили?

Жизнь не гнушается волей случая.
Её забота — собрать воедино
Время и место. И если получится,
Вручить их Владыке и Господину.

Если это единство принято,
Жизнь течёт под крылом Господним,
Соединяя вчера и сегодня.
Всё, что утрачено, всё, что отринуто,
Возвращено без дознания строгого.
Всё это общее, всё это Богово.

_{Деревня Алексино}

Хоть зимой ты дрожишь, а в июне страдаешь от зноя,
Хоть ты стала последнее время по моде дурной одеваться,
Я хочу с тобой встретиться поздней весною.
Не подумай, что некуда больше деваться.

Я привык к твоему одномерному ритму,
К колыханию ветра, что с севера дует в окошко,
К холодильнику, где пребывает в печали поллитра,
Из которой я пью за обедом две рюмочки — понемножку.

К полям, что вокруг, окружённым гущею леса.
В них всегда отраженье небесной тверди.
Какое счастье, что в твои владенья залез я,
Тобою был принят, а не отвержен.

Основал тебя, видно, давненько мудрец Алексей иль Алексий.
Для тебя он сыскал едва ли не лучшее место.
Ты росла потихоньку, без бурных скачков, без последствий,
Хорошела, не очень полнела, осталась в невестах.

Объезжали тебя трактора и справа и слева,
Не хотели топтать твоё тело и портить твой запах.
Продолжал глотать Николай, а Нюрка осоловела
В его воровских, но очень красивых лапах.

Но ты на это смотрела сквозь пальцы.
Тебе интересней было увидеть, как доживает Серый —
На твоём краю маячивший старый мерин.
Он ведь один в лошадином списке остался.

Ты принимала пришлых в людское своё поголовье.
Уходили старики и старухи, приходили дети.
Образовалось алексинское сословье.
Ничего особенного. Но всё же не те, а эти.

Если прибавить к людям ежей и удодов,
Иволгу, местных кукушек, собак и кошек,
Множество птиц, неизвестных по имени, разной породы,
Бабочек, мух, комаров и мельчайших мошек…

Можно составить такой же список кустов и деревьев,
Трав и цветов, заверить его в сельсовете.
Чтобы никто не мечтал о покупке такой дорогой деревни,
Чтоб в ней оставались не те, а эти.

Что касается нас — меня, жены, детей и дальше по списку,
Мы служить тебе будем до последнего вздоха.
Но не вздумай нас вписывать в перечень на поверхности обелиска,
Что стоит в твоём центре: получится плохо.
Вместо тайны общенья живущих громко и ушедших тихо
Казённая справка с круглой печатью и пропуск на выход.