Кабинет
Евгения Кононенко

ДВА БИЛЕТА В ОПЕРУ

Евгения КОНОНЕНКО

*

Кононенко Евгения Анатольевна — прозаик, переводчик. Родилась в Киеве, окончила механико-математический факультет Киевского государственного университета им. Т. Шевченко (1981) и отделение французской филологии Киевского института иностранных языков (1994). Член Национального союза писателей Украины и Ассоциации украинских писателей. Произведения Кононенко переводились на русский, английский, французский, немецкий, японский, сербский, хорватский языки. Живет в Киеве. На русском языке в переводе Елены Мариничевой вышла книга повестей и рассказов «Без мужика» (М., «Флюид», 2009).



Два билета в оперу

Племяннице Ирусе не было и двадцати лет, а она уже была разведенной. Из дома бывшего мужа она вернулась в комнатку на Некрасовской, которую снимала ей ее мать Елена в семье своих знакомых. Когда Ируся только-только поселилась в Киеве и начала учиться в университете, Людмила Харитоновна и Ноксандр Иванович нередко наведывались в ее квартиру, расспрашивали хозяев про их квартирантку, как она, встает ли утром на первую пару, не приводит ли к себе подозрительных приятелей. Потому что чистое дитя из Хотиновки могло пропасть в городе великих искушений. И хозяева квартиры рассказывали: на первую пару не ходит, говорит, так рано и преподаватели не встают. Друзей к себе не приглашает, но сама возвращается домой очень поздно. Ей было наказали: хочешь у нас жить — домой не позже десяти. Но Ируся поплакалась маме по телефону: не разрешают ходить на курсы испанского языка и на занятия по тибетским знаниям, найди мне другую квартиру. И хозяева с Некрасовской отменили комендантский час, потому что тоже заинтересованы иметь немного денег, которые платит Ирусина мама. А где они еще найдут квартирантку не с улицы? Александр Иванович с Людмилой Харитоновной регулярно наведывались на Некрасовскую и, убедившись, что как бы там ни было, а дитя учится, уходили к себе с чувством выполненного долга. А теперь, после развода Ируси, такой контроль будто бы стал неуместным. И как это так, совсем юная вдруг вышла замуж без свадьбы, а потом так же внезапно развелась? Это не по-людски. То, что без свадьбы, понять можно. Сейчас очень трудные времена, денег нет ни на что. Ни у старых, ни у молодых. Людмила Харитоновна с Ноксандром Ивановичем также сорок восемь лет назад поженились без свадьбы, потому что тоже были трудные времена. Но все-таки Ируся могла бы по крайней мере прийти на чай с нареченным к своим ближайшим киевским родственникам. Так что теперь говорить про неслучившийся чай, если Ируся уже развелась с парнем. Только и знали о нем, что он жил на Жилянской. Неприятное место, хотя и в самом центре.Но с Жилянской Ируся вернулась в комнатку на Некрасовскую. Как быть теперь? Надо ли так же контролировать Ирусю? С одной стороны, она уже теперь не девушка, а разведенная женщина. С другой — все равно совсем юная. Еще два года учиться. Но ходить на Некрасовскую пенсионерам Александру Ивановичу и Людмиле Харитоновне становилось все трудней и труднее. Как же быть? Именно об этом и говорили они холодным осенним вечером, когда прозвучал телефонный звонок. Звонила разведенная Ируся:

Как ваши дела? Давно ничого не слышала про вас.

Ой, не спрашивай, Ируся. Пьем кипяток с сухариками, чай бережем для гостей. Олесь Иванович просит передать, что гостям все равно рады. Как дела у тебя, Ируська?

По-разному. Что-то хорошо, что-то плохо. Вы где-нибудь бываете, кроме жилконторы и поликлиники?

Ой, Ирусь, — смеется Людмила Харитоновна, — ты права, в основном в этих двух заведениях. Рады были бы куда-нибудь пойти, но в гости не с чем, а в театр не за что.

А хотите в Оперу? На «Аиду»?

Ируська, мы стараемся даже не проходить мимо Оперы, чтобы не страдать. Я чуть ли не плачу, как вижу афиши, и думаю, что уже туда никогда не попаду. И Олесь Иванович тоже. Вот он тебе хочет сказать, что мы откладывали с двух пенсий в течение трех месяцев, и вышло только на один билет. Олесь Иванович говорит, иди лучше ты, Людмила Харитоновна, а я ему говорю, Олесь Иванович, как это так, одной в Оперу? Мы же всю жизнь ходили вместе!

Я вас спрашиваю: хотите завтра на «Аиду»?

Но ж мы тебе объясняем: у нас нет денег, Ируся.

Я вам даю два билета. Ложа бенуар. Идите и ни в чем себе не отказывайте.

Ируся, мы не можем принять от тебя такой подарок. Ты же еще студентка, откуда у тебя деньги?

Билеты купил мой парень. Он уже работает.

Ну так идите на «Аиду»! Это так красиво: парень и девушка в Опере! А мы уж по радио послушаем любимые арии.

Мы не парень и девушка, а мужчина и женщина, и у нас на вечер другие планы.

Ну так продайте билеты! Ируся, продайте билеты под театром! Они же дорогие!

Сейчас никто не покупает билеты под театром, вы отстали от жизни. Так вы не хотите в Оперу?

Мы так хотим, что и сказать тебе не можем. Но ж билеты дорогие...

Я вам делаю подарок. Сколько раз мама у вас останавливалась и ничего не платила. А вы еще и пекли пирог. Я вам хочу подарить эти билеты.

Но это очень дорого, Ируся!

Наконец договорились, что Ируся зайдет к дяде Олесю и тете Люде за два часа до спектакля. Расскажет про свою жизнь — они ничего не будут распрашивать, она расскажет только то, что захочет, — подчеркнули свою тактичность Людмила Харитоновна и Александр Иванович.

Ируся пришла в тугих джинсах и черном свитре. На груди — десяток кулонов и амулетов на серебряных цепочках. Среди них — и знаки зодиака, и крестики разнообразных конфигураций. Ируся такая хорошенькая, зачем она намазала губы почти черным и намазала кудри каким-то раствором, будто голова только что из душа? Говорит, сейчас такой стиль.

В честь Ируси Людмила Харитоновна и Олесь Иванович купили триста граммов печенья, положили в вазочку. Заварили чай в сервизном чайничке, постелили белую скатерку на круглом столе. Им не терпится узнать о подробностях брака и развода Ируси. А она про это ни слова. Наоборот, рассказывает, что прочитала украинский перевод «Исповеди Блаженного Августина» и окончательно разочаровалась в христианстве. Если у истоков стояли такие, мягко говоря, придурки...

Вот билеты.

Ой, уж и не знаем, как тебя благодарить, Ируся. — Растроганные Людмила Харитоновна и Олесь Иванович уже надели свое театральное убранство. — Когда это было в последний раз? Ты не припоминаешь, Лесенька? Да, да, в восемьдесят шестом, на «Сельскую честь». Но это было даже не в Опере, а в бывшем Октябрьском дворце, потому что Опера была на ремонте. Людей было очень мало, — погрузились в воспоминания старые театралы. — Никто не хотел ходить в Октябрьский. Но представление нам очень понравилось, помнишь, Людмила Харитоновна? Благодарим тебя, Ируся, ты нам такой праздник устроила.

Так сделайте и вы мне праздник.

С радостью! Какой именно, Ируся?

Могу ли я остаться у вас, пока вы будете в театре?

К-конечно, но зачем тебе это надо?

Я ничего у вас не испорчу, все останется как было.

Да нет, мы не про это. Но зачем, объясни, зачем тебе оставаться у нас, когда мы пойдем в Оперу?

Послушай, может, ты хочешь парня сюда привести, — проявил сообразительность Олесь Иванович, — так ты это оставь, у нас не дом разврата!

Ну зачем ты так, Лесь, как ты мог такое подумать про Ирусю?

Дядя Лесь, тетя Люда. Но вас тут не будет больше трех часов! Надо, чтобы кто-то присмотрел за домом, чтобы воры не залезли! А постель я взяла свою, вам стирать не придется, никаких неудобств, только польза.

Нет, Ируся, мы никогда такого не разрешали, к нам даже никто никогда не обращался с таким, и тебе не позволим. И не надо нам твоих билетов. Забирай их. Если бы мы знали!..

Так вы не можете разрешить несчастной одинокой женщине встретиться с другом, когда вас нет дома?

Нет, Ируся, и никому бы не разрешили.

Но почему? Почему? Вы регулярно ходили проверять меня на Некрасовской, вам кто-то жаловался на мою неопрятность?

Не в этом дело, Ируся. Есть вещи, которые позволить невозможно. Бери эти билеты и идите в Оперу со своим молодым человеком. Это значительно лучше, чем...

Чем что?

Чем... чем то, что ты задумала...

Но с вашей квартирой ничего же не случится, тетя Люда! И в Оперу вам очень хочется! А мне очень хочется другого!

Ируся, как ты даже могла к нам обратиться с таким!

Ируся громко заплакала. Так громко и истерично, что Людмила Харитоновна и Олесь Иванович расстерялись.

Не плачь, деточка, ну не плачь, все будет хорошо...

Что будет хорошо? Что? Я не могу! У меня все болит! Все! Я уже полтора месяца не могу с ним встретиться! Мы собрали последние деньги, купили вам билеты в Оперу, а вы такие...

Ну так идите в Оперу, мы с Людмилой Харитоновной тоже на последние деньги ходили в Оперу, когда были молодыми.

И все только в Оперу и в Оперу? В постель никогда не ходили? Я вас спрашиваю, никогда?

Мы не можем отвечать на такие вопросы! Про такое не спрашивают! Запомни это, Ируся.

Я пришла к вам с горем, как к близким людям! А вы, оказывается, такие! У меня все болит! Все! Вот тут! — Заплаканная Ируся встала, чтобы показать ребрами ладоней, где у нее болит. — Так болит, что умереть можно! Я думала, вы поможете, а вы такие... — И вдруг резко сменила безумный крик на ласковый голос: — Разрешите, теть Люда, дядь Лесь, а?

Если у тебя так болит, надо идти к врачу, Ируся. А не устраивать истерики.

Я была у врача, была! Она мне сказала, чем это лечится.

Чем же, Ируся?

Тем, о чем я вас прошу. Мне надо встретится с парнем! Иначе я помру! — Ируся опять зарыдала.

Людмила Харитоновна пошла капать ей валерьянку, а Лесь Иванович вышел из себя:

Да что это за бешенство такое! Она помрет! Да был бы я твоим отцом, сейчас же стащил бы твои джинсы и так надавал бы тебе по тому месту, сразу бы тебе перехотелось!

Заплаканная Ируся опять порывисто вскочила на ноги, начала стаскивать с себя джинсы:

Бей, старый козел, если ты думаешь, что я от этого успокоюсь, бей, бей!

Прекрати! Ируся, прекрати! Что ты делаешь! Ты уж совсем!

Он — старший брат моего отца! Пусть бьет!

У Ируси под джинсами атласные трусики темно-зеленого цвета. Она хочет стащить и их.

Остановись, бесстыдница, тебя и вправду только бить!

Ну так бейте! Бейте! Где ваш ремень? Или у вас есть плеть?

Нету! У нас никогда не возникало потребности кого-нибудь бить! И про тебя всегда были такого высокого мнения!

Деточка, прекрати, ну, сядь, сядь, выпей капелек, оденься...

Ируся выпила валерьянки, села на диван, оставив джинсы на бедрах. Она уже не рыдает, только истерически всхлипывает:

Чтобы вы знали... дядя Лесь... битье по голой заднице обычно не притупляет половые чувства... а только их разжигает... Даже Абеляр и Элоиза делали так, когда любили друг друга.

Вот уж грамотейка! Изо всей мировой классики сумела вычитать только это!

Не только это! Не только! Что вы знаете про то, что я и где вычитала?!

Ну, может, не бить, — признал свою ошибку Олесь Иванович. — Но таких истеричек надо посылать на бураки! Тогда бы и правда успокоилась! Без свиданий в чужих квартирах!

На бураки? А вы когда-нибудь были на бураках? Я вас спрашиваю, вы когла-нибудь были на бураках?

Мы много чего познали в этой жизни, Ируся, а на бураках не доводилось бывать. Но мы и без бураков знали, что и где можно себе позволить, не бесились, как те собаки.

А я на бураках была. И знаю, как бесятся там. Вот уж где и вправду не люди, а собаки. Вы когда-нибудь слышали, какие слова произносят мужчины на бураках? Я могу процитировать!

Не надо, не надо, Ируся. Ты лучше подтяни свои джинсы.

А женщины, если этих особ, конечно, можно назвать женщинами! Вы когда-нибудь видели, как они наклоняются и качают своими жирными задами! И воют, и верещат, когда мужики проходят мимо них...

Не надо, Ируся, не надо, в жизни много всякой грязи, надо думать о высоком... о святом...

Да, про «Аиду»... про «Травиату»... или, в крайнем случае, про «Наталку Полтавку»! Я же именно со святого и начала! Кто завел разговор про стаскивание штанов и про бураки?

Ируся, если ты такая, — Людмила Харитоновна долго ищет нужное слово, — темпераментная... девушка... почему ты развелась? Ты же была замужем, и все было хорошо...

Кто вам сказал, что все было хорошо? Я его н-ненавидела, как... как мужика с бураков!

Ируся, деточка, так зачем же ты тогда выходила за него замуж?

А вы думаете, хорошо жить, когда все тебя спрашивают: где была, когда вернешься? То хозяйка квартиры, то вы с комиссией явитесь! Думала, буду разведенной, не так контролировать будут каждый шаг! А вы ничего не понимаете!

Зря ты так думаешь, Ируся. Мы гораздо больше тебя понимаем.

Ну так пустите нас на этот вечер! Увидите, мы ничего вам не испортим. А вы еще успеете в Оперу...

Ируся, мы прожили большую жизнь... И много чего понимаем. Даже то, о чем не говорят. Раньше, когда были лучшие времена, у нас много людей останавливалось, ты же знаешь, мы никому не отказывали, и твоей маме тоже. И знаешь, останавливались у нас как-то молодые из вашей Хотиновки, они ехали в Ялту и проездом одну ночь ночевали у нас. Мы с Олесем Ивановичем постелили им в гостиной, на этом диване, где ты сидишь. А себе в этой спаленке, совсем рядом. И ты знаешь, Ируся, они, пока спали у нас, ничего себе не позволили! Это было так культурно! Так порядочно! Так интеллигентно! И ты знаешь, Ируся...

Тетя Люда! Помните, у вас жила кошка Шарлотта?

Царство ей небесное. — Людмила Харитоновна и Олесь Иванович в унисон всхлипнули.

Помните, вы ее прооперировали, потому что она все время сбегала к котам! И вы ее не били и не читали ей лекций про высокую мораль! У меня та же самая проблема! Я к вам пришла с горем, а не с блудом! — Ируся опять перешла на сумасшедший крик. — Я бы тоже сделала себе операцию! Но где?..

Замолчи, Ируся, замолчи, ты еще должна родить ребенка, и все будет по-другому!

Я не знаю, встречу ли я мужчину, от которого захочу ребенка!

Встретишь, обязательно встретишь!

Я до тех пор помру! Вы ничего не понимаете! Если лично с вами такого не было, то вы думаете, что такого вообще не бывает!

Ируся, что ты делаешь, встань с колен и подтяни штаны! Ируся, положи нож! Ируся, у тебя кровь на шее, Ируся, что нам скажет твоя мама! Ируся, мы сейчас посоветуемся с Олесем Ивановичем, может, мы сможем оставить тебя тут! Который час? Двадцать минут седьмого! Нам отсюда близко! Может, мы еще успеем в Оперу, только отдай сюда нож!

Ируся упала лицом на пол. Расстроенный Олесь Иванович поднял ее, попробовал натянуть на нее джинсы. Ируся отскочила и завизжала:

Куда ты свои руки суешь, старый развратник! Корчишь из себя праведника, а сам только про то и думаешь! Езжай, поработай на бураках! Сезон еще не закончился! Пойди послушай и посмотри, как оно там!

Ируся, ты утратила разум, деточка, успокойся!

Вы могли этому помешать! Я к вам пришла как к друзьям! А вы старые святоши, а не друзья!

И-ру-ся! Мы посоветуемся с Олесем Ивановичем на кухне и, скорее всего, разрешим тебе то, о чем ты у нас просишь. Только подожди немного! И главное, успокойся. Успокойся. Вот так. Вот так. Ируся больше не плачет. Больше не плачет. И даже не хлюпает. Все хорошо.

А можно, я пока позову сюда своего парня? Он замерз внизу.

Конечно, деточка! Надо было сразу идти с ним!

Ируся подтянула джинсы, накинула плащ, вышла и скоро вернулась с парнем. Старые супруги почему-то ожидали увидеть чернявого юношу грузинского типа с хищным черным взглядом. Ируся привела беленького невысокого и очень тоненького паренька. Чувствовалось, что ему было неловко.

Дядя Олесь и тетя Люда пошли в кухню и закрыли за собой двери.

Ты знаешь, я тоже выпил бы валерьянки. — У Олеся Ивановича дрожали и голос и руки.

А я так хотела в Оперу, Олесь. Может, мы бы кого-нибудь встретили в антракте из знакомых? Помнишь, мы раньше всегда встречали в Опере знакомых.

Но если брать эти билеты, надо оставлять эту парочку тут! И превращать наше жилище в бордель!

Везде теперь бордель, Олесь. Ты сам это знаешь.

Но не в нашем доме... Хотя... эта девочка... и правда больна... и я тебе скажу... что до того, как мы познакомились... я, конечно, был парнем, не девушкой... со мной что-то такое бывало... как вот с ней... и я, ее возраста парень... в той самой Хотиновке... ходил к женщине с бураков... ты прости, Людмила Ивановна, что я об этом...

Харитоновна, Александр Иванович...

Еще раз прости меня, Харитоновна... Но я думал, что такое бывает только с мужиками. А чтобы с девкой! Да еще и с такой грамотной!

Ты знаешь, Олесь, если бы я видела — у них любовь. То я бы, честное слово, вспомнив нас сто лет назад...

Пятьдесят, Люда...

Но это же черт знает что! Мне надо! У меня горит! Мне припекло! Что это такое?

А еще я по опыту знаю...

Что ты знаешь по опыту, Олесь Иванович?

Столько, сколько идет «Аида», этим не занимаются. Потом идет хлюпанье в ванне. Потом достается бутылка.

А я и не знала, что у тебя такой опыт...

А потом начинают шарить по квартире.

Да, если бы мы были бы готовы к этому, то замкнули бы спальню и в ней все ценные вещи...

Какие у нас ценные вещи, Людмила Ивановна, то есть Харитоновна?

А наша переписка? Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь это читал! Как почувствую близкий конец, я сожгу эти письма!

Так жги сейчас! Смерть может прийти неожиданно!

Спасибо за совет, Олесь Иванович! Но мне хочется подольше сохранить наши письма!

Ты такая сентиментальная!

И кроме того, то обручальное кольцо, неизвестно, золотое ли оно, которое ты мне когда-то подарил, ты сам сказал, это от вашей бабушки.

От прабабушки.

Тем более. Но Елена тоже на него претендовала.

Они с братом считают, что оно потерялось.

Тем более мне бы не хотелось, чтобы через Ирусю они узнали, что кольцо у нас.

Впрочем, чего бы она полезла искать это кольцо! Ты уж совсем, Люда!

А в Оперу мы все равно опоздали!

Олесь Иванович вынул из кармана театральных штанов часы на цепочке, грустно покачал головой:

Звучит первый звоник.

Надо было меньше вспоминать женщин с бураков!

И пустить этих скаженных котов на наш диван?

Итак, мы им скажем, что рады их видеть у себя. Пусть приходят на чай, пусть будут нашими гостями. И когда мы совсем начнем им доверять, то не надо и билетов в Оперу! Мы можем пойти в гости к Гале!

Да, мы не видели Галю больше года! Надо было бы проведать ее до гололедицы!

Старые супруги наконец приняли решение и вышли с кухни в коридор. Людмила Харитоновна двинулась в комнату, открыла двери и с ужасом закрыла их.

Что случилось?

Они там... Уже... Прямо на полу...

Я их сейчас! Таки отдубасю! Обоих! Чем под руку попадет!

Стой, остановись! Они могут склеиться! — Людмила Харитоновна судорожно схватила разгневанного мужа. И им обоим припомнилась одна из самых ужасных картин их далекой молодости, как выносили из студенческого общежития двоих любовников, которые не могли разъединиться, когда их застукали.

Пойдем! На улицу! Тут душно!

Они помогли друг другу надеть пальто и, содрогаясь от звериных звуков за стеклянными дверями комнаты, тихо вышли из квартиры. Было темно, в подъезде воняло мочой и мышами. Старый дом был недалеко от Оперы, до него еще не добрались новые покупатели. Наощупь вышли, медленно пошли по холодной сухой улице, не зная, что сказать друг другу. Наконец он заговорил:

Они нас прямо берут за горло. Сейчас мне хочется умереть. Внезапно. Упасть на землю и больше не встать.

А я не хочу умирать, Олесь. Я хочу дождаться, чтобы Ируся по-нормальному вышла замуж. И к Гале мы еще должны заглянуть до гололеда. Еще есть дела.

Да, и ванную комнату надо было бы побелить. Может, Витька бы приехал, помог! Он же на пятнадцать лет младше меня.

Витька — это отец Ируси, муж Елены. Он еще работает в своей Хотиновке. В последний раз они с Еленой и с маленькой Ирусей были все вместе у киевских родственников бог его знает как давно. Когда Ируся еще не выговаривала букву «р» и обижалась, что ей дали имя, в котором эта буква есть.

А помнишь, какую утку они тогда привезли? Вы с Еленой ее приготовили с яблоками!

С капустой! Мы ее приготовили с капустой!

А мне кажется, с яблоками!

Я готовила, и я помню!

А я ел!

Поедим ли мы до смерти еще такую утку?

Вчера ты плакала, попадем ли мы в Оперу.

Да, жизнь берет за горло.

И все равно хорошо, что жизнь, а не смерть.

Но после недавней сцены таки хочется помереть...

Они медленно шли по осенней улице. Падали сухие листья. Сияли роскошные магазины. Там, за стеклом, люди покупали пиво и колбасу. В Опере уже давно закончилась увертюра, занавес вознесся вверх, открыв сцену с древнеегипетскими декорациями. А вверху, в маленькой квартире в старом доме, двое молодых людей, нахально выгнав из дома старых хозяев, утверждали свое право... какое право? Мир и вправду безумный.

Старики остановились возле одного из магазинов.

Давай купим немного ветчины.

А может, лучше четыре сосиски?

Ты взял с собой деньги?

Кажется, у меня что-то было в кармане. Вот пятьдесят копеек, а вот еще, а вот и гривна.

Вот вы где! Вы забыли ключи! Вышли из дома без ключей! Дер­жите!

К ним подбежали счастливые парень и девушка. У Ируси от поцелуев стерлась ужасная темная помада, без нее она хорошенькая, как цветочек. Очень похожа на сестричку ее отца и Олеся Ивановича, которая когда-то умерла молодой.

Ирина нас не познакомила. Меня зовут Артур. — Парень протянул руку, и Олесь Иванович пожал ее. А что ему еще было делать?

Перевела с украинского А. Бражкина

Вход в личный кабинет

Забыли пароль? | Регистрация