* *
*
Веселые бессовестные дни,
И мы одни, мы так с тобой одни,
Что, в лихорадке счастья утопая,
Слагают нас воздушные стихи,
За глянец глаз отпущены грехи,
И “Раковая шейка” — капля рая.
Винил поет армстронговой судьбой,
Завинчивая ноты над собой,
Внутри трубы ему не одиноко?
Вот вермут в баккара, вот фуа-гра,
Кружись-катись, амурная мура,
Соединяй, как молоко и мокко.
Прости, что я — извечное вчера,
Сегодня здесь, а завтра фраера-
Архангелы пошлют с мешком по ямбы.
Какой тогда завяжешь узелок?
Я от любви в какую даль ездок?
Я от нее как абажур без лампы.
* *
*
Захмелев от солнечного зелья,
Морю в рот с 12-ти смотря,
Мы с тобой — везучая неделя
В щупальцах кальмара-сентября.
Наша жизнь играется иначе:
Вперемежку с ленью золотой.
Мы сумели вырулить к раздаче,
Нагрузиться этой синевой.
Хочешь, на пиратском белом бриге
К Стивенсону в гости поплывем?
Станем продолженьем старой книги:
Свежую историю соврем.
Жирный берег в нас влюбился или
В эту жизнь мы жадно влюблены?
Мы еще судьбу не докурили,
Мы еще долистываем сны.
В М@рокко
...Из брюха “SONY” катится арба
Шаманской флейтой... слаще, чем судьба —
Опять на яндекс ловится Марокко.
...Февраль тоску дублирует во мгле,
Банальное шуршит о ремесле,
Жуковским на плите вскипает мокко.
Сквозь фокус-век трудись, модемный шнур,
Вращайся, мышь, фиксируй, абажур.
...Повозка-ослик, продолжай движенье
По улочкам Медины, старичок,
Везущий кориандр, от суры взмок,
За Эль-Бади тенистое спасенье?
В песочном — “фа”, в ультрамарине — “соль”,
Накапай, деревянная, бемоль,
У Марракеша — сундуки и сласти.
Табачный ангел, продавец огня,
Зачем смущать бессмертием меня,
Зачем сулить игрушечное счастье?
Шесть строк в строфе, морфема в голове,
В каком Магрибе пропишусь в молве,
С каким станцую африканским богом?
В калейдоскопе музыки — мечты,
С воздушными я вырулю на “ты”...
...Бумага “KYM” прохвачена Востоком.
* *
*
Завари эту жизнь в золотистом кофейнике мглы,
Сахаристую речь переплавь в стиховые миры,
Пусть анапест сверкнет, пусть светлеет от ямба в башке
После века в тоске, после птицы-синицы в руке.
Завари эту смесь на ромашке, на дольнике, на
Крутизне-белизне, существительном ярком “весна”,
Пусть когтистая смерть отплывает на вторнике в ад,
Откуси эту жизнь так легонечко, как мармелад.
Откуси эту жизнь, чтобы звезды пролились ручьем
За раскидистый куст, за которым лежалось пластом,
Чтоб перу — канифоль, чтоб смычок надышался чернил,
Откуси этот рай от Европы до птичьих Курил.
Посмотри-ка в тетрадь, там за Стиксом прощают стихи,
Там Харон раздает по тарелке такой требухи,
Что вторую бы жизнь намотать бы поэтам, как срок,
Заверни этот бред, как лоточник-пацан пирожок.
Завари эту жизнь в Подмосковье, где буковок рать
За китайской стеной волшебству обучает внимать.
Пусть курносая смерть отплывает на вторнике в ад...
Окунись в тишину: дочитай виноградник менад.
* *
*
Весна в цветной метафоре,
Другие сны вкусны.
В каком зеленом авторе
Сверкнули колдуны?
...Все в парке просыпается,
Ссыпается с небес.
С бумажкой пес играется —
Смешиночка, гротеск.
Свет персиком сезанновым,
Шершавится листва,
Старателем Тумановым
Я в золото слова
Так оберну, как хочется,
Слетайтесь, соловьи!
Что в музыке пророчится —
Приклеится к любви
Воздушным, мандариновым,
Расстегнутой судьбой.
...Кого, кифара, выловим
Бессовестной игрой?
* *
*
Не исчезнем, за воздух цепляясь, позабудем копеечный бром,
По наводке гречанок стараясь, мотыльковой поэмой блеснем,
Все, что нам переметили гномы, в адаманте случайной строки
Отстоялось, так будем знакомы, мальчуковые копы тоски!
Пионеры разведок задаром, Робинзоны, я сам — Робинзон.
Я в столице — прощенным корсаром — откопал на бессмертье талон.
Кто сказал? Это я повторяю, в монитор запуская мозги,
Перезрелых коней не стегаю у верховий кастальской реки.
Не отвалим, пока бестолково и счастливо на сто киловатт,
В каждом снова — под соусом слово, в каждой ноте — последний кастрат.
Дай тебя поцелую, подруга, через “ы” накорябаю — “жыв”,
Слышишь, катит минорная фуга черепашьего века мотив.