+ 7
В. Т. Третьяков. Русская политика и политики в норме и в патологии. Взгляд на события российской жизни 1990 — 2000. М., “Ладомир”, 2001, 863 [восемьсот шестьдесят три!] стр.
В мартовском выпуске новомирской “Периодики”, процитировав ироническую реплику Александра Агеева (“Иногда мне кажется, что писания [Александра] Панарина — не аналитика вовсе, а поэзия, и „элита”, „массы”, „прогресс” — художественные образы...”), я заметил: “А что же она — политическая аналитика — такое, если не поэзия? Неужели — наука?” У первого главного редактора “Независимой газеты” Виталия Третьякова иное мнение об этом жанре: “Ббольшая, чем у обычных журналистов, информированность; объективность комментария; превосходящая средние показатели точность, или сбываемость, прогноза”.
Нет, поэзия! поэзия! — см. хотя бы “Разговор Березовского с Путиным. Политический сон в майскую (2001 года) ночь” (“НГ”, 2001, 18 мая). Впрочем, рецензент “Книжного обозрения” (2001, № 41, 8 октября) Феликс Штирнер уверяет нас, что “Русская политика и политики в норме и в патологии” — это большая проза. И уточняет, переворачивая известное ленинское высказывание о Маяковском: “Не берусь судить, как тут насчет политики, а вот насчет литературы ручаюсь, что это совершенно правильно”. Перефразируя Штирнера: не знаю, какая это проза, но вот насчет политики — есть вещи в своем роде образцовые, о деле Бабицкого, например.
Том — огромен (я его ушибленной на гололеде рукой еле ворочал), и это только треть того, что напечатал Третьяков в своей газете. Статьи сопровождаются краткими авторскими комментариями — глядя из 2001 года,— например: “Одна из тех статей, за которую я до сих пор испытываю и профессиональную, и гражданскую гордость...”, или: “Многое в этой статье мне нравится до сих пор...”, или: “Какая все-таки наивность!” Но составить книгу только из удачных статей всякий может. В этом смысле “Русская политика...” — хороший урок для начинающих (и не только) журналистов: как из разносортицы, поденщины и всяческогопрошлогоднего снега можно сделать хорошую и даже очень хорошую книгу. Потому что — труженик, профессионал.
Элвин Тоффлер. Метаморфозы власти. Знание, богатство и сила на пороге ХХI века. Перевод с английского В. В. Белокоскова, К. Ю. Бурмистрова, Л. М. Бурмистровой, Е. К. Комаровой, А. И. Мирер, Е. Г. Рудневой, Н. А. Строиловой. Научный редактор, автор предисловия П. С. Гуревич. М., АСТ <http://www.ast.ru>, 2001, 669 стр. (“Philosophy”).
Сразу отмечу, что русский перевод книги знаменитого футуролога Элвина Тоффлера (Alvin Toffler) вышел в издательстве, ориентированном на массовые продажи, тиражом три тысячи экземпляров, что по нынешним временам очень хорошо. Но... но... но... “Метаморфозы власти” (“Power Shift”), как и две предшествующие части трилогии про шок будущего и третью волну, книга прогностическая — о том, чего (на момент написания книги) еще нет или почти нет, но что может произойти, если правильно интерпретировать настоящее (опять-таки на момент написания книги). Но вышла-то она в оригинале в 1990 году! Соответственно писалась в конце 80-х! (Меня искренне тронуло упоминание жесткого диска компьютера с памятью в 20 мегабайт). Это ж надо, не при советской власти, не при Главлите, а при свободе и демократии, в отсутствие Идеологического отдела ЦК КПСС десять лет ждать, чтобы перевели некогда актуальную книгу, которую надо было читать по крайней мере в середине 90-х. А теперь, в начале ХХI века, будущее уже наступило и мир изменился — изменился отчасти по Тоффлеру — и прогностика превратилась в констатацию очевидного, отчасти не по Тоффлеру... Короче, за что деньги уплочены?![1] Неужели за “поэзию”? Разворачивающаяся в книге картина меняющегося мира действительно впечатляет — при всех “но”. Автор предисловия, профессор Павел Гуревич, считает, что известной контроверзой Тоффлеру являются строки Юрия Кузнецова: “Зачем мы тащимся-бредем / В тысячелетие другое? / Мы там родного не найдем. / Там все не то, там все чужое”. А тут?
Сергей Кара-Мурза. Советская цивилизация. Книга первая. От начала до Великой Победы. М., “Алгоритм”, 2001, 528 стр. Серия “История России. Современный взгляд”.
“Книга эта — не научный труд, в ней много аргументов, не поддающихся критической проверке строгими методами”, — предупреждает автор[2]. О да! Цитирую: “Я почти уверен, что все сегодня в душе понимают, что в конце 20-х годов сталинизм, при всех его видимых уже тогда ужасах, оказался с точки зрения судьбы России (СССР) лучшим выбором — и потому подавляющая масса народа сделала именно этот выбор”. Цитирую: “Тридцать лет до Ленина в России гремели взрывы и выстрелы (по подсчетам некоторых историков, от рук террористов до 1917 г. погибло 17 тыс. человек). Короткий исторический период — когда воплотился „проект Ленина” — мы жили спокойно и безопасно. И не сознавали этого, думали, что это — естественное состояние. Сегодня, когда этот проект мы позволили пресечь, взрывы загремели снова”.
Это та степень оригинальности/ангажированности/простодушия/бесстыдства, которая лично у меня неизменно вызывает не протест, а неподдельный интерес. Конечно, С. Кара-Мурза не ученый, а публицист, человек, не ищущий, а “знающий” истину. От хладнокровных и циничных “манипуляторов сознанием” (против которых Кара-Мурза сочинил огромный том, переизданный недавно издательством “Алгоритм”) он отличается тем, что сам — верит. Вопреки его инвективам в адрес “советской мифологии”, он занимается не чем иным, как оживлением советского мифа, попыткой — надо думать, не последней — вдохнуть в него жизнь. Но сколько ни тверди, что Ленин — не палач, а спаситель, все равно чучело людоеда не шелохнется. Постоянные ссылки на Есенина[3] способны вызвать улыбку (Есенин знал, что и когда надо писать в Советской России, а вопрос об искренности/неискренности поэтов — особенно советских — тема отдельная и увлекательная).
Профессиональный евразиец Александр Дугин заметил, что “коммунизм должен быть не отброшен, а осознан, причем осознан в некоммунистической системе координат” (“Литературная газета”, 2001, № 50-51, 12 — 18 декабря). Сергей Кара-Мурза пытается осознать русский коммунизм именно в коммунистической системе координат, поэтому его мысль зачастую тавтологична. Он описывает/оценивает советский проект посредством советского — местами невыносимого — языка (“еще более опасным было то, что отмена чрезвычайных мер и расширение демократических прав сразу были использованы буржуазными слоями, особенно кулаками на селе”) и через призму своих априорных представлений, которые как раз и рождены этим самым советским проектом. Естественно, всякая оппозиция — тогдашняя или нынешняя — советскому проекту оказывается в такой картине мира проявлением ущербности классовой или нравственной. (Впрочем, меня нисколько не покоробила неприличная по нынешним временам классовая или, скажем мягче, — социально-нравственная критика таких канонизированных произведений, как “Дни Турбиных”/“Белая гвардия” и “Окаянные дни”.)
И все-таки — в “плюс”? После некоторых колебаний — да. Лучшее в книге (поэтому и ставлю ее в “плюс”) — искренняя и нетривиальная попытка осознать “советскую цивилизацию” как целое — в соответствии с ее собственной природой, а также воспоминания автора (ради некоторых абзацев о военном детстве ему многое прощаешь). Мне было бы жаль, если бы книга не увидела свет.
“Следует объяснить новому поколению российских граждан, почему значительная часть общества поддержала советскую власть, как и то, что десятки миллионов граждан страны находились к ней в оппозиции (пассивной и активной)”, — пишет в “Известиях” (2001, № 235, 21 декабря <http://www.izvestia.ru>), напоминая о необходимости позитивной картины русского ХХ века, преподаватель истории в Православном Свято-Тихоновском богословском институте Борис Филиппов. Первую задачу — в меру сил и не вполне удачно — пытается решить Кара-Мурза, вторую — тоже в меру сил — Валерий Шамбаров.
Валерий Шамбаров. Государство и революция. М., “Алгоритм”, 2001, 592 стр. Серия “История России. Современный взгляд”.
“Было ли падение коммунизма неизбежно? Да, было”[4].
“Не было в нашей истории ни одной точки, ни одного отрезка, чтобы не жило и не действовало в русском народе сил, противостоящих [коммунистическому] рабству. То есть полностью сопротивление так и не было подавлено никогда”.
Плюрализм издательства “Алгоритм” восхитителен[5]. Одновременно с советской книгой красного Кара-Мурзы — антисоветская книга белого Шамбарова. Об антикоммунистической борьбе в России, о трех ее гражданских войнах (вторая — под именем коллективизации, третья — во время Второй мировой). Кара-Мурза посвятил свою книгу павшим 3 и 4 октября 1993 года. Шамбаров одобряет Ельцина за то, за что Кара-Мурза проклинает. Они несовместимы как материя и антиматерия: если прав Кара-Мурза, не может быть прав Шамбаров, и наоборот.
Люблю читать такие толстые книги с обширной библиографией (381 позиция; у Кара-Мурзы источники, как правило, не указаны), выковыривая из них всякое-разное, любопытное. Антикоммунистический пафос автора мне близок, но все равно “изюм” слаще.
Скажем, почему Есенин среди мест, где он побывал в 1919 — 1920 годах, упоминает Персию, а во всех исследованиях его жизни и творчества считается, что он в Иране не был, хотя и стремился туда? Потому, что из советской истории была вычеркнута существовавшая в северных провинциях Ирана Гилянская Советская республика, которую, видимо, и посетил в 1920 году поэт, а покровительствовавший Есенину Блюмкин был там комиссаром штаба “Гилянской рабоче-крестьянской красной армии” и членом ЦК компартии Ирана.
А большевики после прихода к власти уничтожили все собранные следователями материалы о связях революционеров с немцами, но в архиве (ЦПА ИМЛ) сохранился удивительный секретный доклад Е. Поливанова и Г. Залкинда об этих изъятиях: “Председателю Совета Народных Комиссаров. Согласно резолюции, принятой на совещании народных комиссаров тов. Ленина, Троцкого, Подвойского, Дыбенко и Володарского, мы произвели следующее: 1. В архиве Министерства юстиции из дела об „измене” тов. Ленина, Зиновьева, Козловского, Коллонтай и др. мы изъяли приказ германского имперского банка № 7433 от второго марта 1917 г. с разрешением платить деньги тт. Ленину, Зиновьеву, Каменеву, Троцкому, Суменсон, Козловскому и др. за пропаганду мира в России....”
А самые ценные и надежные советские агенты в Берлине — группа Харнака и Шульце-Бойзена — не просто передали сведения о сроках начала войны, но и информацию/дезинформацию о том, что этому будетпредшествовать ультиматум, обязывающий СССР вступить в войну против Англии. Поэтому можно предположить, что Сталин в июне 1941 года ждал немецкого ультиматума, а не начала военных действий.
Элвин Тоффлер в “Метаморфозах власти” упоминает Рихарда Зорге как талантливого и энергичного профессионала, чьи предупреждения были проигнорированы начальством. По версии В. Шамбарова, Зорге был двойником, но не таким, который работает, в сущности, на одну сторону, а таким, который “честно” работал и на немцев, и на СССР, что, если учесть серьезность и продолжительность тайных немецко-большевистских/советских связей, не столь невероятно, как представляется задним числом.
А Мюллер будто бы использовал разоблаченную “Красную капеллу” не просто для радиоигры с Москвой, но для... работы на Москву.
А... Словом, читайте сами.
Игорь Клех. Книга с множеством окон и дверей. М., “Аграф” <http://www.ru.net/~agraf.ltd>, 2002, 464 стр.
“Выросший в пограничье бывшей империи, Игорь Клех навсегда сохранил напряженный, пристальный и слегка подозрительный взгляд пограничника”, — таким видит нашего героя Лев Рубинштейн (“Еженедельный Журнал”, 2002, № 3 <http://www.ej.ru>). Вот пока я собирался что-нибудь написать о Клехе, умные люди уже высказались.
Ольга Славникова: “„Книга со множеством окон и дверей” И. Клеха являет собой еще один образец non-fiction, где через персону автора выясняется отношение искусства к действительности. И. Клех по преимуществу прозаик[6], поэтому, о чем бы он ни говорил, он стремится писать прозу. <...> Интонация весьма узнаваема. Бывает, что Набоков привязывается, будто популярный шлягер: мычишь его и мычишь. Впрочем, в сочинении собственных слов на известную „музыку” есть известный ресурс, в том числе иронический и полемический. Кроме того, писать после Набокова и Платонова простым неокрашенным языком — неценно и бессмысленно. И хотя И. Клех на словах сильно возражает против сверхплотной прозы, на деле он учитывает ее уроки. Поэтому читать его тексты „вкусно” — независимо от того, имеют ли они предметом „вращательную природу времени” или украинский борщ...” (“Время MN” от 17 января 2002 года <http://www.vremyamn.ru>).
Елена Дьякова: “Эссеист, о чем бы он ни... — говорит о себе. Книга его — чертеж картины мира, куда входят и карпатские села, и Нестор-летописец, и Петр Великий, и украинское барокко, и сецессионизм Бруно Шульца, и сокровенный человек Платонова. И уверенность в том, что психика людей (включая тех, кто „загружен по ватерлинию боезапасом душевного комфорта”) управляется „лунным притяжением” великих книг. А также в том, что рыбная солянка без грибов — перевод продукта. Это картина мира абсолютно нормального и действительно культурного человека. До такой степени нормального, что хоть по ярмаркам вози. Иерархия текстов и объектов на редкость тщательно по нынешним временам выстроена и отцентрована (воспользуемся авторским термином). Но вид из „окон и дверей” книги — почти беспросветный, зябкий, как весна у Саврасова...” (сетевая “Газета.Ru” от 17 января 2002 года <http://www.gazeta.ru>).
Павел Басинский: “...В-третьих, Клех — единственный современный писатель, который искренне не любит реализм. Все остальные только прикидываются, что его не любят, а сами тайком почитывают и посматривают именно самые примитивные реалистические книги и фильмы. Клех же — модернист натуральный. Он, в принципе, свободно владеет приемами реалистического письма. Когда он описывает украинский борщ или баклажаны в углях, то несколько даже поигрывает мускулами своей письменной речи, точно культурист на подиуме. Одной, главной, тонкости он, правда, не знает. Реализм не мясо языка, но свет. Глаза девушки, как мокрая смородина, — это не реализм, а штукарство. Убери это сравнение у Толстого, и от Катюши Масловой ничего не убудет. А вот назови он Катюшу, например, Мариной или Олинькой — и все пропало. Впрочем, Клех Толстого не любит, о чем он давно отважно заявил на „круглом столе” в „Литературной газете”. <...> Потом Клех где-то написал, что когда он попадет в ад за свои модернистские грехи, то его накажут таким образом: заставят вечно читать бесконечный реалистический роман. Надо ли говорить (добавлю от себя), что это будет как раз „Анна Каренина” с бесконечным продолжением?” (интернет-журнал “Топос” <http://www.topos.ru>).
Что я, грешный, могу к процитированному добавить? Почти ничего. В сборнике есть разделы: О целях, О книгах, О видениях, О местах, О блюдах, Рецепты. О себе. Лучшее — о кошках и собаках. Да, большое достоинство — ХОРОШИЙ КРУПНЫЙ ШРИФТ. Но Рубинштейн жалуется на опечатки.
Станислав Рассадин. Русская литература: от Фонвизина до Бродского. М., “СЛОВО/SLOVO” <http://www.slovo-online.ru>, 2001, 288 стр. Серия: “Большая библиотека „СЛОВА””.
А у Рассадина шрифт мелкий, но бумага лучше. И симпатичные (черно-белые, но многочисленные) иллюстрации. “Это необычная история русской литературы ХVIII — ХХ веков”, — читаем на четвертой странице обложки. Но, несмотря на квазиакадемическое название, это скорее хронологически выстроенный сборник эссе о русских литераторах. Эссе, частью печатавшихся в периодике и соответственно отмеченных в “Периодике” новомирской. Крылов. Барков. Батюшков. Жуковский. Пушкин. Гоголь. Белинский. Вяземский. Лермонтов. Герцен. Тютчев. Гончаров. Тургенев. Достоевский. Блок. Чехов. Гиппиус. Мандельштам. Ахматова. Пастернак. Цветаева. Ходасевич. Есенин. Булгаков. Замятин. Маяковский. Бунин. Твардовский. Чуковский. Набоков. Солженицын. Шукшин. Окуджава. Искандер. Ерофеев [Венедикт]. Буквально все друзья и знакомые Кролика — не перечесть. (В книге есть именной указатель, ура!) Но любопытно: чем дальше вглубь веков, тем интереснее, и наоборот. Как будто даже относительное приближение к презираемому Рассадиным литературному сегодня наводит на него уныние и апатию. Вот Клех: что о Пушкине, что о Салимоне... (Станислав Борисович, это я так шучу).
Кстати, в эссе “Такое разное серебро” Рассадин ссылается на авторитет Эммы Герштейн, которая относит изобретение термина “серебряный век” к середине 30-х годов, она приписывает эту честь эмигрантскому поэту Николаю Оцупу. Но есть иное мнение. Американский славист Омри Ронен, автор книги “Серебряный век как умысел и вымысел”, раскопал, что впервые это выражение употребил Иванов-Разумник в статье 1925 года “Взгляд и Нечто”, употребил в самом саркастическом смысле.
Талан. Рассказы о деньгах и счастье. Предисловие Татьяны Толстой. Редактор Ад. Метелкина. М., “Подкова”, 2002, 272 стр. [Издание осуществлено при участии и поддержке Фонда “Открытая Россия”]. Тираж 50 000 [пятьдесят тысяч!] экз.
Тридцать рассказов двадцати двух авторов. Чудесные истории о деньгах, написанные с симпатией к предпринимателям. Урожай конкурса, объявленного в Интернете. Имена: от известного прозаика Асара Эппеля до таинственных и не расшифрованных для публики — Alex, topot, yrii. Между этими полюсами — Федор Андреев, Владимир Вестер, Михаил Гаёхо, Иван Жуков, Елена Иванченко, Сергей Ивашко, Игорь Коломейцев, Александр Коспошин, Владимир Кравченко, Ольга Наумова, Андрей Орсудов, Евгения Пищикова, Вера Прохорова, Алексей Смирнов, Лев Усыскин, Стас Худиев, Александр Щербаков, Павел Яковенко. Их короткие рассказы сгруппированы по разделам: Бесплатный сыр; Я отворил им житницы; Богатые тоже люди; Сбыча мечт; Бизнес былых времен; В поте лица своего. Рассказы разные по качеству, но читаются быстро, легко.
Самое же сильное впечатление произвело на меня предисловие Татьяны Толстой, которая энергично жалуется на русских классиков, мол, они совершенно обошли стороною — внимание! что значит мастер слова! — “практическую пользу денег”. “Как Настасья Филипповна швыряет деньги в камин — вижу ясно. А что с ними можно еще сделать — не понимаю. Как Раскольников швакнул топором Лизавету, представляю. А, собственно, как именно работала старуха-процентщица, откуда у нее образовывался процент?” Да, тяжело. Разумная девушка Лиза Новикова (“Коммерсантъ”, 2002, № 5, 16 января) подсказывает Толстой, что “за конкретными разъяснениями про ассигнации и залоги всегда можно было обращаться к комментариям”. Но вот странно: почему же я со школьных времен и без комментариев знал, откуда у старухи берется процент, хотя сам ростовщичеством, ей-богу, не занимался? Мне всегда казалось, что у Достоевского в романе все сказано. Или дело в том... Нет, нет, подобное чудовищное предположение было бы неполиткорректным/политнекорректным сексизмом, проявлением моей мужской шовинистической натуры... Молчу, молчу...
-3
Империя. Сделай сам. Сборник эссе. Составители Дмитрий Володихин, Эдуард Геворкян. М., “Мануфактура”, 2001, 202 стр. Серия “Библиотека „Бастиона””. [Издание поддержала Ассоциация ветеранов подразделения Антитеррора “Альфа”].
Содержание: “Форманты протоимперских идеологем” (Эдуард Геворкян); “Что такое осень?” (Владислав Гончаров, Наталия Мазова); “Новый народ” (Дмитрий Володихин); “Империя: пространство как препятствие” (Константин Крылов); “Эволюция форм государственности в цивилизационном потоке” (Александр Громов); “Медленный взрыв империй” (Дмитрий Володихин); “Пространство пассионарности” (Далия Трускиновская); “Шантажирующее меньшинство” (Элиезер Воронель-Дацевич); “Последний бастион” (Эдуард Геворкян); “Заметки об империи” (Глеб Елисеев); “Призрак империи” (Валентин Эскизов); “Мифологизация исторических деятелей эпохи империи” (Ольга Елисеева); “Чиновничество империи. Наблюдения историка” (Константин Залесский); “„И вечный бой! Покой нам только снится...”, или Буриданов осел в действии” (Наталья Иртенина).
Читая это оглавление, можно подумать (я так и подумал), что перед нами нечто фундаментальное, содержательное, значимое, существенное.
Увы, это не так.
А шесть чистых страниц для заметок в конце книги лучше было бы использовать для сведений об авторах.
Эдвард Лир. Книга нонсенса. Перевод Ю. К. Сабанцева. СПб., “Ретро”, 2001, 432 стр.
Хорошая была бы книга. Английские оригиналы Эдварда Лира, чье 190-летие приходится на май нынешнего года, и его рисунки. Да если бы еще хоть какое-нибудь содержание/оглавление. Да без переводов Ю. К. Сабанцева.
Неловко объяснять, что лимерик... Нет, не так. Для лимерика сочетания жара — ерунда, привычке — обычно, крысы — погрызли вообще не рифмы. Там, где у Лира: little — Kettle — stout — out — Kettle, у переводчика Сабанцева:
Старичок один в детстве случайно
Был уронен в заварочный чайник;
Через год узок в бедрах
Стал ему чайник подлый, —
В нем живет теперь старый охальник.
Попробуйте — эксперимента ради — произнести вслух строку “стал ему чайник подлый” как анапест (а это, видимо, все-таки анапест). Переводчик себя просто не слышит. Однако хвалится в послесловии самым полным на русском языке переводом Лира, отмечая между делом: “Я же льщу себя надеждой, что такие шедевры Лира, как <...> „Поббл без пальчиков ног” <...> у меня получились ничуть не хуже, [чем у Маршака], хотя я и перевел их по-своему”. По-своему — это так:
...Ибо тетя Джобиска сказала: “Беда
Пальчикам ног не грозит никогда,
Если Поббл усвоил простейший урок —
Позаботься, чтобы твой нос не промок!”
Вслух, вслух прочтите!.. Третью и четвертую!..
............................................................................................................
Ну остынь, что ты... (Говорю я себе.) Остынь!
Не о-сты-ну-у-у!!
Алистер Кроули. Магия в теории и на практике. Перевод Д. Гайдука. М., “Локид-Пресс”, 2001, 542 стр. Серия “Коллекция „Сфинкс””.
Долой Магию в Теории и на Практике!!!
[1] Поставить бы ее в “минус”, но как вспомню, сколько заплатил...
[2] Полный текст этой и других книг С. Кара-Мурзы см. на сайте: http://kara-murza.by.ru
[3] “Чем крупней индивидуальность писателя, тем разительнее его модель мира отличается от сущей действительности”, — подчеркивает Станислав Рассадин, о его книге см. в настоящей полке.
[4] Ср. с оговоркой С. Кара-Мурзы: “Речь не идет о возврате в „тот” советский строй. <...> вернуться, чтобы снова вырастить Горбачева с Ельциным?” То есть и он признает, что тот — а другого у нас не было — советский строй естественно и неизбежно рождал своих — вольных и невольных — могильщиков из своей собственной среды.
[5] “На деле все социальные группы (включая сосланных кулаков) и все народы, за исключением части националистов в Крыму, на Кавказе и на Украине, выступили на защиту СССР”, — пишет Кара-Мурза.
“На всех фронтах имеются многочисленные элементы, которые даже бегут навстречу противнику и при первом соприкосновении с ним бросают оружие (курсив мой. — А. В.)”, — цитирует Шамбаров сталинский приказ № 0019 от 16 июля 1941 года. Можно себе представить, что на самом деле творилось, чтобы в приказе появилась такая фраза. Этой реальности нет места в мифологии Кара-Мурзы. Или такой: “В г. Локте Брянской области еще до прихода немцев население сбросило советскую власть и создало самоуправляемую „республику”, которую возглавил инженер К. П. Воскобойников <...>. Эта „республика” охватила восемь районов, создала и собственные вооруженные силы — Русскую Освободительную Народную Армию (РОНА) численностью в 20 тыс. чел. под командованием Б. Каминского. Армия имела свою артиллерию, танки, а на знаменах изображался Георгий Победоносец”.
Забавно, что редактор у обеих книг один — П. С. Ульяшов.
[6] Игорь Клех — первый лауреат премии Юрия Казакова (учрежденной Благотворительным Резервным фондом и журналом “Новый мир” за лучший рассказ 2000 года).
Опубликовано в Журнале №4