Человек на обочине
стихи
* *
*
над гробом сына, еще салаги,
в голос рыдает женщина:
“Кровиночка моя, ты чище гуленьки...
Дитятко мое, ты сродни ангелу...”
Парнишку убили сорванцы-ровесники —
лежащему ногами переломали
исходит слезами:
“Вседержитель, Ты сам Отец!
Ты знаешь, как потерять рожоного!
оно готово было отдать сгибнувшему
сердце, душу, принять на себя удары
и среди нескончаемых миров,
В больничном покое
тишина, как в режимной тюрьме.
За окном облетевшие липы покойно
готовятся к долгой зиме.
Я завидую этим черным, точно обугленным
всю жизнь проблукав, не имея корней,
В поисках выхода
Стрижи
Они не теряют перья,
шумные как дети.
Я люблю этих птиц-тружеников,
звенящих у меня под окном
я испытываю неосознанную радость.
Наблюдаю за быстрокрылыми,
Я никогда не видел между ними ссоры:
делить нечего.
Страх высоты
дробим кирпич, камни подклета.
Выходим на крышу храма давно безглавого,
сдираем ветхое железо,
нужного нам сокровища.
Видимо, предки не вылазили из нищеты —
выложились до копья на строительство
Ветреным днем
Ветреным днем я стою на берегу речки,
белой от вскипающих, подвижных гребешков.
Вспоминаю: на том вон дубе,
самонадеянные просматриваются письмена.
И вдруг понимаю: это не блажь тщеславия —
бесхитростное стремление скрепить
Отмщение
арестантские колодки,
осточертевшая бурда.
Мне говорят:
попробуй из другого колодца,
там хрустальная вода.
Ее несешь к губам и жмуришься —
покачивающееся в ковшике солнце
слепит глаза.
Ни бомжей, ни жуликов,
тебя встречает гостеприимный
вокзал.
Там нет уголовного розыска,
никто не трясет за грудки:
— Козел, колись! —
В палисаднике под окном
благоухают розы,
размеренная, неомраченная жизнь.
Убаюканный, как во время читки
гипнотического текста,
я тянусь к источнику чистому,
пытаюсь слагать светлые,
воодушевляющие песни.
Избегаю вспоминать пересылки,
лагерь.
Подыскиваю краски новые.
Но если терпит бумага,
то не дается слово.
Межа
Пассажиры на жизнь треклятую ропщут.
И на чем свет клянут Москву:
— Там и пенсия выше, и зарплата.
Будто мы вкалываем меньше! —
какая-то вымученная до черноты
ненависть эту
не только к Москве — к москвичам:
редкий уркач из столичных
Любят, чтоб все на блюдечке
отделили Москву от России.
У порога
представления молодости, дерзкие желания —
когда из трюма выводят на берег.
Я ставил на кон свободу против куша
Будоражащую воображение золотую жилу?
Плыли к другим потрясные крали,
Только зачем я мучаюсь над ответом,
вглядываюсь в прошлого расплывчатое лицо?
...Я толкаю дверь и вхожу в дом,
Чаепитие
Мед выходит обильным потом,
обернувшись всегдашней солью.
Сколько ее из меня выпарили
Но судьба с лихвой возмещала
Сны и явь
умучились от междоусобной войны.
Пожелтевшей страницей Евангелия
лежит на полу свет луны.
Мне снятся картинки детства,
волнующие, как в повторном
застрелили предпринимателя.
У края
поднявшись с илистого дна,
я с тревогой говорю дочери:
— Не гуляй допоздна! —
По этапу исколесив Россию
с народом, умеющим и воровать,
— Не полуночничай по жутким улицам!.. —
Видно, мы дошли до точки,
до последней черты,
если я, пройдя одиночки,
страшусь за окном темноты.
Странная охотка
выпавший под Новый год обильный снег —
такая щедрость для него не фарт.
Я прошу у мужика лопату
Не меньше уличного трудяги я имею основание
на лежневых дорогах в зоне.
Но, видимо, как зажравшегося иногда тянет
* *
*
не тянется рука перекреститься,
Отсюда на холстах нескончаемые березки,
и я невольно себя осеняю крестом.
В лесу
и наблюдаю за жизнью его жильцов.
Я представил страну, народ одной веры,
со схожим, как у братьев, лицом.
У них нет ни богатых, ни бедных,
все одинаково одеты.
Они вместе справляются
Я так размечтался, глядя на неустанных тружеников,
что забыл: недавно еще я вертелся таким же муравьем;
вставал с будильником; уплетал наскоро
Человек на обочине
По асфальту с шипеньем проносятся
Бродяга с удовольствием уплетает
Не завидуя ни сверкающим машинам,
Подобные харчи, и тоже сдобренные
и доволен своим местом под солнцем.
Какую надо окончить школу —
и радоваться жизни?
Трапезничающий на обочине мужик — существо,
...Шумная трасса изгибается
В поле
слышно золотое дзиньканье осыпающихся
накопленный за многие годы в зоне.
С тех пор, как я вышел,
неоглядная ширь влечет меня
...Опольем бегут маслята, грузди —
хоть коси косой.
Среди звенящего раздолья я ощущаю волю
Крушение
ругать иль оправдывать пройденный путь?..
...В мокрые травы падают звезды
и разбиваются в мелкую ртуть.