Кабинет
Юрий Кублановский

I. Ярославское восстание. II. И. А. Тихомиров.

I. Ярославское восстание. Июль 1918
II. И. А. Тихомиров. Граждане Ярославля. Из записок ярославского старожила



I. ЯРОСЛАВСКОЕ ВОССТАНИЕ. ИЮЛЬ 1918. М., “Посев”, 1998, 112 стр.

Очевидно, каждый, кому не безразлична история, задавался не раз вопросом: было ли 25 октября 1917 года необратимым обвалом или диктатуру большевиков-узурпаторов можно было все-таки сковырнуть и “отыграть” Россию обратно? Вдруг активное сопротивление было вовсе не безнадежно?

Среди героических моментов борьбы — легендарное Ярославское восстание, попытавшееся саккумулировать силы сопротивления Верхневолжья: от монархических и церковных — до эсеровских и “февралистских”; его участники — офицеры, студенчество, рабочие, крестьяне, все, у кого хватило воли дать бой большевистским фанатикам.

Новый сборник емко освещает эту трагическую страницу пореволюционного времени.

“Перст истории указал на наш город, и нужно верить, что Бог спасет нашу Родину в настоящую тяжелую годину. ...нужно твердо помнить и отчетливо знать, что выход только в победе, мужестве и самоотвержении”, — говорилось в Обращении учрежденной восставшими городской управы.

...Читаешь сборник и снова — в который раз — задумываешься: почему проиграли? Почему так успешно начавшееся в ночь на 6 июля антикоммунистическое восстание захлебнулось, вынуждено было перейти к оборонительной тактике, после чего занятое повстанцами историческое ядро Ярославля сделалось просто мишенью для закидавших его бомбами большевистских аэропланов, сбивать которые было нечем?

Первый в мировой истории прецедент, когда в гражданской распре принимали участие бомбардировщики. “Итогом варварской бомбардировки, — напоминает в открывающем сборник очерке историк В. Ж. Цветков, — стало практически полное разрушение центра города, гибель многих исторических памятников. Огромные разрушения были в Афанасиевском монастыре, бывшем Спасо-Преображенском монастыре, основанном еще в начале XIII века ростовским князем Константином Всеволодовичем. В огне пожара погибла ценнейшая библиотека Демидовского лицея, сгорел и сам лицей (выдающийся образец русского классицизма. — Ю. К.), уничтожены городская больница, гостиный двор, 15 фабрик, 9 зданий начальных училищ”.

Таким зверствам антибольшевистское сопротивление ничего, разумеется, не могло противопоставить. К тому же отряды прокоммунистических мадьяр вели шквальный артобстрел — в снарядах недостатка не было. Бытует версия, что военными действиями против повстанцев руководил В. Блюхер. Цветков указывает, однако, что Блюхер в это время хозяйничал на Урале, “однако можно предположить, что артиллерией большевиков действительно командовал кто-либо из „интернационалистов” — военнопленных, бывших офицеров германской или австро-венгерской армии”.

Вот такого рода приблизительность — некоторый изъян рецензируемого сборника. Что значит “можно предположить”? Если есть тому документальные подтверждения — сошлитесь на них, это же важно и интересно! Если же это предположение автора — укажите, на чем основываетесь.

Или вот еще пример необязательного соображения. В небольшом, но емком исследовании “Идеология ярославского восстания” Е. А. Ермолин пишет: “Трудно сказать, насколько активное участие принимали ярославские крайне правые и члены „Союза русского народа” в восстании. Неясна и судьба их лидера — врача Кацаурова. Но, вероятно, именно на их совести — бессудная расправа над Давидом Закгеймом и Семеном Нахимсоном — двумя единственными коммунистическими руководителями, казненными в утренней неразберихе первого дня восстания”. Серьезное обвинение, но что значит тут “вероятно”? Если Ермолин располагает какими-то подтверждающими его фактами, их обязательно надо было бы привести. А ежели нет, то такими обвинениями не шутят. Именем Нахимсона до сих пор называются улицы в центре Ярославля и Рыбинска, в честь этого коммуниста там красуются мемориальные доски, а его имя становится известно ребятам раньше, чем, например, Некрасова. Так что хотелось бы точности в обстоятельствах его гибели, а не облыжных предположений.

...Ярославль разрушили и потопили в крови участников российского сопротивления. Но думается, это не единственная причина печального поражения. Ведь авторы сборника признаются, что в восстании приняло участие меньше людей, чем на то рассчитывали его храбрые зачинщики. Почему? Вышеупомянутое Обращение городской управы заканчивается так: “Да здравствует Всенародно-законно-избранное учредительное собрание”. Прямо скажем, малоаппетитная цель, надо быть тугим на ухо и вконец погрязть в идеологических заморочках, думая, что можно поднять народ на борьбу с жестоким противником — формулируя ее так. Вот “За Веру, Царя, Отечество” — другое дело. Но, увы, некому было уже в послереволюционной России этот клич кинуть. А вот сколькие бы его реально поддержали — историческая загадка[1].

“Воспрянь, Русь” и “учредительное собрание” в соседних абзацах “Обращения” — эклектичный, даже трагикомичный “коллаж”, свойственный, однако, эпохе сопротивления большевизму.

Точное количество казненных по “ярославскому делу” россиян неизвестно. Но в сборнике приводится другая цифра: “В Ярославской губернии с марта по ноябрь 1918 года было расстреляно 50 247 человек”.

Брошюра о Ярославском восстании вышла в учрежденной “Посевом” “Библиотечке россиеведения”. К сожалению, в издании не приводится списка других предполагаемых в ней сборников. Но такие емкие небольшие книги по истории антибольшевистской борьбы в нынешней России, где — к вящему ее позору — пропаганда коммунизма до сих пор не запрещена, крайне актуальны и позарез необходимы каждому “юноше, обдумывающему житье”, — простите за цитату из Маяковского. Поэтому пожелаем “Посеву” успеха.


II. И. А. ТИХОМИРОВ. Граждане Ярославля. Из записок ярославского старожила. Ярославль, Издательство “Александр Рутман”, 1998, 151 стр.

Данная книга — републикация дореволюционных работ выдающегося ярославского краеведа, реставратора и архивариуса Илариона Александровича Тихомирова (1861 — 1933) о двух других его замечательных земляках — Евгении Ивановиче Якушкине и Иване Александровиче Вахрамееве.

Губернская жизнь дореволюционной России! Сколько возведено на нее поклепов, сколько наших сатириков оттачивало на ней свои перья. Пушкин любил, знал нашу провинцию — ее красота, кажется, была дана ему “в ощущении”, в его творчестве она описана славно и осветленно. А потом пошли сплошняком “мертвые души” и “мелкие бесы”, словно никого, кроме скопища монстров, там и не жило.

Не то было на самом деле. Вот Е. И. Якушкин (1826 — 1905) — ярославский библиограф, этнограф, литературовед, видный губернский деятель. Какая полнокровная, культурная, насыщенная работой жизнь — каждый день допоздна, — какое нравственное служение... Сын декабриста, он сам в своем демократизме доходил порой до абсурда: во время командировок “на ночлегах по волостным правлениям в избах уступал (сопровождавшему его простолюдину. — Ю. К.) диваны и лавку, а сам ложился на полу”. Когда увлеченный освободительной идеологией автор очерка решился было идти в народ, недовольный революционными пропагандистами (“Я положительно не понимаю их и не знаю, что это за удивительные люди, что они, с луны свалились, что ли, или никогда не бывали в России? Ведь их прокламации без смеха читать нет возможности! Разве можно так говорить с народом? Ведь чтобы осилить и разобрать такое произведение, нужно и хорошему чтецу от четверти до получаса, да словарь иностранных слов. Это Бог знает что! А между тем сколько тратится на них денег, труда, времени, сколько народа уже терпит и сколько ежедневно подвергается опасности терпеть за их распространение и хранение! Они же, безусловно, не дают ничего положительного, кроме разве тех цигарок, которые из них заворачивает народ”), — так вот, когда автор очерка захотел было сам стать понятным народу пропагандистом, Якушкин его решительно удержал, не дал “уйти к социалистам”.

Прочитаешь очерк Илариона Тихомирова — и Евгения Ивановича Якушкина никогда уже не забудешь. А специалист еще и поспешит прикоснуться к его трудам, к его творческому наследию...

Второй очерк посвящен И. А. Вахрамееву (1843 — 1908) — ярославскому купцу, общественнику и коллекционеру.

Что такое был Вахрамеев для Ярославля? Помимо прочего, еще и вот что.

Каждый, кто побывал там, разумеется, помнит чудесную двухъярусную набережную, красивейшую на Волге. Так вот, у истоков ее благоустройства стоял именно Вахрамеев. А до него то была “заброшенная, заросшая буйными лопухами и могучею крапивою, размытая и вытоптанная, с обвалившеюся деревянною решеткою и подсохшими деревьями и пнями набережная”.

Сам слог Тихомирова пропитан провинциальным обаянием: “Так называемая интеллигенция, преклоняясь и отступая пред его (Вахрамеева. — Ю. К.) материальною силою, не хотела отдать должного уважения большому природному уму Ивана Александровича и пальцем о палец не ударила для того, чтобы втянуть его в свою среду, слить с собою, сделать своим. К той же среде, в которой родился Вахрамеев, он, понятно, не мог пристать, ибо их разделяла пропасть едва ли не полного взаимного непонимания. Ни ресторанные похождения, ни колоссальные попойки, объедание, ни певички с их обстановкою, ни изощрение праздного прилавочного остроумия над прохожими, покупателями и соседями и над придумыванием рассказов и историй особого содержания, ни прения о способах выжимания и выколачивания копеечек, — словом, ничто специфически присущее этой среде не могло не только привлечь, но не могло не гнать от них прочь Вахрамеева. ...Да с вида Иван Александрович не напоминал купца, он скорее походил на солидного западного негоцианта, а в обществе, не в торговой обстановке, одним он казался профессором, другим доктором, третьим — писателем, — вообще представителем умственного интеллектуального труда, а не торговли”.

Какая безыскусная и хорошая русская проза, непринужденно вылившаяся из-под пера: сразу видно человека с незамутненной душой; сейчас уж так никто не напишет. А впрочем, я тут не совсем прав...

Колоритным очеркам Тихомирова не уступает, пожалуй, и вступительная статья о нем самом его земляка, современного молодого историка Ярослава Смирнова (его же работы — и добросовестный тщательный комментарий), так что все они вместе составляют своеобразный триптих о замечательных русских людях, у которых есть чему поучиться: трудолюбию, мировоззренческому диапазону, отсутствию жизненной мелкотравчатости.

И как актуальны слова цитируемого Смирновым историка А. П. Щапова, сказанные в 1861 (!) году: “В высшей степени желательно, чтоб у нас, по возможности, в каждой провинции возникала своя историческая самопознавательная литература и обогащалась местными сборниками... Областные сборники, историко-этнографические и статистические описания провинций могут служить не только руководствами нашего областного политического самосознания, но и органами возбуждения в провинциальных массах идеи политического самосознания и саморазвития в составе целого государственного союза”.

[1] О причинах неудач и поражений антикоммунистического движения см. соображения современного историка и публициста Михаила Назарова в его новой книге “Тайна России” (М., 1999, стр. 64 — 97).

Вход в личный кабинет

Забыли пароль? | Регистрация